Что такое покаяние исповедь духовное руководство

Сбор­ник «Пока­я­ние, Испо­ведь, Духов­ное руко­вод­ство», состав­лен­ный из лекций, про­чи­тан­ных про­то­и­е­реем Вла­ди­ми­ром Воро­бье­вым в Пра­во­слав­ном Свято-Тихо­нов­ском Бого­слов­ском инсти­туте в 1996 году будет инте­ре­сен и поле­зен как ново­на­чаль­ным хри­сти­а­нам, так и пра­во­слав­ным пас­ты­рям.
В сжатой, кон­спек­тив­ной форме автор гово­рит о раз­ли­чиях душев­ной и духов­ной жизни, про­бле­мах хри­сти­ан­ского вос­пи­та­ния детей, пра­виль­ном и иска­жен­ном пони­ма­нии Таин­ства Пока­я­ния, духов­ной и пси­хи­ат­ри­че­ской помощи пас­тыря пасо­мым.
Зна­чи­тель­ная часть работы посвя­щена про­блеме раз­рыва живой духов­ной тра­ди­ции в Рус­ской Церкви в XX сто­ле­тии, внут­рен­нему пре­одо­ле­нию мно­го­чис­лен­ных подмен в духов­ной жизни совре­мен­ных хри­стиан.

Испо­ведь как Таин­ство Пока­я­ния

Сущ­ность Таин­ства

Испо­ведь явля­ется одним из глав­ных средств спа­се­ния овец духов­ных. Хотя это не един­ствен­ное сред­ство, но в жизни цер­ков­ной оно зани­мает одно из цен­траль­ных мест. Об испо­веди можно гово­рить очень много, кое-что осо­бенно важно для буду­щих свя­щен­ни­ков. Я, конечно, не могу пре­тен­до­вать на то, что имею какой-то осо­бен­ный опыт. Лучше было бы, чтобы какой-то насто­я­щий духов­ник, очень опыт­ный, нас поучил и поде­лился своим духов­ным разу­ме­нием про­блемы духов­ни­че­ства, но, как гово­рится, за неиме­нием гер­бо­вой бумаги, пишут на про­стой; вам при­дется доволь­ство­ваться моими малыми све­де­ни­ями и мне­ни­ями.

Говоря об испо­веди, мы должны сразу понять, что здесь име­ется в виду, в основ­ном, Таин­ство Пока­я­ния. Таин­ство явля­ется одним из самых глав­ных таинств, и дается нам, как бла­го­дат­ный дар, кото­рый после вос­кре­се­ния Своего Гос­подь Иисус Хри­стос сооб­щил уче­ни­кам Своим, со сло­вами: «При­и­мите Дух Свят. Кому про­стите грехи, тому про­стятся; на ком оста­вите, на том оста­нутся» (Ин.20:23).

По общему рас­суж­де­нию Церкви, это и есть тот дар вязать и решить, кото­рый явля­ется, по пре­иму­ще­ству, досто­я­нием свя­щен­ства. И понятно, таин­ство пока­я­ния, кото­рое с этим даром свя­зано, жило и живет в Церкви на про­тя­же­нии уже почти двух тысяч лет, всегда оста­ва­ясь тож­де­ствен­ным самому себе. Это таин­ство не меня­ется, ибо оно явля­ется таин­ством духов­ного вра­че­ва­ния, оно при­над­ле­жит духов­ному миру. Но в исто­рии, как мы знаем, могут меняться формы совер­ше­ния таинств, меня­ется чино­по­сле­до­ва­ние таинств, меня­ется пони­ма­ние таинств. Само таин­ство не меня­ется, его онто­ло­ги­че­ская сущ­ность оста­ется той же самой. Но пони­ма­ние той сущ­но­сти может быть разной в разное время. И более того, мы знаем, что всякое таин­ство совер­ша­ется по вере, сле­до­ва­тельно, очень часто бывает так, что в таин­стве Гос­подь пре­иму­ще­ственно дает то или другое, в зави­си­мо­сти от того, что мы просим с верой. Но это не значит, что таин­ство стало другим, нет. Скажем, есть таин­ство при­ча­ще­ния Святых Хри­сто­вых Таин. Есте­ственно, что в этом таин­стве мы соче­та­емся со Хри­стом. Это глав­ное. Но при этом мы можем всегда молить Бога о том, чтобы бла­го­дать, кото­рая дару­ется в этом таин­стве, сде­лала бы нас радост­ными и доб­рыми, а в другой раз – чтобы очи­стила наше сердце от каких-то стра­стей, а иной раз – чтобы Гос­подь явил нам Свою волю. В таин­стве мы полу­чаем про­си­мое. Так и в таин­стве пока­я­ния в зави­си­мо­сти оттого, что ищем, что просим у Гос­пода, можем полу­чать по своей вере раз­лич­ные дары. В разные эпохи народ цер­ков­ный, пони­мал это таин­ство по-раз­ному и просил разное. Очень важно уяс­нить эво­лю­цию пони­ма­ния и совер­ше­ния таин­ства.

Таин­ство пока­я­ния при­над­ле­жит к числу тех таинств, кото­рые в наше время в наи­боль­шей сте­пени про­фа­ни­ру­ются.

Всякое таин­ство велико, бес­ко­нечно глу­боко, всякое таин­ство соеди­няет нас с Богом, сооб­щает нам бес­ко­неч­ную, новую жизнь, сокро­вен­ную духов­ную пер­спек­тиву. В этом смысле всякое таин­ство все­объ­ем­люще и непо­сти­жимо. Отсюда и назва­ние: «таин­ство»: оно таин­ственно, непо­сти­жимо для разума чело­века, оно пости­га­ется серд­цем в той мере, в какой сердце рас­ши­ри­лось. Но таин­ство пока­я­ния имеет и еще особую труд­ность – чело­ве­че­скую, потому что в нем чело­век должен пока­яться. Это здесь глав­ное.

В любом таин­стве тре­бу­ется, чтобы чело­век шел навстречу Богу. В любом таин­стве тре­бу­ется духов­ная актив­ность, но здесь в особой сте­пени. Здесь нужно, чтобы чело­век пока­ялся, увидел себя, захо­тел изме­ниться, пере­ро­диться.

В наше время таин­ство пока­я­ния стало более труд­ным для пони­ма­ния, чем когда-либо. Хотя всем нам известно: вот испо­ведь, она имеет цель очи­стить совесть каю­ще­гося греш­ника, все кажется ясным. На самом деле эта ясность именно кажу­ща­яся. В дей­стви­тель­но­сти почти не встре­ча­ются сейчас люди, кото­рые могли бы как сле­дует объ­яс­нить, что же здесь должно быть и как все нужно пра­вильно понять. Причем не только каю­щи­еся не пони­мают, но и многие свя­щен­ники не пони­мают.

Суще­ствует бого­слов­ское объ­яс­не­ние таин­ства кре­ще­ния, очень много напи­сано о Евха­ри­стии, очень много гово­ри­лось о браке, много о свя­щен­стве ска­зано. Но о таин­стве пока­я­ния напи­сано явно мало.

Роль духов­ника в Таин­стве Пока­я­ния

Таин­ство пока­я­ния явля­ется неким цен­тром, в кото­ром духов­ник встре­ча­ется с пасо­мыми и имеет воз­мож­ность (и должен) загля­нуть в самые сокро­вен­ные уголки души чело­ве­че­ской, где он должен научиться помо­гать чело­веку рас­крыть себя до конца, рас­крыть себя пред Богом и перед духов­ни­ком, ничего не ута­и­вая, пре­одо­ле­вая всякое лука­вое, лице­мер­ное, стыд­ли­вое жела­ние что-то скрыть, оста­вить тайным. И в момент такого совер­шенно осо­бен­ного само­рас­кры­тия, откро­ве­ния своей души, кото­рое, конечно, тре­бует мак­си­маль­ного дове­рия, свя­щен­ник полу­чает воз­мож­ность руко­во­дить душой каю­ще­гося, потому что каю­щийся при­хо­дит и вру­чает свою душу свя­щен­нику. Он посту­пает так, как посту­пает боль­ной, кото­рый идет к врачу. Часто мы болеем, но к врачу идти не хотим, наде­емся, что как-нибудь пере­мо­жется болезнь, как-то попра­вимся сами. Бывают такие болезни, с кото­рыми осо­бенно непри­ятно обра­щаться к врачу. И вот чело­век оття­ги­вает этот момент, наде­ется, что как-нибудь обой­дется, но болезнь не про­хо­дит. И при­хо­дится идти, и врач тре­бует выпол­не­ния самых непри­ят­ных про­це­дур. Чело­век должен под­чи­ниться, сде­лать над собой наси­лие, ради того, чтобы побе­дить болезнь, остаться живым. Нечто подоб­ное про­ис­хо­дит и в таин­стве пока­я­ния: боль­ной вру­чает себя, в конце концов, в руки врача, хирурга, ложится на опе­ра­ци­он­ный стол, созна­вая, что доста­точно только дрог­нуть руке, и он умрет, но, тем не менее, вру­чает себя врачу, идет на риск в надежде, что хирург будет добрым врачом, что Бог ему помо­жет, что он его исце­лит.

Одна­жды мне рас­ска­зали, как опе­ри­ро­вали двух оди­на­ко­вых боль­ных. Одна боль­ная пере­несла тяже­лую опе­ра­цию и попра­ви­лась от смер­тель­ной болезни. А когда опе­ри­ро­вали вторую, у хирурга дрог­нула рука, и он раз­ре­зал чуть больше. И хотя боль­ная сразу не умерла, она стала тяжко болеть и умерла через месяц. Этот случай для нас очень пока­за­те­лен. Все это, в каком-то смысле, совер­ша­ется и на испо­веди. Духов­ник ока­зы­ва­ется здесь сразу и тера­пев­том, и хирур­гом, и очень часто пси­хи­ат­ром, и, конечно, он прежде всего должен быть духов­ным врачом. Именно врачом. Каю­щийся при­хо­дит и вру­чает свою душу ему. От того, в какой сте­пени каю­щийся вру­чает свою душу, зави­сит многое.

Есть раз­ница между врачом телес­ным и врачом духов­ным. До того, как ока­зался боль­ной во вра­чеб­ном каби­нете, он, может быть, не думал, что ему велят сейчас, напри­мер, гло­тать какую-то кишку, и таким обра­зом обсле­до­вать все его внут­рен­но­сти. Он этого не знал, но, когда пришел, ему ска­зали: «Нет, ты отсюда не вый­дешь, тебя нельзя отпу­стить, ты иначе умрешь, необ­хо­димо…». Его можно уго­во­рить, а можно и при­ну­дить; бывает, что род­ствен­ники гос­пи­та­ли­зи­руют насильно тяже­ло­боль­ных, а врачи усып­ляют и делают очень тяже­лые опе­ра­ции чело­веку, кото­рый не знает своего диа­гноза…

И на испо­веди может встре­титься нечто подоб­ное, но здесь труд­нее. Здесь никак нельзя обой­тись без воли каю­ще­гося. Все опре­де­ля­ется его волей, его верой. И в руках духов­ника нет средств наси­лия, он должен быть иску­сен настолько, чтобы убе­дить, рас­по­ло­жить каю­ще­гося не уйти, не остаться таким, как он есть, боль­ным, а начать духов­ное лече­ние. Духов­ник должен уметь воз­дей­ство­вать на при­хо­дя­щего к нему так, чтобы поста­вить с долж­ной глу­би­ной про­блему духов­ной болезни, должен дать почув­ство­вать, ее опас­ность. Здесь тре­бу­ется дар, кото­рый есть не у всех. Здесь тре­бу­ется опре­де­лен­ный опыт обще­ния с людьми и осо­бен­ная спо­соб­ность к кон­такту, умение вну­шить к себе дове­рие.

Но более всего здесь тре­бу­ется духов­ность. Необ­хо­димо, чтобы духов­ник был бы дей­стви­тельно обра­щен к Небу, к Богу в такой мере, чтобы при­хо­дя­щий сразу же чув­ство­вал реаль­ность духов­ной жизни. Чтобы он рядом с ним почув­ство­вал, что тут откры­ва­ется совер­шенно новая и самая глав­ная сто­рона его жизни. Нужно, чтобы он своей молит­вой, своей жизнью мог при­влечь бла­го­дат­ную помощь. Поэтому-то самыми луч­шими духов­ни­ками всегда были святые люди – не пси­хо­ана­ли­тики, пси­хи­атры и пси­хо­логи, кото­рые зани­ма­ются «служ­бами дове­рия», дают советы, раз­би­ра­ются в пси­хи­че­ских состо­я­ниях чело­века. Не они ока­зы­ва­ются самыми луч­шими вра­чами духов­ными, а именно святые люди, кото­рые дей­ствуют иными мето­дами, имеют бла­го­дат­ные дары, умеют молиться и умеют при­звать Бога на помощь и явить эту бла­го­дат­ную Боже­ствен­ную силу немощ­ному и страж­ду­щему чело­веку.

Опас­ность фор­маль­ной испо­веди

Очень часто бывает так: в боль­ницу при­хо­дит чело­век, по виду вполне здо­ро­вый и даже цве­ту­щий, он, скажем, под­вер­нул себе ногу. А ему гово­рят: «Вы давно не были в поли­кли­нике. Вам нужно пройти такую-то дис­пан­се­ри­за­цию, обсле­до­ва­ние». Он этого не хочет, чув­ствует себя здо­ро­вым, но его при­нуж­дают. И вот после того, как его обсле­дуют, ока­зы­ва­ется, что у него рак, о кото­ром он ничего не подо­зре­вает. Думая, что он вполне здоров, он соби­ра­ется ехать в горы путе­ше­ство­вать. А ему гово­рят «Нет, Вам нужно срочно ложиться в боль­ницу, обсле­до­ваться, нужно срочно делать опе­ра­цию, нельзя откла­ды­вать. И, конечно, в горы Вы никуда не поедете в этом году, даже если опе­ра­ция прой­дет бла­го­по­лучно».

Нечто подоб­ное про­ис­хо­дит на совре­мен­ной испо­веди: при­хо­дят люди, кото­рые хотят почему-то жить цер­ков­ной жизнью, начать цер­ков­ную жизнь или про­дол­жить ее, но не потому что они сознают себя смер­тельно боль­ными. Очень часто к свя­щен­нику при­хо­дят стра­да­ю­щие люди, но часто бывает и не так. Чело­век хочет испо­ве­до­ваться, при­ча­щаться, жить цер­ков­ной жизнью. Но он совер­шенно не умеет каяться по-насто­я­щему, не пони­мает, что он грешен, не чув­ствует своих грехов. Такой чело­век огра­ни­чи­ва­ется фор­маль­ной испо­ве­дью. Вот здесь свя­щен­нику легче всего ска­зать:

– Ну хорошо, ника­ких осо­бен­ных грехов нет у тебя, ты ничем не грешен, прощаю, раз­ре­шаю, иди, при­ча­щайся. Слава Богу, что ты никого не убил, не украл.

При том как на при­хо­дах свя­щен­ники бывают загру­жены, это вполне есте­ственно. Но, к сожа­ле­нию, бывает часто, что именно вот этот-то чело­век нахо­дится в наи­боль­шей опас­но­сти. Потому что в нем есть заста­ре­лая и тяже­лая болезнь, смер­тель­ная, духов­ная болезнь ока­ме­нен­ного нечув­ствия, кото­рая может при­ве­сти его к духов­ной гибели гораздо раньше, чем он думает, кото­рая может поме­шать ему прийти в сле­ду­ю­щий раз. Выявить эту болезнь и убе­дить боль­ного каяться – это боль­шой труд, это боль­шое умение, тре­бу­ю­щее боль­шой любви и вни­ма­ния духов­ника.

Но, в конеч­ном итоге, на испо­веди дело сво­дится к тому, что чело­век лишь назы­вает свои грехи. Сами по себе грехи явля­ются только лишь след­ствием какой-то гре­хов­ной работы, кото­рая совер­ша­ется в душе чело­века. Грехи – это некие плоды на злом дереве гре­хов­ной жизни. Вот, напри­мер, растет какой-нибудь ядо­ви­тый куст, и на нем появ­ля­ются ядо­ви­тые ягоды, но если даже мы их обо­рвем, а куст оста­вим, то на сле­ду­ю­щий год появятся такие же ядо­ви­тые плоды, то есть мы скорее всего ничего не изме­ним в душе чело­века, только лишь прощая и раз­ре­шая уже совер­шен­ные им какие-то злые поступки. Зада­чей духов­ника явля­ется изме­не­ние души каю­ще­гося, нужно исторг­нуть корень гре­хов­ный, но сна­чала нужно его найти.

Таким корнем, как нас учат святые отцы, явля­ются стра­сти. Систе­ма­ти­за­ция этого учения о стра­стях дана нам во многих свя­то­оте­че­ских тво­ре­ниях. При­мер­ный их список я при­веду: чре­во­уго­дие, блуд, среб­ро­лю­бие, гнев, печаль, уныние, тще­сла­вие и гор­дость. Можно рас­ста­вить эти стра­сти в другом порядке. Можно гово­рить еще о сла­сто­лю­бии, о зави­сти, о раз­дра­жи­тель­но­сти, о често­лю­бии, но, в общем, это вари­анты или род­ствен­ные стра­сти, кото­рые могут быть по-раз­ному назы­ва­емы.

Учение святых отцов о стра­стях

Учение о духов­ной жизни чело­века нигде не дано в такой уди­ви­тель­ной и бла­го­дат­ной пол­ноте, как у святых отцов Востока. И каждый хри­сти­а­нин, жела­ю­щий жить духов­ной жизнью, и тем более каждый пас­тырь, должен обя­за­тельно не только быть знаком со свя­то­оте­че­ской аске­ти­кой, должен посто­янно быть в обще­нии со свя­тыми отцами, посто­янно читать их, для того чтобы их вос­при­я­тие духов­ной жизни было живо в его сердце. И не только читать, но и сле­до­вать им сам, жить духов­ной жизнью, на личном опыте знать то, о чем гово­рят святые отцы. Тогда он сможет каю­ще­муся ска­зать: «Да, грех, совер­шен­ный тобой, очень (а может не очень) тяжел. Но важно не только пока­яться в этом грехе, в этом совер­шен­ном тобой пре­ступ­ле­нии или какой-то ошибке – гораздо важнее еще пока­яться в той стра­сти, кото­рая этот грех про­из­вела и про­из­во­дит посто­янно, кото­рая стала для тебя опас­ной болез­нью. Нужно понять, что именно эту страсть нужно иско­ре­нить из твоего сердца и в этом смысле изме­нить свою душу, свою жизнь. Только тогда в твоей духов­ной жизни будет дви­же­ние вперед, тогда ты при­бли­зишься к Богу».

Что же такое страсть? Страсть – явле­ние духов­ное, т.е. не под­да­ю­ще­еся до конца раци­о­наль­ному объ­яс­не­нию. Духов­ное выше душев­ного, душев­ное тоже очень часто бывает ирра­ци­о­наль­ным, и поэтому все здесь объ­яс­нить невоз­можно, понять умом невоз­можно, но можно многое понять серд­цем имея опыт.

Исходя из учения святых отцов, можно ска­зать, что все стра­сти дей­ствуют в сердце чело­века неким таин­ствен­ным обра­зом, под­ме­няя собой ту есте­ствен­ную духов­ную дея­тель­ность души, кото­рая преду­смот­рена про­мыс­лом Божиим при сотво­ре­нии чело­века.

Типич­ным при­ме­ром стра­сти явля­ется алко­го­лизм. Вы знаете, что в Псал­тири ска­зано: «Вино весе­лит душу чело­века». Вино есть тот пре­крас­ный напи­ток, кото­рый избран Хри­стом для самого глав­ного таин­ства – таин­ства Евха­ри­стии. Это тот чистый и пре­крас­ный напи­ток, кото­рый упо­треб­ля­ется в литур­гии и пре­ла­га­ется в Кровь Хри­стову. Что может быть выше этого? Вино упо­треб­ля­ется и в обыч­ной чело­ве­че­ской жизни, когда соби­ра­ются гости, когда бывает празд­ник, и все знают, что вино – это непре­мен­ное уго­ще­ние на всяком празд­нике, и в этом ничего пло­хого нет. Но можно такое упо­треб­ле­ние вина под­ме­нить алко­го­лиз­мом, можно сде­лать вле­че­ние к вину болез­нен­ным, неесте­ствен­ным, и даже про­ти­во­есте­ствен­ным. Тогда чело­век начи­нает посте­пенно вос­при­ни­мать вино уже иначе, он уже не выби­рает вино высо­кого каче­ства, ему важно, чтобы оно было покрепче, ему важен алко­голь. Вот он уже хочет только водки, только спирта. В конце концов, ему уже все равно, что это, чистый спирт или что-то другое, он готов уже пить чуть ли не лак. Лишь бы только напиться и быть пьяным, лишь бы ощу­тить в себе дей­ствие алко­голя. Разве это то, что, скажем, испы­ты­вают люди, когда они при­хо­дят на празд­ник в гости, и им нали­вают бокал вина? Конечно нет. Тут про­ис­хо­дит под­мена. И вот ока­зы­ва­ется, что такой пья­ница за бутылку водки готов отдать свою работу, поте­рять свою семью, он про­пи­вает все на свете: и жену, и детей, и свое поло­же­ние, все свои деньги, начи­нает воро­вать, ему грозит тюрьма, нако­нец, чело­век пере­стает есть, потому что не на что ему есть. Но не пере­стает пить. Бывает часто, что такие пья­ницы дохо­дят до край­него исто­ще­ния, валя­ются в кана­вах, но каждый день нахо­дят себе прав­дами или неправ­дами бутылку вина, без кото­рой они уже жить не могут.

Удо­вле­тво­ре­ние стра­сти дела­ется потреб­но­стью чело­века, извра­щен­ной, даже более силь­ной, чем есте­ствен­ные потреб­но­сти. Вот что уди­ви­тельно. Это уже под­ме­нен­ная при­рода, похо­жая на рак, когда есте­ствен­ные клетки чело­ве­че­ского тела под­ме­ня­ются дру­гими видо­из­ме­нен­ными клет­ками. Они начи­нают расти быст­рее, чем обыч­ные. И про­рас­тают в есте­ствен­ные органы, заме­няя есте­ствен­ную плоть чело­века. Стенки орга­нов, сосу­дов дела­ются болез­ненно изме­нен­ными, рако­выми. Они еще испол­няют какие-то функ­ции, но уже несут в себе смерть. Такая под­мена нор­маль­ной жизни, есте­ствен­ной плоти болез­нен­ными тка­нями при­во­дит рано или поздно к смерти.

Так дей­ствует и всякая страсть. Она под­ме­няет собой есте­ствен­ные свой­ства души чело­века и дела­ется тогда новой, болез­нен­ной, извра­щен­ной тканью этой души, кото­рая начи­нает жить стра­стями, вместо того, чтобы жить пра­виль­ными, духов­ными своими потреб­но­стями, духов­ными вле­че­ни­ями. Святые отцы гово­рят, что всякая страсть явля­ется дей­ствием неких демо­нов, бесов в чело­веке. Такая под­мена про­ис­хо­дит всегда по при­ра­же­нию бесов.

Чело­век в нор­маль­ном своем состо­я­нии живет бла­го­да­тью Божией, живет Богом. Может слу­читься, что уйдя от Бога, чело­век начи­нает жить какой-то темной «бла­го­да­тью». Ощущая невоз­мож­ность жизни без бла­го­дати, он может под­ме­нить ее, жить этой темной силой. И вот эта при­ра­зив­ша­яся темная сила, входя в него, меняет его состав, изме­няет нор­маль­ные ткани, подобно тому, как отрав­лен­ный воздух, войдя в чело­века, начи­нает менять в нем все: клетки, кровь, и все это посте­пенно может стать рако­вым.

Так дей­ствует страсть. И если эту страсть в себе вовремя не уви­деть, не начать с ней бороться, то она рано или поздно разо­вьется в чело­веке до ужас­ных раз­ме­ров и станет гро­зить жизни чело­века, только уже не телес­ной, а духов­ной.

Стра­сти – это жизнь с бесами

Надо ска­зать, что дей­ствия стра­стей, как всякий порок, имеют уди­ви­тель­ную зако­но­мер­ность. Они сна­чала дей­ствуют таин­ственно и духовно, затем, на опре­де­лен­ной стадии, такая страсть начи­нает менять душу чело­века уже на эмо­ци­о­наль­ном, на душев­ном уровне. А потом уже меняет и телес­ную жизнь. Напри­мер, алко­го­лизм. Сна­чала это страсть, и чело­век ни о чем не спо­со­бен думать, кроме как о том, чтобы выпить, но он еще здоров. Потом насту­пает болез­нен­ное состо­я­ние, потом белая горячка, потом цирроз печени. И так любая страсть.

Таким обра­зом, стра­сти – это есть жизнь с бесами. И поэтому очень часто святые отцы гово­рят прямо, что в чело­веке дей­ствует бес блуда, бес вино­пи­тия, бес чре­во­уго­дия. Очень часто они не счи­тают нужным даже ого­ва­ри­ваться, где страсть, а где бес, потому что по смыслу это одно и то же. Страсть – это некое бесов­ское дей­ствие. Мы, как вы знаете, иногда назы­ваем людей одер­жи­мыми бесами, бес­но­ва­тыми. И дела­ются даже попытки отчи­ты­вать, изго­нять бесов. Святые люди умели это делать.

Учение о духов­ной жизни, о стра­стях гово­рит, что всякий чело­век, под­вер­жен­ный дей­ствию стра­сти, явля­ется бес­но­ва­тым, в какой-то мере одер­жи­мым. Только мера этой одер­жи­мо­сти разная. Если страсть посе­ли­лась в сердце чело­века, при­нуж­дает этого чело­века сле­до­вать себе, значит чело­век стал уже одер­жи­мым в какой-то мере. Значит он над собой уже не вла­стен, он испол­няет волю бесов­скую. Сами пони­ма­ете, что это есть очень страш­ный путь, это путь гибели, путь духов­ной смерти, и свя­щен­ник, духов­ник обязан, как врач духов­ный, помочь уви­деть в себе стра­сти каж­дому при­хо­дя­щему к нему, должен ука­зать на эти стра­сти, научить бороться с ними, убе­дить каю­ще­гося в том, что это необ­хо­димо. Как врач, увидев в чело­веке нездо­ро­вый цвет лица, может ска­зать: «Знаете, вам надо про­ве­риться. У вас, может быть, тубер­ку­лез». А дру­гому скажет: «Вам нужно про­ве­рить Вашу печень, может быть у вас камни в желч­ном пузыре». Понять, уви­деть, иссле­до­вать душу чело­века, объ­яс­нить каю­ще­муся его поло­же­ние и дать ему сред­ство лече­ния – долг свя­щен­ника.

В наше время на испо­веди очень редко все это про­ис­хо­дит. Как пра­вило, испо­ведь пре­вра­щена у нас во что-то иное. «Прощаю, раз­ре­шаю», даже и молитвы раз­ре­ши­тель­ной свя­щен­ник не может всем про­чи­тать. Один очень достой­ный свя­щен­ник мне сказал:

– Что вы, разве можно про­чи­тать всем раз­ре­ши­тель­ную молитву, язык сло­ма­ешь.

Я спро­сил:

– Как это: сло­ма­ешь?

– Ну как, разве Вы не знаете, у пожи­лых свя­щен­ни­ков почти всегда, есть какая-то такая ско­ро­го­ворка, они не могут выго­во­рить уже какие-то слова, дохо­дят до какого-то момента, гово­рят эту самую ско­ро­го­ворку и дальше. Он уже сломал себе язык, он не может уже гово­рить, потому что тысячу раз повто­ряет одну и ту же фор­мулу, всегда спешит, и воз­ни­кает просто какое-то заи­ка­ние от этого.

В обста­новке такого «лома­ю­ще­гося» языка про­хо­дит очень часто наша цер­ков­ная жизнь и наша испо­ведь. Тем не менее, если мы не будем знать, как должно быть, то мы нико­гда не будем исправ­ляться и нико­гда не будем стре­миться в нужную сто­рону. Мы так и уйдем неиз­вестно куда, если никто нам не под­ска­жет, где же един­ствен­ный, истин­ный, пра­виль­ный прямой путь.

Типо­ло­гия греш­ни­ков

Говоря об испо­веди, нужно ска­зать, что разные грехи, разные стра­сти тре­буют совсем раз­ного лече­ния и раз­ного под­хода. И здесь уместно будет ска­зать о том, что назы­вают типо­ло­гией греш­ни­ков. Нико­гда нельзя схе­ма­ти­зи­ро­вать людей и нельзя всех людей раз­де­лить на какие-то точные группы: тот такой, тот сякой, пыта­ясь рас­ста­вить всех по полоч­кам. Но все-таки, как можно систе­ма­ти­зи­ро­вать болезни, так можно и здесь найти какие-то гра­да­ции, кото­рые будут помо­гать пас­тырю ори­ен­ти­ро­ваться в том люд­ском море, кото­рое очень часто грозит его погло­тить.

Дет­ская испо­ведь

Осо­бен­но­сти работы с детьми

Итак, имея в виду типо­ло­гию греш­ни­ков, можно ска­зать: совер­шенно осо­бен­ную часть в пас­тыр­ской работе пред­став­ляют собой дети. Многие из вас имеют своих детей, неко­то­рые из вас явля­ются педа­го­гами, вы сами пони­ма­ете, что к детям нужно иметь осо­бен­ный подход, осо­бен­ный опыт работы с детьми. Дети на испо­веди – явле­ние радост­ное и в то же время очень труд­ное. Радост­ное, потому что у них, слава Богу, нет тяже­лых грехов, как пра­вило, у малень­ких детей нет еще таких силь­ных стра­стей, хотя очень часто бывают уже весьма раз­ви­тые стра­сти. Даже если у них уже оче­видно дей­ствуют какие-то стра­сти, все-таки про­ступки иногда больше вызы­вают улыбку: ребе­но­чек под­хо­дит и кается, гово­рит, что он тяжко согре­шил, маму не послу­шал, что-то такое сделал «не то». Иногда после ужас­ных испо­ве­дей, кото­рые при­хо­дится слы­шать, при­хо­дит чув­ство облег­че­ния и радо­сти, что есть еще такие чистые дет­ские души, в кото­рых, в общем, все хорошо. Но ведь нельзя же ребенку это ска­зать. Нельзя ска­зать:

– Ты, милый, иди, все у тебя хорошо, испо­ве­до­ваться тебе не в чем.

Нужно найти с ребен­ком общий язык, это не так-то просто. Очень часто люди начи­нают при­тво­ряться, раз­го­ва­ри­вать с ребен­ком на каком-то фаль­ши­вом «дет­ском» языке, начи­нают как-то под­де­лы­ваться под дет­скую пси­хо­ло­гию и ста­ра­ются таким обра­зом создать иллю­зию вза­и­мо­по­ни­ма­ния. Дети же, имея чистую душу, очень чутки ко всякой фальши. И свя­щен­ника, кото­рый фаль­ши­вит, они не примут. Такой свя­щен­ник этому ребенку не помо­жет. Он не внушит ему дове­рия. Или создаст в его душе образ чего-то совер­шенно непра­виль­ного, лжи­вого, образ очень опас­ный и вред­ный в даль­ней­шем.

Свя­щен­ник должен быть всегда про­стым, должен быть всегда самим собой со всеми людьми. Но с детьми в осо­бен­но­сти. Он должен не под­де­лы­ваться под какого-то това­рища, не заиг­ры­вать с малень­кими, как это бывает во время дет­ских игр. Он должен быть совер­шенно серьез­ным, он должен быть отцом или дедуш­кой, должен гово­рить с ребен­ком, как взрос­лый с малень­ким. Но гово­рить понят­ные для ребенка вещи. Ребенку не нужно ника­кое умство­ва­ние, ему не нужны какие-то очень слож­ные объ­яс­не­ния, но ему нужно просто и серьезно объ­яс­нить, что плохо в его жизни, нужно чтобы он почув­ство­вал, понял, что так посту­пать плохо. Но еще важнее гораздо, чтобы он почув­ство­вал в свя­щен­нике, духов­нике, любовь, почув­ство­вал то тепло, тот свет, кото­рый дает бла­го­дать Божия.

Умом он этого не поймет, но если сразу почув­ствует, то для него свя­щен­ник станет люби­мым суще­ством, и он всегда захо­чет прийти и ска­зать все, что пло­хого он сделал, и все серд­цем своим почув­ствует, хотя ничего, может быть, и не осо­знает. Тогда ребе­нок будет каяться со сле­зами, и будет исправ­ляться, и будет тру­диться, и будет стре­миться к тому, кто к его душе при­кос­нулся теплой и любя­щей рукой. С ребен­ком в этом смысле гораздо проще, чем со взрос­лым. Тут не нужно много объ­яс­нять, если есть насто­я­щая любовь. Если же нет любви, если же нет у свя­щен­ника воз­мож­но­сти войти в жизнь ребенка, то ничего не выйдет. Тогда испо­ведь будет напрас­ной и, воз­можно, вред­ной тратой вре­мени. Все может пре­вра­титься в фор­маль­ность и ребе­нок не поймет, но почув­ствует, что в церкви от него тре­бу­ется какой-то фор­ма­лизм. Он будет отно­ситься к этому, как в школе дети отно­сятся к надо­ед­ли­вой «училке»: ну нужно ариф­ме­тику сде­лать, урок какой-то отве­тить… На самом деле этот ребе­нок убеж­ден, что ника­кая ариф­ме­тика ему не нужна, потому, что это убеж­де­ние вселил в него учи­тель, потому что он учи­телю не нужен. А раз он учи­телю не нужен, то значит ему не нужно и все то, что этот учи­тель с собой при­но­сит. Пусть это будет ариф­ме­тика, пусть это будет чтение или рисо­ва­ние, все равно, все не нужно.

Такая схема дей­ствует и здесь. Если ребе­нок не почув­ствует, что он свя­щен­нику нужен, что он свя­щен­нику дорог, что свя­щен­ник его любит, тогда все, что свя­щен­ник будет гово­рить, или делать, даже цер­ковь, храм будут не нужны ему.

Сейчас осо­бен­ные труд­но­сти с детьми, потому что есть дети, кото­рые при­хо­дят в цер­ковь из неве­ру­ю­щих семей. Они с рож­де­ния вос­пи­ты­ва­лись без веры в Бога. Нужно их всему научить, и очень часто ока­зы­ва­ется, что ребе­нок в своей семье совер­шенно одинок. Он в семье не может ничего ни у кого узнать, ни у кого ничего спро­сить, а потом, под­рас­тая, он начи­нает учить своих роди­те­лей вере. Это бывает сейчас очень и очень часто. И, конечно, такого ребенка свя­щен­ник должен в осо­бен­но­сти укре­пить, ибо он один перед взрос­лыми. Вот и папа, мама и бабушки с дедуш­ками его отпус­кают в цер­ковь. Но, когда он при­хо­дит из церкви и гово­рит, что нужно поститься, а они не пони­мают зачем, когда он гово­рит, что нужно молиться, или начи­нает молиться, эти бабушки или роди­тели смот­рят на него, как на сума­сшед­шего и начи­нают: «Больше не будешь ходить туда, что ты дела­ешь?» Как ребе­нок устоит перед взрос­лыми, перед авто­ри­те­том роди­те­лей? Как он устоит, как он отстоит свою веру, то, что он принес из церкви? Только в том случае, если свя­щен­ник под­дер­жит его, если войдет в его жизнь и даст ему свою силу, даст ему необ­хо­ди­мый авто­ри­тет, если он внушит ему дове­рие, веру, если ребе­нок сможет ска­зать: «Нет, вы не знаете, а вот батюшка лучше вас знает». Вот если он это сможет почув­ство­вать и ска­зать, то тогда он выдер­жит. Свя­щен­ник Должен ему в этом помочь своим пове­де­нием, своей любо­вью.

Но гораздо более труд­ные про­блемы встают в другом случае: когда дети вырас­тают в семье веру­ю­щей. Вот это про­блема, с кото­рой я не умею спра­виться. Это, воз­можно, самое труд­ное и акту­аль­ное для нас.

Про­блема с детьми из веру­ю­щих семей

Детям, вос­пи­тан­ным в веру­ю­щих семьях, со вре­ме­нем надо­едает то, что им пред­ла­гают роди­тели. Роди­тели и свя­щен­ник должны быть к этому готовы. При­вык­нув ко всему цер­ков­ному, как к обыч­ному, обы­ден­ному, как к тому, что навя­зы­ва­ется стар­шими наравне со многим другим, что делать непри­ятно, неин­те­ресно, но нужно, они начи­нают не вполне осо­знанно отвер­гать все это. У таких детей начи­нает про­яв­ляться какая-то цен­тро­беж­ная энер­гия. Они хотят чего-то нового для себя, они хотят постичь какие-то неиз­ве­дан­ные ими спо­собы жизни, а все, что гово­рит мама, или бабушка, или отец, – все это уже кажется прес­ным. Такие дети очень легко нахо­дят недо­статки у цер­ков­ных людей, кото­рые начи­нают казаться им хан­жами, скуч­ными мора­ли­стами. Они очень часто в цер­ков­ной жизни уже не видят ничего доста­точно свет­лого. Такой вектор, такая направ­лен­ность из церкви делает их по суще­ству не спо­соб­ными вос­при­ни­мать бла­го­дать Божию. Участ­вуя в таин­ствах, даже в при­ча­ще­нии Святых Хри­сто­вых Тайн, по суще­ству говоря, они ничего не пере­жи­вают, они ока­зы­ва­ются, как это ни странно, в дет­ском воз­расте мало­спо­соб­ными пере­жи­вать при­ча­ще­ние Святых Хри­сто­вых Тайн как соеди­не­ние с Богом, как встречу с Богом. Для них это одно из при­выч­ных, вос­крес­ных, празд­нич­ных состо­я­ний. Для них цер­ковь часто ста­но­вится клубом, где можно встре­титься и пого­во­рить друг с другом. Они могут здесь о чем-то инте­рес­ном сго­во­риться, дождаться с нетер­пе­нием, когда же кон­чится служба и они вместе побе­гут куда-то по сек­рету от роди­те­лей в мир окру­жа­ю­щий, во всяком случае не цер­ков­ный.

Иногда бывает хуже: им нра­вится шалить в церкви, даже и такое бывает, или под­сме­и­ваться над раз­ными людьми, кото­рые здесь в церкви нахо­дятся, иногда даже над свя­щен­ни­ками. Если они что-то умеют, если зани­ма­ются в цер­ков­ном хоре, то они с боль­шим удо­воль­ствием будут обсуж­дать, как поют сего­дня и – без конца и края всякие насмешки над хорами, над раз­ными пев­чими, кто как поет, кто что-то слышит, кто что может, кто что пони­мает. Они всегда чув­ствуют себя малень­кими про­фес­си­о­на­лами, кото­рые спо­собны оце­нить все это. И в таком зубо­скаль­стве, у них может пройти вся литур­гия и вся все­нощ­ная. Они совер­шенно могут пере­стать чув­ство­вать свя­тость Евха­ри­сти­че­ского канона. Но это не поме­шает, когда выне­сут Чашу, стать пер­выми, или, может быть, не пер­выми, наобо­рот про­пу­стить малень­ких вперед и очень чинно подойти к Чаше, при­ча­ститься, потом так же чинно отойти, и через три минуты они уже сво­бодны, все уже забыли и опять пре­да­ются тому, что инте­ресно по-насто­я­щему. А момент при­ча­ще­ния Святых Хри­сто­вых Тайн… это все для них при­вычно, все известно, все это мало инте­ресно.

Легко научить детей выгля­деть всегда пра­во­слав­ными: ходить на службы, сна­чала к Чаше про­пу­стить млад­ших, усту­пить место. Они все это могут делать, и это, конечно, хорошо. При­ятно видеть таких вос­пи­тан­ных детей. Но это совер­шенно не озна­чает, что они при этом живут духов­ной жизнью, что они по-насто­я­щему молятся Богу, что они ищут обще­ния с Богом. Это совер­шенно не озна­чает устрем­ле­ния к реаль­ному соеди­не­нию с бла­го­да­тью Божией.

Соот­вет­ственно такому их образу жизни воз­ни­кают труд­но­сти на испо­веди. Ребе­нок, кото­рый с мало­лет­него воз­раста (с семи лет обычно), при­хо­дит на испо­ведь, при­ча­ща­ется очень часто по тра­ди­ции. Скажем, в нашем храме дети при­ча­ща­ются на каждой литур­гии, на кото­рую их при­во­дят или на кото­рую они при­хо­дят сами. Фак­ти­че­ски полу­ча­ется раз в неделю, иногда чаще. Испо­ведь для них бывает сна­чала очень инте­рес­ной и вожде­лен­ной, потому что им кажется, что когда они будут испо­ве­до­ваться, то это озна­чает их некую взрос­лость, что они уже стали боль­шими. И пяти­лет­ний ребе­нок очень хочет скорее начать испо­ве­до­ваться. И первые его испо­веди будут очень серьез­ными. Он придет и скажет, что он не слу­ша­ется маму, что он побил сест­ренку, или что плохо сделал уроки, или плохо помо­лился Богу, и скажет это все весьма уми­ли­тельно, серьезно. Но очень скоро, бук­вально через месяц или два, ока­жется, что он к этому совер­шенно привык, и дальше идут целые годы, когда он под­хо­дит и гово­рит: «Я не слу­ша­юсь, я грублю, я ленюсь». Таков корот­кий набор обыч­ных дет­ских грехов, весьма обоб­щен­ных. Он выпа­ли­вает их мгно­венно свя­щен­нику. Свя­щен­ник, кото­рый заму­чен испо­ве­дью свыше всякой меры, есте­ственно, про­щает и раз­ре­шает его за пол­ми­нуты, и все это пре­вра­ща­ется в ужа­са­ю­щую фор­маль­ность, кото­рая, конечно, ребенку больше вредит, чем помо­гает.

По про­ше­ствии несколь­ких лет ока­зы­ва­ется, что для такого цер­ков­ного ребенка уже вообще непо­нятно, что он должен над собой как-то рабо­тать. Он даже не спо­со­бен испы­ты­вать насто­я­щего чув­ства пока­я­ния на испо­веди. Для него не состав­ляет ника­кого затруд­не­ния ска­зать, что он плохо сделал. Он это гово­рит совер­шенно легко. Так же, как если ребенка при­ве­сти в поли­кли­нику в первый раз и заста­вить его раз­де­ваться перед врачом, то он будет стес­няться, ему будет непри­ятно. Но, если он лежит в боль­нице и каждый день он должен под­ни­мать рубашку, чтоб его слушал доктор, то через неделю он это будет делать совер­шенно авто­ма­ти­че­ски. У него это не будет вызы­вать ника­ких эмоций. Так и здесь. Испо­ведь уже не вызы­вает ника­ких пере­жи­ва­ний у ребенка. Свя­щен­ник, видя это, ока­зы­ва­ется в очень труд­ном поло­же­нии. Он не знает, как с этим бороться, что сде­лать для того, чтобы ребе­нок пришел в себя.

Бывают неко­то­рые очень яркие при­меры, когда ребе­нок уже не просто не слу­ша­ется, ленится и оби­жает млад­ших, – он вопи­ю­щим обра­зом без­об­раз­ни­чает. Скажем, в школе мешает зани­маться всему классу, в семье он явля­ется живым при­ме­ром отри­ца­тель­ным для всех млад­ших детей и семью тер­ро­ри­зи­рует просто откро­венно. Потом начи­нает вести себя без­об­разно в обще­стве: ругаться, курить. То есть, у него появ­ля­ются грехи, для цер­ков­ных семей совер­шенно необыч­ные. Тем не менее, как его при­ве­сти в чув­ство, свя­щен­ник не знает. Он пыта­ется с ним гово­рить, пыта­ется ему объ­яс­нять:

– Ты же знаешь, что это нехо­рошо, это же грех.

Да, он давно все это хорошо знает, пре­красно знает, что это грех. Он даже на пять минут спо­со­бен напрячься и ска­зать:

– Да, да я поста­ра­юсь, я больше не буду…

И нельзя ска­зать, что он лжет. Нет, он не лжет. Он на самом деле про­из­не­сет это при­выч­ным обра­зом, так же, как перед обедом он может «Отче наш» про­чи­тать более менее серьезно за одну минуту, но не больше. После того, как прошло это при­выч­ное «Отче наш», он опять живет вне молитвы. Так и здесь. Он может ска­зать что-то такое, чтобы потом его допу­стили к при­ча­стию, А через день, через два он воз­вра­ща­ется на свои рельсы и про­дол­жает жить так же, как и жил. Ни испо­ведь, ни при­ча­стие не дают плодов в его жизни.

Кроме того, свя­щен­ник заме­чает, что чем больше он, при­ходя в вол­не­ние, начи­нает раз­го­ва­ри­вать с этим ребен­ком более вни­ма­тельно, более серьезно, тем быст­рее исчер­пы­ва­ются его сред­ства. И он выло­жит почти все, что может, а цели не достиг­нет. Ребе­нок все это «ску­шает» очень быстро и дальше живет так же, как и жил. Мы ему даем более силь­ные лекар­ства, он их все погло­щает, но они не дей­ствуют на него. Он не чув­стви­те­лен к этим лекар­ствам, он не вос­при­ни­мает ничего. Это такая сте­пень ока­ме­не­ния сове­сти, кото­рая просто пора­жает. Ока­зы­ва­ется, с веру­ю­щим ребен­ком свя­щен­ник уже не может найти ника­кого адек­ват­ного языка. Он начи­нает искать другой путь, он сер­дится на ребенка. Но как только он начи­нает сер­диться, теря­ется кон­такт с ним вовсе. И такой ребе­нок часто гово­рит: «Я больше к нему не пойду, к этому отцу Ивану. Ну что он все время сер­дится и тут на меня сер­дятся и там на меня сер­дятся»…

Необ­хо­ди­мые огра­ни­че­ния в духов­ной жизни ребенка

Видите, эта про­блема явля­ется одной из самых труд­ных для духов­ника. Здесь нужно очень крепко поду­мать, чего же тут тре­бу­ется достичь, к чему надо стре­миться. Мне кажется, что нужно стре­миться к тому, чтобы как можно дольше оття­нуть начало испо­веди. Неко­то­рые наив­ные мамы (таких очень много), если ребе­нок плохо себя ведет в шесть лет, гово­рят:

– Батюшка, поис­по­ве­дуйте его, чтобы он уже начал каяться, может будет лучше.

На самом деле, чем раньше мы начнем его испо­ве­до­вать, тем это хуже для него. Нужно пом­нить, что не зря Цер­ковь детям не вме­няет их грехи до семи лет (а раньше это было гораздо дольше). Дети не могут быть вполне ответ­ственны за все так же, как взрос­лые. Тем более что их грехи, как пра­вило, не смерт­ные. Просто они плохо себя ведут. И лучше их допус­кать к при­ча­стию без испо­веди, чем про­фа­ни­ро­вать таин­ство пока­я­ния, кото­рое они не спо­собны вос­при­нять в силу малень­кого воз­раста по-насто­я­щему.

Можно поис­по­ве­до­вать такого греш­ника один раз в семь лет, а потом в восемь лет, и еще раз – в девять. И как можно дольше оття­нуть начало регу­ляр­ной частой испо­веди, чтобы испо­ведь ни в коем случае не ста­но­ви­лась при­выч­ной для ребенка. Это не только мое мнение, это мнение многих опыт­ных духов­ни­ков.

Есть и другое очень важное огра­ни­че­ние. Может быть, таких детей, кото­рые явным обра­зом стра­дают при­вы­ка­нием к свя­тыне, нужно огра­ни­чить и в таин­стве при­ча­ще­ния. В таком случае лучше, чтобы дети при­ча­ща­лись не каждую неделю, тогда при­ча­ще­ние для ребенка станет собы­тием. Я скажу вам о своем личном опыте. Когда я был малень­ким (было еще ста­лин­ское время), вопрос стоял так: если я буду ходить в цер­ковь посто­янно, то меня обя­за­тельно увидят школь­ники, кото­рые живут рядом, мои одно­класс­ники, об этом сооб­щат в школу, и тогда, скорее всего, поса­дят моих роди­те­лей, а меня выго­нят из школы. Я вырос в веру­ю­щей семье, и мои роди­тели были веру­ю­щими с рож­де­ния, среди наших род­ствен­ни­ков почти все сидели в тюрь­мах, дед мой три раза сидел в тюрьме, в тюрьме и скон­чался: так что была реаль­ная опас­ность, ходить в цер­ковь часто было невоз­можно. И я помню каждый мой приход в цер­ковь. Это было для меня вели­ким собы­тием. И, конечно, речи быть не могло о том, чтобы там шалить… Если хотите, я счи­тан­ные разы в дет­стве ходил в цер­ковь. Это было очень трудно, поэтому это был всегда огром­ный празд­ник. Я пре­красно помню, каким вели­ким собы­тием была для меня первая испо­ведь. Потом вторая (навер­ное, через год), в общем, за все свое дет­ство я испо­ве­до­вался несколько раз, как и при­ча­щался несколько раз за все свое дет­ство. Много лет я просто не при­ча­щался или при­ча­щался крайне редко, каждый раз это нужно было выстра­дать. При­ча­стие Святых Хри­сто­вых Тайн и во взрос­лом воз­расте я пере­жи­ваю как собы­тие для себя вели­кое. И нико­гда иначе не было. И, конечно, я бла­го­дарю Бога, что Гос­подь не дал мне при­вык­нуть к свя­тыне, при­вык­нуть к церкви, к цер­ков­ной жизни.

Как это ни странно, усло­вия гоне­ний, кото­рые поме­шали очень многим быть веру­ю­щими, были более бла­го­при­ятны для тех, кто все-таки был в церкви. Сейчас не так. Скажу, что меня мама при­учила молиться с самого рож­де­ния, как только я себя помню, я помню, что молился Богу каждый день утром и вече­ром. Я помню, что она учила меня читать «Отче наш» и «Бого­ро­дице Дево», и я читал эти молитвы почти до взрос­лого воз­раста. А потом еще «Верую» доба­ви­лось и несколько слов своих, когда я поми­нал близ­ких, родных. Но вот такого: утрен­них молитв и вечер­них – я не читал в дет­стве до довольно позд­него вре­мени, То есть, я стал их читать, когда захо­тел это сам делать, когда мне пока­за­лось, что моей молитвы недо­ста­точно, захо­те­лось посмот­реть книги цер­ков­ные, и я увидел там утрен­ние и вечер­ние молитвы и сам их для себя открыл, нашел и стал читать по соб­ствен­ному жела­нию.

Я знаю, что сейчас во многих семьях все не так. Сейчас наобо­рот роди­тели как можно раньше ста­ра­ются своих детей заста­вить как можно больше молиться. И отвра­ще­ние к молитве воз­ни­кает в уди­ви­тельно быст­рые сроки. Я знаю, как один заме­ча­тель­ный старец, прямо писал по этому случаю уже боль­шому ребенку: «Не нужно столько молитв тебе читать, читай только «Отче наш» и «Бого­ро­дице Дево, радуйся», а больше ничего не читай, больше ничего не нужно».

Нужно, чтобы ребе­нок святое, вели­кое полу­чал в таком объеме, в каком он спо­со­бен пере­ва­рить. В чем тут при­чина? Мою мать вос­пи­ты­вали в веру­ю­щей семье. И она учила меня так, как учили ее. Она пом­нила свое дет­ство и учила своих детей по памяти. Как это обычно бывает в жизни. А потом про­изо­шел разрыв непре­рыв­но­сти духов­ного опыта и несколько поко­ле­ний выпало из цер­ков­ной жизни. Потом они обре­тают цер­ков­ную жизнь уже во взрос­лом воз­расте. Когда при­хо­дят взрос­лые девушки или жен­щины, то им уже дают, есте­ственно, пра­вила боль­шие, они каются по-насто­я­щему. И когда они выхо­дят замуж, и появ­ля­ются у них дети, – они своим детям дают все то, что когда-то дали им, когда они пришли в цер­ковь. Оче­видно, так про­ис­хо­дит. Они не знают, как вос­пи­ты­вать детей, потому что их в дет­ском воз­расте никто не вос­пи­ты­вал в жизни цер­ков­ной. Они ста­ра­ются детей вос­пи­тать так, как вос­пи­ты­вают взрос­лых. И это роко­вая ошибка, кото­рая при­во­дит к самым пла­чев­ным резуль­та­там.

Утрата бла­го­го­ве­ния

Я пре­красно помню одну зна­ко­мую моей матери из близ­кой цер­ков­ной семьи, у кото­рой было много детей. И помню, что она своих детей с самого дет­ства водила в цер­ковь. Но как? Она при­во­дила детей обычно к моменту при­ча­стия, или совсем неза­долго до при­ча­стия. Они вхо­дили в цер­ковь, где они должны были вести себя абсо­лютно бла­го­го­вейно, там нужно было на цыпоч­ках пройти, сло­живши ручки, при­ча­ститься и сразу из церкви ухо­дить. Она не давала им в церкви ни одного пово­рота головы сде­лать, ни одного слова ска­зать. Это свя­тыня, это святая святых. Вот это она при­ви­вала своим детям и они все выросли глу­боко веру­ю­щими людьми.

У нас теперь не так дела­ется. У нас мамы хотят молиться Богу, хотят про­сто­ять всю все­нощ­ную, а детей некуда деть. Поэтому они при­хо­дят в цер­ковь с детьми, здесь отпус­кают их, а сами молятся Богу. И думают, что детьми должен зани­маться кто-то другой. И дети бегают по храму, вокруг церкви, без­об­раз­ни­чают, дерутся в самом храме. Мамы молятся Богу. В резуль­тате полу­ча­ется ате­и­сти­че­ское вос­пи­та­ние. Такие дети легко вырас­тут рево­лю­ци­о­не­рами, ате­и­стами, людьми без­нрав­ствен­ными, потому что у них убито чув­ство свя­тыни, бла­го­го­ве­ния у них нет. Они не знают, что это такое. Причем у них выбили самое высо­кое – свя­тыню в самом ее высо­ком выра­же­нии. Даже цер­ковь, даже литур­гия, даже при­ча­стие Св. Хри­сто­вых Таин – уже ничто для них не свято. Каким еще авто­ри­те­том можно будет их потом пово­ро­тить к церкви, – неиз­вестно.

Вот поэтому, мне кажется, что очень важно детей огра­ни­чи­вать в их посе­ще­нии Церкви, в коли­че­стве посе­ще­ний, и во вре­мени посе­ще­ний. И, может, в при­ча­ще­нии, в испо­веди. Но это очень трудно, потому что как только мы начнем детей при­ча­щать без испо­веди, под­ни­мется воз­му­ще­ние, скажут: «Как это, разве можно без испо­веди при­ча­щаться после семи лет?»

И вот дис­ци­пли­нар­ная норма, кото­рая вве­дена была для взрос­лых, и кото­рая тоже имеет в себе неко­то­рую непра­виль­ность, для детей ока­зы­ва­ется губи­тель­ной. Нужно так повер­нуть жизнь детей, чтобы они свою цер­ков­ную жизнь заслу­жили. Если уж не выстра­дать, то заслу­жить. Нужно как-то потру­диться для того, чтобы было можно пойти в цер­ковь.

Очень часто бывает так, что ребе­нок в цер­ковь идти не хочет, но мама хва­тает его за руку и тянет его за собой:

– Нет, пой­дешь в цер­ковь!

Он гово­рит:

– Я не хочу при­ча­щаться.

– Нет, ты будешь при­ча­щаться!

И вызы­вает этим уже полное отвра­ще­ние ко всему у ребенка. Ребе­нок начи­нает кощун­ство­вать и бого­хуль­ство­вать прямо перед Чашей и бить мать руками и ногами и рваться от Чаши. А должно быть как раз наобо­рот. Ребе­нок гово­рит:

– Я хочу при­ча­щаться!

А мать гово­рит:

– Нет, ты не будешь при­ча­щаться, ты не готов, ты плохо вел себя эту неделю.

Он гово­рит:

– Я хочу поис­по­ве­до­ваться.

А она гово­рит:

– Нет, я тебе не поз­во­ляю, ты не можешь идти в цер­ковь, ты должен это заслу­жить.

Бывает, детей берут из школы, чтобы они пошли на празд­ник цер­ков­ный. И вроде бы это хорошо и хочется, чтоб они при­об­щи­лись к празд­нику и бла­го­дати Божией. У меня у самого дети, я сам так делаю, поэтому очень хорошо это пони­маю. Но здесь есть опять-таки очень боль­шая про­блема. Это только тогда хорошо, когда ребе­нок это заслу­жит. А если он всегда может про­пу­стить школу и идти на празд­ник, то для него этот празд­ник уже дела­ется празд­ни­ком потому, что он школу про­гу­ли­вает, а не потому, что это, скажем, Бла­го­ве­ще­ние, или Рож­де­ство, или Кре­ще­ние, потому что ему сего­дня не нужно идти в школу и гото­вить уроки. То есть это все деваль­ви­ру­ется и про­фа­ни­ру­ется бес­пре­дельно. И это недо­пу­стимо. Может быть, лучше, полез­нее для души чело­века, для души ребенка, ска­зать:

– Нет, ты не будешь на празд­нике, ты пой­дешь в школу и будешь учиться.

Пусть он лучше в своей школе плачет о том, что он не попал на Бла­го­ве­ще­ние в храм. Это будет полез­нее для него, чем прийти в храм и в храме совер­шенно ничего не ценить, ничего не чув­ство­вать. Все должно в жизни ребенка быть пере­осмыс­лено с этой точки зрения.

И испо­ведь должна быть не столько уго­во­рами, свя­щен­ник не столько должен сты­дить, сколько он должен поста­вить все на свои места. Ему нужно брать на себя сме­лость вопреки роди­те­лям, ска­зать:

– Нет, пусть ваш ребе­нок в цер­ковь пока не ходит.

Спо­койно, не сер­диться, не уго­ва­ри­вать, но ска­зать:

– Такие дети нам в церкви мешают. Пусть Ваш ребе­нок при­хо­дит в цер­ковь, при­ча­ща­ется раз в несколько меся­цев…

Когда моло­дой чело­век хочет укло­ниться от армии, то и роди­тели вся­че­ски пыта­ются его убе­речь, спасти. А духов­ник гово­рит:

– Нет, пусть идет слу­жить. Это для него будет полез­нее.

Так и здесь. Ребенку нужно поста­вить суро­вые усло­вия, чтобы он понял, что цер­ковь для него – труд­но­до­сти­жи­мая цель.

На испо­веди духов­нику сле­дует общаться с ребен­ком с боль­шой любо­вью. Не быть зануд­ным, стро­гим вос­пи­та­те­лем, поста­раться доне­сти до ребенка, что он его пони­мает, пони­мает все его труд­но­сти, должен ему ска­зать:

– Это все, конечно, так. Дей­стви­тельно тебе трудно, дей­стви­тельно ты не справ­ля­ешься. Но это что значит? Это значит, что тебе не нужно при­ча­щаться каждую неделю. А раз так, то при­ходи через месяц или через два. Может быть, ты при­дешь по-дру­гому.

Нужно с ребен­ком пого­во­рить совер­шенно серьезно и заста­вить роди­те­лей все это поста­вить на свои места.

Цер­ковь может быть лишь вели­ким, радост­ным, празд­нич­ным и труд­ным пере­жи­ва­нием. Цер­ков­ная жизнь и испо­ведь должны стать для ребенка вожде­лен­ными, чтобы ребе­нок обще­ние со своим духов­ным отцом вос­при­ни­мал как нечто очень-очень для него важное, радост­ное и труд­но­до­сти­жи­мое, очень дол­го­ждан­ное. Это будет так, если свя­щен­ник сумеет в нужный момент найти с ребен­ком личный кон­такт.

Очень часто при­хо­дится пере­жи­дать пере­ход­ный воз­раст, при­хо­дится дотя­ги­вать до 14, до 15, до 16 лет. Не всегда, но бывает так. Осо­бенно с маль­чи­ками, они бывают невоз­мож­ными шало­па­ями, и с ними серьезно гово­рить просто невоз­можно. Нужно разумно огра­ни­чи­вать их пре­бы­ва­ние в церкви и уча­стие в таин­ствах. А потом насту­пит время, когда можно будет ска­зать:

– Ну вот ты теперь боль­шой, ты вырос, давай пого­во­рим серьезно…

И скла­ды­ва­ется какая-то общая жизнь с духов­ни­ком, личные отно­ше­ния на серьез­ном уровне, кото­рые для под­ростка ста­но­вятся очень цен­ными.

Все выше­ска­зан­ное о детях можно резю­ми­ро­вать очень кратко. Ни в коем случае нельзя допу­стить, чтобы испо­ведь ста­но­ви­лась для детей просто частью цер­ков­ного быта. Если так слу­чится, то это про­фа­на­ция, это очень трудно испра­ви­мая беда. Поскольку мы не всегда имеем воз­мож­ность делать то, что нам кажется нужным, мы должны быть в общем русле, а у нас в церкви фак­ти­че­ски допус­ка­ется общая испо­ведь, можно объ­яс­нить ребенку, что если он знает, что у него нет тяже­лых грехов, то в этот раз он должен доволь­ство­ваться раз­ре­ши­тель­ной молит­вой.

Испо­ведь взрос­лых

Про­фа­на­ция  испо­веди

Теперь перей­дем к ана­ло­гич­ной про­блеме со взрос­лыми. Для свя­щен­ника бывает боль­шой-боль­шой радо­стью, когда при­хо­дит какой-то греш­ник или греш­ница, после каких-то несча­стий или жиз­нен­ных ката­строф, кото­рые заста­вили их пере­смот­реть свою жизнь и обре­сти веру. Он или она при­хо­дит обычно с очень тяже­лыми гре­хами и плачет у аналоя о своих грехах. И свя­щен­ник чув­ствует, что этот чело­век пришел пока­яться по-насто­я­щему, и вот сейчас, начи­на­ется его новая жизнь. Такое пока­я­ние бывает для свя­щен­ника дей­стви­тельно празд­ни­ком. Он чув­ствует, как бла­го­дать Божия про­хо­дит через него и обнов­ляет этого чело­века, рож­дает его для новой жизни. Именно в таких слу­чаях свя­щен­ник пони­мает, что такое таин­ство пока­я­ния. Это дей­стви­тельно второе кре­ще­ние, это дей­стви­тельно таин­ство обнов­ле­ния и соеди­не­ния с Богом.

Такие случаи бывают, и не так уж редко. Осо­бенно, когда при­хо­дят люди взрос­лого воз­раста.

Но потом чело­век ста­но­вится обыч­ным хри­сти­а­ни­ном. Он стал часто ходит в цер­ковь, часто испо­ве­ду­ется и при­ча­ща­ется, и со вре­ме­нем к этому при­вы­кает.

А может быть, это тот самый ребе­нок, кото­рый вырос в веру­ю­щей семье, а теперь стал взрос­лым. Может быть это какая-то хоро­шая цело­муд­рен­ная девушка. Хоро­шая, свет­лая, посмот­ришь на нее – загля­де­нье. Но при этом она вовсе не живет духов­ной жизнью. Не умеет каяться, не умеет испо­ве­до­ваться, не умеет при­ча­щаться, не умеет молиться. Она вычи­ты­вает какое-то свое пра­вило, часто при­ча­ща­ется, но при этом не умеет делать это как должно. Духов­ной работы у нее нет.

Такие люди, разу­ме­ется, не ведут себя как дети. Они не бегают по храму, не раз­го­ва­ри­вают и не дерутся.

У них есть при­вычка отста­и­вать все службы. Если с дет­ства, то это уже довольно легко, это ста­но­вится потреб­но­стью. И можно про­сто­ять так всю жизнь в церкви и быть хоро­шим чело­ве­ком в общем-то. Ничего пло­хого не сде­лать, не убить, не наблу­дить и не украсть. Но духов­ной жизни при этом может и не быть.

Можно всю жизнь ходить в цер­ковь, при­ча­щаться, испо­ве­до­ваться и так ничего не понять по-насто­я­щему, не начать жить духов­ной жизнью, рабо­тать над собой. Это бывает очень-очень часто. И, слава Богу, этому мешают скорби, кото­рых довольно много в нашей жизни. Какие-то тяже­лые пере­жи­ва­ния, даже тяже­лые грехи, паде­ния ока­зы­ва­ются про­мыс­ли­тельно допу­щен­ными в жизни чело­века. Неда­ром есть такая посло­вица: «Не согре­шишь – не пока­ешься».

Ока­зы­ва­ется, чело­век, кото­рый вырос в церкви, нередко для себя обна­ру­жи­вает, что такое насто­я­щее пока­я­ние только тогда, когда как-то тяжко согре­шит. До тех пор он тысячу раз ходил на испо­ведь, но нико­гда не пони­мал, нико­гда не чув­ство­вал, что это такое. Это, конечно, не значит, что нужно желать, чтобы все впа­дали в тяжкие, смерт­ные грехи. Это озна­чает необ­хо­ди­мость того, чтобы наша цер­ков­ная жизнь была очень рельеф­ной. Она должна быть обя­за­тельно чем-то труд­ным, чтобы чело­век начал внут­ренне рабо­тать. И задача духов­ника усле­дить за тем, чтобы чело­век рабо­тал, тру­дился, чтоб он не просто осу­ществ­лял какую-то свою при­выч­ную быто­вую схему, отбы­вая какие-то празд­ники, какие-то службы. Нужно, чтобы у него была цель, чтобы он этой цели дости­гал. Каждый чело­век должен иметь свою про­грамму духов­ной жизни.

Это очень трудно, осо­бенно в наше время, когда свя­щен­ник фак­ти­че­ски не может спра­виться с огром­ным коли­че­ством людей, кото­рые при­хо­дят к нему. Вспом­ните, что до рево­лю­ции в Москве, кото­рая была огра­ни­чена заста­вами, было 600 храмов и, соот­вет­ственно, более 1000 свя­щен­ни­ков. Сейчас в Москве, кото­рая стала раз в десять больше, около 300 храмов и порядка 400 свя­щен­ни­ков. Раньше в Москве был мил­лион жите­лей. Сейчас 10 мил­ли­о­нов. Конечно, воз­мож­но­сти теперь у свя­щен­ника совсем другие. Он не справ­ля­ется с таким огром­ным наплы­вом людей. И, тем не менее, нужно искать какого-то актив­ного вклю­че­ния в жизнь каж­дого члена Церкви.

Для нашей Церкви это очень необычно, нетра­ди­ци­онно. У нас уже, как пра­вило, при­нято совсем другое: батюшка стоит у аналоя и слу­шает. А потом возь­мет и скажет: «Ну так больше не делай, это нехо­рошо». Потом скажет: «Прощаю и раз­ре­шаю»… Ну, может, еще что-нибудь доба­вит, и все.

И даже старцы. Они, в основ­ном, слу­шают, молчат и потом несколь­кими заме­ча­ни­ями как-то под­пра­вят и отпу­стят. Неко­то­рая пас­сив­ность со сто­роны духов­ника у нас явля­ется тра­ди­ци­он­ной. Нужно пом­нить, что у истин­ных стар­цев это была только внеш­няя пас­сив­ность. Насто­я­щие старцы – это люди вели­кого духов­ного подвига. Когда под­хо­дил к ним чело­век, они начи­нали прежде всего за него молиться, т.е. сразу же активно дей­ство­вали духовно. И неиз­бежно вклю­чали этого чело­века в совсем другую, духов­ную жизнь. Каждый, кто был у старца Амвро­сия или у пре­по­доб­ного Сера­фима, остался с ощу­ще­нием гран­ди­оз­ного собы­тия в своей жизни. Т.е. внешне пас­сив­ное пове­де­ние духов­ника не про­ти­во­ре­чило актив­ному вклю­че­нию при­шед­шего чело­века в новую жизнь, здесь для него про­ис­хо­дило откро­ве­ние.

В наше время, когда духов­ник стоит на испо­веди и к нему под­хо­дят его духов­ные чада у него цели пора­зить, уди­вить их, тут должна быть достиг­нута какая-то иная цель. Свя­щен­ник должен научиться хотя бы кратко, но так вза­и­мо­дей­ство­вать со своим духов­ным чадом, чтобы тот шел на испо­ведь, в неко­то­ром смысле, как на труд­ный экза­мен, когда мы идем и не знаем, удастся сдать или не удастся. Вза­и­мо­дей­ствие с духов­ни­ком тут должно быть очень серьез­ным, глу­бо­ким:

– А как у тебя теперь – полу­чи­лось или нет? В про­шлый раз ты каялся вот в этом. Теперь ты можешь ска­зать, что пре­одо­лел свой злой навык? Полу­чи­лось это или нет?…

Свя­щен­ник должен так научить испо­ве­до­ваться.

При­вы­ка­ние к свя­тыне, при­вы­ка­ние к испо­веди – это одно из самых страш­ных зол в нашей цер­ков­ной жизни. И про­ис­хо­дит это потому что, во-первых, нет воз­мож­но­сти, усло­вий для пра­виль­ной испо­веди, а во-вторых, нет пра­виль­ного пони­ма­ния у нас, что такое испо­ведь для тех, кто живет цер­ков­ной жизнью посто­ян­ной, кто часто при­ча­ща­ется.

При­ча­ще­ние без испо­веди

Есть такой подход – отме­нить испо­ведь, при­ча­щать без испо­веди. На Западе именно так делают, во Фран­ции, в Аме­рике. Люди испо­ве­ду­ются раз в год или раз в пост, а осталь­ное время при­ча­ща­ются без испо­веди. Там попы­та­лись вер­нуться к древ­ней норме, когда при­ча­щаться нужно часто, а испо­ве­до­ваться редко. Вроде бы фор­мально все пра­вильно. И можно бы ждать, каза­лось, хоро­ших резуль­та­тов. Но нет. Полу­чи­лось только хуже, потому что люди пере­стали испо­ве­до­ваться вообще. Они теперь при­хо­дят на испо­ведь раз в год. Свя­щен­ник начи­нает их что-то спра­ши­вать, а они гово­рят:

– Почему вы меня спра­ши­ва­ете? Я ни в чем не грешен. Да ничего я такого не делаю. Что вы при­ста­ете ко мне с вопро­сами…

Может быть не такими сло­вами, но таким, при­мерно, тоном. Чело­век уже не пони­мает вовсе, для чего нужно испо­ве­до­ваться. Там совсем испо­ведь утра­чена.

Ока­за­лось, что вер­нуться к первым векам хри­сти­ан­ства меха­ни­че­ски невоз­можно. Дело в том, что в первые века был другой уро­вень духов­но­сти. Тогда были гоне­ния. Если начать часто при­ча­щать и не испо­ве­до­вать, то дости­га­ется совер­шенно новый и ужас­ный резуль­тат. Это не выход.

Но не выход и то, что мы сейчас имеем, потому что наша частая испо­ведь есть явле­ние два­дца­того века. Ее не было нико­гда в исто­рии Церкви. В древ­ней Церкви при­ча­ща­лись часто, но испо­ве­до­ва­лись очень редко. Сна­чала это было раз в жизни: когда чело­век отпа­дал от Церкви через совер­ше­ния какого-то тяже­лого греха.

В послед­ние века в России была вве­дена обя­за­тель­ная испо­ведь как норма перед каждым при­ча­стием. И тогда стали при­ча­щать очень редко. Опять таки при­ча­стие раз в год, Вели­ким Постом – это было собы­тие. Нужно было говеть, неделю поститься, потом нужно было молитвы вычи­ты­вать, много кано­нов и ака­фи­стов и потом только при­хо­дить к при­ча­стию. И для свя­щен­ника это было всегда трудно, но все-таки это слу­ча­лось только в Вели­кий Пост, а потом опять длин­ное время года, когда при­част­ни­ков фак­ти­че­ски нет.

Есть еще свя­щен­ники, кото­рые гово­рят в обыч­ный день, выходя на испо­ведь:

– Почему столько при­част­ни­ков? Вы что, име­нин­ники что ли? При­ча­щать буду только име­нин­ни­ков.

Такая тра­ди­ция еще жива.

Мы решили часто при­ча­щать, и не можем отка­заться от усво­ен­ной в России нормы перед каждым при­ча­стием испо­ве­до­вать. Отсюда воз­никло совер­шенно новое явле­ние: частая испо­ведь. Этого прак­ти­че­ски в исто­рии нико­гда не было. К сожа­ле­нию она при­во­дит к про­фа­на­ции испо­веди. Чело­век не может часто испо­ве­до­ваться, потому что если он живет нор­маль­ной цер­ков­ной жизнью, то частая его испо­ведь не может быть той испо­ве­дью, кото­рая назы­ва­ется вторым кре­ще­нием. Не может быть соеди­не­ния с Цер­ко­вью, если чело­век не отде­лялся. Сам смысл этого таин­ства меня­ется, и воз­ни­кает пута­ница. Напол­нить эту частую испо­ведь содер­жа­нием можно только в том случае, если заме­нить ее откро­ве­нием помыс­лов, кото­рое имело место в древ­них мона­сты­рях и при­ни­ма­лось как норма. Тогда это не было испо­ве­дью, помыслы при­ни­мал авва, кото­рый часто не имел свя­щен­ного сана. Это никак не было свя­зано с при­ча­стием и не назы­ва­лось таин­ством. Это был вос­пи­та­тель­ный момент, момент духов­ного роста. Сейчас нечто подоб­ное при­вне­сено в таин­ство пока­я­ния, и часто дает сомни­тель­ные резуль­таты.

Нужно найти выход. И выход виден только один. Не имея воз­мож­но­сти отме­нить испо­ведь перед при­ча­стием, мы должны сохра­нить раз­ре­ши­тель­ную молитву. Про­сить людей каяться в соде­ян­ных грехах, но не сме­ши­вать это с подроб­ной испо­ве­дью.

Ответ­ствен­ность духов­ника

С другой сто­роны свя­щен­ник должен сле­дить за своими духов­ными чадами и испо­ве­до­вать их в таком смысле:

– Как ты дви­жешься в своей духов­ной жизни? Что есть у тебя нового? Ты рабо­та­ешь над собой или нет? Если нет – то не о чем раз­го­ва­ри­вать. А если рабо­та­ешь, то это должно быть видно.

Очень быстро здесь отсе­и­ва­ются те, кто под­ме­няют духов­ную жизнь, под­ме­няют испо­ведь неиз­вестно чем. Оста­ются очень немно­гие люди, те, кото­рые дей­стви­тельно тру­дятся, кто хочет и спо­со­бен тру­диться, кто хочет жить духов­ной жизнью.

Испо­ведь их довольно ясна, тут немного каких-то осо­бенно труд­ных про­блем. Тут свя­щен­нику легко. Если чело­век тру­дится и ста­ра­ется, у него нет тяже­лых грехов, но он будет каяться в каких-то своих грехах посто­янно. И это пока­я­ние его будет дей­ствен­ным. Оно будет давать резуль­тат. Будет видно, что он рабо­тает, что бла­го­дать Божия дей­ствует в нем.

Гораздо более труд­ным и мучи­тель­ным для свя­щен­ника явля­ется другой случай, более рас­про­стра­нен­ный. Когда чело­век духов­ной жизнью никак не может начать жить. Он пыта­ется, он хочет, но он не пони­мает, что такое духов­ная работа.

В жизни цер­ков­ной имеют место усто­яв­ши­еся обычаи, не всегда вполне соглас­ные с пра­виль­ным пони­ма­нием таинств, пра­виль­ным пони­ма­нием духов­ной жизни, в неко­то­рых слу­чаях даже опре­де­лен­ным обра­зом вред­ные. Спра­виться с этой про­бле­мой в два счета мы никак не сможем, потому что здесь мы имеем дело с долгой «цер­ков­ной» прак­ти­кой. Здесь обя­за­тельно мы столк­немся с опре­де­лен­ным пони­ма­нием цер­ков­ной жизни, кото­рая уже сейчас стала как бы нор­ма­тив­ной и несет в себе авто­ри­тет многих людей, име­ю­щих высо­кий сан или опре­де­лен­ный опыт цер­ков­ной жизни. Все это очень и очень непро­сто. Но посте­пенно про­блема эта должна решиться все равно, потому что должна раз­ре­шиться суще­ству­ю­щая неста­биль­ная ситу­а­ция. Резуль­та­том этой неста­биль­но­сти может стать разо­ча­ро­ва­ние, даже ката­строфа, если мы не будем думать, не будем зара­нее ста­раться напра­вить в нужную сто­рону раз­ви­тие сего­дняш­ней цер­ков­ной жизни.

Духов­ник обя­за­тельно должен быть еще и педа­го­гом. В какой-то сте­пени он должен иметь педа­го­ги­че­ское чутье, иметь педа­го­ги­че­скую задачу. Отсут­ствие такого педа­го­ги­че­ского чутья, таланта, дара, знаний, опыта при­во­дит к тому, что свя­щен­ник теряет духов­ных детей. Теряет их не только для себя лично, но и для Церкви. Они, может быть, оста­нутся на долгое время, может быть даже навсе­гда, веру­ю­щими людьми, но будут поте­ряны для Церкви. Таких людей было очень много в про­шлом веке, на рубеже веков. Чаще всего это были веру­ю­щие люди, кото­рые всю жизнь немножко моли­лись. Но они совер­шенно не пони­мали, зачем нужно ходить в цер­ковь, зачем нужна литур­гия, зачем нужно при­ча­щаться, зачем нужно испо­ве­до­ваться. У них был некий близ­кий хри­сти­ан­скому мораль­ный кодекс и абстракт­ное пони­ма­ние того, что «Бог есть», некая рели­ги­оз­ная идео­ло­гия. Но не было ника­кой насто­я­щей рели­ги­оз­ной жизни, жизни цер­ков­ной. Они поте­ряли ее, потому что эта жизнь сама себя ском­про­ме­ти­ро­вала в доре­во­лю­ци­он­ных учеб­ных заве­де­ниях. Ведь очень часто в доре­во­лю­ци­он­ных гим­на­зиях и во всех закры­тых учеб­ных заве­де­ниях, в таких, как Кадет­ский корпус, или, напри­мер, Инсти­тут бла­го­род­ных девиц были домо­вые храмы. И все вос­пи­тан­ники и вос­пи­тан­ницы должны были посто­янно при­ни­мать уча­стие в бого­слу­же­ниях. У них был Закон Божий, и они должны были знать очень хорошо все дис­ци­плины, кото­рые преду­смат­ри­ва­лись Зако­ном Божиим. Очень часто они учи­лись отлично и до ста­ро­сти пом­нили массу тро­па­рей, знали службу, знали тексты Свя­щен­ного Писа­ния. Но как только они полу­чали диплом, и выхо­дили из учеб­ного заве­де­ния, так больше уже не ходили в цер­ковь, потому что цер­ков­ная жизнь была в их глазах ском­про­ме­ти­ро­вана.

Можно дерз­нуть ска­зать, что даже рево­лю­ция, со всеми ее тра­ги­че­скими послед­стви­ями, в боль­шой сте­пени была обу­слов­лена именно рас­цер­ко­в­ле­нием рус­ского народа. Рас­цер­ко­в­ле­нием, кото­рое про­изо­шло в резуль­тате пре­вра­ще­ния цер­ков­ной жизни в цер­ков­ный быт, в резуль­тате сни­же­ния бла­го­дат­ной жизни, бла­го­дат­ного обще­ния с Богом до отправ­ле­ния цер­ков­ных обря­дов. Люди пере­стали ощу­щать, что значит «таин­ство», пере­стали в таин­стве нахо­дить встречу с Богом.

Здесь, конечно, роль духов­ника, свя­щен­ника явля­ется клю­че­вой. И ответ­ствен­ность его гро­мадна. Горе тому свя­щен­нику, кото­рый этого не пони­мает. Горе тому, кото­рый не ищет выхода из этой ситу­а­ции. Тому, кто легко согла­ша­ется на про­фа­на­цию цер­ков­ной, бла­го­дат­ной жизни в глазах ребенка или взрос­лого, и, под­чи­ня­ясь потоку суеты, дав­ле­нию вре­мени и дав­ле­нию окру­жа­ю­щего мира, усту­пает свои пози­ции, горе­ние сердца своего отдает в обмен на бла­го­по­лу­чие. Он как-то сводит концы с кон­цами и поэтому согла­ша­ется посту­питься самым глав­ным.

К сожа­ле­нию, даже хоро­шие свя­щен­ники очень часто ока­зы­ва­ются в таком поло­же­нии, ока­зы­ва­ются в плену обсто­я­тельств. Они не могут спра­виться с теми труд­но­стями, кото­рые создает время. Но нужно пом­нить, что свя­щен­ник, духов­ник, нико­гда не должен быть в плену. Он должен быть сво­бод­ным, и рабом только Божиим, больше ничьим. У него должна быть сво­бод­ная совесть. Он должен всегда гово­рить то, что думает, и делать то, что под­ска­жет совесть. Он нико­гда не должен лука­вить, лице­ме­рить. Уже одно это при­вле­чет к нему многие сердца и взрос­лых, и детей. Он должен всегда со всей искрен­но­стью, со всем горе­нием сердца отве­чать на сего­дняш­ние вопросы, на ту духов­ную потреб­ность, кото­рая сего­дня встает перед ним. Он должен услы­шать, уви­деть смя­тен­ное сердце, дет­ское или юно­ше­ское, и найти воз­мож­ность дать ответ, про­тя­нуть руку, помочь. Это нико­гда не должно быть фор­маль­ным.

Конечно, здесь не только свя­щен­ник, но и роди­тели, в первую оче­редь, и учи­теля, и кате­хи­за­торы, все должны вместе ста­раться сохра­нить дет­ское поко­ле­ние для Церкви. В наше время эта про­блема стоит чрез­вы­чайно остро. Мы сейчас раду­емся тому, что мно­же­ство детей при­хо­дит в цер­ковь. Но, уверяю вас, сохра­нить их для Церкви очень трудно, это тре­бует вели­кого подвига. И неуди­ви­тельно, если потом ока­жется, что боль­шая часть этих детей из Церкви уйдет, потому что того, что мы сейчас им даем в Церкви, для них совер­шенно недо­ста­точно, это не вполне отве­чает на запросы их души. Это не откры­вает им двери в духов­ную жизнь, не при­во­дит их по-насто­я­щему к Богу, а напро­тив, часто пре­пят­ствует их дви­же­нию вверх.

Духов­ное руко­вод­ство

Про­блемы, воз­ни­ка­ю­щие со взрос­лыми, сходны, но имеют свою спе­ци­фику. Можно при­ве­сти ряд харак­тер­ных слу­чаев, типич­ных для нашего вре­мени.

Первая испо­ведь

Один из них – люди, при­шед­шие в цер­ковь недавно. При­хо­дит чело­век в цер­ковь в первый раз. Это может быть моло­дой чело­век или моло­дая жен­щина, это могут быть и немо­ло­дые люди. Как пра­вило, они очень мало знают. Как пра­вило, они уже изуро­до­ваны без­бож­ной жизнью, у них за пле­чами целый ворох страш­ных смерт­ных грехов. Воз­можно, они согре­шили блудом, воров­ством… Воз­можно, они тяжко оскор­били своих роди­те­лей, кого-то окле­ве­тали, отре­ка­лись от истины, лгали. Воз­можно, они искали и нахо­дили какие-то ложные спо­собы духов­ной жизни, увле­ка­лись кол­дов­ством, магией, спи­ри­тиз­мом… Воз­можно, эти люди, всту­пив в брак, изме­няли мужу или жене, делали аборты. Неко­то­рые из них просто опус­ка­лись на дно, неко­то­рые из них – пья­ницы, нар­ко­маны.

Есте­ственно, что первая испо­ведь – чрез­вы­чайно труд­ное дело для свя­щен­ника. Это дей­стви­тельно подвиг. Типич­ная ситу­а­ция: вос­крес­ный день (обычно такие люди при­хо­дят в вос­крес­ный день), в церкви мно­же­ство людей. Как всегда, на испо­ведь отво­дится очень мало вре­мени. Начи­на­ется она во время часов и нужно как можно скорее испо­ведь закон­чить, по край­ней мере, до выноса Чаши. Это не более полу­тора часов. Прак­ти­че­ски успеть поис­по­ве­до­вать всех невоз­можно. Если стоит сто чело­век, и по одной минуте испо­ве­до­вать, то это уже час сорок минут. А там, может, не сто, а двести чело­век. Значит, нор­маль­ной испо­веди быть не может. Что же делать духов­нику? Теперь, как пра­вило, духов­ник про­во­дит общую испо­ведь, очень крат­кую, очень фор­маль­ную. И я слышал сам, как масти­тые про­то­и­е­реи, насто­я­тели гово­рят:

– Все то, что я пере­чис­лил на общей испо­веди, вы уже не повто­ряйте, пожа­луй­ста; если у кого-нибудь из вас есть такой грех, кото­рый я не назвал, тогда вы можете ска­зать очень коротко. А осталь­ные просто можете под­хо­дить, и, скло­нив голову, полу­чать раз­ре­ши­тель­ную молитву.

Свя­щен­ник успе­вает в таких усло­виях всех про­пу­стить под епи­тра­хи­лью, и они потом идут при­ча­щаться. Если среди таких людей ока­жется при­шед­ший в первый раз, то очень велика веро­ят­ность, что больше в цер­ковь он не придет, потому что он понял, что «все попы – обман­щики», что здесь совер­ша­ется про­фа­на­ция, здесь фор­ма­лизм, здесь на самом деле никого не слу­шают, свя­щен­нику гово­рить с наро­дом неко­гда, может быть, и не хочется. Подой­дет он совер­шенно фор­мально под епи­тра­хиль, потом также фор­мально к Чаше, ничего не почув­ствует и уйдет.

Свя­щен­ник должен пони­мать, что посту­пая таким обра­зом, он совер­шает пре­ступ­ле­ние. Но можно посту­пить иначе, объ­яс­нив испо­ве­ду­ю­щимся:

– Те из вас, кто при­ча­щался часто, недавно испо­ве­до­вался, живет цер­ков­ной жизнью и не имеет на сове­сти тяжких грехов, пусть прой­дут вперед и доволь­ству­ются крат­кой испо­ве­дью. Совсем крат­кой. Может быть, даже раз­ре­ши­тель­ной молит­вой…

Осо­бенно это каса­ется тех, кто хорошо изве­стен свя­щен­нику. Те же, кто имеет тяжкие грехи неис­по­ве­дан­ные, или пришел вообще первый раз на испо­ведь, те ни в коем случае не могут доволь­ство­ваться такой крат­кой испо­ве­дью. Они должны подо­ждать и с ними нужно пого­во­рить подробно. И полу­ча­ется, что все те, кто пришел в первый раз или имеют на сове­сти тяжкий грех, оста­ются. Есте­ственно, они не успе­вают к Чаше, литур­гия кон­ча­ется, а свя­щен­нику при­хо­дится остаться или дого­во­риться о вре­мени и поис­по­ве­до­вать их подробно.

Чрез­вы­чайно важно, чтобы свя­щен­ник вни­ма­тельно выслу­шал такого греш­ника, не осуж­дая его. Чтобы греш­ник понял, что он духов­ника, кото­рый к нему отне­сется с еван­гель­ской любо­вью, не осудит, примет с болью сер­деч­ной его испо­ведь и поста­ра­ется ему помочь и помо­лится за него.

Епи­ти­мья

Очень важно, чтобы он почув­ство­вал и понял, что такие грехи, как у него, не могут быть фор­мально раз­ре­шены, что от него дей­стви­тельно тре­бу­ется не фор­маль­ное пере­чис­ле­ние своих грехов, а пока­я­ние. Нужно, чтобы у него было сер­деч­ное сокру­ше­ние, чтобы он дей­стви­тельно опла­кал свое бед­ствен­ное поло­же­ние и захо­тел испро­сить у Бога про­ще­ние, чтобы он вер­нулся в Отчий дом и имел твер­дое наме­ре­ние начать новую жизнь и больше не воз­вра­щаться к преж­ним грехам.

Свя­щен­нику нужно с доста­точ­ной чут­ко­стью помочь ему ска­зать все его грехи, не фор­мально, не холодно, не закон­ни­че­ским тоном выспра­ши­вая:

– А ты это делала? А это ты делала?..

Он должен помочь открыть чело­веку свое сердце. Не просто назна­чить ему какую-то закон­ную епи­ти­мью:

– Раз ты сде­лала аборты, тебя, значит 10 лет, или 15 лет не пус­каем в храм. Или тебе сто покло­нов каждый день.

Такие фор­маль­ные епи­ти­мьи, у чело­века, при­шед­шего в цер­ковь в первый раз, рож­дают в душе ощу­ще­ние, что здесь, в церкви, дей­ствуют какие-то безум­ные фана­тики, что здесь нет смысла искать врача духов­ного.

Нужно, чтобы епи­ти­мия была такой, кото­рая помо­жет чело­веку пока­яться, помо­литься, почув­ство­вать, и понять, что он согре­шил, и если он потру­дится, то может придти в цер­ковь и начать свой духов­ный путь.

В наше время такими епи­ти­ми­ями часто бывают не нака­за­ния. Мы гово­рим обычно, что нужно прежде всего обя­за­тельно про­чи­тать Еван­ге­лие. И очень часто я говорю, что нужно про­чи­тать не весь Новый Завет, а четыре Еван­ге­лия и Деяния Апо­сто­лов, то, что легче про­чи­тать. Посла­ния Апо­стола Павла слож­нее, их можно отло­жить, и в первый раз не тре­бо­вать их про­чте­ния. А вот четыре Еван­ге­лия и Деяния Апо­сто­лов может про­чи­тать каждый. Иногда можно дать какие-то другие епи­ти­мий, можно дать про­честь какую-то книгу, можно ска­зать, чтобы чело­век молился какой-то молит­вой, корот­кой, понят­ной. Чтобы он делал по нескольку покло­нов. Это зави­сит от того, в каком состо­я­нии нахо­дится его душа, как он вос­при­мет эту епи­ти­мию. Нужно, чтобы он вос­при­нял ее с радо­стью, чтобы ему захо­те­лось ее испол­нить, чтобы она не вызы­вала его про­те­ста. Если удастся так сде­лать, если чело­век почув­ствует тепло, если почув­ствует любовь, если он почув­ствует, что Бог мило­стив к нему, что именно в Церкви он нашел эту милость, то он обя­за­тельно придет, обя­за­тельно испол­нит и дей­стви­тельно начнет свою новую жизнь. Именно здесь свя­щен­ник более всего чув­ствует, что такое таин­ство пока­я­ния. Здесь совер­ша­ется то, что назы­ва­ется вторым кре­ще­нием. Такой случай убеж­дает свя­щен­ника, что таин­ство пока­я­ния не ушло из жизни Церкви.

В тече­ние опре­де­лен­ного вре­мени такой греш­ник (или греш­ница) при­хо­дит в цер­ковь на кры­льях радо­сти, дей­стви­тельно начи­нает жить совер­шенно по-новому, с духов­ной жаждой читает цер­ков­ные книги, начи­нает молиться Богу, при­ча­ща­ется Святых Хри­сто­вых Тайн, под­хо­дит к свя­щен­нику с сия­ю­щими гла­зами. От того, что дей­стви­тельно нача­лась новая жизнь, испы­ты­вает вели­чай­шее сча­стье. Это радост­ное время. Иногда при­хо­дится услы­шать:

– Вот я так моли­лась и молюсь, я так много чув­ствую всего, и вот молитва уже сама у меня тво­рится в душе, может это дей­стви­тельно та самая умная молитва, о кото­рой я где-то слы­шала (или читала), что вот я уже чув­ствую, как молитва у меня в душе все время про­дол­жа­ется.

Так бывает довольно часто, но это не потому, что чело­век стяжал умную молитву в сердце, а потому, что он нахо­дится в состо­я­нии вос­торга, в состо­я­нии осо­бен­ного сер­деч­ного горе­ния, когда все новое легко впе­чат­ляет его, легко откры­ва­ется ему и вос­при­ни­ма­ется его серд­цем с особой горяч­но­стью. Поэтому это все так легко полу­ча­ется. А потом неиз­бежно про­хо­дит время (разное для разных людей), иногда очень корот­кое, и начи­на­ются цер­ков­ные будни.

Цер­ков­ные будни

Здесь мы имеем дело с людьми, кото­рые уже про­чи­тали Еван­ге­лие, кото­рые уже знают, что нужно часто при­ча­щаться, кото­рые знают, что нельзя совер­шать смерт­ных грехов, и, как пра­вило, их не совер­шают. Не блудят, не воруют, не делают аборты, не пьян­ствуют, не колются нар­ко­ти­ками, не отре­ка­ются от веры, не идут к разным экс­тра­сен­сам и кол­ду­нам и сами не зани­ма­ются спи­ри­тиз­мом. Можно ска­зать с удо­вле­тво­ре­нием, что уро­вень их нрав­ствен­но­сти зна­чи­тельно под­нялся. Они теперь имеют такие запреты, ниже кото­рых они не опус­ка­ются. Теперь они явля­ются чле­нами Церкви и живут цер­ков­ной жизнью. Цер­ков­ной, но бла­го­дат­ной ли жизнью?

К сожа­ле­нию, часто ока­зы­ва­ется, что молитва, кото­рая сна­чала у них тво­ри­лась в сердце, и время когда они моли­лись очень радостно, и с таким горе­нием, когда слезы лились из глаз при вос­по­ми­на­нии о том, что они греш­ники, а вот Гос­подь их про­стил и принял, когда хоте­лось начать новую жизнь, – все это ушло. И слезы больше не льются, и молитва пре­кра­ти­лась в сердце, и теперь уже не про­чи­тать утрен­нее или вечер­нее пра­вило: это стало в тягость. Еван­ге­лие читать уже не хочется и лите­ра­тура духов­ная их уже так как раньше к себе не при­тя­ги­вает. Даже сами службы цер­ков­ные для них стали при­выч­ными, они при­хо­дят на них, отста­и­вают, потому что это нужно, но отста­и­вают фор­мально, сердце их молчит. Они не молятся Богу, просто стоят.

Многие из них, может быть, пришли в цер­ковь и стали в церкви что-то делать: одни стали убор­щи­цами, другие сто­ро­жами, третьи за свеч­ным ящиком стоят, чет­вер­тые стали, пре­по­да­ва­те­лями Закона Божия, неко­то­рые пев­чими на кли­росе. Они, воз­можно, заняли свое место в общине. Но горе­ние сер­деч­ное ушло. Они об этом иногда вспо­ми­нают и тос­куют, но со вре­ме­нем при­вы­кают, что нет его, и им кажется, что его и быть не должно. Время духов­ного рож­де­ния, дет­ское время, вспо­ми­на­ется только с тоской, с сожа­ле­нием. И как его вер­нуть – неиз­вестно.

Необ­хо­ди­мость подвига

Почему слу­ча­ется так? Потому что тогда, обра­тив­шись к Богу от без­бож­ной жизни, пожерт­во­вав какими-то своими стра­стями, при­стра­сти­ями, ото­рвав­шись от при­выч­ной гре­хов­ной жизни, они совер­шили подвиг. И этот подвиг сразу, немед­ленно дал свои бога­тые плоды. Теперь жизнь их пере­стала быть подви­гом. Она вошла в опре­де­лен­ную колею и стала бытом. Как только подвиг ушел из жизни, про­пали и духов­ные плоды. Ока­зы­ва­ется бла­го­дат­ная жизнь с Богом воз­можна только тогда, когда чело­век живет подви­гом. Без этого подвига духов­ной, бла­го­дат­ной жизни нет. В чем же подвиг? Тогда это было понятно. Согре­шил тяжело – надо каяться. Это подвиг. А теперь какой подвиг, когда нет тяже­лых грехов?

Духов­ник должен объ­яс­нить, что теперь этот подвиг должен быть другой, это должен быть подвиг молитвы, сми­ре­ния, любви, послу­ша­ния, подвиг посто­ян­ной борьбы со своими стра­стями, со своей гор­ды­ней, тще­сла­вием, често­лю­бием, вла­сто­лю­бием, раз­дра­жи­тель­но­стью и со всеми дру­гими стра­стями. Должно быть посто­ян­ное вни­ма­ние к себе, к своей духов­ной жизни, очень тре­бо­ва­тель­ное вни­ма­ние. Нужно заме­чать каждый свой ложный шаг, каяться в нем, исправ­ляться. Без такой духов­ной жизни, без духов­ного труда не будет бла­го­дати Божией в сердце чело­века. А более всего нужно сми­ре­ние, потому что «Бог гордым про­ти­вится, а сми­рен­ным дает бла­го­дать». Сми­ре­ние – основа духов­ной жизни, сми­ре­ние дается через послу­ша­ние, через посто­ян­ное тер­пе­ние скор­бей, через посто­ян­ную победу над своей гор­ды­ней, над своим тще­сла­вием, над своей обид­чи­во­стью.

Всему этому духов­ник должен учить каждый день, посто­янно своих духов­ных чад. И вот ока­зы­ва­ется, что это в каком-то смысле гораздо труд­нее, чем испо­ве­до­вать впер­вые при­шед­шего тяж­кого греш­ника, кото­рого не надо учить, его надо выслу­шать с любо­вью. Он сам кается, он плачет, только нужно ока­зать любовь, выслу­шать. И совер­ша­ется таин­ство, он откры­вает свою душу. А этот при­хо­дит и молчит. Или просто про­чи­тает свои грехи, или записку дает, где напи­сано: «согре­шила празд­но­сло­вием, мно­го­яде­нием, раз­дра­жи­тель­но­стью, невоз­дер­жа­нием» и т.д. А неко­то­рые хотят поис­по­ве­до­ваться получше, подробно гово­рят, что зашла в мага­зин и посмот­рела на какую-то вещь с при­стра­стием, что маме ска­зала такое-то грубое слово, и еще что-то сделал или сде­лала. Одним словом, подробно-подробно следят за собой. И очень педан­тично все это гово­рят свя­щен­нику. Все это есть. Но воз­ни­кает вопрос – а есть ли пока­я­ние?

Очень часто ока­зы­ва­ется, что пока­я­ния нет все равно. Чело­век все это так педан­тично про­сле­дил, донес до испо­веди, полу­чил раз­ре­ше­ние у свя­щен­ника от всех этих грехов, но пока­яться он не может в этом. Этот уро­вень его духов­ной жизни так и будет дальше его нормой, он на этом застрял, и дальше ни с места. Он ока­зался духовно огра­ни­чен­ным чело­ве­ком.

Гово­рят в подоб­ных слу­чаях: одному дано жить духов­ной жизнью, дру­гому не дано. Дей­стви­тельно, среди душев­ных талан­тов есть разные. Одним даны таланты, другим не даны. Чело­век может быть не спо­со­бен к чему-то. И так он, каким родился, таким и умрет. Может и в духов­ной жизни так? И можно ска­зать, что да, конечно. Есть люди более духовно ода­рен­ные, и есть менее духовно ода­рен­ные. Есть люди, кото­рым духов­ная жизнь понят­ней и легче дается, а другим труд­нее. Но учение Церкви гово­рит, что нет людей, для кото­рых жизнь духов­ная невоз­можна. Она может быть трудна, но сама эта труд­ность, если ее пре­одо­ле­вать, даст чело­веку духов­ную жизнь. Это и будет подвиг.

Всякий чело­век может жить подви­гом. Когда начи­на­ется подвиг, начи­на­ется духов­ная жизнь. Подвиг может иметь совер­шенно разные формы. Но все то, что чело­веку очень трудно, даже пре­вос­хо­дит его силы, его есте­ствен­ные воз­мож­но­сти – это и есть подвиг. Когда чело­век не может чего-то сде­лать, но с верой в то, что Бог ему помо­жет, устрем­ля­ется навстречу этой труд­но­сти – вот это и есть подвиг. Как только таким подви­гом веры, пре­одо­ле­ния самого себя, своих стра­стей начи­нает жить чело­век, для него откры­ва­ется духов­ная жизнь.

Все это свя­щен­ник должен уметь объ­яс­нить, пока­зать. Но, увы, очень мало людей, кото­рые хотят его послу­шать, после­до­вать его нра­во­уче­ниям. Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство тех, кто запол­няет наши храмы, не хочет жить подви­гом. Они об этом не гово­рят прямо, как пра­вило. А иногда гово­рят. Но чаще просто молча не хотят. Хотя все объ­яс­ня­ешь, гово­ришь много раз подряд, они, тем не менее, хотят как-нибудь самих себя обма­нуть, а заодно и свя­щен­ника. Причем так, чтобы это не было похоже на обман, чтобы успо­ко­ить свою совесть. Они хотят как-нибудь такие иголь­ные уши найти, чтобы и подвига не было, и жизнь духов­ная была. Чтобы при­ча­щаться, испо­ве­до­ваться, молиться, счи­таться пра­во­слав­ными, счи­таться хоро­шими, и в то же время – ника­ких подви­гов. Это есть некий руби­кон в жизни чело­века. От того поймет ли он его и захо­чет ли его пре­одо­леть, зави­сит его духов­ное буду­щее. И боль­шин­ство перед этим руби­ко­ном оста­нав­ли­ва­ется и не хочет идти дальше.

Нельзя счи­тать, что эти люди поте­ряны для Бога и для Цар­ствия Божия, кото­рым можно ска­зать: «Идите вы лучше отсюда домой» и все, конечно нет. Тут другое. Свя­щен­ник по сове­сти может ска­зать:

– Вот вас тут тысяча чело­век, вы все назы­ва­е­тесь моими духов­ными чадами. Но имейте в виду, что на самом деле среди вас могут быть только десять чело­век моих чад духов­ных, а эти 990 – мнимые чада, они духов­ной жизнью не живут.

Можно этого не гово­рить, потому что гово­рить бес­по­лезно, а просто знать это для себя. Но гнать их свя­щен­нику никто не давал права. Это не мои чада, но это чада Божии. И то, что не может сде­лать свя­щен­ник, может сде­лать Гос­подь. Очень может быть, что такой чело­век всю жизнь будет барах­таться и отка­зы­ваться от подвига, а потом на самом краю жизни, какой-нибудь тяжкий недуг, рак заста­вит его начать духов­ный подвиг. И, может быть, в послед­нюю неделю своей жизни или три дня он вдруг очнется и пока­ется, и Гос­подь откроет ему врата Цар­ствия Божия. А может быть, это будет и не три дня, а послед­ние годы. Сего­дня он ока­зы­ва­ется таким лени­вым, а завтра какое-то горе сва­лится на него, беда, труд­но­сти, и он вынуж­ден будет пере­смот­реть все и начать жить по-дру­гому. Это уже не от свя­щен­ника зави­сит. Свя­щен­ник может этого чело­века дер­жать на плаву. Не гнать его нужно, но гово­рить:

– Ты не думай, что живешь духов­ной жизнью. У тебя духов­ной жизни нет.

Это ему надо засви­де­тель­ство­вать, но не гнать его от Чаши, если он ника­ких смерт­ных грехов не совер­шал. Нужно объ­яс­нять:

– Может так слу­читься, что ты при­ча­стишься себе в осуж­де­ние. Но это остав­ля­ется на твою ответ­ствен­ность, потому что ты же не слу­ша­ешься, ты живешь своим умом, своей сове­стью. Но если хочешь при­ча­щаться – при­ча­щайся.

Пато­ло­ги­че­ские случаи

Конечно, очень много слу­чаев пато­ло­ги­че­ских. Их было всегда много, в этом нет ничего уди­ви­тель­ного. В наше время их больше, чем когда-либо. Почему? Потому, что состо­я­ние греха – это пато­ло­гия, а не норма. Наша земная жизнь обычно – пато­ло­гич­ная. И немно­гим из нас уда­ется эту пато­ло­гию как-то пре­одо­ле­вать. Но она может быть страшна в боль­шей или мень­шей сте­пени. Очень часто она бывает угро­жа­ю­щей. Часто цер­ков­ная жизнь чело­века при­об­ре­тает совер­шенно ано­маль­ные формы, тогда и жизнь свя­щен­ника дела­ется исклю­чи­тельно труд­ной, иногда даже мучи­тель­ной.

Про­стой пример. Очень хоро­шая при­хо­жанка с дет­ства водит своего сына в храм. Он верит в Бога, но когда достиг он восем­на­дцати лет, ему надо­ело жить цер­ков­ной жизнью. И он, считая себя веру­ю­щим, стал пьян­ство­вать, иногда, может быть, воро­вать, блу­дить. И мама плачет над ним, уго­ва­ри­вает, тащит к батюшке, и он, по старой памяти, при­хо­дит и кается. Да, он согре­шил, опять наблу­дил с кем-то. Свя­щен­ник его уго­ва­ри­вает, объ­яс­няет, и он кивает голо­вой: «Да, да я все пони­маю, я больше не буду». Свя­щен­ник дает ему епи­ти­мью, про­щает, раз­ре­шает. Через какое-то время он при­ча­ща­ется. Неко­то­рое время дер­жится, потом исче­зает опять. Если месяц-два его нет, значит, опять пока­тился. Мама опять его при­ве­дет через какое-то время, и ока­жется, что он опять наблу­дил, опять напился, – опять все то же самое. И это может быть бес­ко­неч­ным. Смерт­ные, тяжкие грехи, ката­строфа.

Что тут делать? По древним кано­нам цер­ков­ным такого греш­ника нужно отлу­чить сна­чала на семь лет, потом на пят­на­дцать лет от при­ча­стия, чтобы он стоял в при­творе храма и в храм не входил. Таким обра­зом жизнь цер­ков­ная очи­ща­лась от подоб­ных людей, в храме на литур­гии их не было. Теперь ни один свя­щен­ник, даже самый стро­гий духов­ник, не дерз­нет чело­века отлу­чить от при­ча­стия на десять лет. И пра­вильно сде­лает. Жизнь сейчас такова, что нет нрав­ствен­ной воз­мож­но­сти давать такие епи­ти­мьи. Цер­ковь, храм напол­ня­ется подоб­ными пато­ло­ги­че­скими людьми: пья­ни­цами, блуд­ни­ками, ворами, хамами, людьми, кото­рые живут, все время выби­ра­ясь из грязи, а потом опять про­ва­ли­ва­ясь. Они как бы идут по болоту, с кочки на кочку пры­гают, и опять про­ва­ли­ва­ются. То выле­зают, то тонут, и поэтому надо их тащить. Их вытас­ки­вают на кочку, и, неко­то­рое время побы­вав на этой кочке, на сле­ду­ю­щем шаге они опять про­ва­ли­ва­ются. Какова судьба каж­дого из них? Утонет ли в этом болоте или выле­зет чудом Божиим – никто не знает.

Что может здесь сде­лать свя­щен­ник? Только молиться и ста­раться быть снис­хо­ди­тель­ным, с любо­вью про­щать, раз­ре­шать, тер­петь. Епи­ти­мии посиль­ные давать. По боль­шей части для таких людей ничто непо­сильно. При­хо­дится отлу­чать их от при­ча­стия на месяц, на два, иногда на год. Но часто все при­хо­дится пре­дать в руки Божии. Нет тут насто­я­щего жела­ния жить духов­ной жизнью. Это ката­строфа, пато­ло­гия, кото­рая раньше была исклю­че­нием, теперь стала нормой. Таких людей стало очень много, храм напол­нен этими людьми. Потому так часто бывает в храме тяжело, атмо­сфера греха, гре­хов­ного созна­ния и состо­я­ния рас­про­стра­ня­ется и дей­ствует на окру­жа­ю­щих. Здесь нет насто­я­щей веры, нет не только подвига, но даже жела­ния жить чистой жизнью. Стра­сти в обна­жен­ном виде, стра­сти, т.е. бесы. Это пле­нен­ные бесами души. Иногда бывает, что бес чуть-чуть отпу­стит ее, как кошка мышку, для того, чтобы через мгно­ве­ние снова схва­тить и снова душить. И совер­шится ли такое чудо, что мышка убежит от своей кошки? Но помо­гать этим людям нужно, нельзя их оттал­ки­вать.

Для свя­щен­ника это очень тяже­лый случай, потому что свя­щен­ник должен дей­ство­вать как бы против сове­сти. Он должен запре­тить, не допу­стить, потому что видит, что опять совер­ша­ется про­фа­на­ция… Но нужно пом­нить и слова Христа: «Мило­сти хочу, а не жертвы», притчу о непра­вед­ном упра­ви­теле и ока­зы­вать как бы неспра­вед­ли­вое снис­хож­де­ние таким греш­ни­кам, молиться за них, наде­ясь, что вдруг как-нибудь Гос­подь найдет способ спасти эти несчаст­ные души.

Душев­ность, а не духов­ность

Сле­ду­ю­щая пато­ло­гия имеет место пре­иму­ще­ственно среди женщин. Это под­мена духов­ной жизни жизнью душев­ной.

 Муж­чины и жен­щины так созданы Гос­по­дом, что они друг другу нужны. Муж­скому сердцу необ­хо­димы жен­ская любовь, жен­ская ласка, жен­ская мяг­кость, пони­ма­ние. Именно жен­ское. Никто не может так раз­де­лить скорби, труд­но­сти, как любя­щая жен­щина. Поэтому и суще­ствует брак. Точно так же и жен­щине нужна опора в муж­чине. Нужны муж­ские свой­ства души – муже­ство, твер­дость, кре­пость, сила, мощь, неза­ви­си­мость, бес­стра­шие. И поэтому зако­но­мерно, что муж­чина всегда ищет спут­ницу жизни, а жен­щина ищет себе спут­ника. Это так устро­ено Богом. Но жизнь такова, что муж­чине найти себе спут­ницу легче, чем жен­щине спут­ника. И многие из них не вышли замуж и не имеют насто­я­щей семей­ной жизни, а если даже и вышли замуж, в семей­ной жизни полу­чают одни только беды, стра­да­ния, обиды, и еще больше нуж­да­ются в муж­ской под­держке, потому что муж стал мучи­те­лем, а не любя­щим помощ­ни­ком, не стал более силь­ной поло­ви­ной, а стал тира­ном. Такие жен­щины очень часто при­хо­дят в цер­ковь и в свя­щен­нике ищут опору, ком­пен­са­цию муж­ского начала. Это вполне законно, есте­ственно, в этом нет ничего непра­виль­ного, пло­хого.

Свя­щен­ник может и должен дать жен­щине эту опору и может около себя при­ютить таких людей, помочь им жить, устро­ить их цер­ков­ную жизнь. Но здесь воз­можна непра­виль­ность. Свя­щен­ник не может быть мужем ни для кого, кроме своей матушки. И не только в смысле плот­ском, но и в смысле душев­ном. Он может быть отцом, и это очень много. Часто жен­щины в отце полу­чают опору муж­ского сердца. А в духов­ном отце еще гораздо больше, чем в отце по крови. Но непре­менно должно быть такое отно­ше­ние, как у дочери к отцу. Это необ­хо­димо. Только такое отно­ше­ние может быть закон­ным.

Но жен­щины очень часто этого не улав­ли­вают или, не имея духов­ной осто­рож­но­сти, пра­виль­ного пони­ма­ния, дви­жи­мые есте­ством, стре­мятся полу­чить нечто боль­шее, то, чего им не хва­тает в жизни. Они хотят, чтобы свя­щен­ник для них был не просто отцом, не просто духов­ни­ком, а чем-то другим. Чтобы он вос­пол­нил в их жизни то, чего им не хва­тает. Здесь не име­ется в виду тот край­ний пато­ло­ги­че­ский случай, когда жен­щины просто влюб­ля­ются в свя­щен­ника. Такое тоже, к сожа­ле­нию, бывает нередко. Но это случай совер­шенно пато­ло­ги­че­ский, кото­рый не хочется даже рас­смат­ри­вать. Он тре­бует самого рез­кого отпора со сто­роны свя­щен­ника. Это просто тяжкий грех. Это при­не­се­ние в цер­ковь пре­лю­бо­дей­ных, даже страш­нее, чем пре­лю­бо­дей­ных стра­стей. Когда жен­щина влюб­ля­ется в чужого мужа, это плохо. Но если она влюб­ля­ется в свя­щен­ника или в монаха, т.е. в того, кто обещал себя Богу, это гораздо хуже. В таких тяже­лых слу­чаях свя­щен­нику нужно просто гнать от себя таких женщин. Но иногда можно объ­яс­нить, вра­зу­мить, поста­вить на место и помочь спра­виться с этим, так как это часто слу­ча­ется, не осо­знанно, не вполне серьезно.

Но я не об этом хочу ска­зать, а о том, что не доходя до таких край­но­стей, жен­щины очень часто стре­мятся устро­ить со свя­щен­ни­ком такие душев­ные отно­ше­ния, кото­рые будут ими­ти­ро­вать некую общую жизнь. Это не обя­за­тельно влюб­лен­ность, но это неко­то­рый душев­ный ком­форт. Они начи­нают тре­бо­вать, чтобы свя­щен­ник обя­за­тельно уделял им вни­ма­ние, чтобы с ними раз­го­ва­ри­вал, общался:

– А почему вы не спро­сили меня о чем-то, а почему вы мимо меня прошли, почему вы вот с той гово­рите долго, а со мной коротко? А почему вы так со мной суровы, я вам без­раз­лична?..

Подоб­ного рода пере­жи­ва­ния и чув­ства всегда озна­чают, что у жен­щины к свя­щен­нику отно­ше­ния душев­ные, а не духов­ные. Она ищет в нем не духов­ника, а ком­пен­са­цию своей неустро­ен­ной душев­ной жизни. Тут еще может не быть влюб­лен­но­сти, но всегда есть какая-то при­страст­ность.

При­вя­зан­ность, вообще говоря, – это неплохо, вполне есте­ственно любить своего духов­ного отца, это нор­мально. Это даже должно быть, и такая любовь может быть очень силь­ной, даже самой силь­ной в жизни чело­века – любовь к духов­ному отцу. Но важен харак­тер этой любви. Нужно, чтобы это была любовь дочери к отцу. Нужно, чтобы это была любовь духов­ная, ради Христа. Любовь, кото­рая видит в свя­щен­нике послан­ного Богом учи­теля духов­ной жизни. Когда хочется сми­ряться, учиться, слу­шаться, когда есть готов­ность потер­петь даже суро­вое науче­ние, стро­гий выго­вор, когда есть вера в то, что духов­ник тебя любит, о тебе молится, думает, и совер­шенно при этом не обязан тебе ничем, не обязан вести с тобой «при­ят­ные» беседы или что-то еще в этом роде. Такая любовь будет и хоро­шей, и пло­до­твор­ной. А душев­ные отно­ше­ния, осо­бенно там, где начи­на­ются обиды на свя­щен­ника духовно бес­плодны и вредны, они озна­чают пре­лесть.

Пре­лесть – это сла­вян­ское слово, «лесть» пере­во­дится на рус­ский язык словом «ложь». Пре­лесть озна­чает само­об­ман. Чело­век думает, что он идет по пра­виль­ному пути, а на самом деле идет по лож­ному. Если его оста­вить на этом ложном пути, он может уйти и заблу­дится обя­за­тельно, погиб­нет.

Свя­щен­нику здесь бывает очень трудно. Потому что долг под­ска­зы­вает, что он должен одер­нуть чело­века, должен ска­зать:

– Нет, это совсем не то, что нужно. Ты должна совер­шенно иначе жить. И отно­ше­ния должны быть совер­шенно дру­гими.

Он гово­рит, а она оби­жа­ется:

– Ну да, вот ей вы этого не гово­рите. Ее вы любите, а меня нет.

Она не тре­бует, чтобы была влюб­лен­ность, но ей просто нужна душев­ная ласка, душев­ная любовь. Само по себе душев­ное – это не есть какая-то про­каза, это не есть что-то такое сквер­ное, обя­за­тельно плохое, вовсе нет. Чело­век имеет душу и тело. И эта душа может потом соеди­ниться с духом Божиим, может начаться духов­ная жизнь в этой душе. Духов­ное очень часто начи­на­ется с душев­ного. Но начи­на­ется это именно в душе, в душев­ной жизни. Так что, как гово­рят духов­ники, душев­ное должно соче­таться с духов­ным, должно про­ис­хо­дить пре­об­ра­же­ние душев­ного в духов­ное. А свя­щен­ник должен суметь пере­ве­сти чело­века на пра­виль­ные рельсы. При­хо­дит чело­век и плачет, ему просто нужно душев­ное тепло. Ему нужно ска­зать:

– Ну, что ты так огор­ча­ешься, при­ходи, я тебе помогу, скажу тебе что-нибудь…

И одно такое душев­ное слово чело­века пре­об­ра­жает, меняет его жизнь, при­вле­кает его. Оно нужно чело­веку, это закон­ная потреб­ность чело­века. Поэтому не надо думать, что плохо, если свя­щен­ник с таким душев­ным теплом обра­тился к кому-то. И если свя­щен­ник суро­вый и холод­ный, кото­рый только «духовно» любит и нико­гда до душев­ного не опус­ка­ется, то это некий мане­кен, в жизни этого не бывает. И пре­по­доб­ный Сера­фим, и пре­по­доб­ный Сергий, и старец Амвро­сий, – они всегда умели это душев­ное тепло пока­зать, ска­зать: «радость моя» и могли дать кон­фетку или там еще что-нибудь, лас­ково посмот­реть на чело­века. Но это должно быть только нача­лом. А дальше от душев­ной жизни, от душев­ных отно­ше­ний, от душев­ной любви должен быть обя­за­тельно пере­ход к жизни духов­ной. Когда пришел чело­век, дви­жи­мый душев­ным чув­ством или душев­ной потреб­но­стью, то очень скоро нужно ему ска­зать:

– Ну, а теперь ты сми­ряйся, вот теперь ты уви­дела, нашла Цер­ковь, нашла цер­ков­ную жизнь, новый путь. Теперь давай сми­ряться, тру­диться, жить подви­гом. Теперь я буду тебя не по головке гла­дить, а тре­бо­вать, чтобы ты исправ­ля­лась.

И вот тут-то бывает, что чело­век дохо­дит до какого-то руби­кона и дальше идти не хочет. Осо­бенно жен­щины часто дальше не хотят идти. Им нужна душев­ность и больше ничего, и они начи­нают кос­неть в этом. Свя­щен­ника это начи­нает тре­во­жить, он начи­нает тре­бо­вать, объ­яс­нять:

– Так бес­смыс­ленно, бес­по­лезно, это бес­плод­ный путь.

А в ответ – одни обиды. В ответ – слезы, исте­рики, упреки, скан­далы, иногда непри­лич­ные.

Есть много слу­чаев, когда духов­ник не умеет выйти из этого поло­же­ния, даже опыт­ный, хоро­ший.

Если духов­ные силы без­гра­ничны, потому что они даются Богом, пита­ются бла­го­да­тью Свя­того Духа, и чем больше потреб­ность, тем больше дается от Бога этих сил по прин­ципу «рука даю­щего не оску­деет», то душев­ные силы свя­щен­ника огра­ни­чены. Он начи­нает изне­мо­гать, не может больше так, нако­нец, сорвется и скажет:

– Уби­райся вон. Больше не могу и не хочу, сколько это может про­дол­жаться!

Тре­бу­ется много муд­ро­сти, тер­пе­ния, любви, подвига, чтобы не ока­заться в плену душев­ных отно­ше­ний, чтобы никого не пре­льстить, не обма­нуть, не пота­кать обману, но и не оттолк­нуть чело­века так, что он уйдет в отча­я­нии и в цер­ковь больше не придет.

Душев­но­боль­ные люди

Закон­чить эту тему, навер­ное, нужно раз­го­во­ром о том, что сейчас в жизни очень много душев­но­боль­ных людей. Во всем мире их много, у нас, в осо­бен­но­сти. И, в осо­бен­но­сти их много в Церкви. Куда идти душев­но­боль­ному чело­веку, если не в Цер­ковь? Это его послед­нее при­бе­жище, где он может рас­счи­ты­вать найти мило­серд­ное к себе отно­ше­ние. Это то место, где у него тоже может быть свое место. Во всех других местах ему отка­зы­вают, он там не нужен. А здесь он наде­ется, что Богу все нужны, и он тоже Богу нужен. При­хо­дит и здесь ищет этого мило­сер­дия, ждет его. Эти люди могут в церкви найти себе какое-то при­ме­не­ние, и тру­диться с боль­шой поль­зой. Но они при этом создают очень тяже­лый бал­ласт и болез­нен­ную атмо­сферу, кото­рая ложится на плечи свя­щен­ника. Своими боль­ными чув­ствами, боль­ными душами они нагру­жают свя­щен­ника уже не как духов­ника, свя­щен­нику в наше время нужно быть и пси­хи­ат­ром тоже.

Очень многие пси­хи­атры теперь при­хо­дят в цер­ковь и просят, чтобы свя­щен­ники им помо­гали. Они гово­рят:

– Мы можем дать лекар­ство, выве­сти чело­века из острого состо­я­ния. А потом мы же не можем вечно дер­жать его в боль­нице. Куда его девать дальше? Пусть он идет в цер­ковь. А вы должны в церкви его удер­жать.

И дей­стви­тельно, ока­зы­ва­ется, что в церкви такие люди реа­би­ли­ти­ру­ются, нахо­дят способ жизни. Но они тре­буют очень боль­шого вни­ма­ния к себе, такта, боль­ших сил со сто­роны свя­щен­ника.

Однако, среди них есть люди, кото­рые боль­ными себя при­знать не хотят. Будучи боль­ными, они хотят чув­ство­вать себя здо­ро­выми, и не осо­знают свою болезнь. Это наи­бо­лее труд­ные случаи. Свя­щен­ник должен объ­яс­нить чело­веку, что болезнь душев­ная – это не позор. Это вовсе не какое-то вычерк­ну­тое из жизни состо­я­ние. Это крест. Скажем, хромой при­хо­дит в цер­ковь, никто же не делает вид, что он здо­ро­вый и ему никто не гово­рит: «Беги и прыгай, как здо­ро­вые люди». Все чув­ствуют его хро­моту и не дадут ему послу­ша­ния, кото­рое он не может делать. Также и душев­ные забо­ле­ва­ния, пси­хи­че­ские забо­ле­ва­ния – это крест. Такой чело­век чего-то не может делать так, как делают здо­ро­вые люди. Но он может сми­ряться, и должен сми­ряться. Он мно­гого не пони­мает, но должен слу­шаться. И если удастся такому боль­ному объ­яс­нить, что он должен сми­ряться, тогда все в порядке. Он обя­за­тельно реа­би­ли­ти­ру­ется и сможет жить в церкви бла­го­по­лучно. Для него не закрыто ни Цар­ство Божие, ни жизнь бла­го­дат­ная. Если же такой чело­век сми­ряться не хочет, будет в своих пси­хи­че­ских срывах навя­зы­вать свя­щен­нику пси­хи­че­ски нездо­ро­вую атмо­сферу, то тогда беда. Таких людей обя­за­тельно надо лечить. Они очень часто гово­рят:

– А почему вы бла­го­слов­ля­ете пить «таб­летки». Разве от душев­ного забо­ле­ва­ния можно лечить таб­лет­ками? Я вот пришла в цер­ковь, прошу бла­го­дати Божией, хочу, чтобы Бог исце­лил мою боль­ную душу. А почему вы посы­ла­ете к врачам? Что, бла­го­дать Божия не дей­ствует?

Бла­го­дать Божия дей­ствует, и любого, самого боль­ного чело­века, Бог может в одно мгно­ве­ние исце­лить от любой болезни. Хро­мого может сде­лать целым, сле­пого может сде­лать зрячим, а пси­хи­че­ски боль­ного может сде­лать здо­ро­вым, это без­условно. Но почему же Гос­подь не хочет? Вот ты хромой и хромай всю жизнь. Почему? А потому, что Гос­подь тебя сми­ряет таким обра­зом, потому, что на тебя поло­жен такой крест Богом. А может быть ты сам себе этот крест выбрал когда-то. Такое тоже может быть.

Надо сми­ряться. Вот тебе не дано видеть двумя гла­зами, а только одним. А ты будешь глухой… И все мы такие глухие, косые, слепые и боль­ные, и каждый из нас должен нести свой крест. Точно так же и пси­хи­че­ски боль­ной чело­век тоже должен нести свой крест. У меня гипер­то­ния, я должен пить таб­летки. Гос­подь может меня исце­лить, так чтобы у меня было нор­маль­ное дав­ле­ние. Но Гос­подь пред­по­чи­тает, чтобы я пил таб­летки, а не полу­чил такое чудес­ное исце­ле­ние. Я не достоин этого чуда, нужно, чтоб я сми­рялся и созна­вал каждый день свою немощь и свое бес­си­лие, тянул свою лямку и стра­дал своей болез­нью.

Точно также с любой другой болез­нью, и с пси­хи­че­ской тоже. Гос­подь может тебя исце­лить. Но сего­дня, или, может быть, всю жизнь, Гос­подь хочет, чтобы ты пил таб­летки. Это вовсе не значит, что тебе не надо при­ча­щаться, и что это тебе вместо при­ча­стия. Так вот и я при­ча­ща­юсь, живу бла­го­да­тью Божией, но это не значит, что мне таб­летки от гипер­то­нии пить не надо. Все равно надо. Гос­подь может меня исце­лить, но не исце­ляет.

Нужно уметь объ­яс­нить чело­веку, что он должен слу­шаться, сми­ряться, должен при­знать себя боль­ным, и согла­ситься на свою боль­ную участь. Духов­ная жизнь только тогда воз­можна, когда чело­век согла­сится при­знать истин­ное поло­же­ние вещей и сми­рится, согла­сится жить с тем кре­стом, кото­рый Гос­подь дал ему. Это и есть вера. Если чело­век не хочет жить так, как Бог ему велит, не при­ни­мает креста и не сле­дует за Хри­стом, не при­знает спа­си­тель­ность пути, на кото­рый Гос­подь его поста­вил, то, значит, он неве­ру­ю­щий. Если он неве­ру­ю­щий, то чем ему помо­жешь? Опять при­хо­дится свя­щен­нику тер­петь, сми­ряться, мучиться, стра­дать. Он думает: «Если Гос­подь меня нагру­жает этим, буду тер­петь, может когда-то Гос­подь что-то сде­лает Сам».

Во всяком случае, свя­щен­ник должен обя­за­тельно уви­деть правду, не дать себя обма­нуть ника­кими душев­ными под­дел­ками. И должен эту правду ска­зать пасо­мому. Если он правды слы­шать не хочет, гово­рить эту правду все равно нужно. Сви­де­тель­ство­вать о ней – это долг свя­щен­ника. А дальше – что Бог даст.

Пас­тыр­ская дея­тель­ность вне общины

Напут­ствие уми­ра­ю­щих

Я обещал пого­во­рить о пас­тыр­ской дея­тель­но­сти, кото­рая не замы­ка­ется в рамках общины и отно­сится не обя­за­тельно к духов­ным детям. Свя­щен­ника очень часто при­гла­шают к боль­ным, уми­ра­ю­щим, часто свя­щен­нику при­хо­дится бывать в кри­ти­че­ских ситу­а­циях. Бывает, при­хо­дят моло­дые, муж­чина или жен­щина и гово­рят, что у них в семье ужас, что грозит развод, или что без­на­дежно забо­лел ребе­нок, или при­хо­дит мать и гово­рит, что сын или дочь сби­лись с пути, в плохую ком­па­нию попали, или в тюрьму даже, или что умерла жена, или умер муж. Одним словом, масса тра­ги­че­ских, дра­ма­ти­че­ских ситу­а­ций всегда сопут­ствует жизни свя­щен­ника.

Свя­щен­ник, кото­рого мы до сих пор рас­смат­ри­вали как главу общины, чело­века, при­зван­ного руко­во­дить сло­жив­шейся духов­ной семьей, одно­вре­менно должен являться и скорой помо­щью. Эта функ­ция с него нико­гда не сни­ма­ется. Он должен быть готов в любое время дня и ночи отпра­виться к уми­ра­ю­щему, чтобы его поис­по­ве­до­вать и при­ча­стить, как гово­рят, напут­ство­вать перед смер­тью.

Надо ска­зать, что сами каноны преду­смат­ри­вают осо­бен­ное отно­ше­ние свя­щен­ника к таким про­бле­мам. Если пришли свя­щен­ника позвать напут­ство­вать уми­ра­ю­щего, то свя­щен­ник должен оста­вить службу и идти к боль­ному, потому что мило­сер­дие и забота о спа­се­нии души чело­ве­че­ской пре­выше всего. Даже литур­гию в этом случае тоже поло­жено оста­вить, если она еще не дошла до Херу­вим­ской песни. Если уже поют Херу­вим­скую песнь, то свя­щен­ник не имеет права оста­вить литур­гию, он должен ее дослу­жить до конца и вру­чить судьбу уми­ра­ю­щего Богу.

Теперь так прак­ти­че­ски не бывает. Раньше, когда писа­лись эти каноны, то име­лось в виду, что в каждом селе, в каждом неболь­шом городке есть храм, и при­хо­жане живут вокруг этого храма. И можно пойти пешком по деревне, при­ча­стить и вер­нуться обратно. Сейчас у нас таких при­хо­дов часто нет, их лучше назвать «при­езды», то есть наши при­хо­жане в основ­ном теперь при­ез­жают в храм, часто изда­лека, часто не по тер­ри­то­ри­аль­ному, не по гео­гра­фи­че­скому прин­ципу, при­ез­жают именно к свя­щен­нику, как бы далеко он ни служил. Теперь почти невоз­можно испо­ве­дать уми­ра­ю­щего. К тому же стали при­гла­шать к уми­ра­ю­щему довольно редко. Обычно при­ча­щают боль­ных, но не уми­ра­ю­щих.

Тем не менее ходить к боль­ным и тяже­ло­боль­ным свя­щен­нику при­хо­дится довольно регу­лярно. Бывает, что уми­ра­ю­щий нена­долго, на оста­ток своих дней, ста­но­вится духов­ным чадом свя­щен­ника. И он его на послед­нем отрезке жиз­нен­ного пути при­во­дит к Богу. Если уми­ра­ю­щий еще в созна­нии, то здесь осо­бенно бла­го­при­ят­ная ситу­а­ция для дея­тель­но­сти свя­щен­ника. Уми­ра­ю­щий чело­век бывает уже отре­шен от всего зем­ного, от земных забот, от стра­стей, при­стра­стий, он дей­стви­тельно думает о веч­но­сти, его надежда уже только на Бога. С ним свя­щен­ник обычно быстро нахо­дит глу­бо­кий кон­такт. Уми­ра­ю­щему просто и легко объ­яс­нить самое глав­ное. Нужно его побу­дить испо­ве­даться, и он обычно ста­ра­ется изо всех сил вспом­нить свои самые тяжкие грехи и обя­за­тельно очи­стить свою совесть. Ложный стыд и все подоб­ное отсту­пают.

Для моло­дого свя­щен­ника такие случаи бывают очень полезны, они мно­гому научают его. От свя­щен­ника здесь тре­бу­ется любовь, и только любовь. Тут меньше тре­бу­ется опыт духов­ни­че­ский, потому что задача проще. Нельзя такого уми­ра­ю­щего чело­века с холод­но­стью или со стро­го­стью осуж­дать, уко­рять, вос­пи­ты­вать. Тут нужна просто милость.

В наше время очень много людей уми­рает от рака. В древ­ние вре­мена, когда состав­лялся чин при­ча­ще­ния уми­ра­ю­щих, не было такого коли­че­ства смер­тей от этого забо­ле­ва­ния. У рако­вых боль­ных часто бывает непро­хо­ди­мость, они не могут гло­тать. Мы скон­стру­и­ро­вали завин­чи­ва­ю­щу­юся Чашу, куда можно взять Святую Кровь от литур­гии и при­ча­стить малень­ким коли­че­ством Святой Крови уми­ра­ю­щих, не давая Частицу Тела Хри­стова, кото­рую они не могут про­гло­тить. Именно так при­ча­щали отца Иоанна Крон­штад­ского перед смер­тью. Он при­ча­щался каждый день, но он умирал от рака и не мог гло­тать перед смер­тью.

Такие уми­ра­ю­щие боль­ные пред­став­ляют для свя­щен­ника труд­ность. Бывает, такого боль­ного непре­рывно рвет, тогда его при­ча­щать нельзя или только на чудо наде­яться. Бывает, что боль­ной зараз­ный, уми­рает от тубер­ку­леза или от чахотки, есть реаль­ная опас­ность зара­зиться. Бывает так, что боль­ной вызы­вает очень силь­ное чув­ство брезг­ли­во­сти, оттого, что уже про­ис­хо­дит про­цесс рас­пада, тяжело общаться. Бывает, чело­век очень изуро­до­ван болез­нью. Все это свя­щен­ник должен пре­одо­леть своей любо­вью. И в каждом таком чело­веке уви­деть чадо Божие, своего брата, должен пожа­леть его, и эта жалость и любовь должна пре­воз­мо­гать всякую брезг­ли­вость и страх. Свя­щен­ник нахо­дится на службе Богу, он должен думать здесь не о себе, а об этой каю­щейся, подо­шед­шей к послед­нему пре­делу душе. И здесь, конечно, свя­щен­ник, более чем кто-либо должен молиться, помочь чело­веку в его смерт­ном подвиге не поте­рять муже­ство, не поте­рять веру. Очень часто свя­щен­нику при­хо­дится ска­зать уми­ра­ю­щему о том, что его болезнь смер­тельна, ска­зать тогда, когда род­ствен­ники этого не гово­рят. Иногда при­хо­дится кре­стить таких уми­ра­ю­щих, потому что они еще не кре­щен­ные.

Бывают труд­но­сти иного порядка. Напри­мер, часто вызы­вают к чело­веку, кото­рый уже, по суще­ству говоря, не кон­так­тен в полной мере, а иногда и вовсе не спо­со­бен к кон­такту. Есть каноны, кото­рые запре­щают при­ча­щать, по-сла­вян­ски говоря, «изум­лен­ных», то есть тех, кто уже нахо­дится в Полном бес­па­мят­стве, совер­шенно без созна­ния. Таких людей по кано­нам при­ча­щать запре­ща­ется потому что всякое таин­ство совер­ша­ется по вере, а здесь чело­век уже не может осо­знать, почув­ство­вать, что его при­ча­щают.

Однако, могут быть разные под­ходы к этому вопросу. Пред­по­ло­жим, уми­рает близ­кий вам чело­век, при­хо­жа­нин или при­хо­жанка, кото­рые посто­янно ходили, при­ча­ща­лись, моли­лись, вы знаете всю их жизнь. Он забо­лел очень тяжело, может у него слу­чился инсульт или что-нибудь в этом роде, и вот он уми­рает. Как же его не при­ча­стить? Тут свя­щен­ник имеет дерз­но­ве­ние при­ча­стить такого чело­века или капель­кой Святой Крови, если боль­ной уже не гло­тает, или малой части­цей Святых Даров, потому что он уверен, что этот чело­век не отпал от Церкви, он в Церкви жил все время, и нет пре­пят­ствия его при­ча­стить в этот момент. Мне при­хо­ди­лось много раз в таких ситу­а­циях нахо­диться. Бывают уди­ви­тель­ные чудеса, бывает, что при­ча­стишь чело­века, и он при­хо­дит в себя после этого, даже иногда поправ­ля­ется и еще какое-то время живет, будучи смер­тельно боль­ным.

Но если зовут к чело­веку, кото­рый раньше нико­гда в цер­ковь не ходил, даже заяв­лял себя неве­ру­ю­щим, и вот он поте­рял созна­ние, уже уми­рает, так и не выявив своего отно­ше­ния к Богу, то такого свя­щен­ник при­ча­щать не имеет права. Тут канон имеет полную силу, потому что нельзя при­ча­щать неве­ру­ю­щего чело­века, чело­века, кото­рый не хочет при­ча­ститься. Мы не знаем, хотел он или не хотел, верил он или не верил, он не просил об этом, он не заяв­лял этого.

В подоб­ных слу­чаях встре­ча­ются разные иску­ше­ния. При­веду такой пример. Одна хри­сти­анка, очень тем­пе­ра­мент­ная дама, еврейка, обра­тив­ша­яся к вере, много лет про­жив­шая в церкви, в тече­ние боль­шей части своей жизни пыта­лась обра­тить к вере свою сестру. Но та ни в коем случае не хотела кре­ститься. И сколько лет она ни пыта­лась ее убе­дить, уго­во­рить, объ­яс­нить, книжки давала, та с гневом отри­цала все эти ее пред­ло­же­ния и кре­ститься не хотела. Но вот она тяжело забо­лела, и сестра-хри­сти­анка за ней уха­жи­вала в боль­нице. И уго­ва­ри­вала ее: «Смотри, как тебе плохо, может скоро умрешь, ну кре­стись». Но сестра все равно не хотела кре­ститься, отка­зы­ва­лась. Нако­нец она поте­ряла созна­ние. А сестра-хри­сти­анка решила, что теперь-то ничто не мешает ее покре­стить. Она начи­нает зво­нить, спра­ши­вать у разных духов­ни­ков и даже епи­ско­пов, как посту­пить (а у нее были боль­шие связи). Одни свя­щен­ники гово­рят, что нет, нельзя. Как же можно кре­стить, когда она не хотела. А другие гово­рят, ну что же, попро­буй. И, не полу­чив одно­знач­ного запрета, эта дерз­но­вен­ная хри­сти­анка все-таки окре­стила свою уми­ра­ю­щую сестру, кото­рая в себя перед смер­тью так и не пришла. Значит, умерла теперь уже «кре­щен­ной», теперь можно ее отпе­вать, ведь самое глав­ное у нас «отпеть» чело­века. При всем моем ува­же­нии к этой уже покой­ной хри­сти­анке, я, конечно, сказал ей, что такой способ дей­ствий совер­шенно непра­во­мо­чен. Такого наси­лия над сове­стью чело­века, над его волей мы совер­шать не можем. Все подоб­ные случаи, конечно, недей­стви­тельны. При­знать такого чело­века кре­щен­ным я бы не решился. Если бы мы при­знали его кре­щен­ным, то это значит, что мы при­знаем какую-то пра­во­слав­ную магию. Это значит, что мы не пони­маем, что такое пра­во­слав­ное таин­ство. Конечно, этот посту­пок про­дик­то­ван был любо­вью, и она оправ­ды­вала себя тем, что неве­ру­ю­щая сестра была кре­щена по вере и по любви веру­ю­щей сестры. Но в этом случае такое «заме­ще­ние» про­ве­сти нельзя. Если бы она хоть как-то обна­де­жила, ска­зала хотя бы: «Да, верю, покре­сти меня,» и поте­ряла созна­ние, тогда еще можно было бы сде­лать так. Но она ни разу не отве­тила согла­сием на мно­го­чис­лен­ные пред­ло­же­ния.

Точно так же и при­ча­стить чело­века, кото­рый свою веру не выра­зил, мы не можем. Со мной был такой случай. Дочь позвала при­ча­стить свою уми­ра­ю­щую мать. При­хожу. Вижу, что эта пожи­лая жен­щина уже в полном бес­па­мят­стве. Я спра­ши­ваю:

– Она при­ча­ща­лась когда-нибудь?

– Да нет.

– Ну она про­сила, вы гово­рили с ней, про­сила ее при­ча­стить?

– Да, нет, не гово­рила.

– Ну она хотя бы веру­ю­щая?

– Ну вроде, да, но вообще-то я не знаю.

Мне трудно было отка­зать ей, но я сказал, что я при­ча­щать ее не могу. Давайте с вами молиться Богу, о том, чтобы она пришла в себя. И когда она придет в себя, тогда позо­вите. И ушел. На другой день или через несколько дней при­бе­гает эта дочь и гово­рит:

– Батюшка, она очну­лась.

Я при­хожу к ней, а она по-преж­нему почти без созна­ния нахо­дится. Но эта дочь стала ее трясти, и она открыла глаза. Я спра­ши­ваю:

– Вы хотите при­ча­ститься, вы верите в Бога?

Она гово­рит:

– Да, верю, хочу.

Я ее при­ча­стил, она сразу поте­ряла созна­ние и умерла.

Конечно, в этом случае уже не при­хо­дится чело­века испо­ве­до­вать подробно за всю его жизнь, как надо было бы сде­лать. Но тут мы на милость Божию должны пола­гаться. Отка­зать в послед­нем напут­ствии, в при­ча­стии чело­веку, кото­рый желает этого, мы не можем. Каноны, правда, иногда преду­смат­ри­вают запреты и отлу­че­ние от Церкви даже на смерт­ном одре. Обычно запре­ще­ния бывают «кроме смерт­ного одра». Когда чело­век уми­рает, то его можно при­ча­стить даже, если он нахо­дился под запре­ще­нием.

В подоб­ных слу­чаях не может быть фор­ма­лизма. Здесь дей­ствует прин­цип мило­сти и вра­че­ва­ния, без­условно. Но если знаешь, что чело­век как-то очень тяжко нагре­шил в этой жизни, нужно побу­дить его к тому, чтобы он хоть как-нибудь пока­ялся.

Окорм­ле­ние немощ­ных

Есть еще одна боль­шая кате­го­рия инва­ли­дов, людей несчаст­ных, боль­ных, детей непол­но­цен­ных, кото­рых иногда невоз­можно счи­тать духов­ными чадами. Просто потому что они бывают тяжело пси­хи­че­ски больны, или совсем сума­сшед­шие или какие-то просто непол­но­цен­ные люди. Таких довольно много в наше время. Здесь, конечно, дея­тель­ность свя­щен­ника с точки зрения земной, бес­пер­спек­тивна. В обыч­ном обще­нии можно вос­пи­тать людей и много можно сде­лать. С этими людьми ничего сде­лать нельзя, они только потреб­ляют у свя­щен­ника его силы и ничего в ответ дать не могут. Тем не менее, именно эта дея­тель­ность явля­ется одной из самых пло­до­твор­ных, как это ни уди­ви­тельно. Здесь всегда дей­ствует чудо, бла­го­дать Божия. Свя­щен­ник, кото­рый устрем­ля­ется на помощь, окорм­ляет несчаст­ных, боль­ных, обез­до­лен­ных, ненор­маль­ных, дефек­тив­ных, сто­ри­цею полу­чит от Бога. Мы часто думаем, что для Церкви эти люди бал­ласт, бес­по­лез­ные. На самом деле это совсем не так. Это, если хотите, люди дра­го­цен­ные для Церкви. Это кра­сота Церкви. Все эти немощ­ные, боль­ные – это люди, кото­рые в Церкви зани­мают осо­бен­ное пре­крас­ное место. Забота о них и слу­же­ние им – это как раз наи­бо­лее полное явле­ние хри­сти­ан­ского духа. Это вопло­ще­ние Хри­сто­вой любви. И когда свя­щен­ник служит таким людям, то чув­ствует боль­шую радость, удо­вле­тво­ре­ние, ибо здесь всегда ощу­ща­ется бла­го­дат­ное при­сут­ствие Божие.

Пас­тыр­ская дея­тель­ность свя­щен­ника, как видите, мно­го­гранна. И очень часто бывает так, что свя­щен­ник должен, по слову Хри­стову, остав­лять своих 99 бла­го­по­луч­ных, здо­ро­вых овец, и устрем­ляться за одной поги­ба­ю­щей или про­па­да­ю­щей овцой. При­хо­дится отда­вать пред­по­чте­ние несчаст­ным, людям, попав­шим в тяже­лые обсто­я­тель­ства. А община, кото­рая уже живет при свя­щен­нике, она иногда ока­зы­ва­ется пре­не­бре­га­е­мой. Эта спе­ци­фика свя­щен­ни­че­ского слу­же­ния про­ти­во­ре­чит зем­ному рас­чету, земным под­хо­дам.

Есть такие слова Христа: «Пусть твоя левая рука не знает, что делает правая». В жизни свя­щен­ника это с осо­бен­ной силой под­твер­жда­ется. Если свя­щен­ник делает добрые дела, может быть, дает мило­стыню, деньги, или просто свои силы, свое время, не жалеет себя, то посту­пает как бы абсурдно. Бывает так, есть у него неболь­шая сумма денег, и у него семья, дети. И вдруг к нему при­хо­дит чело­век попав­ший в беду, голод­ный и просит денег. Прак­ти­че­ски всегда, если свя­щен­ник отдаст деньги с любо­вию, он тут же полу­чит гораздо больше. Обя­за­тельно Гос­подь при­шлет к нему того, кто даст с лихвой и вос­пол­нит и в десять, и во сто раз. Конечно, нельзя тут дей­ство­вать по такому рас­чету: дам, может, получу гораздо больше. Но свя­щен­ник должен всегда пом­нить, что он – слу­жи­тель Хри­стов, и если он будет жить пра­ведно, чисто, то Хри­стос будет с ним. И все Еван­гель­ские запо­веди, все Еван­гель­ские обе­то­ва­ния обя­за­тельно будут испол­няться в его жизни, в его слу­же­нии, если он будет искренне слу­жить Богу, по сове­сти, с любо­вью, с верой. И так дей­стви­тельно всегда и бывает. В своей дея­тель­но­сти свя­щен­ник должен быть и разум­ным, и рас­су­ди­тель­ным, и должен быть у него дар рас­суж­де­ния, но он должен жить по вере. Не по рас­чету зем­ному, а по вере.

Прежде всего, самое глав­ное – испол­нить волю Божию, испол­нить запо­ведь Божию, вот первый долг, вот способ жизни.

Плоды пас­тыр­ской дея­тель­но­сти

Можно уже закон­чить этот раздел о пас­тыр­ской дея­тель­но­сти, о пас­тыр­ской духов­ной работе, но имеет смысл вер­нуться еще раз к про­блеме чрез­вы­чайно острой и труд­ной, кото­рая стоит в жизни каж­дого пас­тыря. По-раз­ному у разных свя­щен­ни­ков, но одна и та же про­блема обя­за­тельно встает. Что же полу­ча­ется из его усилий? Вот свя­щен­ник тру­дится, может быть, много лет. Что же полу­ча­ется в резуль­тате этих трудов?

Можно смело ска­зать, что все добрые труды при­не­сут добрые плоды, а все пле­велы, кото­рые свя­щен­ник сам сеет, под­чи­ня­ясь своим стра­стям, конечно, при­не­сут плоды злые. И все эти злые плоды при­дется ему потом рас­хле­бы­вать. Хотя нельзя, может быть, под­счи­тать все это фор­мально, но все-таки свя­щен­ник должен огля­нуться и уви­деть, что про­ис­хо­дит с ним, что про­ис­хо­дит с его паст­вой. Дело в том, что очень часто наши усилия в дости­же­нии какой-то цели при­во­дят к цели про­ти­во­по­лож­ной. Это закон, кото­рый мы назы­ваем гете­ро­ген­но­стью цели, всегда нужно пом­нить. Бывает, что в дея­тель­но­сти свя­щен­ника зало­жена какая-то очень серьез­ная ошибка, кото­рую он не понял вовремя. Поэтому нужно все время обо­ра­чи­ваться, смот­реть на плоды своих трудов, вот ты сеял пше­ницу, а что вырас­тает? Может, вырас­тает только кра­пива, тогда нужно поду­мать, стоит ли дальше таким зем­ле­де­лием зани­маться?

Обо­ра­чи­ва­ясь на свои труды, в наше время свя­щен­ник видит, по боль­шей части, груст­ную кар­тину… Но бывает, конечно, и радость. Я знаю много рев­ност­ных свя­щен­ни­ков, у кото­рых оче­видны боль­шие плоды. Они много успели собрать людей, собрали силь­ные боль­шие общины, в этих общи­нах многие люди пришли или при­хо­дят к вере. Вос­пи­ты­ва­ются дети в церкви, устра­и­ва­ются новые храмы, при­ходы, откры­ва­ются школы. Такие общины суще­ственно влияют на жизнь обще­ства и на жизнь Церкви.

Но, кроме соци­аль­ного, види­мого зем­ного резуль­тата, устро­и­тель­ного, мате­ри­аль­ного, душев­ного, есть еще резуль­тат духов­ный. Что про­ис­хо­дит сего­дня в Церкви? Мы видим, что храмы, по боль­шей части, напол­ня­ются, такие общины их напол­няют, даже откры­вают новые храмы, вос­ста­нав­ли­вают их. Но кем они напол­ня­ются? Людьми веру­ю­щими, пра­во­слав­ными, кото­рые часто при­ча­ща­ются, хотят часто испо­ве­до­ваться… И все же есть в этом что-то очень груст­ное. Можно дове­сти людей до какого-то уровня, и дальше они оста­нав­ли­ва­ются, и идти больше не могут. И уро­вень этот не такой уж высо­кий. Обычно это уро­вень людей, кото­рые не совер­шают смерт­ных грехов, не блудят, не пьют, не воруют, не кол­дуют, не бьют своих роди­те­лей, не руга­ются, может быть, не курят даже. Они при­ча­ща­ются часто, но когда смот­ришь на этих людей, не видишь, что чело­век растет дальше и вос­хо­дит от силы в силу, при­бли­жа­ется ко Христу. Сде­лана лишь началь­ная работа, что-то пред­ва­ри­тель­ное…

Грустно, что насто­я­щих плодов не видно. Ведь по-насто­я­щему каждый хри­сти­а­нин, каждый чело­век при­зван к свя­то­сти. Иначе говоря, все те, кто при­хо­дит в Цер­ковь, кто начи­нает жить цер­ков­ной жизнью, должны посте­пенно делаться духов­ными людьми, пра­вед­ными, свя­тыми. А этого нет. Видно, что наша цер­ков­ная жизнь и пас­тыр­ская работа огра­ни­чи­ва­ются каким-то весьма невы­со­ким пре­де­лом, кото­рый ока­зы­ва­ется для многих из нас непре­одо­ли­мым.

Можно про­ве­сти такую парал­лель. Вот какая-то турист­ская группа поды­ма­ется все выше и выше в горы. Сна­чала это леси­стые тропки, ущелья очень кра­си­вые, дорога, а там, гля­дишь, аль­пий­ские луга, леса уже нет. Еще выше поды­ма­ешься и попа­да­ешь в ущелье, где нет ника­кой рас­ти­тель­но­сти, только низ­ко­рос­лые кустар­ники, травка неболь­шая и высо­кие снеж­ные горы, с кото­рых спол­зают лед­ники. Из этих лед­ни­ков берут начала реки. Дохо­дишь до места, где обычно бывает приют, и дальше на пере­вал нужно идти уже по снегу, лезть на ледник. А для этого необ­хо­димо иметь спе­ци­аль­ное сна­ря­же­ние, ботинки, ледорубы, связки, инструк­тора совсем дру­гого, уже не тури­ста, а аль­пи­ни­ста. И поэтому на таком руби­коне тури­сты оста­нав­ли­ва­ются и уже дальше не идут. Дальше смер­тельно опасно, дальше другая кате­го­рия труд­но­сти. Турист­ские про­гулки на этом уровне закан­чи­ва­ются. Скажем, до высоты две с поло­ви­ной, три тысячи метров можно дойти такому тури­сту. А на четы­рех­ты­сяч­ную высоту никак не зале­зешь, если ты не аль­пи­нист. Туда не пус­кают, нельзя, а поле­зешь – убьешься.

Нечто подоб­ное видно и в нашей цер­ков­ной жизни. Наша цер­ков­ная жизнь до опре­де­лен­ной высоты дово­дит нас. Здесь мы с уве­рен­но­стью бегаем, пры­гаем, тру­димся, что-то строим, устра­и­ваем. Но все это до какой-то отметки. А дальше? Мы не знаем, как дальше надо жить. И, ока­зы­ва­ется, что инструк­то­ров или про­вод­ни­ков, кото­рые знают, как дальше жить, уже прак­ти­че­ски нет, они недо­ся­га­емы. А если они есть, то их раз-два и обчелся, и к ним уже попасть нельзя, это такие святые старцы, кото­рых, может быть, чело­века три на всю Россию оста­лось. Обыч­ные хоро­шие батюшки, духов­ники, вот тут еще умеют, а дальше – уже не умеют. Научить молитве умной они не умеют, потому что сами не молятся, им неко­гда, они рабо­тают про­ра­бами, и учи­те­лями и еще неиз­вестно кем, но только не молятся, им неко­гда. Они не умеют научить побеж­дать стра­сти свои по-насто­я­щему, до конца, не умеют научить жить при­сут­ствием Божиим, научить жить по воле Божией, не умеют слы­шать волю Божию.

И воз­ни­кает груст­ное, тяже­лое чув­ство огра­ни­чен­но­сти. Чело­век, кото­рый пытался, пыта­ется жить духов­ной жизнью, навер­ное, знает это чув­ство, ощу­ще­ние своего банк­рот­ства. На поверку ока­за­лось, что ничего ты не умеешь, не знаешь, что вот так ты хоро­хо­рился, хоро­хо­рился… В общем, по-насто­я­щему ничего не сумел.

Есть ли какой-то выход? Можно ли на что-то наде­яться? Ответ должен быть дан объ­ек­тив­ный и чест­ный – надежды у нас немного здесь. Сле­дует при­знать, что мы дожили до такого пери­ода цер­ков­ной исто­рии, когда многое для нас стало невоз­мож­ным, запре­дель­ным, многие подвиги от нас уда­ли­лись, стали для нас немыс­ли­мыми, невоз­мож­ными. Вы помните, навер­ное, что гово­рится о послед­них вре­ме­нах, что эти вре­мена будут столь трудны, что если кто только при­зо­вет Имя Гос­подне в это время, тот и спасен будет. Не пона­до­бится вообще ничего, а только в этот страш­ный момент Имя Божие при­звать, и то уже спа­сешься ввиду страш­ных труд­ных обсто­я­тельств вре­мени.

Каж­дому вре­мени соот­вет­ствует свой уро­вень труд­но­сти и свои дости­же­ния духов­ные. Гос­подь не вменит нам то, что мы не дости­гаем таких вот уров­ней, такой пра­вед­но­сти, свя­то­сти, как древ­ние святые.

Но от нас тре­бу­ется то же самое, что и от них – тре­бу­ется подвиг. Подвиг наш не будет столь пло­до­твор­ным, как их подвиг. Когда пре­по­доб­ный Сера­фим под­ви­зался в Саров­ских лесах, он достиг совер­шен­ства, высо­кой свя­то­сти. А когда в этих же лесах сидели в лаге­рях свя­щен­ники и епи­скопы, они не дости­гали там такого совер­шен­ства, такой про­зор­ли­во­сти, чудо­тво­ре­ний. Но подвиг их был, может быть, не мень­шим. Это другой подвиг и другие плоды этого подвига. И Гос­подь вменит им их подвиг в свя­тость.

Вы знаете, в народе гово­рят: «Ты делай свое дело, а если чего-то ты не умеешь, то Ангел за тебя сде­лает, если ты дей­стви­тельно пола­га­ешь все свои силы». Когда чело­век тру­дится, живет подви­гом, тогда огра­ни­чен­ность сни­ма­ется, уходит. Гос­подь Своей бла­го­да­тью вос­пол­няет помимо чело­века и помимо свя­щен­ника все необ­хо­ди­мое. Все то, чего не может дать свя­щен­ник, будет дано Богом, если этот свя­щен­ник по-насто­я­щему тру­дится, т.е. живет подви­гом.

Очень часто слу­ча­ется, что духов­ные чада начи­нают разо­ча­ро­вы­ваться в чем-то, они тоже жить подви­гом не умеют, не хотят. Они не ищут духов­ной жизни, духов­ного подвига, они ищут какого-то ком­форта, каких-то особых отно­ше­ний. Они пере­стают искать сми­ре­ния, послу­ша­ния, а начи­нают тре­бо­вать от своего духов­ника, чтоб он их пони­мал, чтоб он уделял им время, чтоб он их слушал, чтобы он с ними бесе­до­вал без конца, чтобы он к ним как-то отно­сился, начи­нают хамить, дер­зить своим духов­ни­кам. В наше время это очень-очень часто бывает.

По суще­ству нужно при­знать, что духов­ных детей очень мало. Их почти что нет. Воз­можно есть огром­ная толпа народу, но это все не духов­ные дети. Душев­ные дети, кото­рые духов­ною жизнью жить даже не соби­ра­ются. Если, так назы­ва­е­мое, духов­ное чадо хамит своему духов­нику, то это не духов­ное чадо, уверяю вас. Точно так же, если духов­ное чадо не желает слу­шаться, ему гово­ришь раз, два, три, а оно не слу­ша­ется, то это, конечно, не духов­ное чадо, только назва­ние одно оста­лось.

И вот здесь свя­щен­нику нужно про­зреть, и со всей оче­вид­но­стью при­знать, что чего-то высо­кого не вышло, не выхо­дит у него, и смело ска­зать этим своим так назы­ва­е­мым духов­ным детям:

– Не надо обма­ны­вать друг друга. Не хочешь так, иди куда-нибудь в другое место и все. Зачем играть в послу­ша­ние, в какие-то отно­ше­ния. Зачем это делать?

Это будет гораздо лучше, гораздо чест­нее. Обычно свя­щен­ник к этому при­хо­дит, в конце концов. Он начи­нает избе­гать этих бес­плод­ных отно­ше­ний, отно­ше­ний, кото­рые остав­ляют только одну тяжесть на душе. И поэтому мы очень часто видим пожи­лых свя­щен­ни­ков, очень хоро­ших, у кото­рых духов­ных чад почти что нет. Когда-то были при­ходы, а на ста­ро­сти лет никого не оста­лось. Может, есть два-три чело­века, а может, пять. Почему? Потому что не стало сил у этого батюшки испо­ве­до­вать без конца, и бесе­до­вать он не может уже, душев­ного инте­реса он не пред­став­ляет больше для этих душев­ных чад. А людей, кото­рые дей­стви­тельно хотят его слу­шаться, кото­рые верят ему, ока­зы­ва­ется очень-очень мало. Может была община чело­век 500, а оста­лось, может быть, пять. Осталь­ные все куда-то раз­бре­лись.

Людей, по-насто­я­щему жела­ю­щих искать подвига духов­ной жизни, очень мало. Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство ищет жизни душев­ной, душев­ного ком­форта, душев­ных отно­ше­ний, жизни земной, а не небес­ной, не хочет осво­бож­даться от своих стра­стей, не хочет отка­зы­ваться от своей воли, не хочет ничем суще­ствен­ным жерт­во­вать.

Людей, жела­ю­щих отка­заться от своей воли, стать послуш­ными, искать волю Божию, очень мало. И поэтому свя­щен­нику нужно не давать ввести себя в заблуж­де­ние. Кипит дея­тель­ность, все ожи­вает, все растет, стро­ятся храмы, вроде все пло­до­но­сит, свя­щен­нику дают награды, повы­шают его в чинах, все образ­цово, все пре­красно. Он может пове­рить в то, что все дей­стви­тельно пре­красно… Нужно пом­нить обя­за­тельно вся­кому пас­тырю, что пре­красно будет только тогда, когда он будет при­бли­жаться к Богу, и когда его паства тоже будет идти к Богу, к духов­ной жизни, к жизни бла­го­дат­ной. Тогда только будет пре­красно, когда все лучше и лучше будет совер­шаться Боже­ствен­ная литур­гия, когда на сове­сти, на душе появится бла­го­дат­ный свет, когда все меньше будет иметь зна­че­ние всякое земное бла­го­по­лу­чие, земные дости­же­ния, награды. Все это будет он ни во что вме­нять, если при­кос­нется к жизни бла­го­дат­ной, к жизни с Богом. Вот если так он будет жить, то к нему посте­пенно будут соби­раться духов­ные чада, кото­рые будут иметь такое же устро­е­ние. Если же он в основ­ном погру­жен в земную дея­тель­ность, то и чада его будут такими же, зем­ными, а не духов­ными.

Более всего свя­щен­нику должно бояться под­мены, потому что под­мена несет в себе дух анти­хри­ста, вместо Духа Христа.

Он должен смот­реть – а он не заблу­дился, сам-то он не забыл един­ственно пра­виль­ную цель? Ко Христу ли он идет, и готов ли он пожерт­во­вать всем ради того, чтобы остаться со Хри­стом? И должен смело при­зна­вать, что мало он умеет, мало полу­ча­ется, и среди тех, кто идет за ним, очень мало насто­я­щих духов­ных чад. И, зани­ма­ясь все­воз­мож­ной дея­тель­но­стью, и бла­го­тво­ри­тель­ной, и пре­по­да­ва­тель­ской, и орга­ни­за­тор­ской, и стро­и­тель­ной, и просто отправ­ле­нием служб и треб, свя­щен­ник должен пом­нить о едином на потребу – о том, что самое глав­ное, чем нико­гда нельзя пожерт­во­вать, нельзя посту­питься – реаль­ная жизнь с Богом, жизнь бла­го­дат­ная. Все осталь­ное без бла­го­дат­ной жизни не имеет ника­кой цены, ника­кого смысла и будет давать только обрат­ный резуль­тат.

Покаяние, Исповедь, Духовное руководство

Начало

Исповедь является одним из главных средств спасения овец духовных. Хотя это не единственное средство, но в жизни церковной оно занимает одно из центральных мест. Об исповеди можно говорить очень много, кое-что особенно важно для будущих священников. Я, конечно, не могу претендовать на то, что имею какой-то особенный опыт. Лучше было бы, чтобы какой-то настоящий духовник, очень опытный, нас поучил и поделился своим духовным разумением проблемы духовничества, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги, пишут на простой; вам придется довольствоваться моими малыми сведениями и мнениями.

Говоря об исповеди, мы должны сразу понять, что здесь имеется в виду, в основном, таинство покаяния. Таинство является одним из самых главных таинств, и дается нам, как благодатный дар, который после воскресения Своего Господь Иисус Христос сообщил ученикам Своим, со словами: «Приимите Дух Свят. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 23).

По общему рассуждению Церкви, это и есть тот дар вязать и решить, который является, по преимуществу, достоянием священства. И понятно, таинство покаяния, которое с этим даром связано, жило и живет в Церкви на протяжении уже почти двух тысяч лет, всегда оставаясь тождественным самому себе. Это таинство не меняется, ибо оно является таинством духовного врачевания, оно принадлежит духовному миру. Но в истории, как мы знаем, могут меняться формы совершения таинств, меняется чинопоследование таинств, меняется понимание таинств. Само таинство не меняется, его онтологическая сущность остается той же самой. Но понимание той сущности может быть разной в разное время. И более того, мы знаем, что всякое таинство совершается по вере, следовательно, очень часто бывает так, что в таинстве Господь преимущественно дает то или другое, в зависимости оттого, что мы просим с верой. Но это не значит, что таинство стало другим, нет. Скажем, есть таинство причащения Святых Христовых Таин. Естественно, что в этом таинстве мы сочетаемся со Христом. Это главное. Но при этом мы можем всегда молить Бога о том, чтобы благодать, которая даруется в этом таинстве, сделала бы нас радостными и добрыми, а в другой раз — чтобы очистила наше сердце от каких-то страстей, а иной раз — чтобы Господь явил нам Свою волю. В таинстве мы получаем просимое. Так и в таинстве покаяния в зависимости оттого, что ищем, что просим у Господа, можем получать по своей вере различные дары. В разные эпохи народ церковный, понимал это таинство по-разному и просил разное. Очень важно уяснить эволюцию понимания и совершения таинства.

Таинство покаяния принадлежит к числу тех таинств, которые в наше время в наибольшей степени профанируются.

Всякое таинство велико, бесконечно глубоко, всякое таинство соединяет нас с Богом, сообщает нам бесконечную, новую жизнь, сокровенную духовную перспективу. В этом смысле всякое таинство всеобъемлюще и непостижимо. Отсюда и название: «таинство»: оно таинственно, непостижимо для разума человека, оно постигается сердцем в той мере, в какой сердце расширилось. Но таинство покаяния имеет и еще особую трудность — человеческую, потому что в нем человек должен покаяться. Это здесь главное.

В любом таинстве требуется, чтобы человек шел навстречу Богу. В любом таинстве требуется духовная активность, но здесь в особой степени. Здесь нужно, чтобы человек покаялся, увидел себя, захотел измениться, переродиться.

В наше время таинство покаяния стало более трудным для понимания, чем когда-либо. Хотя всем нам известно: вот исповедь, она имеет цель очистить совесть кающегося грешника, все кажется ясным. На самом деле эта ясность именно кажущаяся. В действительности почти не встречаются сейчас люди, которые могли бы как следует объяснить, что же здесь должно быть и как все нужно правильно понять. Причем не только кающиеся не понимают, но и многие священники не понимают.

Существует богословское объяснение таинства крещения, очень много написано о Евхаристии, очень много говорилось о браке, много о священстве сказано. Но о таинстве покаяния написано явно мало.

Таинство покаяния является неким центром, в котором духовник встречается с пасомыми и имеет возможность (и должен) заглянуть в самые сокровенные уголки души человеческой, где он должен научиться помогать человеку раскрыть себя до конца, раскрыть себя пред Богом и перед духовником, ничего не утаивая, преодолевая всякое лукавое, лицемерное, стыдливое желание что-то скрыть, оставить тайным. И в момент такого совершенно особенного самораскрытия, откровения своей души, которое, конечно, требует максимального доверия, священник получает возможность руководить душой кающегося, потому что кающийся приходит и вручает свою душу священнику. Он поступает так, как поступает больной, который идет к врачу. Часто мы болеем, но к врачу идти не хотим, надеемся, что как-нибудь переможется болезнь, как-то поправимся сами. Бывают такие болезни, с которыми особенно неприятно обращаться к врачу. И вот человек оттягивает этот момент, надеется, что как-нибудь обойдется, но болезнь не проходит. И приходится идти, и врач требует выполнения самых неприятных процедур. Человек должен подчиниться, сделать над собой насилие, ради того, чтобы победить болезнь, остаться живым. Нечто подобное происходит и в таинстве покаяния: больной вручает себя, в конце концов, в руки врача, хирурга, ложится на операционный стол, сознавая, что достаточно только дрогнуть руке, и он умрет, но, тем не менее, вручает себя врачу, идет на риск в надежде, что хирург будет добрым врачом, что Бог ему поможет, что он его исцелит.

Покаяние, Исповедь, Духовное руководство

Начало

Исповедь является одним из главных средств спасения овец духовных. Хотя это не единственное средство, но в жизни церковной оно занимает одно из центральных мест. Об исповеди можно говорить очень много, кое-что особенно важно для будущих священников. Я, конечно, не могу претендовать на то, что имею какой-то особенный опыт. Лучше было бы, чтобы какой-то настоящий духовник, очень опытный, нас поучил и поделился своим духовным разумением проблемы духовничества, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги, пишут на простой; вам придется довольствоваться моими малыми сведениями и мнениями.

Говоря об исповеди, мы должны сразу понять, что здесь имеется в виду, в основном, таинство покаяния. Таинство является одним из самых главных таинств, и дается нам, как благодатный дар, который после воскресения Своего Господь Иисус Христос сообщил ученикам Своим, со словами: «Приимите Дух Свят. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 23).

По общему рассуждению Церкви, это и есть тот дар вязать и решить, который является, по преимуществу, достоянием священства. И понятно, таинство покаяния, которое с этим даром связано, жило и живет в Церкви на протяжении уже почти двух тысяч лет, всегда оставаясь тождественным самому себе. Это таинство не меняется, ибо оно является таинством духовного врачевания, оно принадлежит духовному миру. Но в истории, как мы знаем, могут меняться формы совершения таинств, меняется чинопоследование таинств, меняется понимание таинств. Само таинство не меняется, его онтологическая сущность остается той же самой. Но понимание той сущности может быть разной в разное время. И более того, мы знаем, что всякое таинство совершается по вере, следовательно, очень часто бывает так, что в таинстве Господь преимущественно дает то или другое, в зависимости оттого, что мы просим с верой. Но это не значит, что таинство стало другим, нет. Скажем, есть таинство причащения Святых Христовых Таин. Естественно, что в этом таинстве мы сочетаемся со Христом. Это главное. Но при этом мы можем всегда молить Бога о том, чтобы благодать, которая даруется в этом таинстве, сделала бы нас радостными и добрыми, а в другой раз — чтобы очистила наше сердце от каких-то страстей, а иной раз — чтобы Господь явил нам Свою волю. В таинстве мы получаем просимое. Так и в таинстве покаяния в зависимости оттого, что ищем, что просим у Господа, можем получать по своей вере различные дары. В разные эпохи народ церковный, понимал это таинство по-разному и просил разное. Очень важно уяснить эволюцию понимания и совершения таинства.

Таинство покаяния принадлежит к числу тех таинств, которые в наше время в наибольшей степени профанируются.

Всякое таинство велико, бесконечно глубоко, всякое таинство соединяет нас с Богом, сообщает нам бесконечную, новую жизнь, сокровенную духовную перспективу. В этом смысле всякое таинство всеобъемлюще и непостижимо. Отсюда и название: «таинство»: оно таинственно, непостижимо для разума человека, оно постигается сердцем в той мере, в какой сердце расширилось. Но таинство покаяния имеет и еще особую трудность — человеческую, потому что в нем человек должен покаяться. Это здесь главное.

В любом таинстве требуется, чтобы человек шел навстречу Богу. В любом таинстве требуется духовная активность, но здесь в особой степени. Здесь нужно, чтобы человек покаялся, увидел себя, захотел измениться, переродиться.

В наше время таинство покаяния стало более трудным для понимания, чем когда-либо. Хотя всем нам известно: вот исповедь, она имеет цель очистить совесть кающегося грешника, все кажется ясным. На самом деле эта ясность именно кажущаяся. В действительности почти не встречаются сейчас люди, которые могли бы как следует объяснить, что же здесь должно быть и как все нужно правильно понять. Причем не только кающиеся не понимают, но и многие священники не понимают.

Существует богословское объяснение таинства крещения, очень много написано о Евхаристии, очень много говорилось о браке, много о священстве сказано. Но о таинстве покаяния написано явно мало.

Таинство покаяния является неким центром, в котором духовник встречается с пасомыми и имеет возможность (и должен) заглянуть в самые сокровенные уголки души человеческой, где он должен научиться помогать человеку раскрыть себя до конца, раскрыть себя пред Богом и перед духовником, ничего не утаивая, преодолевая всякое лукавое, лицемерное, стыдливое желание что-то скрыть, оставить тайным. И в момент такого совершенно особенного самораскрытия, откровения своей души, которое, конечно, требует максимального доверия, священник получает возможность руководить душой кающегося, потому что кающийся приходит и вручает свою душу священнику. Он поступает так, как поступает больной, который идет к врачу. Часто мы болеем, но к врачу идти не хотим, надеемся, что как-нибудь переможется болезнь, как-то поправимся сами. Бывают такие болезни, с которыми особенно неприятно обращаться к врачу. И вот человек оттягивает этот момент, надеется, что как-нибудь обойдется, но болезнь не проходит. И приходится идти, и врач требует выполнения самых неприятных процедур. Человек должен подчиниться, сделать над собой насилие, ради того, чтобы победить болезнь, остаться живым. Нечто подобное происходит и в таинстве покаяния: больной вручает себя, в конце концов, в руки врача, хирурга, ложится на операционный стол, сознавая, что достаточно только дрогнуть руке, и он умрет, но, тем не менее, вручает себя врачу, идет на риск в надежде, что хирург будет добрым врачом, что Бог ему поможет, что он его исцелит.

Однажды мне рассказали, как оперировали двух одинаковых больных. Одна больная перенесла тяжелую операцию и поправилась от смертельной болезни. А когда оперировали вторую, у хирурга дрогнула рука, и он разрезал чуть больше. И хотя больная сразу не умерла, она старта тяжко болеть и умерла через месяц. Этот случай для нас очень показателен. Все это, в каком-то смысле, совершается и на исповеди. Духовник оказывается здесь сразу и терапевтом, и хирургом, и очень часто психиатром, и, конечно, он прежде всего должен быть духовным врачом. Именно врачом. Кающийся приходит и вручает свою душу ему. От того, в какой степени кающийся вручает свою душу, зависит многое.

Есть разница между врачом телесным и врачом духовным. До того, как оказался больной во врачебном кабинете, он, может быть, не думал, что ему велят сейчас, например, глотать какую-то кишку, и таким образом обследовать все его внутренности. Он этого не знал, но, когда пришел, ему сказали: «Нет, ты отсюда не выйдешь, тебя нельзя отпустить, ты иначе умрешь, необходимо….» Его можно уговорить, а можно и принудить; бывает, что родственники госпитализируют насильно тяжелобольных, а врачи усыпляют и делают очень тяжелые операции человеку, который не знает своего диагноза…

Читать дальше

Исповедь
является одним из главных средств
спасения овец духовных. Хотя это не
единственное средство, но в жизни
церковной оно занимает одно из центральных
мест. Об исповеди можно говорить очень
много, кое-что особенно важно для будущих
священников. Я, конечно, не могу
претендовать на то, что имею какой-то
особенный опыт. Лучше было бы, чтобы
какой-то настоящий духовник, очень
опытный, нас поучил и поделился своим
духовным разумением проблемы духовничества,
но, как говорится, за неимением гербовой
бумаги, пишут на простой; вам придется
довольствоваться моими малыми сведениями
и мнениями.

Говоря
об исповеди, мы должны сразу понять, что
здесь имеется в виду, в основном, таинство
покаяния. Таинство является одним из
самых главных таинств, и дается нам, как
благодатный дар, который после воскресения
Своего Господь Иисус Христос сообщил
ученикам своим, со словами: приимите
Дух Свят. Кому простите грехи, тому
простятся; на ком оставите, на том
останутся
(Ин. 20:23).

По
общему рассуждению Церкви, это и есть
тот дар вязать и решить, который является,
по преимуществу, достоянием священства.
И понятно, таинство покаяния, которое
с этим даром связано, жило и живет в
Церкви на протяжении уже почти двух
тысяч лет, всегда оставаясь тождественным
самому себе. Это таинство не меняется,
ибо оно является таинством духовного
врачевания, оно принадлежит духовному
миру. Но в истории, как мы знаем, могут
меняться формы совершения таинств,
меняется чинопоследование таинств,
меняется понимание таинств. Само таинство
не меняется, его онтологическая сущность
остается той же самой. Но понимание той
сущности может быть разной в разное
время. И более того, мы знаем, что всякое
таинство совершается по вере, следовательно,
очень часто бывает так, что в таинстве
Господь преимущественно дает то или
другое, в зависимости от того, что мы
просим с верой. Но это не значит, что
таинство стало другим, нет. Скажем, есть
таинство причащения Святых Христовых
Таин. Естественно, что в этом таинстве
мы сочетаемся со Христом. Это главное.
Но при этом мы можем всегда молить Бога
о том, чтобы благодать, которая даруется
в этом таинстве, сделала бы нас радостными
и добрыми, а в другой раз – чтобы очистила
наше сердце от каких-то страстей, а иной
раз – чтобы Господь явил нам Свою волю.
В таинстве мы получаем просимое. Так и
в таинстве покаяния в зависимости от
того, что ищем, что просим у Господа,
можем получать по своей вере различные
дары. В разные эпохи народ церковный,
понимал это таинство по-разному и просил
разное. Очень важно уяснить эволюцию
понимания и совершения таинства.

Таинство
покаяния принадлежит к числу тех таинств,
которые в наше время в наибольшей степени
профанируются.

Всякое
таинство велико, бесконечно глубоко,
всякое таинство соединяет нас с Богом,
сообщает нам бесконечную, новую жизнь,
сокровенную духовную перспективу. В
этом смысле всякое таинство всеобъемлюще
и непостижимо. Отсюда и название:
«Таинство»: оно таинственно, непостижимо
для разума человека, оно постигается
сердцем в той мере, в какой сердце
расширилось. Но таинство покаяния имеет
и еще особую трудность – человеческую,
потому что в нем человек должен покаяться.
Это здесь главное.

В
любом таинстве требуется, чтобы человек
шел навстречу Богу. В любом таинстве
требуется духовная активность, но здесь
в особой степени. Здесь нужно, чтобы
человек покаялся, увидел себя, захотел
измениться, переродиться.

В
наше время таинство покаяния стало
более трудным для понимания, чем
когда-либо. Хотя всем нам известно: вот
исповедь, она имеет цель очистить совесть
кающегося грешника, все кажется ясным.
На самом деле эта ясность именно
кажущаяся. В действительности почти не
встречаются сейчас люди, которые могли
бы как следует объяснить, что же здесь
должно быть и как все нужно правильно
понять. Причем не только кающиеся не
понимают, но и многие священники не
понимают.

Существует
богословское объяснение таинства
крещения, очень много написано о
Евхаристии, очень много говорилось о
браке, много о священстве сказано. Но о
таинстве покаяния написано явно мало.

Таинство
покаяния является неким центром, в
котором духовник встречается с пасомыми
и имеет возможность (и должен) заглянуть
в самые сокровенные уголки души
человеческой, где он должен научиться
помогать человеку раскрыть себя до
конца, раскрыть себя пред Богом и перед
духовником, ничего не утаивая, преодолевая
всякое лукавое, лицемерное, стыдливое
желание что-то скрыть, оставить тайным.
И в момент такого совершенно особенного
самораскрытия, откровения своей души,
которое, конечно, требует максимального
доверия, священник получает возможность
руководить душой кающегося, потому что
кающийся приходит и вручает свою душу
священнику. Он поступает так, как
поступает больной, который идет к врачу.
Часто мы болеем, но к врачу идти не хотим,
надеемся, что как-нибудь переможется
болезнь, как-то поправимся сами. Бывают
такие болезни, с которыми особенно
неприятно обращаться к врачу. И вот
человек оттягивает этот момент, надеется,
что как-нибудь обойдется, но болезнь не
проходит. И приходится идти, и врач
требует выполнения самых неприятных
процедур. Человек должен подчиниться,
сделать над собой насилие, ради того,
чтобы победить болезнь, остаться живым.
Нечто подобное происходит и в таинстве
покаяния: больной вручает себя, в конце
концов, в руки врача, хирурга, ложится
на операционный стол, сознавая, что
достаточно только дрогнуть руке, и он
умрет, но, тем не менее, вручает себя
врачу, идет на риск в надежде, что хирург
будет добрым врачом, что Бог ему поможет,
что он его исцелит. <…>

Есть
разница между врачом телесным и врачом
духовным. До того, как оказался больной
во врачебном кабинете, он, может быть,
не думал, что ему велят сейчас, например,
глотать какую-то кишку, и таким образом
обследовать все его внутренности. Он
этого не знал, но, когда пришел, ему
сказали: «Нет, ты отсюда не выйдешь, тебя
нельзя отпустить, ты иначе умрешь,
необходимо…». Его можно уговорить, а
можно и принудить; бывает, что родственники
госпитализируют насильно тяжелобольных,
а врачи усыпляют и делают очень тяжелые
операции человеку, который не знает
своего диагноза…

И
на исповеди может встретиться нечто
подобное, но здесь труднее. Здесь никак
нельзя обойтись без воли кающегося. Все
определяется его волей, его верой. И в
руках духовника нет средств насилия,
он должен быть искусен настолько, чтобы
убедить, расположить кающегося не уйти,
не остаться таким, как он есть, больным,
а начать духовное лечение. Духовник
должен уметь воздействовать на приходящего
к нему так, чтобы поставить с должной
глубиной проблему духовной болезни,
должен дать почувствовать ее опасность.
Здесь требуется дар, который есть не у
всех. Здесь требуется определенный опыт
общения с людьми и особенная способность
к контакту, умение внушить к себе доверие.

Но
более всего здесь требуется духовность.
Необходимо, чтобы духовник был бы
действительно обращен к Небу, к Богу в
такой мере, чтобы приходящий сразу же
чувствовал реальность духовной жизни.
Чтобы он рядом с ним почувствовал, что
тут открывается совершенно новая и
самая главная сторона его жизни. Нужно,
чтобы он своей молитвой, своей жизнью
мог привлечь благодатную помощь.
Поэтому-то самыми лучшими духовниками
всегда были святые люди – не психоаналитики,
психиатры и психологи, которые занимаются
«службами доверия», дают советы,
разбираются в психических состояниях
человека. Не они оказываются самыми
лучшими врачами духовными, а именно
святые люди, которые действуют иными
методами, имеют благодатные дары, умеют
молиться и умеют призвать Бога на помощь
и явить эту благодатную Божественную
силу немощному и страждущему человеку.

Очень
часто бывает так: в больницу приходит
человек, по виду вполне здоровый и даже
цветущий, он, скажем, подвернул себе
ногу. А ему говорят: «Вы давно не были в
поликлинике, Вам нужно пройти такую-то
диспансеризацию, обследование». Он
этого не хочет, чувствует себя здоровым,
но его принуждают. И вот после того, как
его обследуют, оказывается, что у него
рак, о котором он ничего не подозревает.
Думая, что он вполне здоров, он собирается
ехать в горы путешествовать. А ему
говорят «Нет, Вам нужно срочно ложиться
в больницу, обследоваться, нужно срочно
делать операцию, нельзя откладывать.
И, конечно, в горы Вы никуда не поедете
в этом году, даже если операция пройдет
благополучно».

Нечто
подобное происходит на современной
исповеди: приходят люди, которые хотят
почему-то жить церковной жизнью, начать
церковную жизнь или продолжить ее, но
не потому что они сознают себя смертельно
больными. Очень часто к священнику
приходят страдающие люди, но часто
бывает и не так. Человек хочет
исповедоваться, причащаться, жить
церковной жизнью. Но он совершенно не
умеет каяться по-настоящему, не понимает,
что он грешен, не чувствует своих грехов.
Такой человек ограничивается формальной
исповедью. Вот здесь священнику легче
всего сказать:

—
Ну хорошо, никаких особенных грехов нет
у тебя, ты ничем не грешен, прощаю,
разрешаю, иди, причащайся. Слава Богу,
что ты никого не убил, не украл.

При
том как на приходах священники бывают
загружены, это вполне естественно. Но,
к сожалению, бывает часто, что именно
вот этот-то человек находится в наибольшей
опасности. Потому что в нем есть застарелая
и тяжелая болезнь, смертельная, духовная
болезнь окамененного нечувствия, которая
может привести его к духовной гибели
гораздо раньше, чем он думает, которая
может помешать ему прийти в следующий
раз. Выявить эту болезнь и убедить
больного каяться – это большой труд,
это большое умение, требующее большой
любви и внимания духовника.

Но,
в конечном итоге, на исповеди дело
сводится к тому, что человек лишь называет
свои грехи. Сами по себе грехи являются
только лишь следствием какой-то греховной
работы, которая совершается в душе
человека. Грехи – это некие плоды на
злом дереве греховной жизни. Вот,
например, растет какой-нибудь ядовитый
куст, и на нем появляются ядовитые ягоды,
но если даже мы их оборвем, а куст оставим,
то на следующий год появятся такие же
ядовитые плоды, то есть мы скорее всего
ничего не изменим в душе человека, только
лишь прощая и разрешая уже совершенные
им какие-то злые поступки. Задачей
духовника является изменение души
кающегося, нужно исторгнуть корень
греховный, но сначала нужно его найти.

Таким
корнем, как нас учат святые отцы, являются
страсти. Систематизация этого учения
о страстях дана нам во многих святоотеческих
творениях. Примерный их список я приведу:
чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев,
печаль, уныние, тщеславие и гордость.
Можно расставить эти страсти в другом
порядке. Можно говорить еще о сластолюбии,
о зависти, о раздражительности, о
честолюбии, но в общем это варианты или
родственные страсти, которые могут быть
по-разному называемы.

Учение
о духовной жизни человека нигде не дано
в такой удивительной и благодатной
полноте, как у святых отцов Востока. И
каждый христианин, желающий жить духовной
жизнью, и тем более каждый пастырь,
должен обязательно не только быть знаком
со святоотеческой аскетикой, должен
постоянно быть в общении со святыми
отцами, постоянно читать их, для того
чтобы их восприятие духовной жизни было
живо в его сердце. И не только читать,
но и следовать им сам, жить духовной
жизнью, на личном опыте знать то, о чем
говорят святые отцы. Тогда он сможет
кающемуся сказать: «Да, грех, совершенный
тобой, очень (а может не очень) тяжел. Но
важно не только покаяться в этом грехе,
в этом совершенном тобой преступлении
или какой-то ошибке – гораздо важнее
еще покаяться в той страсти, которая
этот грех произвела и производит
постоянно, которая стала для тебя опасной
болезнью. Нужно понять, что именно эту
страсть нужно искоренить из твоего
сердца и в этом смысле изменить свою
душу, свою жизнь. Только тогда в твоей
духовной жизни будет движение вперед,
тогда ты приблизишься к Богу».

Что
же такое страсть? Страсть – явление
духовное, т. е. не поддающееся до конца
рациональному объяснению. Духовное
выше душевного, душевное тоже очень
часто бывает иррациональным, и поэтому
все здесь объяснить невозможно, понять
умом невозможно, но можно многое понять
сердцем, имея опыт.

Исходя
из учения святых отцов, можно сказать,
что все страсти действуют в сердце
человека неким таинственным образом,
подменяя собой ту естественную духовную
деятельность души, которая предусмотрена
промыслом Божиим при сотворении человека.
<…>

Удовлетворение
страсти делается потребностью человека,
извращенной, даже более сильной, чем
естественные потребности. Вот что
удивительно. Это уже подмененная природа,
похожая на рак, когда естественные
клетки человеческого тела подменяются
другими видоизмененными клетками. Они
начинают расти быстрее, чем обычные. И
прорастают в естественные органы,
заменяя естественную плоть человека.
Стенки органов, сосудов делаются
болезненно измененными, раковыми. Они
еще исполняют какие-то функции, но уже
несут в себе смерть. Такая подмена
нормальной жизни, естественной плоти
болезненными тканями приводит рано или
поздно к смерти.

Так
действует и всякая страсть. Она подменяет
собой естественные свойства души
человека и делается тогда новой,
болезненной, извращенной тканью этой
души, которая начинает жить страстями,
вместо того, чтобы жить правильными,
духовными своими потребностями, духовными
влечениями. Святые отцы говорят, что
всякая страсть является действием неких
демонов, бесов в человеке. Такая подмена
происходит всегда по приражению бесов.

Человек
в нормальном своем состоянии живет
благодатью Божией, живет Богом. Может
случиться, что уйдя от Бога, человек
начинает жить какой-то темной «благодатью».
Ощущая невозможность жизни без благодати,
он может подменить ее, жить этой темной
силой. И вот эта приразившаяся темная
сила, входя в него, меняет его состав,
изменяет нормальные ткани, подобно
тому, как отравленный воздух, войдя в
человека, начинает менять в нем все:
клетки, кровь, и все это постепенно может
стать раковым.

Так
действует страсть. И если эту страсть
в себе вовремя не увидеть, не начать с
ней бороться, то она рано или поздно
разовьется в человеке до ужасных размеров
и станет грозить жизни человека, только
уже не телесной, а духовной.

Надо
сказать, что действия страстей как
всякий порок, имеют удивительную
закономерность. Они сначала действуют
таинственно и духовно затем, на
определенной стадии, такая страсть
начинает менять душу человека уже на
эмоциональном, на душевном уровне. А
потом уже меняет и телесную жизнь.
Например, алкоголизм. Сначала это
страсть, и человек ни о чем не способен
думать, кроме как о том, чтобы выпить,
но он еще здоров. Потом наступает
болезненное состояние, потом белая
горячка, потом цирроз печени. И так любая
страсть.

Таким
образом, страсти – это есть жизнь с
бесами. И поэтому очень часто святые
отцы говорят прямо, что в человеке
действует бес блуда, бес винопития, бес
чревоугодия. Очень часто они не считают
нужным даже оговариваться, где страсть,
а где бес, потому что по смыслу это одно
и то же. Страсть – это некое бесовское
действие. Мы, как вы знаете, иногда
называем людей одержимыми бесами,
бесноватыми. И делаются даже попытки
отчитывать, изгонять бесов. Святые люди
умели это делать.

Учение
о духовной жизни, о страстях говорит,
что всякий человек, подверженный действию
страсти, является бесноватым, в какой-то
мере одержимым. Только мера этой
одержимости разная. Если страсть
поселилась в сердце человека, принуждает
этого человека следовать себе, значит
человек стал уже одержимым в какой-то
мере. Значит он над собой уже не властен,
он исполняет волю бесовскую. Сами
понимаете, что это есть очень страшный
путь, это путь гибели, путь духовной
смерти, и священник, духовник обязан,
как врач духовный, помочь увидеть в себе
страсти каждому приходящему к нему,
должен указать на эти страсти, научить
бороться с ними, убедить кающегося в
том, что это необходимо. Как врач, увидев
в человеке нездоровый цвет лица, может
сказать: «Знаете, вам надо провериться.
У вас, может быть, туберкулез». А другому
скажет: «Вам нужно проверить Вашу печень,
может быть у вас камни в желчном пузыре.
Понять, увидеть исследовать душу
человека, объяснить кающемуся его
положение и дать ему средство лечения
– долг священника.

В
наше время на исповеди очень редко все
это происходит. Как правило, исповедь
превращена у нас во что-то иное. «Прощаю,
разрешаю», даже и молитвы разрешительной
священник не может всем прочитать. Один
очень достойный священник мне сказал:

– Что
вы, разве можно прочитать всем
разрешительную молитву, язык сломаешь.

Я
спросил:

– Как
это: сломаешь?

– Ну
как, разве Вы не знаете, у пожилых
священников почти всегда, есть какая-то
такая скороговорка, они не могут
выговорить уже какие-то слова. Доходят
до какого-то момента, говорят эту самую
скороговорку и дальше. Он уже сломал
себе язык, он не может уже говорить,
потому что тысячу раз повторяет одну и
ту же формулу, всегда спешит, и возникает
просто какое-то заикание от этого.

В
обстановке такого «ломающегося» языка
проходит очень часто наша церковная
жизнь и наша исповедь. Тем не менее, если
мы не будем знать, как должно быть, то
мы никогда не будем исправляться и
никогда не будем стремиться в нужную
сторону. Мы так и уйдем неизвестно куда,
если никто нам не подскажет, где же
единственный, истинный, правильный
прямой путь. <…>

Можно
всю жизнь ходить в церковь, причащаться,
исповедоваться и так ничего не понять
по-настоящему, не начать жить духовной
жизнью, работать над собой. Это бывает
очень-очень часто. И, слава Богу, этому
мешают скорби, которых довольно много
в нашей жизни. Какие-то тяжелые переживания,
даже тяжелые грехи, падения оказываются
промыслительно допущенными в жизни
человека. Недаром есть такая пословица:
«Не согрешишь – не покаешься».

Оказывается,
человек, который вырос в церкви, нередко
для себя обнаруживает, что такое настоящее
покаяние только тогда, когда как-то
тяжко согрешит. До тех пор он тысячу раз
ходил на исповедь, но никогда не понимал,
никогда не чувствовал, что это такое.
Это, конечно, не значит, что нужно желать,
чтобы все впадали в тяжкие, смертные
грехи. Это означает необходимость того,
чтобы наша церковная жизнь была очень
рельефной. Она должна быть обязательно
чем-то трудным, чтобы человек начал
внутренне работать. И задача духовника
уследить за тем, чтобы человек работал,
трудился, чтоб он не просто осуществлял
какую-то свою привычную бытовую схему,
отбывая какие-то праздники, какие-то
службы. Нужно, чтобы у него была цель,
чтобы он этой цели достигал. Каждый
человек должен иметь свою программу
духовной жизни.

Это
очень трудно, особенно в наше время,
когда священник фактически не может
справиться с огромным количеством
людей, которые приходят к нему. Вспомните,
что до революции в Москве, которая была
ограничена заставами, было 600 храмов и,
соответственно, более 1000 священников.
Сейчас в Москве, которая стала раз в
десять больше, около 300 храмов и порядка
400 священников⁷.
Раньше в Москве был миллион жителей.
Сейчас 10 миллионов. Конечно, возможности
теперь у священника совсем другие. Он
не справляется с таким огромным наплывом
людей. И тем не менее нужно искать
какого-то активного включения в жизнь
каждого члена Церкви.

Для
нашей Церкви это очень необычно,
нетрадиционно. У нас уже, как правило,
принято совсем другое: батюшка стоит у
аналоя и слушает. А потом возьмет и
скажет: «Ну так больше не делай, это не
хорошо». Потом скажет: «Прощаю и разрешаю»…
Ну, может, еще что-нибудь добавит, и все.

И
даже старцы. Они, в основном, слушают,
молчат и потом несколькими замечаниями
как-то подправят и отпустят. Некоторая
пассивность со стороны духовника у нас
является традиционной. Нужно помнить,
что у истинных старцев это была только
внешняя пассивность. Настоящие старцы
– это люди великого духовного подвига.
Когда подходил к ним человек, они начинали
прежде всего за него молиться, т. е. сразу
же активно действовали духовно. И
неизбежно включали этого человека в
совсем другую, духовную жизнь. Каждый,
кто был у старца Амвросия или у преподобного
Серафима, остался с ощущением грандиозного
события в своей жизни. Т. е. внешне
пассивное поведение духовника не
противоречило активному включению
пришедшего человека в новую жизнь, здесь
для него происходило откровение.

В
наше время, когда духовник стоит на
исповеди и к нему подходят его духовные
чада у него нет цели поразить, удивить
их; тут должна быть достигнута какая-то
иная цель. Священник должен научиться
хотя бы кратко, но так взаимодействовать
со своим духовным чадом, чтобы тот шел
на исповедь, в некотором смысле, как на
трудный экзамен, когда мы идем и не
знаем, удастся сдать или не удастся.
Взаимодействие с духовником тут должно
быть очень серьезным, глубоким:

—
А как у тебя теперь – получилось или
нет? В прошлый раз ты каялся вот в этом.
Теперь ты можешь сказать, что преодолел
свой злой навык? Получилось это или
нет?…

Священник
должен так научить исповедоваться.

Привыкание
к святыне, привыкание к исповеди – это
одно из самых страшных зол в нашей
церковной жизни. И происходит это потому
что, во-первых, нет возможности, условий
для правильной исповеди, а во-вторых,
нет правильного понимания у нас, что
такое исповедь для тех, кто живет
церковной жизнью постоянной, кто часто
причащается.

Есть
такой подход – отменить исповедь,
причащать без исповеди. На Западе именно
так делают, во Франции, в Америке. Люди
исповедуются раз в год или раз в пост,
а остальное время причащаются без
исповеди. Там попытались вернуться к
древней норме, когда причащаться нужно
часто, а исповедоваться редко. Вроде бы
формально все правильно. И можно бы
ждать, казалось, хороших результатов.
Но нет. Получилось только хуже, потому
что люди перестали исповедоваться
вообще. Они теперь приходят на исповедь
раз в год. Священник начинает их что-то
спрашивать, а они говорят:

—
Почему вы меня спрашиваете? Я ни в чем
не грешен. Да ничего я такого не делаю.
Что вы пристаете ко мне с вопросами…

Может
быть не такими словами, но таким, примерно,
тоном. Человек уже не понимает вовсе,
для чего нужно исповедоваться. Там
совсем исповедь утрачена.

Оказалось,
что вернуться к первым векам христианства
механически невозможно. Дело в том, что
в первые века был другой уровень
духовности. Тогда были гонения. Если
начать часто причащать и не исповедовать,
то достигается совершенно новый и
ужасный результат. Это не выход.

Но
не выход и то, что мы сейчас имеем, потому
что наша частая исповедь есть явление
двадцатого века. Ее не было никогда в
истории Церкви. В древней Церкви
причащались часто, но исповедовались
очень редко. Сначала это было раз в
жизни: когда человек отпадал от Церкви
через совершения какого-то тяжелого
греха.

В
последние века в России была введена
обязательная исповедь как норма перед
каждым причастием. И тогда стали причащать
очень редко. Опять таки причастие раз
в год. Великим Постом – это было событие.
Нужно было говеть, неделю поститься,
потом нужно было молитвы вычитывать,
много канонов и акафистов и потом только
приходить к причастию. И для священника
это было всегда трудно, но все-таки это
случалось только в Великий Пост, а потом
опять длинное время года, когда
причастников фактически нет.

Есть
еще священники, которые говорят в обычный
день, выходя на исповедь:

—
Почему столько причастников? Вы что,
именинники что ли? Причащать буду только
именинников.

Такая
традиция еще жива.

Мы
решили часто причащать, и не можем
отказаться от усвоенной в России нормы
перед каждым причастием исповедовать.
Отсюда возникло совершенно новое
явление: частая исповедь. Этого практически
в истории никогда не было. К сожалению
она приводит к профанации исповеди.
Человек не может часто исповедоваться,
потому что если он живет нормальной
церковной жизнью, то частая его исповедь
не может быть той исповедью, которая
называется вторым крещением. Не может
быть соединения с Церковью, если человек
не отдалялся. Сам смысл этого таинства
меняется, и возникает путаница. Наполнить
эту частую исповедь содержанием можно
только в том случае, если заменить ее
откровением помыслов, которое имело
место в древних монастырях и принималось
как норма. Тогда это не было исповедью,
помыслы принимал авва, который часто
не имел священного сана. Это никак не
было связано с причастием и не называлось
таинством. Это был воспитательный
момент, момент духовного роста. Сейчас
нечто подобное привнесено в таинство
покаяния, и часто дает сомнительные
результаты.

Нужно
найти выход. И выход виден только один.
Не имея возможности отменить исповедь
перед причастием, мы должны сохранить
разрешительную молитву. Просить людей
каяться в содеянных грехах, но не
смешивать это с подробной исповедью.

С
другой стороны священник должен следить
за своими духовными чадами и исповедовать
их в таком смысле:

Как
ты движешься в своей духовной жизни?
Что есть у тебя нового? Ты работаешь над
собой или нет? Если нет – то не о чем
разговаривать. А если работаешь, то это
должно быть видно.

Очень
быстро здесь отсеиваются те, кто подменяют
духовную жизнь, подменяют исповедь
неизвестно чем. Остаются очень немногие
люди: те, которые действительно трудятся,
кто хочет и способен трудиться, кто
хочет жить духовной жизнью.

Исповедь
их довольно ясна, тут немного каких-то
особенно трудных проблем. Тут священнику
легко. Если человек трудится и старается,
у него нет тяжелых грехов, но он будет
каяться в каких-то своих грехах постоянно.
И это покаяние его будет действенным.
Оно будет давать результат. Будет видно,
что он работает, что благодать Божия
действует в нем.

Гораздо
более трудным и мучительным для священника
является другой случай, более
распространенный. Когда человек духовной
жизнью никак не может начать жить. Он
попытается, он хочет, но он не понимает,
что такое духовная работа.

В
жизни церковной имеют место устоявшиеся
обычаи, не всегда вполне согласные с
правильным пониманием таинств, правильным
пониманием духовной жизни, в некоторых
случаях даже определенным образом
вредные. Справиться с этой проблемой в
два счета мы никак не сможем, потому что
здесь мы имеем дело с долгой «церковной»
практикой. Здесь обязательно мы столкнемся
с определенным пониманием церковной
жизни, которая уже сейчас стала как бы
нормативной и несет в себе авторитет
многих людей, имеющих высокий сан или
определенный опыт церковной жизни. Все
это очень и очень непросто. Но постепенно
проблема эта должна решиться все равно,
потому что должна разрешиться существующая
нестабильная ситуация. Результатом
этой нестабильности может стать
разочарование, даже катастрофа, если
мы не будем заранее стараться направить
в нужную сторону развитие сегодняшней
церковной жизни.

Духовник
обязательно должен быть еще и педагогом.
В какой-то степени он должен иметь
педагогическое чутье, иметь педагогическую
задачу. Отсутствие такого педагогического
чутья, таланта, дара, знаний, опыта
приводит к тому, что священник теряет
духовных детей. Теряет их не только для
себя лично, но и для Церкви. Они, может
быть, останутся на долгое время, может
быть даже навсегда, верующими людьми,
но будут потеряны для Церкви. Таких
людей было очень много в прошлом веке,
на рубеже веков. Чаще всего это были
верующие люди, которые всю жизнь немножко
молились. Но они совершенно не понимали,
зачем нужно ходить в церковь, зачем
нужна литургия, зачем нужно причащаться,
зачем нужно исповедоваться. У них был
некий близкий христианскому моральный
кодекс и абстрактное понимание того,
что «Бог есть», некая религиозная
идеология. Но не было никакой настоящей
религиозной жизни, жизни церковной. Они
потеряли ее, потому что эта жизнь сама
себя скомпрометировала. В дореволюционных
гимназиях и во всех закрытых учебных
заведениях, в таких, как Кадетский
корпус, или, например, Институт благородных
девиц были домовые храмы. И все воспитанники
и воспитанницы должны были постоянно
принимать участие в богослужениях. У
них был Закон Божий, и они должны были
знать очень хорошо все дисциплины,
которые предусматривались Законом
Божиим. Очень часто они учились отлично
и до старости помнили массу тропарей,
знали службу, знали тексты Священного
Писания. Но как только они получали
диплом, и выходили из учебного заведения,
так больше уже не ходили в церковь,
потому что церковная жизнь была в их
глазах скомпрометирована.

Можно
дерзнуть сказать, что даже революция,
со всеми ее трагическими последствиями,
в большой степени была обусловлена
именно расцерковлением русского народа.
Расцерковлением, которое произошло в
результате превращения церковной жизни
в церковный быт, в результате снижения
благодатной жизни, благодатного общения
с Богом до отправления церковных обрядов.
Люди перестали ощущать, что значит
«таинство», перестали в таинстве находить
встречу с Богом.

Здесь,
конечно, роль духовника, священника
является ключевой. И ответственность
его громадна. Горе тому священнику,
который этого не понимает. Горе тому,
который не ищет выхода из этой ситуации.
Тому, кто легко соглашается на профанацию
церковной, благодатной жизни в глазах
ребенка или взрослого, и, подчиняясь
потоку суеты, давлению времени и давлению
окружающего мира, уступает свои позиции,
горение сердца своего отдает в обмен
на благополучие. Он как-то сводит концы
с концами и поэтому соглашается
поступиться самым главным.

К
сожалению, даже хорошие священники
очень часто оказываются в таком положении,
оказываются в плену обстоятельств. Они
не могут справиться с теми трудностями,
которые создает время. Но нужно помнить,
что священник, духовник, никогда не
должен быть в плену. Он должен быть
свободным, и рабом только Божиим, больше
ничьим. У него должна быть свободная
совесть. Он должен всегда говорить то,
что думает, и делать то, что подскажет
совесть. Он никогда не должен лукавить,
лицемерить. Уже одно это привлечет к
нему многие сердца и взрослых, и детей.
Он должен всегда со всей искренностью,
со всем горением сердца отвечать на
сегодняшние вопросы, на ту духовную
потребность, которая сегодня встает
перед ним. Он должен услышать, увидеть
смятенное сердце, детское или юношеское,
и найти возможность дать ответ, протянуть
руку, помочь. Это никогда не должно быть
формальным.

Конечно,
здесь не только священник, но и родители,
в первую очередь, и учителя, и катехизаторы,
все должны вместе стараться сохранить
детское поколение для Церкви. В наше
время эта проблема стоит чрезвычайно
остро. Мы сейчас радуемся тому, что
множество детей приходит в церковь. Но,
уверяю вас, сохранить их для Церкви
очень трудно, это требует великого
подвига. И неудивительно, если потом
окажется, что большая часть этих детей
из Церкви уйдет, потому что того, что мы
сейчас им даем в Церкви, для них совершенно
недостаточно, это не вполне отвечает
на запросы их души. Это не открывает им
двери в духовную жизнь, не приводит их
по-настоящему к Богу, а напротив, часто
препятствует их движению вверх.

Проблемы,
возникающие со взрослыми, сходны, но
имеют свою специфику. Можно привести
ряд характерных случаев, типичных для
нашего времени.

Один
из них – люди, пришедшие в церковь
недавно. Приходит человек в церковь в
первый раз. Это может быть молодой
человек или молодая женщина, это могут
быть и немолодые люди. Как правило, они
очень мало знают. Как правило, они уже
изуродованы безбожной жизнью, у них за
плечами целый ворох страшных смертных
грехов. Возможно, они согрешили блудом,
воровством… Возможно, они тяжко оскорбили
своих родителей, кого-то оклеветали,
отрекались от истины, лгали. Возможно,
они искали и находили какие-то ложные
способы духовной жизни, увлекались
колдовством, магией, спиритизмом…
Возможно, эти люди, вступив в брак,
изменяли мужу или жене, делали аборты.
Некоторые из них просто опускались на
дно, некоторые из них – пьяницы, наркоманы.
<…>

Чрезвычайно
важно, чтобы священник внимательно
выслушал такого грешника, не осуждая
его. Чтобы грешник понял, что духовник
к нему отнесется с евангельской любовью,
не осудит, примет с болью сердечной его
исповедь и постарается ему помочь и
помолиться за него.

Очень
важно, чтобы он почувствовал и понял,
что такие грехи, как у него, не могут
быть формально разрешены, что от него
действительно требуется не формальное
перечисление своих грехов, а покаяние.
Нужно, чтобы у него было сердечное
сокрушение, чтобы он действительно
оплакал свое бедственное положение и
захотел испросить у Бога прощение, чтобы
он вернулся в Отчий дом и имел твердое
намерение начать новую жизнь и больше
не возвращаться к прежним грехам.

Священнику
нужно с достаточной чуткостью помочь
ему сказать все его грехи, не формально,
не холодно, не законническим тоном
выспрашивая:

– А
ты это делала? А это ты делала?..

Он
должен помочь открыть человеку свое
сердце. Не просто назначить ему какую-то
законную епитимью:

– Раз
ты сделала аборты, тебя, значит 10 лет,
или 15 лет не пускаем в храм. Или тебе сто
поклонов каждый день.

Такие
формальные епитимьи, у человека,
пришедшего в церковь в первый раз,
рождают в душе ощущение, что здесь, в
церкви, действуют какие-то безумные
фанатики, что здесь нет смысла искать
врача духовного.

Нужно,
чтобы епитимия была такой, которая
поможет человеку покаяться, помолиться,
почувствовать, и понять, что он согрешил,
и если он потрудится, то может придти в
церковь и начать свой духовный путь.

В
наше время такими епитимиями часто
бывают не наказания. Мы говорим обычно,
что нужно прежде всего обязательно
прочитать Евангелие. И очень часто я
говорю, что нужно прочитать не весь
Новый Завет, а четыре Евангелия и Деяния
Апостолов, то, что легче прочитать.
Послания Апостола Павла сложнее, их
можно отложить, и в первый раз не требовать
их прочтения. А вот четыре Евангелия и
Деяния Апостолов может прочитать каждый.

Иногда
можно дать какие-то другие епитимии,
можно дать прочесть какую-то книгу,
можно сказать, чтобы человек молился
какой-то молитвой, короткой, понятной.
Чтобы он делал по несколько поклонов.
Это зависит от того, в каком состоянии
находится его душа, как он воспримет
эту епитимию. Нужно, чтобы он воспринял
ее с радостью, чтобы ему захотелось ее
исполнить, чтобы она не вызывала его
протеста. Если удастся так сделать, если
человек почувствует тепло, если
почувствует любовь, если он почувствует,
что Бог милостив к нему, что именно в
Церкви он нашел эту милость, то он
обязательно придет, обязательно исполнит
и действительно начнет свою новую жизнь.
Именно здесь священник более всего
чувствует, что такое таинство покаяния.
Здесь совершается то, что называется
вторым крещением. Такой случай убеждает
священника, что таинство покаяния не
ушло из жизни Церкви.

В
течение определенного времени такой
грешник (или грешница) приходит в церковь
на крыльях радости, действительно
начинает жить совершенно по-новому, с
духовной жаждой читает церковные книги,
начинает молиться Богу, причащается
Святых Христовых Таин, подходит к
священнику с сияющими глазами. От того,
что действительно началась новая жизнь,
испытывает величайшее счастье. Это
радостное время.

Иногда
приходится услышать:

—
Вот я так молилась и молюсь, я так много
чувствую всего, и вот молитва уже сама
у меня творится в душе, может это
действительно та самая умная молитва,
о которой я где-то слышала (или читала),
что вот я уже чувствую, как молитва у
меня в душе все время продолжается.

Так
бывает довольно часто, но это не потому,
что человек стяжал умную молитву в
сердце, а потому, что он находится в
состоянии восторга, в состоянии особенного
сердечного горения, когда все новое
легко впечатляет его, легко открывается
ему и воспринимается его сердцем с
особой горячностью. Поэтому это все так
легко получается. А потом неизбежно
проходит время (разное для разных людей),
иногда очень короткое, и начинаются
церковные будни.

Здесь
мы имеем дело с людьми, которые уже
прочитали Евангелие, которые уже знают,
что нужно часто причащаться, которые
знают, что нельзя совершать смертных
грехов, и, как правило, их не совершают.
Не блудят, не воруют, не делают аборты,
не пьянствуют, не колются наркотиками,
не отрекаются от веры, не идут к разным
экстрасенсам и колдунам и сами не
занимаются спиритизмом. Можно сказать
с удовлетворением, что уровень их
нравственности значительно поднялся.
Они теперь имеют такие запреты, ниже
которых они не опускаются. Теперь они
являются членами Церкви и живут церковной
жизнью. Церковной, но благодатной ли
жизнью?

К
сожалению, часто оказывается, что
молитва, которая сначала у них творилась
в сердце, и время когда они молились
очень радостно, и с таким горением, когда
слезы лились из глаз при воспоминании
о том, что они грешники, а вот Господь
их простил и принял, когда хотелось
начать новую жизнь, – все это ушло. И
слезы больше не льются, и молитва
прекратилась в сердце, и теперь уже не
прочитать утреннее или вечернее правило:
это стало в тягость. Евангелие читать
уже не хочется и литература духовная
их уже так как раньше к себе не притягивает.
Даже сами службы церковные для них стали
привычными, они приходят на них,
отстаивают, потому что это нужно, но
отстаивают формально, сердце их молчит.
Они не молятся Богу, просто стоят.

Многие
из них, может быть, пришли в церковь и
стали в церкви что-то делать: одни стали
уборщицами, другие сторожами, третьи
за свечным ящиком стоят, четвертые
стали, преподавателями Закона Божия,
некоторые певчими на клиросе. Они,
возможно, заняли свое место в общине.
Но горение сердечное ушло. Они об этом
иногда вспоминают и тоскуют, но со
временем привыкают, что нет его, и им
кажется, что его и быть не должно. Время
духовного рождения, детское время,
вспоминается только с тоской, с сожалением.
И как его вернуть – неизвестно.

Почему
случается так? Потому что тогда,
обратившись к Богу от безбожной жизни,
пожертвовав какими-то своими страстями,
пристрастиями, оторвавшись от привычной
греховной жизни, они совершили подвиг.
И этот подвиг сразу, немедленно дал свои
богатые плоды. Теперь жизнь их перестала
быть подвигом. Она вошла в определенную
колею и стала бытом. Как только подвиг
ушел из жизни, пропали и духовные плоды.
Оказывается благодатная жизнь с Богом
возможна только тогда, когда человек
живет подвигом. Без этого подвига
духовной, благодатной жизни нет. В чем
же подвиг? Тогда это было понятно.
Согрешил тяжело – надо каяться. Это
подвиг. А теперь какой подвиг, когда нет
тяжелых грехов?

Духовник
должен объяснить, что теперь этот подвиг
должен быть другой, это должен быть
подвиг молитвы, смирения, любви,
послушания, подвиг постоянной борьбы
со своими страстями, со своей гордыней,
тщеславием, честолюбием, властолюбием,
раздражительностью и со всеми другими
страстями. Должно быть постоянное
внимание к себе, к своей духовной жизни,
очень требовательное внимание. Нужно
замечать каждый свой ложный шаг, каяться
в нем, исправляться. Без такой духовной
жизни, без духовного труда не будет
благодати Божией в сердце человека. А
более всего нужно смирение, потому что
«Бог гордым противится, а смиренным
дает благодать». Смирение – основа
духовной жизни, смирение дается через
послушание, через постоянное терпение
скорбей, через постоянную победу над
своей гордыней, над своим тщеславием,
над своей обидчивостью.

Всему
этому духовник должен учить каждый
день, постоянно своих духовных чад. И
вот оказывается, что это в каком-то
смысле гораздо труднее, чем исповедовать
впервые пришедшего тяжкого грешника,
которого не надо учить, его надо выслушать
с любовью. Он сам кается, он плачет,
только нужно оказать любовь, выслушать.
И совершается таинство, он открывает
свою душу. А этот приходит и молчит. Или
просто прочитает свои грехи, или записку
дает, где написано: «согрешила
празднословием, многоядением,
раздражительностью, невоздержанием»
и т. д. А некоторые хотят поисповедоваться
получше, подробно говорят, что зашла в
магазин и посмотрела на какую-то вещь
с пристрастием, что маме сказала такое-то
грубое слово, и еще что-то сделал или
сделала. Одним словом, подробно-подробно
следят за собой. И очень педантично все
это говорят священнику. Все это есть.
Но возникает вопрос – а есть ли покаяние?

Очень
часто оказывается, что покаяния нет все
равно. Человек все это так педантично
проследил, донес до исповеди, получил
разрешение у священника от всех этих
грехов, но покаяться он не может в этом.
Этот уровень его духовной жизни так и
будет дальше его нормой, он на этом
застрял, и дальше ни с места. Он оказался
духовно ограниченным человеком.

Говорят
в подобных случаях: одному дано жить
духовной жизнью, другому не дано.
Действительно, среди душевных таланов
есть разные. Одним даны таланты, другим
не даны. Человек может быть не способен
к чему-то. И так он, каким родился, таким
и умрет. Может и в духовной жизни так? И
можно сказать, что да, конечно. Есть люди
более духовно одаренные, и есть менее
духовно одаренные. Есть люди, которым
духовная жизнь понятней и легче дается,
а другим труднее. Но учение Церкви
говорит, что нет людей, для которых жизнь
духовная невозможна. Она может быть
трудна, но сама эта трудность, если ее
преодолевать, даст человеку духовную
жизнь. Это и будет подвиг.

Всякий
человек может жить подвигом. Когда
начинается подвиг, начинается духовная
жизнь. Подвиг может иметь совершенно
разные формы. Но все то, что человеку
очень трудно, даже превосходит его силы,
его естественные возможности – это и
есть подвиг. Когда человек не может
чего-то сделать, но с верой в то, что Бог
ему поможет, устремляется навстречу
этой трудности – вот это и есть подвиг.
Как только таким подвигом веры, преодоления
самого себя, своих страстей начинает
жить человек, для него открывается
духовная жизнь.

Все
это священник должен уметь объяснить,
показать. Но, увы, очень мало людей,
которые хотят его послушать, последовать
его нравоучениям. Подавляющее большинство
тех, кто заполняет наши храмы, не хочет
жить подвигом. Они об этом не говорят
прямо, как правило. А иногда говорят. Но
чаще просто молча не хотят. Хотя все
объясняешь, говоришь много раз подряд,
они, тем не менее, хотят как-нибудь самих
себя обмануть, а заодно и священника.
Причем так, чтобы это не было похоже на
обман, чтобы успокоить свою совесть.
Они хотят как-нибудь такие игольные уши
найти, чтобы и подвига не было, и жизнь
духовная была. Чтобы причащаться,
исповедоваться, молиться, считаться
православными, считаться хорошими, и в
то же время – никаких подвигов. Это есть
некий Рубикон в жизни человека. От того
поймет ли он его и захочет ли его
преодолеть, зависит его духовное будущее.
И большинство перед этим Рубиконом
останавливается и не хочет идти дальше.

Нельзя
считать, что эти люди, потерянные для
Бога и для Царствия Божия, которым можно
сказать: «Идите вы лучше отсюда домой»
и все, конечно нет. Тут другое. Священник
по совести может сказать:

– Вот
вас тут тысяча человек, вы все называетесь
моими духовными чадами. Но имейте в
виду, что на самом деле среди вас, может
быть, только десять человек моих чад
духовных, а эти 990 – мнимые чада, они
духовной жизнью не живут.

Можно
этого не говорить, потому что говорить
безполезно, а просто знать это для себя.
Но гнать их священнику никто не давал
права. Это не мои чада, но это чада Божии.
И то, что не может сделать священник,
может сделать Господь. Очень может быть,
что такой человек всю жизнь будет
барахтаться и отказываться от подвига,
а потом на самом краю жизни, какой-нибудь
тяжкий недуг, рак заставит его начать
духовный подвиг. И, может быть, в последнюю
неделю своей жизни или три дня он вдруг
очнется и покается, и Господь откроет
ему врата Царствия Божия. А может быть,
это будет и не три дня, а последние годы.
Сегодня он оказывается таким ленивым,
а завтра какое-то горе свалится на него,
беда, трудности, и он вынужден будет
пересмотреть все и начать жить по-другому.
Это уже не от священника зависит.
Священник может этого человека держать
на плаву. Не гнать его нужно, но говорить:

– Ты
не думай, что живешь духовной жизнью. У
тебя духовной жизни нет.

Это
ему надо засвидетельствовать, но не
гнать его от Чаши, если он никаких
смертных грехов не совершал. Нужно
объяснять:

– Может
так случиться, что ты причастишься себе
в осуждение. Но это оставляется на твою
ответственность, потому что ты же не
слушаешься, ты живешь своим умом, своей
совестью. Но если хочешь причащаться –
причащайся.

Конечно,
очень много случаев патологических. Их
было всегда много, в этом нет ничего
удивительного. В наше время их больше,
чем когда-либо. Почему? Потому, что
состояние греха – это патология, а не
норма. Наша земная жизнь обычно –
патологичная. И немногим из нас удается
эту патологию как-то преодолевать. Но
она может быть страшна в большей или
меньшей степени. Очень часто она бывает
угрожающей. Часто церковная жизнь
человека приобретает совершенно
аномальные формы, тогда и жизнь священника
делается исключительно трудной, иногда
даже мучительной. Простой пример. Очень
хорошая прихожанка с детства водит
своего сына в храм. Он верит в Бога, но
когда достиг он восемнадцати лет, ему
надоело жить церковной жизнью. И он,
считая себя верующим, стал пьянствовать,
иногда, может быть, воровать, блудить.
И мама плачет над ним, уговаривает, тащит
к батюшке, и он, по старой памяти, приходит
и кается. Да, он согрешил, опять наблудил
с кем-то. Священник его уговаривает,
объясняет, и он кивает головой: «Да, да,
я все понимаю, я больше не буду». Священник
дает ему епитимью, прощает, разрешает.
Через какое-то время он причащается.
Некоторое время держится, потом исчезает
опять. Если месяц-два его нет, значит,
опять покатился. Мама опять его приведет
через какое-то время, и окажется, что он
опять наблудил, опять напился, – опять
все то же самое. И это может быть
бесконечным. Смертные, тяжкие грехи,
катастрофа.

Что
тут делать? По древним канонам церковным
такого грешника нужно отлучить сначала
на семь лет, потом на пятнадцать лет от
причастия, чтобы он стоял в притворе
храма и в храм не входил. Таким образом
жизнь церковная очищалась от подобных
людей, в храме на литургии их не было.
Теперь ни один священник, даже самый
строгий духовник, не дерзнет человека
отлучить от причастия на десять лет. И
правильно сделает. Жизнь сейчас такова,
что нет нравственной возможности давать
такие епитимьи. Церковь, храм наполняется
подобными патологическими людьми:
пьяницами, блудниками, ворами, хамами,
людьми, которые живут, все время выбираясь
из грязи, а потом опять проваливаясь.
Они как бы идут по болоту, с кочки на
кочку прыгают, и опять проваливаются.
То вылезают, то тонут, и поэтому надо их
тащить. Их вытаскивают на кочку, и,
некоторое время побывав на этой кочке,
на следующем шаге они опять проваливаются.
Какова судьба каждого из них? Утонет ли
в этом болоте или вылезет чудом Божиим
– никто не знает.

Что
может здесь сделать священник? Только
молиться и стараться быть снисходительным,
с любовью прощать, разрешать, терпеть.
Епитимии посильные давать. По большей
части для таких людей ничто непосильно.
Приходится отлучать их от причастия на
месяц, на два, иногда на год. Но часто
все приходится предать в руки Божии.
Нет тут настоящего желания жить духовной
жизнью. Это катастрофа, патология,
которая раньше была исключением, теперь
стала нормой. Таких людей стало очень
много, храм наполнен этими людьми. Потому
так часто бывает в храме тяжело, атмосфера
греха, греховного сознания и состояния
распространяется и действует на
окружающих. Здесь нет настоящей веры,
нет не только подвига, но даже желания
жить чистой жизнью. Страсти в обнаженном
виде, страсти, т. е. бесы. Это плененные
бесами души. Иногда бывает, что бес
чуть-чуть отпустит ее, как кошка мышку,
для того, чтобы через мгновение снова
схватить и снова душить. И совершится
ли такое чудо, что мышка убежит от своей
кошки? Но помогать этим людям нужно,
нельзя их отталкивать. <…>

Пастырская
деятельность священника, как видите,
многогранна. И очень часто бывает так,
что священник должен, по слову Христову,
оставлять своих 99 благополучных, здоровых
овец, и устремляться за одной погибающей
или пропадающей овцой. Приходится
отдавать предпочтение несчастным,
людям, попавшим в тяжелые обстоятельства.
А община, которая уже живет при священнике,
она иногда оказывается пренебрегаемой.
Эта специфика священнического служения
противоречит земному расчету, земным
подходам.

Есть
такие слова Христа: «Пусть твоя левая
рука не знает, что делает правая». В
жизни священника это с особенной силой
подтверждается. Если священник делает
добрые дела, может быть, дает милостыню,
деньги, или просто свои силы, свое время,
не жалеет себя, то поступает как бы
абсурдно. Бывает так, есть у него небольшая
сумма денег, и у него семья, дети. И вдруг
к нему приходит человек попавший в беду,
голодный и просит денег. Практически
всегда, если священник отдаст деньги с
любовию, он тут же получит гораздо
больше. Обязательно Господь пришлет к
нему того, кто даст с лихвой и восполнит
и в десять, и во сто раз. Конечно, нельзя
тут действовать по такому расчету: дам,
может, получу гораздо больше. Но священник
должен всегда помнить, что он – служитель
Христов, и если он будет жить праведно,
чисто, то Христос будет с ним. И все
Евангельские заповеди, все Евангельские
обетования обязательно будут исполняться
в его жизни, в его служении, если он будет
искренне служить Богу, по совести, с
любовью, с верой. И так действительно
всегда и бывает. В своей деятельности
священник должен быть и разумным, и
рассудительным, и должен быть у него
дар рассуждения, но он должен жить по
вере. Не по расчету земному, а по вере.

Прежде
всего, самое главное – исполнить волю
Божию, исполнить заповедь Божию. Вот
первый долг, вот способ жизни.

Можно
уже закончить этот раздел о пастырской
деятельности, о пастырской духовной
работе, но имеет смысл вернуться еще
раз к проблеме чрезвычайно острой и
трудной, которая стоит в жизни каждого
пастыря. По-разному у разных священников,
но одна и та же проблема обязательно
встает. Что же получается из его усилий?
Вот священник трудится, может быть,
много лет. Что же получается в результате
этих трудов?

Можно
смело сказать, что все добрые труды
принесут добрые плоды, а все плевелы,
которые священник сам сеет, подчиняясь
своим страстям, конечно, принесут плоды
злые. И все эти злые плоды придется ему
потом расхлебывать. Хотя нельзя, может
быть, подсчитать все это формально, но
все-таки священник должен оглянуться
и увидеть, что происходит с ним, что
происходит с его паствой. Дело в том,
что очень часто наши усилия в достижении
какой-то цели приводят к цели
противоположной. Это закон, который мы
называем гетерогенностью цели, всегда
нужно помнить. Бывает, что в деятельности
священника заложена какая-то очень
серьезная ошибка, которую он не понял
вовремя. Поэтому нужно все время
оборачиваться, смотреть на плоды своих
трудов, вот ты сеял пшеницу, а что
вырастает? Может, вырастает только
крапива, тогда нужно подумать, стоит ли
дальше таким земледелием заниматься?

Оборачиваясь
на свои труды, в наше время священник
видит, по большей части, грустную картину…
Но бывает, конечно, и радость. Я знаю
много ревностных священников, у которых
очевидны большие плоды. Они много успели
собрать людей, собрали сильные большие
общины, в этих общинах многие люди пришли
или приходят к вере. Воспитываются дети
в церкви, устраиваются новые храмы,
приходы, открываются школы. Такие общины
существенно влияют на жизнь общества
и на жизнь Церкви.

Но,
кроме социального, видимого земного
результата, устроительного, материального,
душевного, есть еще результат духовный.
Что происходит сегодня в Церкви? Мы
видим, что храмы, по большей части,
наполняются, такие общины их наполняют,
даже открывают новые храмы, восстанавливают
их. Но чем они наполняются? Людьми
верующими, православными, которые часто
причащаются, хотят часто исповедоваться…
и все же есть в этом что-то грустное.
Можно довести людей до какого-то уровня,
и дальше они останавливаются, и идти
больше не могут. И уровень этот не такой
уж высокий. Обычно это уровень людей,
которые не совершают смертных грехов,
не блудят, не пьют, не воруют, не колдуют,
не бьют своих родителей, не ругаются,
может быть, не курят даже. Они причащаются
часто, но когда смотришь на этих людей,
не видишь, что человек растет дальше и
восходит от силы в силу, приближается
ко Христу. Сделана лишь начальная работа,
что-то предварительное…

Грустно,
что настоящих плодов не видно. Ведь
по-настоящему каждый христианин, каждый
человек призван к святости. Иначе говоря,
все те, кто приходит в Церковь, кто
начинает жить церковной жизнью. Должны
постепенно делаться духовными людьми,
праведными, святыми. А этого нет. Видно,
что наша церковная жизнь и пастырская
работа ограничиваются каким-то весьма
невысоким пределом, который оказывается
для многих из нас непреодолимым.

Можно
провести такую параллель. Вот какая-то
туристская группа подымается все выше
и выше в горы. Сначала это лесистые
тропки, ущелья очень красивые, дорога,
а там, глядишь, альпийские луга, леса
уже нет. Еще выше подымаешься и попадаешь
в ущелье, где нет никакой растительность,
только низкорослые кустарники, травка
небольшая и высокие снежные горы, с
которых сползают ледники. Из этих
ледников берут начала реки. Доходишь
до места, где обычно бывает приют, и
дальше на перевал нужно идти уже по
снегу, лезть на ледник. А для этого
необходимо иметь специальное снаряжение,
ботинки, ледорубы, связки, инструктора
совсем другого, уже не туриста, а
альпиниста. И поэтому на таком рубиконе
туристы останавливаются и уже дальше
не идут. Дальше смертельно опасно, дальше
другая категория трудности. Туристские
прогулки на этом уровне заканчиваются.
Скажем, до высоты две с половиной, три
тысячи метров можно дойти такому туристу.
А на четырехтысячную высоту никак не
залезешь, если ты не альпинист. Туда не
пускают, нельзя, а полезешь – убьешься.

Нечто
подобное видно и в нашей церковной
жизни. Наша церковная жизнь до определенной
высоты доводит нас. Здесь мы с уверенностью
бегаем, прыгаем, трудимся, что-то строим,
устраиваем. Но все это до какой-то
отметки. А дальше? Мы не знаем, как дальше
надо жить. И, оказывается, что инструкторов
или проводников, которые знают, как
дальше жить, уже практически нет, они
недосягаемы. А если они есть, то их
раз-два и обчелся, и к ним уже попасть
нельзя, это такие святые старцы, которых,
может быть, человека три на всю Россию
осталось. Обычные хорошие батюшки,
духовники, вот то еще умеют, а дальше –
уже не умеют. Научить молитве умной они
не умеют, потому что сами не молятся, им
некогда, они работают прорабами, и
учителями и еще неизвестно кем, но только
не молятся, им некогда. Они не умеют
научить побеждать страсти свои
по-настоящему, до конца, не умеют научить
жить присутствием Божиим, научить жить
по воле Божией, не умеют слышать волю
Божию.

И
возникает грустное, тяжелое чувство
ограниченности. Человек, который пытался,
пытается жить духовной жизнью, наверное,
знает это чувство, ощущение своего
банкротства. На поверку оказалось, что
ничего ты не умеешь, не знаешь, что вот
так ты хорохорился, хорохорился… В
общем, по-настоящему ничего не сумел.

Есть
ли какой-то выход? Можно ли на что-то
надеяться? Ответ должен быть дан
объективный и честный – надежды у нас
немного здесь. Следует признать, что мы
дожили до такого периода церковной
истории, когда многое для нас стало
невозможным, запредельным, многие
подвиги от нас удалились, стали для нас
немыслимыми, невозможными. Вы помните,
наверное, что говорится о последних
временах, что эти времена будут столь
трудны, что если кто только призовет
Имя Господне в это время, тот и спасен
будет. Не понадобится вообще ничего, а
только в этой страшный момент Имя Божие
призвать, и то уже спасешься ввиду
страшных трудных обстоятельств времени.

Каждому
времени соответствует свой уровень
трудности и свои достижения духовные.
Господь не вменит нам то, что мы не
достигаем таких вот уровней, такой
праведности, святости, как древние
святые.

Но
от нас требуется то же самое, что и от
них – требуется подвиг. Подвиг наш не
будет столь плодотворным, как их подвиг.
Когда преподобный Серафим подвизался
в Саровских лесах, он достиг совершенства,
высокой святости. А когда в этих же лесах
сидели в лагерях священники и епископы,
они не достигали там такого совершенства,
такой прозорливости, чудотворений. Но
подвиг их был, может быть, не меньшим.
Это другой подвиг и другие плоды этого
подвига. И Господь вменит им их подвиг
в святость.

Вы
знаете, в народе говорят: «Ты делай свое
дело, а если чего-то ты не умеешь, то
Ангел за тебя сделает, если ты действительно
полагаешь все свои силы». Когда человек
трудится, живет подвигом, тогда
ограниченность снимается, уходит.
Господь Своей благодатью восполняет
помимо человека и помимо священника
все необходимое. Все то, чего не может
дать священник, будет дано Богом, если
этот священник по-настоящему трудится,
т. е. живет подвигом.

Очень
часто случается, что духовные чада
начинают разочаровываться в чем-то, они
тоже жить подвигом не умеют, не хотят.
Они не ищут духовной жизни, духовного
подвига, они ищут какого-то комфорта,
каких-то особых отношений. Они перестают
искать смирения, послушания. А начинают
требовать от своего духовника, чтоб он
их понимал, чтоб он уделял им время, чтоб
он их слушал, чтобы он с ними беседовал
без конца, чтобы он к ним как-то относился,
начинают хамить, дерзить своим духовникам.
В наше время это очень-очень часто
бывает.

По
существу нужно признать, что духовных
детей очень мало. Их почти что нет.
Возможно, есть огромная толпа народу,
но это все не духовные дети.

Это
– душевные дети, которые духовною жизнью
жить даже не собираются. Если так
называемое духовное чадо хамит своему
духовнику, то это не духовное чадо,
уверяю вас. Точно так же, если духовное
чадо не желает слушаться, ему говоришь
раз, два, три, а оно не слушается, то это,
конечно, не духовное чадо, только название
одно осталось.

И
вот здесь священнику нужно прозреть, и
со всей очевидностью признать, что
чего-то высокого не вышло, не выходит у
него, и смело сказать этим своим так
называемым духовным детям:

—
Не надо обманывать друг друга. Не хочешь
так, иди куда-нибудь в другое место и
все. Зачем играть в послушание, в какие-то
отношения. Зачем это делать?

Это
будет гораздо лучше, гораздо честнее.
Обычно священник к этому приходит, в
конце концов. Он начинает избегать этих
безплодных отношений, отношений, которые
оставляют только одну тяжесть на душе.
И поэтому мы очень часто видим пожилых
священников, очень хороших, у которых
духовных чад почти что нет. Когда-то
были приходы, а на старости лет никого
не осталось. Может, есть два-три человека,
а может, пять. Почему? Потому что не стало
сил у этого батюшки исповедовать без
конца, и беседовать он не может уже,
душевного интереса он не представляет
больше для этих душевных чад. А людей,
которые действительно хотят его
слушаться, которые верят ему, оказывается
очень-очень мало. Может была община
человек 500, а осталось, может быть, пять.
Остальные все куда-то разбрелись.

Людей,
по-настоящему желающих искать подвига
духовной жизни, очень мало. Подавляющее
большинство ищет жизни душевной,
душевного комфорта, душевных отношений,
жизни земной, а не небесной, не хочет
освобождаться от своих страстей, не
хочет отказываться от своей воли, не
хочет ничем существенным жертвовать.

Людей,
желающих отказаться от своей воли, стать
послушными, искать волю Божию, очень
мало. И поэтому священнику нужно не
давать ввести себя в заблуждение. Кипит
деятельность, все оживает, все растет,
строятся храмы, вроде все плодоносит,
священнику дают награды, повышают его
в чинах, все образцово, все прекрасно.
Он может поверить в то, что все действительно
прекрасно… Нужно помнить обязательно
всякому пастырю, что прекрасно будет
только тогда, когда он будет приближаться
к Богу, и когда его паства тоже будет
идти к Богу, к духовной жизни, к жизни
благодатной. Тогда только будет прекрасно,
когда все лучше и лучше будет совершаться
Божественная литургия, когда на совести,
на душе появится благодатный свет, когда
все меньше будет иметь значение всякое
земное благополучие, земные достижения,
награды. Все это будет он ни во что
вменять, если прикоснется к жизни
благодатной, к жизни с Богом. Вот если
так он будет жить, то к нему постепенно
будут собираться духовные чада, которые
будут иметь такое же устроение. Если же
он в основном погружен в земную
деятельность, то и чада его будут такими
же, земными, а не духовными.

Более
всего священнику должно бояться подмены,
потому что подмена несет в себе дух
антихриста, вместо Духа Христа.

Он
должен смотреть – а он не заблудился,
сам-то он не забыл единственно правильную
цель? Ко Христу ли он идет, и готов ли он
пожертвовать всем ради того, чтобы
остаться со Христом? И должен смело
признавать, что мало он умеет, мало
получается, и среди тех, кто идет за ним,
очень мало настоящих духовных чад. И,
занимаясь всевозможной деятельностью,
и благотворительной, и преподавательской,
и организаторской, и строительной, и
просто отправлением служб и треб,
священник должен помнить о едином на
потребу – о том, что самое главное, чем
никогда нельзя пожертвовать, нельзя
поступиться – реальная жизнь с Богом,
жизнь благодатная. Все остальное без
благодатной жизни не имеет никакой
цены, никакого смысла и будет давать
только обратный результат.

1Печатается
по: Сочинения Филарета, митрополита
Московского и Коломенского: Слова и
речи: В 5 т. М., 1873—1885. Т. 3. С. 115–117.

2
Печатается
по: В чем состоит церковность? (Из речи,
читанной иеромонахом Михаилом
Грибановским в заседании братства
Пресвятой Богородицы 14 декабря 1886 года)
// Церковный Вестник. СПб., 1866. № 51–52. С.
827 –829.

3Печатается в
сокращении по: Л.
И.
[«Любитель истины» – псевдоним, который
взял иеромонах Михаил (Грибановский).
– Ред.]
Еще о так называемом монашестве ученом.
ЦВ. 1889. № 40. С. 682–683. и ЦВ. 1889. № 41. С.
698–699.Это был ответ на статью иеромонаха
Антония (Храповицкого) «О монашестве
ученом» (См.: Антоний (Храповицкий),
митр. Избранные труды. Письма. Материалы).

4Печатается
по: Речь, произнесенная и. д. инспектора
Санкт-Петербургской Духовной Академии
иеромонахом Михаилом перед защитой
диссертации на степень магистра
богословия 3. апреля 1888 года. // Христианское
Чтение. СПб., 1888. Ч. 1. Май-Июнь. С. 727–731.

5
Печатается
по: «Пастырь добрый»: Жизнь и труды
московского старца прот. Алексия Мечева.
С. 579–582.

6Печатается
по: Воробьев
Владимир, прот.
Покаяние, исповедь, духовное руководство.
Библиотека газеты «Свет православия»,
1997.

7Написано более
10 лет назад

Покаяние, Исповедь, Духовное руководство

Начало

Исповедь является одним из главных средств спасения овец духовных. Хотя это не единственное средство, но в жизни церковной оно занимает одно из центральных мест. Об исповеди можно говорить очень много, кое-что особенно важно для будущих священников. Я, конечно, не могу претендовать на то, что имею какой-то особенный опыт. Лучше было бы, чтобы какой-то настоящий духовник, очень опытный, нас поучил и поделился своим духовным разумением проблемы духовничества, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги, пишут на простой; вам придется довольствоваться моими малыми сведениями и мнениями.

Говоря об исповеди, мы должны сразу понять, что здесь имеется в виду, в основном, таинство покаяния. Таинство является одним из самых главных таинств, и дается нам, как благодатный дар, который после воскресения Своего Господь Иисус Христос сообщил ученикам Своим, со словами: «Приимите Дух Свят. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 23).

По общему рассуждению Церкви, это и есть тот дар вязать и решить, который является, по преимуществу, достоянием священства. И понятно, таинство покаяния, которое с этим даром связано, жило и живет в Церкви на протяжении уже почти двух тысяч лет, всегда оставаясь тождественным самому себе. Это таинство не меняется, ибо оно является таинством духовного врачевания, оно принадлежит духовному миру. Но в истории, как мы знаем, могут меняться формы совершения таинств, меняется чинопоследование таинств, меняется понимание таинств. Само таинство не меняется, его онтологическая сущность остается той же самой. Но понимание той сущности может быть разной в разное время. И более того, мы знаем, что всякое таинство совершается по вере, следовательно, очень часто бывает так, что в таинстве Господь преимущественно дает то или другое, в зависимости оттого, что мы просим с верой. Но это не значит, что таинство стало другим, нет. Скажем, есть таинство причащения Святых Христовых Таин. Естественно, что в этом таинстве мы сочетаемся со Христом. Это главное. Но при этом мы можем всегда молить Бога о том, чтобы благодать, которая даруется в этом таинстве, сделала бы нас радостными и добрыми, а в другой раз — чтобы очистила наше сердце от каких-то страстей, а иной раз — чтобы Господь явил нам Свою волю. В таинстве мы получаем просимое. Так и в таинстве покаяния в зависимости оттого, что ищем, что просим у Господа, можем получать по своей вере различные дары. В разные эпохи народ церковный, понимал это таинство по-разному и просил разное. Очень важно уяснить эволюцию понимания и совершения таинства.

Таинство покаяния принадлежит к числу тех таинств, которые в наше время в наибольшей степени профанируются.

Всякое таинство велико, бесконечно глубоко, всякое таинство соединяет нас с Богом, сообщает нам бесконечную, новую жизнь, сокровенную духовную перспективу. В этом смысле всякое таинство всеобъемлюще и непостижимо. Отсюда и название: «таинство»: оно таинственно, непостижимо для разума человека, оно постигается сердцем в той мере, в какой сердце расширилось. Но таинство покаяния имеет и еще особую трудность — человеческую, потому что в нем человек должен покаяться. Это здесь главное.

В любом таинстве требуется, чтобы человек шел навстречу Богу. В любом таинстве требуется духовная активность, но здесь в особой степени. Здесь нужно, чтобы человек покаялся, увидел себя, захотел измениться, переродиться.

В наше время таинство покаяния стало более трудным для понимания, чем когда-либо. Хотя всем нам известно: вот исповедь, она имеет цель очистить совесть кающегося грешника, все кажется ясным. На самом деле эта ясность именно кажущаяся. В действительности почти не встречаются сейчас люди, которые могли бы как следует объяснить, что же здесь должно быть и как все нужно правильно понять. Причем не только кающиеся не понимают, но и многие священники не понимают.

Существует богословское объяснение таинства крещения, очень много написано о Евхаристии, очень много говорилось о браке, много о священстве сказано. Но о таинстве покаяния написано явно мало.

Таинство покаяния является неким центром, в котором духовник встречается с пасомыми и имеет возможность (и должен) заглянуть в самые сокровенные уголки души человеческой, где он должен научиться помогать человеку раскрыть себя до конца, раскрыть себя пред Богом и перед духовником, ничего не утаивая, преодолевая всякое лукавое, лицемерное, стыдливое желание что-то скрыть, оставить тайным. И в момент такого совершенно особенного самораскрытия, откровения своей души, которое, конечно, требует максимального доверия, священник получает возможность руководить душой кающегося, потому что кающийся приходит и вручает свою душу священнику. Он поступает так, как поступает больной, который идет к врачу. Часто мы болеем, но к врачу идти не хотим, надеемся, что как-нибудь переможется болезнь, как-то поправимся сами. Бывают такие болезни, с которыми особенно неприятно обращаться к врачу. И вот человек оттягивает этот момент, надеется, что как-нибудь обойдется, но болезнь не проходит. И приходится идти, и врач требует выполнения самых неприятных процедур. Человек должен подчиниться, сделать над собой насилие, ради того, чтобы победить болезнь, остаться живым. Нечто подобное происходит и в таинстве покаяния: больной вручает себя, в конце концов, в руки врача, хирурга, ложится на операционный стол, сознавая, что достаточно только дрогнуть руке, и он умрет, но, тем не менее, вручает себя врачу, идет на риск в надежде, что хирург будет добрым врачом, что Бог ему поможет, что он его исцелит.

Однажды мне рассказали, как оперировали двух одинаковых больных. Одна больная перенесла тяжелую операцию и поправилась от смертельной болезни. А когда оперировали вторую, у хирурга дрогнула рука, и он разрезал чуть больше. И хотя больная сразу не умерла, она старта тяжко болеть и умерла через месяц. Этот случай для нас очень показателен. Все это, в каком-то смысле, совершается и на исповеди. Духовник оказывается здесь сразу и терапевтом, и хирургом, и очень часто психиатром, и, конечно, он прежде всего должен быть духовным врачом. Именно врачом. Кающийся приходит и вручает свою душу ему. От того, в какой степени кающийся вручает свою душу, зависит многое.

Есть разница между врачом телесным и врачом духовным. До того, как оказался больной во врачебном кабинете, он, может быть, не думал, что ему велят сейчас, например, глотать какую-то кишку, и таким образом обследовать все его внутренности. Он этого не знал, но, когда пришел, ему сказали: «Нет, ты отсюда не выйдешь, тебя нельзя отпустить, ты иначе умрешь, необходимо….» Его можно уговорить, а можно и принудить; бывает, что родственники госпитализируют насильно тяжелобольных, а врачи усыпляют и делают очень тяжелые операции человеку, который не знает своего диагноза…

И на исповеди может встретиться нечто подобное, но здесь труднее. Здесь никак нельзя обойтись без воли кающегося. Все определяется его волей, его верой. И в руках духовника нет средств насилия, он должен быть искусен настолько, чтобы убедить, расположить кающегося не уйти, не остаться таким, как он есть, больным, а начать духовное лечение. Духовник должен уметь воздействовать на приходящего к нему так, чтобы поставить с должной глубиной проблему духовной болезни, должен дать почувствовать, ее опасность. Здесь требуется дар, который есть не у всех. Здесь требуется определенный опыт общения с людьми и особенная способность к контакту, умение внушить к себе доверие.

Но более всего здесь требуется духовность. Необходимо, чтобы духовник был бы действительно обращен к Небу, к Богу в такой мере, чтобы приходящий сразу же чувствовал реальность духовной жизни. Чтобы он рядом с ним почувствовал, что тут открывается совершенно новая и самая главная сторона его жизни. Нужно, чтобы он своей молитвой, своей жизнью мог привлечь благодатную помощь. Поэтому-то самыми лучшими духовниками всегда были святые люди — не психоаналитики, психиатры и психологи, которые занимаются «службами доверия», дают советы, разбираются в психических состояниях человека. Не они оказываются самыми лучшими врачами духовными, а именно святые люди, которые действуют иными методами, имеют благодатные дары, умеют молиться и умеют призвать Бога на помощь и явить эту благодатную Божественную силу немощному и страждущему человеку.

Очень часто бывает так: в больницу приходит человек, по виду вполне здоровый и даже цветущий, он, скажем, подвернул себе ногу. А ему говорят: «Вы давно не были в поликлинике. Вам нужно пройти такую-то диспансеризацию, обследование». Он этого не хочет, чувствует себя здоровым, но его принуждают. И вот после того, как его обследуют, оказывается, что у него рак, о котором он ничего не подозревает. Думая, что он вполне здоров, он собирается ехать в горы путешествовать. А ему говорят «Нет, Вам нужно срочно ложиться в больницу, обследоваться, нужно срочно делать операцию, нельзя откладывать. И, конечно, в горы Вы никуда не поедете в этом году, даже если операция пройдет благополучно».

^
^

Воробьев Протоиерей Владимир — Покаяние, Исповедь, Духовное руководство

скачать книгу бесплатно

Автор: Воробьев Протоиерей Владимир Название: Покаяние, Исповедь, Духовное руководство Жанр: Православие Аннотация: Сборник «Покаяние, Исповедь, Духовное руководство», составленный из лекций, прочитанных протоиереем Владимиром Воробьевым в Православном Свято-Тихоновском Богословском институте в 1996 году будет интересен и полезен как новоначальным христианам, так и православным пастырям.В сжатой, конспективной форме автор говорит о различиях душевной и духовной жизни, проблемах христианского воспитания детей, правильном и искаженном понимании Таинства Покаяния, духовной и психиатрической помощи пастыря пасомым.Значительная часть работы посвящена проблеме разрыва живой духовной традиции в Русской Церкви в XX столетии, внутреннему преодолению многочисленных подмен в духовной жизни современных христиан. Воробьев Владимир (28.04.1941) — протоиерей, ректор Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, заместитель Председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви. еще…  Читать книгу On-line

О книге «Покаяние, Исповедь, Духовное руководство»

Сборник «Покаяние, Исповедь, Духовное руководство», составленный из лекций, прочитанных протоиереем Владимиром Воробьевым в Православном Свято-Тихоновском Богословском институте в 1996 году будет интересен и полезен как новоначальным христианам, так и православным пастырям.В сжатой, конспективной форме автор говорит о различиях душевной и духовной жизни, проблемах христианского воспитания детей, правильном и искаженном понимании Таинства Покаяния, духовной и психиатрической помощи пастыря пасомым. Значительная часть работы посвящена проблеме разрыва живой духовной традиции в Русской Церкви в XX столетии, внутреннему преодолению многочисленных подмен в духовной жизни современных христиан.Об авторе: Воробьев Владимир (28.04.1941) — протоиерей, ректор Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, заместитель Председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви. еще… 

Произведение относится к жанру Религия. На нашем сайте можно скачать бесплатно книгу «Покаяние, Исповедь, Духовное руководство» в формате fb2, epub или читать онлайн. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.

Дорогие читатели! Эта статья для начинающих христиан или для тех, кто ищет Бога. Хотя она может оказаться полезной и для опытных христиан.

Некоторые люди говорят, что получили свои греховные наклонности (страсти) по наследству, и этим себя оправдывают. Или говорят, что у них такой дурной характер, и с этим ничего нельзя поделать, нельзя измениться. В этом они как бы обвиняют своих родителей и Бога. Этот грех самооправдания страшен тем, что не дает человеку покаяться и начать исправляться.

А есть такие люди, которые считают себя хорошими и совсем не видят своих грехов, но в других людях видят грехи и осуждают. Таким людям гордость не дает увидеть свою греховность. Но каждый человек рождается и с хорошими задатками, и с плохими. И он должен потрудится, чтобы от плохих своих качеств (грехов) избавится, а хорошие качества (добродетели) развить, чтобы стать подобием Божиим.

Иисус Христос говорил фарисеям (которые считали себя праведниками), что мытари и блудницы ( которые считали себя грешниками) раньше них войдут в Царство Небесное. Первым вошел в Божье Царство покаявшийся разбойник, который был распят справа от Христа. И еще Господь сказал, что пришел призвать не праведников, а грешников на покаяние, потому что не здоровые имеют нужду во враче, но больные.

Также читайте: как подготовиться к причащению Святых Христовых Тайн.

Что такое исповедь в православной церкви, как она проходит?

Когда Иоанн Креститель крестил иудеев в Иордане, он говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Иисус Христос говорил то же самое, когда вышел на проповедь.

В девятом символе веры мы говорим: «(Верую) Во едину святую, соборную и апостольскую Церковь». Господь создал Свою Церковь — Духовное Тело Христово, внутри которой человек спасается, то есть кается, очищается от грехов, исцеляется и «прививается» Богу. Главою Церкви является Иисус Христос.

Церковным таинством называется священное действие, через которое тайно, невидимо, человеку подается благодать Святого Духа (спасительная сила Божья). Если человек уверует в Христа, покается и крестится, то он входит в Церковь Христову и может пользоваться другими таинствами.

В таинстве крещения мы омываемся от всех грехов, которые совершили до крещения, отрекаемся от сатаны и соединяемся с Христом. И становимся членами Церкви — детьми Бога Отца, а значит братьями и сестрами для других христиан.

По благодати Божией мы начинаем свой духовный путь внутри Церкви Христовой. Наша цель — обожение, совершенствование. Однако, по нашему нерадению, этот путь может прерваться, и не один раз. В большинстве случаев в православной Церкви человека крестят в младенчестве и не могут воспитать его правильно, по-христиански. В таком случае человек перестает быть членом Церкви.

Но в какой-то момент своей жизни, особенно в период скорбей или болезней, человек может прийти в себя и обратиться к Богу. И Бог человеколюбец дает нам возможность вернуться в лоно Церкви, для исцеления наших ран, посредством таинства покаяния, исповедания своих грехов. Хороший пример — возвращение блудного сына (Лк.15;11-32). Мы все, как блудные сыновья, от греха возвращаемся к Богу.

Исповедь в православной Церкви — это таинство покаяния, в котором мы исповедуем (открываем устно) свои грехи Богу в присутствии священника и получаем через священника прощение грехов от самого Иисуса Христа.

Господь наш дал святым апостолам, а через них всем епископам и священникам, власть прощать грехи: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20,23).

Для получения разрешения грехов от исповедующегося требуется:

• вера в Господа Иисуса Христа,
• искреннее сокрушение о грехах,
• устное исповедание грехов,
• твердое намерение исправить свою жизнь,
• примирение с ближними,
• надежда на милосердие Божье.

Кающемуся подается спасительная помощь Божья для борьбы с грехом.

Как правильно подготовиться к исповеди?

Грех — это рана, которую мы наносим себе сами. Грех — это результат удаления человека от Бога, неисполнение Его заповедей. Иоанн Златоуст говорит, что грех — это самое великое в мире зло. Церковь Христова — это духовная лечебница, имеющая множество средств для нашего исцеления.

Когда мы приходим к врачу, то называем ему симптомы нашей болезни. Так же и в духовной лечебнице мы исповедуем свои грехи, как симптомы болезни, показываем наши раны Господу. И милостивый Господь подает нам лекарства для исцеления наших духовных болезней.

Сначала определим понятия покаяние и исповедь. Покаяние — по-гречески «метанойя» и означает обращение к Богу, изменение ума. Покаянием человек избавляется от невыносимой тяжести прошлого и от беспросветного отчаяния относительно будущего. Покаяние рождается из желания исправится, очистить свое сердце, послужить Богу и ближнему.

Хороший пример из Евангелия — обращение Закхея. Когда Иисус проходил через город Иерихон, начальник мытарей Закхей залез на дерево, чтобы видеть Иисуса, потому что был малого роста. Иисус, проходя мимо, сказал Закхею, чтобы он слез с дерева: «Закхей, сойди скорее, ибо сегодня мне надобно быть у тебя в доме». И Закхей с радостью принял Его в своем доме.

Как мытарь, Закхей стяжал себе неправедное богатство. Его все иудеи ненавидели и считали грешником. От прикосновения Божьей благодати Закхей покаялся и изменил свою жизнь, сразу лишился всего своего богатства: «Господи, половину имения моего я отдам нищим и, если кого обидел, воздам вчетверо». (Лк.19;1-10). Господь же сказал, что ныне пришло спасение дому сему, ибо Он пришел взыскать и спасти погибшее. По преданию, впоследствии Закхей стал священномучеником за Христа.

Покаяние — это труд, жертва, борьба с самим собой, со своими неправдами и грехами, со страстями. Самый трудный бой — это бой с самим собой. Покаяние — труд целой жизни.

А исповедь — одно из главных действий покаяния. После того, как человек придет в себя, познает свои грехи, сокрушится о них перед Богом и оплачет их, он должен искренне исповедать их в Церкви в таинстве исповеди, обнаружить свое греховное состояние.

При подготовке к исповеди надо постараться со всеми примириться, попросить прощения. Если невозможно лично примириться, то мысленно, от всего сердца всех простить. Это необходимо, потому что Господь сказал, что если вы будете прощать согрешения людям, то и Отец ваш Небесный простит вам, а если не будете прощать людям, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших (Мф.6;14).

Обычно человек, начавший вести духовную жизнь, записывает грехи в тетрадку. Это удобно при подготовке к исповеди, чтобы не забыть. Чтобы научится каяться, надо приучить себя постоянно контролировать свои мысли, слова и поступки.

Как только заметим что-нибудь плохое (например, оскорбили ближнего или прекословили), сразу сокрушенно обратимся к Богу: «Господи, прости меня и помилуй! Я опять оскорбил ближнего». А потом этот грех записать.

Записывание грехов приучает человека следить за собой. Так делал, например, св. Иоанн Кронштадтский.

На исповеди не нужно бояться, что священник вас осудит. Наоборот, батюшка будет рад, что вы покаялись и вернулись к Богу. На небе ангелы радуются каждому покаявшемуся грешнику. Не бойтесь называть самые стыдные свои грехи, потому что если вы сознательно скроете какой-нибудь грех, то Господь не простит вам его. В Церкви мы все блудники, блудницы, разбойники и мытари, которые каются и очищаются, и друг друга не осуждают. Как больные в больнице не осуждают друг друга за болезни, а, наоборот сочувствуют.

Святые отцы советуют, что грехов чувственности (блудных) подробно описывать не надо, а сказать только образ греха, чтобы памятью подробности не осквернить чувств. Но другие грехи, наводящие стыд самолюбию, надо исповедать подробнее, с обвинением себя.

Еще святые отцы рекомендуют нам обращать внимание на то, в чем нас упрекают и укоряют близкие люди, какие грехи они в нас видят. Потому что в другом человеке легче замечать грехи, чем в себе самом. Даже когда мы смотрим на себя в видеозаписи, со стороны, то кажемся себе не такими, как представляли.

Перед исповедью надо помолиться, чтобы Господь дал нам видеть наши грехи и не осуждать никого. Нельзя на исповеди оправдывать свой грех или обвинять других людей в совершенном нами грехе (например, когда каются в ссорах, раздражительности, гневе). Надо говорить только о своих грехах и обвинять только себя.

Совесть свою можно проверять по десяти заповедям Моисея или по Евангельским заповедям. Если мы начнем понуждать себя к исполнению заповедей Христовых, то нам будут открываться наши немощи. Естественный процесс правильной духовной жизни приводит человека к видению своей греховности. Человек познает свои грехи по мере познания Бога.

Для возгревания покаянного чувства хорошо читать канон покаянный ко Господу нашему Иисусу Христу, молитвы к святому причащению (из молитвослова), нагорную проповедь Иисуса Христа (Мф.5-7), псалтирь. Хорошо слушать псалтирь на русском языке под духовную музыку, записанный Русским библейским обществом. В псалтири много покаянных молитв, особенно пс.50.

Для умягчения своего сердца нужно читать духовные книги, святых отцов церкви. Для мирян лучше всех объясняет авва Дорофей в «Душеполезных поучениях».

Как правильно называть свои грехи на исповеди

На исповеди не нужно подбирать такие слова, чтобы казаться лучше. Нужно обвинить себя прямо. Например, воровал. Так и говорить: «я воровал на работе детали (или зерно, или еще что-нибудь, в магазине, или у человека, или на рынке…). Главное — это наше раскаяние, а не форма. Форма исповеди у каждого человека может быть разной.

Например, правый разбойник на кресте исповедался так: «Мы осуждены справедливо, достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал…Помяни меня, Господи, когда придешь в Царство Твое!» И этого было достаточно, чтобы Господь ему сказал: «Ныне же будешь со мною в раю».

А блудный сын сказал: «Отче, я согрешил против неба и перед тобой и недостоин уже называться сыном твоим!» А отец простил его даже раньше, чем сын повинился перед ним.

Если вы исповедуетесь в первый раз, то можно назвать только те грехи, в которых вы покаялись перед Богом, когда вас настигла Его призывающая благодать. Во второй раз вы можете вспомнить и другие грехи, которые совершили в жизни и в которых вас обличает совесть, и принести эти грехи на исповедь.

Если вы в первый раз по настоящему покаялись, то Господь своей призывающей благодатью будет вам помогать вести духовную жизнь и воцерковляться. Он пошлет вам людей в помощь или книги духовные и т.д. И, по мере духовного совершенствования, вы сможете видеть в себе и более тонкие грехи и страсти, такие как гордость, самолюбие, тщеславие и т.п., которые описывают святые отцы Церкви (например, авва Дорофей, Иоанн Лествичник, Игнатий Брянчанинов, письма Никона Беляева).

В следующие разы вы уже можете исповедовать не только дела, но и свое внутреннее устроение. Главное — всех прощать, чтобы и Господь вас простил, и не оправдывать себя, а обвинять, потому что Христос спасает не «праведников», а грешников, то есть тех, кто сознает свои грехи.

Так как страсти сразу искоренить нельзя, то и грехи по этим страстям могут повторяться. Поэтому на исповеди надо исповедовать грех повторно до тех пор, пока он не перестанет вас тревожить. На это могут уйти годы (у всех по-разному).

Если у вас нет чувства покаяния, то можно исповедать окамененное нечувствие или жестокосердие, и Господь может умягчить ваше сердце даже во время исповеди или после нее и пробудить покаянное чувство.

Как проходит таинство исповеди в церкви – что надо делать и с каких слов начать

В православной церкви обычно проводится исповедь на вечернем Богослужении или утром перед Литургией. Хотя в некоторых храмах бывает и во время Литургии, перед причастием (для немощных и детей).

В православной Церкви существует обычай перед исповедью покупать свечу в церковной лавке и класть ее на аналой. Эта свеча является нашей маленькой жертвой Богу, символом очищения нашего сердца. Потому что исповедь — это очищение души от грязи.

Перед началом исповеди священник кладет на аналой Крест и Евангелие и читает общую молитву. Затем исповедник подходит к аналою и кается в своих грехах перед Господом Иисусом Христом в присутствии священника, как свидетеля, который внимательно слушает. Священник может дать совет исповеднику, чтобы скорректировать его духовную жизнь, особенно если человек пришел в первый раз.

Исповедь можно начать, например, так: «Господи, я согрешил(а)…», а закончить так: «согрешил(а) и множеством других грехов, которых и не упомнишь. Господи, прости меня, каюсь». Это только пример формы исповеди, у всех может быть по разному.

В конце исповеди священник спрашивает имя исповедника и, видя его искреннее раскаяние, возлагает на его наклоненную голову конец епитрахили, осеняет крестным знамением и произносит разрешительную молитву. Грехи прощает сам Иисус Христос. Затем исповедник целует Крест и Евангелие. Если после исповеди человек собирается причащаться Святых Христовых Таин, то он берет у батюшки благословение на причастие.

Но в некоторых храмах благословляется проведение общих исповедей. Здесь батюшка читает список самых распространенных грехов, а затем читает разрешительную молитву или над всеми сразу (исповедники называют свои имена), или над каждым в отдельности, или небольшими группами.

В первый раз лучше исповедаться лично, а не в общей исповеди. Хорошо, если человек сам говорит о своих грехах. Но в некоторых случаях, когда исповедник смущается, боится или забывает, священник может ему помочь. Если нужно исповедать много грехов, то можно их записать на листе бумаги и на исповеди прочитать.

Список основных грехов для мужчин и для женщин

Греховность — это не только внешнее плохое поведение, но в большей степени внутреннее расположение и пристрастие к греховному. Человеку с плохим поведением бывает легче покаяться, чем человеку с хорошим поведением, потому что у «плохого» все грехи на виду, а у «хорошего» — скрыты внутри. Поэтому важно видеть и исповедовать согрешения делом, словом и мыслью. И бороться со страстями с помощью нашего Спасителя.

Источник всех человеческих страстей — эгоизм, то есть забота только о себе и своих интересах (у св. отцов — себялюбие, самолюбие). Страсти в православии — это искаженные добродетели (греховные навыки). Святые отцы выделяют восемь главных страстей и восемь противоположных им добродетелей:

• Чревоугодие (добродетель — воздержание):

Объядение, пристрастие к вкусной и вредной пище, пьянство, несоблюдение или нарушение Церковных постов, лакомство, невоздержание. Излишняя и неправильная забота о теле. Это нарушение второй заповеди: «Их бог -чрево» (Фил.3;19).

• Любодеяние, или блуд (добродетель — целомудрие, чистота сердца):

Грехи блудные естественные: блуд, прелюбодеяние. Грехи блудные противоестественные. Блудные ощущения и пожелания тела и души. Разжжение. Принятие нечистых помыслов, услаждение ими, медление в них и соизволение им. Блудные мечтания и пленения. Ночное осквернение во сне. Чтение книг и смотрение фильмов и картин развратных. Сквернословие. «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф.5;28).

• Любостяжание или сребролюбие (добродетель — нестяжание, милосердие):

Пристрастие к деньгам и всякому имуществу. Желание и размышление об обогащении. Корыстолюбие. Скупость, накопительство, алчность. Неверие в Божественный промысел. Жестокосердие к нуждающимся. Все виды кражи: воровство, грабительство, святотатство, взяточничество, мошенничество, обман. Сребролюбие — это идолопоклонство. (Грехи против второй, восьмой и десятой заповеди Закона Божьего)

• Гнев (добродетель — кротость):

Внутренний гнев: вспыльчивость, раздражительность, возмущение сердца яростью, жажда мести, принятие гневных помыслов.

Наружный гнев: споры, ссоры, крики, оскорбления, бранные и обидные слова; драки, убийство. Аборты.

Злопамятство: ненависть, вражда, мщение, осуждение, злословие, клевета, возмущение и обида ближнего.

• Душевредная печаль (добродетель — блаженный плач, умиление, печаль по Богу):

Скорбь от житейских неприятностей или потери близких людей (стресс). Печаль от неисполнения желаний. Ропот на Бога и на людей. Обидчивость, недовольство своей судьбой. Нетерпение, тоска, огорчения.

Опасение и страх за свою участь. Ненадеяние на Бога. Недоверие Богу и его промыслу о нас. Неблагодарение Бога за все, что с нами случается (неблагодарный всегда всем недоволен). Страх, малодушие, боязнь страданий и болезней.

• Уныние (добродетель — трезвение):

Первый вид уныния повергает в сон. Расслабление души, духовное изнеможение. Леность (непринуждение себя) к молитве, поклонам и добрым делам. Сонливость, рассеянность во время молитвы. Оставление чтения духовной литературы. Лень. Излишнее успокоение сном, лежанием (как Обломов). Забвение о страшном суде. Забвение Христовых заповедей и своих грехов. Лишение страха Божия и нерадение о своем спасении. Неблагоговение. Гнетущее, скорбное состояние души (духовное замерзание души). Депрессия.

Второй вид уныния ввергает в праздность. Празднословие, пустые разговоры, шутки, постоянные развлечения (игры, телевизор, зрелища, компьютер, наркотики, пьянство и др.). Окамененное нечувствие сердца, ожесточение сердца. Отчаяние.

• Тщеславие (добродетель — смирение):

Влечение к положительному мнению окружающих людей. Желание и поиск земных почестей, суетной славы, высоких должностей, человеческой похвалы. Пристрастие к наукам и искусствам суетным (артисты, певцы, танцоры и др). Пристрастие к политике, профессиональному спорту для приобретения славы. «Звездная болезнь». Желание первенства.

Превозношение своими плотскими преимуществами и видимыми вещами. Хвастовство. Пристрастие к красивым вещам и одеждам, к косметике. Самолюбование перед зеркалом, красование перед другими, внимание к красоте своего лица, фигуры, голоса и др. (себя показать).

Стыд исповедовать свои грехи, утаивание их перед духовником и перед людьми. Желание казаться лучше, чем есть на самом деле. Самооправдание. Лукавство. Лицемерие. Прекословие. Ложь, подозрительность, притворство. Зависть. Лесть, человекоугодие. Уничижение ближнего. Бессовестность. Переменчивость нрава. Бесовские нрав и жизнь.

• Гордость (добродетель — любовь):

Гордость плотская: Высокомерие, презрение (уничижение) ближнего. Предпочтение себя всем. Властолюбие. Своеволие. Дерзость. Колкое насмешничество.

Гордость духовная: Омрачение ума и сердца, пригвождение их к земному. Хула. Неверие. Прелесть. Непокорность Божьему Закону. Оставление смирения. Нелюбовь к Богу и ближнему. Ложное мировоззрение. Ересь, сектантство. Неверие. Волшебство, колдовство, гороскопы. Безбожие. Безумие.

Как правильно исповедоваться детям, что говорить батюшке

Если родители сами неверующие или не ведут духовную жизнь, но ребенка хотят воспитать православным верующим, то они могут отвести его в воскресную школу при церкви. И здесь верующие учителя и батюшка научат ребенка православной вере и научат его исповедоваться и причащаться Христовых тайн. Такой ребенок может даже родителей привести к Богу, потому что родители увидят, как их ребенок меняется в лучшую сторону.

Не давая детям общаться с Господом в таинствах Церкви, мы нарушаем евангельскую заповедь «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк.10;14).

Если родители верующие и участвуют в таинствах, то такому ребенку будет легче в первый раз пойти на исповедь, потому что дети воспитываются примером родителей. Если в семье каждый день или перед сном читают детям Евангелие, то дети знают, что такое покаяние. И Иисус Христос, и Иоанн Креститель проповедовали покаяние для прощения грехов.

А грех — это те поступки и мысли, за которые ребенку стыдно и в которых его обличает совесть. Бесы действуют на детей так же, как и на взрослых и всевают им дурные мысли, заставляют делать дурные поступки. Надо научить ребенка отделять грех от него самого.

И если ребенок поймет это, то можно давать ему в руки оружие для духовной борьбы: крестное знамение, молитву, исповедь и причастие. Можно приучить ребенка следить за собой и записывать грехи, которые он потом понесет на исповедь.

Готовиться можно по десяти заповедям Закона Божия и Евангельским. Можно читать детям душеполезные поучения аввы Дорофея о страхе Божием, о совести; о смиренномудрии; о том, что не должно лгать; о злопамятстве; о том, чтобы не судить ближнего; о том, что надо скорее отсекать страсти, чтобы они не превратились в злой навык души; Сказание о блаженном Досифее (о послушании); и др.

Не нужно исповедовать сразу много грехов, достаточно два, три, четыре самых главных, которые ребенок сам осознает. Нельзя ребенку навязывать исповедь. Родители должны относиться к этому деликатно, чтобы не навредить ребенку. Если ребенок пока не хочет исповедоваться, то нужно подождать и продолжить подготовку.

Родители должны побуждать детей к исповеди. Например, собственным примером учить их, как повиниться перед близкими, перед детьми, попросить у них прощения. Так же надо просить прощения и у Бога на исповеди и дома. Учить детей всех прощать и не таить обиды. Дальше родители должны передать ребенка в руки любящего и внимательного батюшки, который будет главным учителем того, как ребенку каяться.

Родители не должны выпытывать тайну исповеди ребенка и не должны использовать ее в качестве инструмента воспитания. После искренней исповеди и причастия Господь подает ребенку помощь в борьбе с грехом. Сам ребенок не сможет справиться с грехом, ибо Господь сказал: «человекам это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу» (Мк.10;27). А родители должны молиться за детей, это их самая действенная помощь.

Пример написания грехов на листочке

Грех надо записать так, чтобы обвинить только себя и не оправдывать себя. Не писать длинную историю, а только суть греха. Например, вас побеждает гнев. Вначале своей духовной жизни вы можете записать грех так: «Муж уязвил мое самолюбие, а я не смирилась, разгневалась на него и обзывала бранными словами (или ударила)».

Если вы будете вести брань с этой страстью, то в следующий раз сможете записать грех так: «Муж уязвил мое самолюбие, а я смутилась и забыла помолиться, чтобы Бог мне помог».

Дальше, по мере борьбы, вы, может быть, сможете написать так: «Муж уязвил мое самолюбие, но я не смогла в это время помолится о муже, потому что молилась только о себе».

Когда страсть гнева вы победите, то надо уже бороться против самолюбия, и тогда вы уже, может быть, запишите грех так: «Когда муж меня ругал, я не смогла сама себя укорить и обвинить». Но при этом вы уже можете молиться и за себя, и за мужа.

Или, например, возьмем страсть скупости. Сначала вы можете исповедаться так: «Я поскупилась и не подала милостыню просящей женщине». Если вы будете подвизаться, то в следующий раз, может быть, напишете так: «Я поскупилась и дала слишком маленькую милостыню просящему».

Возьмем, к примеру, страсть осуждения (или злословия). Грех можно записать так: «Я забыл(а) о своих грехах и превознесся(лась) над ближним осуждением (или злословием) его». А когда вы научитесь оплакивать свои грехи, то меньше будете замечать чужие грехи. И может быть, сможете написать грех так: «По гордости я не могу увидеть себя хуже других и замечаю грехи других».

А чтобы не осуждать и не злословить, надо стараться говорить и думать о людях только хорошее. Так же можно проанализировать свое духовное устроение и по другим страстям. Авва Дорофей очень понятно все объясняет.

Посмотрите видео: советы священника Павла Островского о правильной исповеди.

Понудим же себя к покаянию и исповеди, ибо Царствие Небесное силою берется. Господь знает наши грехи и страсти. И если мы будем обращаться к Нему в покаянии постоянно, то постепенно Он уврачует и сами наши греховные привычки. Главное — искренно захотеть оставить наши греховные навыки.

Исповедь

О Таинстве покаяния

Определение

Одной из важнейших сторон духовной жизни является покаяние. Не всегда, однако, оно понимается православными христианами как должно. В настоящей брошюре мы попытаемся рассмотреть связанные с этим Таинством вопросы, с которыми приходится наиболее часто сталкиваться в пастырской практике.

Сначала дадим определение. Покаяние есть Таинство, в котором христианин, при раскаянии в своих грехах и исповеди их перед священником, получает через него от Бога прощение и разрешение грехов. Мы сразу видим, что для совершения Таинства нужны два действия: 1) раскаяние и исповедь и 2) прощение и разрешение грехов священнослужителем, имеющим от Бога власть прощать грехи. О первом, т. е. о необходимости исповеди, мы читаем в Первом послании Ап. Иоанна Богослова: если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши, и очистит нас от всякой неправды(1 Ин. 1, 9); о втором — в Евангелии от Иоанна: Приимите Духа Святого, сказал Господь Апостолам; кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся(Ин. 20, 22-23).

Тут сразу можно дать ответ на часто задаваемый вопрос: зачем нужно идти к священнику рассказывать о грехах, недостаточно разве покаяться внутри, перед Богом? Мы видим, что нет, недостаточно. Господь дал власть прощения грехов не самому человеку при мысленной исповеди их перед Богом, а Церкви в лице Апостолов и их преемников, т. е. епископов и пресвитеров. Для того, чтобы они узнали те грехи, которые от имени Господа имеют благодать прощать, им нужно их сообщить, сказать, назвать, т. е. исповедать их и засвидетельствовать перед священнослужителем свое в них раскаяние.

Все церковные Таинства созидают человека как члена Тела Христова, как Церковь; это особенно касается Таинства Покаяния. Грех разлучает человека с Богом и Его Церковью; в Таинстве Покаяния происходит прощение грехов и воссоединение человека с Церковью. Поэтому только в церковном священнодействии, а не самостоятельно, совершается избавление человека от греха, в котором он кается. Вне Церкви, даже если человек искренне сокрушается о своих грешных делах, — разрешения от них ему взять неоткуда.

Сразу перед нами встает вопрос — что же такое грех? Чем он страшен? Выяснив это, мы поймем, что, собственно, происходит в таинстве.

Что такое грех?

Грех есть беззаконие, — определяет апостол Иоанн Богослов (1 Ин. 3, 4), то есть нарушение воли Божией. Это нужно правильно понимать. Нарушить волю Божию — это не начальника на работе ослушаться. Воля Божия не есть некая директива, указ, формально принуждающий нас к чему-либо. Воля Божия есть всесозидательное действие Бога, то, на чем держится мир, всё бытие. И мы знаем из Священного Писания, что воля Божия — не какая-то равнодушная всемогущая сила, но — благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Если мы нашими делами, мыслями, чувствами соответствуем воле Божией, любим ее, ищем ее, творим ее, — мы тем самым приобщаемся изначальной гармонии мироустройства, благу, добру, совершенству и пребываем в богоустановленном чине и порядке, соответствуем Богу и божественной жизни и приобретаем мир, спокойствие совести, внутреннее (а нередко и внешнее) благополучие, блаженство и бессмертие. Если же мы волю Божию нарушаем, то тем самым мы идем против Божьего порядка мироустройства, т. е. разрушаем, портим и извращаем самих себя и мир. И это не какие-то мысленные выкладки: это объективное положение вещей. Апостол Иаков пишет: сделанный грех рождает смерть(Иак. 1, 15), то есть разрушение и уничтожение, по причине отделения от абсолютного Добра, Правды, Любви и Порядка, т. е. от Бога.

Возникает вопрос: а как нам узнать волю Божию? Она открыта нам в Священном Писании, прежде всего — Нового Завета. Если мы будем усердно читать и изучать эту главную книгу Церкви, то мы ясно увидим описываемое в ней должное и недолжное нравственное и религиозное состояние человека, и, прикладывая прочитанное к себе, сообразуем нашу жизнь с волей Божией.

Сделанный грех нарушает законы бытия — прежде всего духовные законы, и, следовательно, для человека он влечет за собою неизбежную ответственность. Если человек выйдет из окна 15-го этажа, имея желание пройти по воздуху до соседнего дома, то он упадет вниз — таковы законы физического мира; совершенно несущественно, что человек думает и считает. Так и в духовной сфере: если человек идет против законов Божиих, то — вменяет он себе в грех это противление Богу или нет — он пожинает определенные последствия, например, для гордости — отступление благодати и предание бесам, для блуда — разрушение души, нарушение целости человека, и проч.

Конечно, грехи бывают разные, есть грех не к смерти (1 Ин. 5, 16), — но любой грех — коль скоро он совершён — извращает, меняет в худшую сторону Божий порядок, разлучает человека от Бога в той или иной степени, и влечет за собою последствия. Но воистину Любовь Божия превосходит всякое человеческое несовершенство и немощь. Господь Иисус Христос в Своей Церкви дал нам великое и удивительное Таинство Покаяния; и теперь, если человек осознает свой грех, кается, исповедует его и получает в Церкви разрешение от него, — то действием этого Таинства грех уничтожается, изглаживается из бытия, а душа исцеляется и получает благодатные силы на борьбу с грехом; главное же, что происходит — восстанавливается общение между Богом и человеком.

Два вида покаяния

Но покаяние — это не только Таинство. Покаяние есть, прежде всего, внутреннее действие, внутренняя работа человека, которая готовит и приводитего к Таинству. Здесь можно различить, во-первых, покаяние как вхождение (или возвращение) в Церковь от греховной жизни, и, во-вторых, покаяние как делание человека уже церковного, т. е. как нравственное усилие души в борьбе с грехом и в понуждении себя на добро.

1. Покаяние как вхождение в Церковь. Евангельская проповедь началась не иным чем, как призывом к покаянию. Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1, 15), — это первое, что сказал Господь, выйдя на проповедь. До этого к покаянию призывал св. Иоанн Предтеча, — и даже крестил в покаяние, т. е. совершал символическое омовение водою в знак очищения от исповеданных ему грехов. Апостольская, т. е. церковная, проповедь также началась с увещевания о покаянии. После сошествия на Апостолов Святого Духа, в первой же своей проповеди апостол Петр сказал: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, — и получите дар Святого Духа(Деян. 2, 38). Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши(Деян. 3,19). В Священном Писании покаяние полагается необходимым условием для обращения к Богу и для спасения. Господь говорит: если не покаетесь, все так  жепогибнете (Лк. 13, 3). Покаяние радует Бога и угодно Ему: такна небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии(Лк. 15, 7).

О чем здесь идет речь? Греческое слово «метанойя»,которое стоит в оригинале во всех процитированных отрывках Нового Завета, означает буквально «передумать», а смысл этого понятия — изменение сознания. Этим словом передается нечто большее, чем просто процесс умственной деятельности, здесь подразумевается намеренное «обращение», в котором участвуют сердце, воля и сознание; это «изменение образа мыслей, приводящее к изменению поведения», причем подразумевается здесь именно религиозный аспект — обращение от греха и лжи к Богу, истине и добру. Таким образом, покаяние в собственном смысле слова есть изменение сознания и решительная перемена всей своей жизни, осознание своих грехов и оставление их, обращение к Богу и устроение своей жизни на новых, евангельских началах. Покаяние предполагает определенное состояние души, — когда человек осознает и чувствует свою недостаточность без Бога, падшесть, опасность от греховного состояния, пленения себя грехом, «болезни» им — то, что святитель Феофан Затворник называет «крайней бедой без Бога»; вместе с тем — нежелание больше жить по-старому, нужду во Враче, жажду исцеления души.

Когда на такую почву, на такое настроение души падает благодатное семя Евангельской проповеди, тогда человек обращается к Богу, — не только мыслью, но и всем сердцем принимает Бога, заполняя и освящая Им всю свою жизнь. Такое обращение к Богу происходит прежде всего через принятие Таинства Крещения; в наше время многие люди, крещенные в детстве, но не воспитанные, как христиане, заглушившие благодать Крещения нехристианской жизнью, входят в Церковь через Таинство Покаяния. В этом смысле оно называется «вторым крещением» или «восстановлением, возобновлением Крещения». В древности христиане, впадшие в тяжелые, смертные грехи, воссоединялись с Церковью через публичное покаяние и строгие епитимии; сегодня исповедь всегда индивидуальная, тайная.

2. Покаяние как нравственное делание. Но вот мы с вами вошли в Церковь, — через Крещение или через Покаяние. Как должна теперь строиться наша жизнь? Отринув грех и соединившись с Богом, мы получили от Него в Таинствах благодатные дары, и теперь наша задача — сохранить, возрастить и приумножить эти дары. Для этого мы должны совершать определенный душевный труд, сознательное нравственное усилие над собой. Об этом говорит Господь:Царство Небесное силою берется(нудится),и употребляющий усилие восхищает(приобретает)его (Мф. 11, 12). Усилие это должно быть ровным, постоянным, непрекращающимся, чтобы нам постоянно возрастать во Христе, восходить от силы в силу.

Но это идеал. В жизни такое ровное восхождение не часто встречается. Мы немощны, неспособны на такое постоянство, на всегдашнее внутреннее напряжение; мы стяжали многие греховные привычки и навыки, которые чуть ли не срослись с нашей природой. Устроение нашей внешней жизни — совершенно нехристианское, противное благочестивой жизни; да и дьявол рядом со своими соблазнами, искушениями, возбуждениями страстей. В этих условиях мы часто рассеиваемся, помрачаемся, изнемогаем, ослабеваем — и в итоге допускаем в нашу жизнь грехи. Правда, христиане все же с особым усилием блюдут себя от грехов смертных (хотя и они тоже, по разным обстоятельствам, бывают); но и так называемые «грехи не к смерти» (1 Ин. 5, 16), хоть и именуются иногда «повседневными», все равно остаются грехами, со всеми их действиями — прежде всего, разлучением нас от Бога. Кроме того, под массой мелких грехов наша совесть, которой принадлежит главная роль в соблюдении внутренней чистоты, начинает замутняться, изнемогать, терять свою силу.

И тут снова открывается нам любовь Божия и принимает нас в Таинстве Покаяния: прощает грехи, очищает и восстанавливает совесть. Покаяние снова обращает нас к Богу и Церкви, восполняя наши немощные усилия на пути духовного восхождения.

Нравственное, внутреннее делание как вторая сторона покаяния для нас очень существенно. И в связи с этим остановимся на том, как должна совершаться покаянная работа внутри нас, в чем нам каяться и как готовиться собственно к Таинству Покаяния, приступаем ли мы к нему впервые, как ко второму крещению, или прибегаем к нему регулярно как уже воцерковившиеся люди.

О внимании к себе

Первое здесь — внимание к себе. Возможность человека как бы со стороны оценить свои дела и помыслы — один из первых даров благодати Божией, которую Господь даёт человеку. Как говорит святитель Феофан Затворник, грешник не может взглянуть внутрь себя, его будто выталкивает какая-то сила. Проснувшись утром, он тут же обращается вовне, начинает строить планы, мечтает, ему необходимо общение или информационный фон; он включает радио, телевизор, проводит весь день в суете, как бы во вне себя; приходя с работы, он тут же опять включает телевизор и засыпает под него. Оставь такого человека одного, без радио, без телевизора, без общения — он почувствует ужасную муку и дискомфорт. Когда человек взыщет благодать Божию, первое, что она делает — возвращает человека к себе, обращает его внимание на состояние души.

Итак, при помощи внимания станем рассматривать свой внутренний мир. Прежде всего нам станут явны грехи, совершаемые делом: об этом нам ясно возвестит совесть, укрепляемая благодатью и просвещаемая Словом Божиим. За делами мы увидим с ваминаши слова, а за ними — помыслы. Помыслов у нас больше, чем слов и дел, поэтому в них сложнее разобраться совести; но обученное внутреннее чувство по некоему «вкусу» может распознать и качество помыслов.

Но помыслы, в свою очередь, тоже имеют свою причину: их порождают сердечные расположения или привязанности (и нередко стоящие за ними демонические силы), а те, в свою очередь, зависят от очень глубокой вещи, почти скрытой от нашего сознания — от духа жизни, неких основ, определяющих все наше существование как личностей, — от глубин сердца, говоря святоотеческим языком. Проще всего распознать нам качество наших дел, труднее — помыслов, а еще труднее — сердечных основ нашей жизни. Но распознавать греховные дела, слова, помыслы, а особенно глубинных их производителей необходимо; это то, чему, собственно, и нужно учиться христианину — науке внутреннего делания. Здесь важно уметь отделять себя, богоподобную личность, свое, данное от Бога устроение — от греховных навыков, страстей, всего, что портит, уродует, бесчестит нас, — и удалить из души все это, с Божией помощью. Так открывается перед нами поприще борьбы с грехом.

Как бороться с грехом?

Легче всего (хотя и это бывает трудно) не допустить грех делом; гораздо труднее — не грешить в помыслах и чувствах; и чрезвычайно трудно — переменить сердечные расположения, т. е. уврачевать свои страсти. Как же нам это делать?

Всякий повод для дел нужно отсекать, а именно: не ставить себя в ситуацию, ведущую к греховному делу, заранее прогнозировать ситуации, в которых мы можем оказаться с тем, чтобы обезопасить себя от соблазнов, и проч. Здесь необходимо рассуждение, благорассмотрение и внимание.

Помыслам нужно противостоять, во-первых, невниманием им, молитвою, во-вторых — «противопомыслам», «противочувствам» — т. е. противопоставлять греху добро, взращивая в себе противоположные греху добродетели. Наконец, страсти: борьба с ними — это настоящий крест, здесь нужны терпение и смирение, а больше всего — молитва, упование на Бога и неотчаяние. Противление страстям может продлиться очень долго, всю жизнь, — это зависит от стяжанной силы страстей до обращения к Богу.

Борьба с грехом — вещь многосложная; здесь возможны как победы, так и поражения, когда нами все же допущен грех — делом, словом, чувством, мыслью. Когда это случится, не нужно впадать в смущение, отчаяние и проч., а нужно сразу прибегнуть к покаянию.

О внутреннем покаянном делании

Покаяние (здесь речь идет об акте внутреннего покаяния, не о собственно Таинстве) не есть нечто аморфное, как бы некое смятенное самоукорение души. Не есть оно и некоторая внутренняя истерика. Покаяние имеет свой внутренний чин и порядок, который очень хорошо определяет святитель Феофан Затворник. Вот что он пишет.

Покаяние есть:

1) осознание своего греха пред Богом;

2) укорение себя в этом грехе с полным исповедованием своей вины, без перекладывания ответственности на других людей или на обстоятельства;

3) решимость оставить грех, возненавидеть его, не возвращаться к нему, не давать ему места в себе;

4) молитва к Богу о прощении греха, до умирения духа.

Давайте разберем это определение свт. Феофана.

1)  Осознание греха перед Богом, — т. е. не просто констатация  греха, а именно греха перед Богом.Это предполагает, во-первых, веру, а во-вторых, обязательно личное отношение с Богом, связь с Ним, Богообщение. И это осознание — не протоколирование какого-то формального нарушения, а живое чувство того, что грех разлучил меня с Богом, что сделанное мною неприятно Богу моему, я этим огорчил, обидел, оскорбил Бога. Покаяние — не копание в себе и не холодный самоотчет, а живое ощущение, что грех разлучил меня с Богом. У кого такого чувства нет, тот в опасности формализировать свою внутреннюю жизнь.

2) Укорение себя, т. е. вменение себе ответственности за грех. Очень часто мы склонны перекладывать ответственность на обстоятельства, на других людей, на бесов, а себя оправдывать; а важно осознать, что именномы не правы перед Богом.

3) Нужно положить решение сопротивляться греху, не возвращаться к нему, чего бы это нам не стоило. Без этого покаяние не будет покаянием, а превратится просто в некую, лицемерную по сути, констатацию факта. Нужно обязательно настроить себя на сопротивление греху. Как показывает опыт, у всех нас особенно хромает именно этот пункт.

4) Молиться Богу о прощении, — потому что своими силами мы ничего не можем, а только Господь прощает нас, умиряет наше сердце, возвращает нам Себя и утешает нас.

Вот такое покаянное движение души должно проходить всякий раз, когда совесть обличает нас в грехе — пусть хоть самом малом. Для, скажем так, «мелких» грехов часто бывает достаточно этого внутреннего покаяния, грехи же существенные требуют уже выноса их на исповедь, потому что сердце не умиряется одним лишь прохождением указанного покаянного внутреннего делания.

«Градация» грехов

Тут нужно опять вернуться к тому, что есть грех. Есть «грехи к смерти», смертные грехи (ср. 1 Ин. 5, 16). К ним относятся, в числе прочих, два рода самых распространенных и тяжелых грехов: блудные грехи и грехи гордости. Дела блуда всем ясны, а вот дела гордости для кающихся часто бывают непонятны. Грех гордости, по отношению к Богу, — это ожесточенное богопротивление, а по отношению к людям — жестокость и немилосердие. Блуд лишает нас нашего человеческого достоинства, нашей цельности, а дела гордости решительно отвращают от нас смиренного, милосердного и доброго Бога, как совершенно противоположные Ему.

Это грехи, так сказать, объективные, они всегда производят своё действие — разлучают нас от Бога — независимо от того, что мы об этом думаем. Прочие грехи, не смертные, усиливают или уменьшают свою греховность в соответствии с нравственным состоянием души, т. е. зависят от нашего субъективного расположения. Например, я не прочитал правило вечером. Грех это или нет? Если я пришел домой с работы еле живой, упал в постель и заснул — конечно, это не грех. Если же я подумал: «А, ладно, молитвенное правило — это всё форма, надо жить духом», и включив телевизор, до полночи его смотрел и заснул под него, исполнившись нечистых образов от просмотренного, — это безусловно грех.

Так очень многие дела становятся в разряд греха или выходят из-под него в зависимости от нашего внутреннего расположения, и тут дело нашей христианской совести — определять, что есть грех, а что — нет. Есть грехи мелкие, например, сказали кому-то колкость, или потщеславились, или разгневались, и прочее, что бывает миллион раз на дню. Наконец, бывают ложные грехи, т. е. человек почитает нечто за страшный грех, а это вовсе не грех. Это относится по преимуществу к обрядовой сфере церковной жизни.

Как, когда, как часто исповедывать грехи?

Но вот мы «созрели», чтобы прийти в храм на исповедь. Сразу перед нами встают вопросы: в чём и как, когда и как часто нам исповедываться? Общее правило здесь такое: надо исповедаться тогда, когда есть потребность, и исповедывать то, в чем укоряет совесть, будь то дело, слово, мысль или сердечное расположение. Исповедоваться всегда нужно полно, не утаивая, не смущаясь и не стыдясь ложным стыдом «что обо мне батюшка подумает?» Для батюшки грехи — это не новость, он всё это слышал сотни раз. Священник всегда радуется вместе со Христом, когда человек кается в своих грехах, и чувствует к искренно кающемуся христианину любовь, расположение и большое уважение, потому что всегда нужны мужество и воля, чтобы в своих грехах покаяться.

Грехи смертные, если, не дай Бог, мы их допустили, нужно исповедывать как можно скорее, не оттягивая покаяние, потому что враг может нагородить множество препятствий, чтобы затянуть наш приход на исповедь, с целью ввергнуть нас в уныние и отчаяние. То же самое — и с первой исповедью. Когда человек хочет вернуться в Церковь через покаяние, как через второе Крещение, он не должен смущаться и под предлогом ложного стыда откладывать исповедь на неопределённое «потом».

При воцерковлении наше участие в Таинстве Покаяния становится более или менее регулярным. Обычно, по традиции нашей Церкви, оно бывает перед Причастием. К такой исповеди мы готовимся, испытывая свою совесть: как прожили период с прошлой исповеди, какие греховные поступки, страсти, помыслы мы допустили. Дела, в которых нас укоряет совесть, нам нужно исповедывать всегда; слова — когда они вошли в разряд дел, например, когда мы кого-то словом обидели. Для помыслов бывает достаточно того акта внутреннего покаяния, о котором сказано выше; помысл отошел, и его не надо вспоминать. Но если он вспоминается сам, если он назойлив, не отходит и ранит совесть, то нужно его исповедывать, стараясь при этом проследить его причину, и исповедывать скорее не сам помысл, например: «в 19.42, 20.14 и 21.28 пришел помысл такой-то», а: согрешаю таким-то нечистым расположением сердца, от чего происходят такие-то назойливые помыслы.

Грехи нужно называть так, чтобы исповедующий священник понял, о чем идет речь, но в подробности, особенно плотских грехов, входить не нужно. Хорошо испытывать совесть заранее и записать все, потому что человек может на исповеди растеряться, смутиться и что-то забыть.

Обычно внимательно живущие христиане более или менее свободны от явных греховных дел, и борьба с грехом переносится больше на помыслы. Исповедь, соответственно, больше становится откровением помыслов, что хорошо для очищения совести и получения благодатной помощи для борьбы с грехом. Но здесь кроется и некоторая опасность деформации исповеди и выхода ее за рамки собственно Таинства Покаяния; часто исповедь превращается в духовную беседу. Нужно заметить, что последняя — вопрос скорее духовного руководства, чем Таинства.

О некоторых ошибках на исповеди

Необходимо отметить несколько опасностей, которые могут нам встретиться в деле покаяния.

1) Формализация исповеди, когда исповедаться вроде нужно, а вроде и нечего, или когда мы превращаем исповедь в сухой «отчет о проделанной работе». Здесь нужно помнить, что Таинство исповеди есть завершение и выражение внутреннего процесса покаяния, и имеет свое значение только при его условии. То есть, если мы исповедуемся без душевного покаяния, без прохождения — хоть в малой мере — указанных святителем Феофаном четырех составляющих внутреннего делания, о которых сказано выше, — мы подвергаемся опасности профанировать Таинство, и оно может стать нам «в суд и в осуждение». Не бывает такого, чтобы человеку было «нечего» исповедовать. Если человек ведет внимательную жизнь и следит за чистотою своей совести, то он ежедневно замечает в себе то, что требует очищения, потому что внутренняя брань с грехом не прекращается в нас ни на день. Если не дела и слова, то помыслы и чувства всегда требуют контроля, покаяния и благодатного исправления.

2) Есть также опасность подмены на исповеди, когда человек не видит своих действительных грехов, а вменяет себе грехи мнимые, или грехи маловажные считает великими: комара оцеживает, верблюда поглощает, по слову Господа (Мф.23, 24), или, говоря словами русской пословицы, из мухи делает слона, и из слона — муху. Человек может каяться и угрызать себя, например, что он съел в пост печенье с непостным ингредиентом — каким-нибудь сухим молоком, или что он не все молитвы из своего правила прочитал, — и при этом не замечать, что он годами отравляет жизнь своим ближним. Сюда же относятся часто встречаемые преуменьшения или преувеличения грехов. Преуменьшение грехов всегда связано с самооправданием. «Ничего особенного не делаю, грехи, как и у всех», или «ну все же так живут». Но очевидно, что греховность нарушения заповедей Божиих ничуть не уменьшается от массовости этих нарушений… Преувеличение грехов проистекает от нежелания или неумения человека правдиво разбираться со своей жизнью. «Во всём грешна», «все обеты Крещения попрал, во всём Богу солгал…» Начинаешь разбираться — оказывается, что всё же не «во всём»: поезда под откос не пускали, от Бога не отрекались… Нужно всегда стараться настраивать совесть по Евангелию, чтобы ясно видеть свои действительные грехи, немощи и страсти, а не прятаться за безответственными «во всём» или «как все». Неточность в этом вопросе опасна, ибо она приводит к неправильному взгляду на себя и на отношения с Богом и ближними.

3) Привыкание к исповедии обесцениваниеее: «Ничего, что согрешу, неважно: есть исповедь, покаюсь». Это манипуляция Таинством, потребительское к нему отношение. Такие «игры» с Богом всегда очень плохо кончаются: Бог строго наказывает человека за такое настроение души. От этого нужно беречься, и всегда быть честным с Богом и со своей совестью.

4) Разочарование в исповеди: «Вот, я годами хожу, каюсь, а страсть не отходит, грехи одни и те же». Это свидетельство тому, что мы не смогли определить свою меру: начитавшись аскетических книжек, мы решили, что за короткое время победим наши грехи и страсти. Но на это нужны десятилетия. Кроме того, Господь может промыслительно оставлять нам некоторые немощи и страсти, чтобы мы смирялись, не превозносились, не уповали на себя, а искали Бога и с терпением взыскивали Его помощи, чтобы определилась и утвердилась в постоянстве наша христианская воля, чтобы наши свобода и произволение постоянно выбирали Бога. Со временем страсти стихают, если не давать им пищи, иметь над ними контроль и исповедывать их.

Поэтому никогда не надо отчаиваться. Даже если, к несчастью, произошло падение (хотя всеми силами нужно не допускать его!) — всегда нужно вставать, каяться, опять прибегать к Таинству исповеди, подвизаться против греха и никогда не смущаться и не унывать. Надо настроиться не на год-два борьбы с грехом, а лет на пятьдесят… тогда будет легче.Семь раз(на дню)   упадет праведник, и встанет (Притч. 24, 16), говорит Священное Писание. Любовь Божия открыта нам, покаяние всегда доступно, вот и надо всегда прибегать к нему, с терпением и надеждой.

Что такое епитимия?

Теперь скажем несколько слов о епитимиях. Обычно, когда мы крупно согрешим, нам дают епитимью. Епитимия — это добровольное исполнение исповедавшимся христианином по назначению духовника тех или иных дел благочестия (пост, молитва, духовное чтение, милостыня и т. п.). Но часто ее понимают, как «заглаживание», «искупление», «уравновешивание» греха. Это совершенно неправильно. Грех в Таинстве прощается и становится как не бывший, он изглаживается из бытия, его нет, он исчезает — и заглаживать и искупать, собственно говоря, нечего. Но остаются последствиягреха.

Если мы совершили грех делом — то это дело встраивается в причинно-следственную связь жизненных событий, и часто годами отражается на нас. И сам здравый смысл, и Священное Писание в таком случае требуют, чтобы мы исправили совершенное нами зло, например, загладили обиду, вернули украденное, а если это уже невозможно, особенно старались совершать добрые дела, противоположные тому, что мы натворили. Это будет деятельным покаянием.

Если говорить о внутреннем человеке, то разрушительное действие греха на душу как бы по инерции продолжается даже тогда, когда грех прощен. Святитель Феофан сравнивает грех с занозой: занозу вынули, ее уже нет, но осталась рана, и она болит, нуждается в лекарстве. Тогда предпринимаются определенные духовные действия и упражнения в виде молитвы, чтения, поста или другого чего, — для врачевания этой раны. Чем больше и опаснее для души грех, тем больше противопоставляются ему дела благочестия. Епитимья не есть наказание, смысл её педагогический, нравственный, чтобы помочь процессу покаяния. Но главное значение епитимьи — отлучение на какое-то время от Причастия, чтобы человек не относился к святыне легкомысленно, ценил её, с ответственностью проводил свою церковную жизнь. Кроме того, здесь преследуется духовно-врачевательную цель: как больной после операции нуждается в заживлении ран, а потом возвращается к обычному образу жизни — так и покаявшийся грешник посредством благочестивых упражнений приводит душу в порядок, а потом допускается к Причастию.

Итак, вот три вида епитимий: 1) отлучение на какое-то время от Причастия. Время отлучения устанавливается индивидуально, в соответствии с церковными канонами и тяжестью совершенного греха; 2) исправление содеянного греха, если это возможно; 3) усиленные против обычного благочестивые занятия: молитва, чтение Священного Писания и другое.

Опасно, когда к епитимьи относятся формально, что часто встречается. Плохо также, когда епитимьями пренебрегают, потому что они — важная часть процесса покаяния. Если мы на исповеди получили епитимью — будем стараться ее точно исполнить; душа получит большую пользу. Если епитимья нам не по силам — нужно сразу сказать об этом священнику, и совместно с ним определить ту меру, которую мы можем понести. Не нужно бояться или смущаться говорить об этом с исповедующим нас батюшкой: священник обязан сообразовывать накладываемую им епитимию с внутренним и внешним состоянием человека.

Вот кратко мы затронули основные темы, связанные с покаянием: в Таинстве Покаяния Господь прощает нам грехи, воссоединяет нас со Своей Церковью, очищает нас, как новым крещением; оно, будучи регулярно нами воспринимаемо, восполняет недостаточность наших духовных усилий и дает нам благодатную помощь в борьбе с грехом. Участию в Таинстве обязательно должно сопутствовать внутреннее покаяние, состоящее в осознании греха пред Богом, укорении в нем себя, решимости не возвращаться к нему и сердечного обращения к Богу.

И остался у нас еще один важный вопрос: каково место покаяния в духовной жизни человека, и с каким духовным настроением оно должно совершаться?

Место покаяния в духовной жизни человека. О смирении

Важность этого вопроса заключается в том, что многие люди, столкнувшись с неправильным пониманием покаяния, не могут воспринять Таинство исповеди, отвращаются от него и не входят в Церковь. Это неправильное понимание выражается в следующих идеях: я — ничтожество, жалкий грешник, все во мне — зло и грех, мне приготовлены вечные муки, страшный суд, ад, погибель; правда, есть шанс всего этого избежать. Этот шанс заключается как раз в том, чтобы всегда ощущать себя ничтожнейшим, грешным, уродливым, недостойнейшим существом, ни на что, кроме греха, не годным (это называется «смирением»), и каяться, каяться, и только каяться всю жизнь. Целью духовной жизни при этом становится исключительно убеждение себя в крайней своей грешности, тотальное самоугрызение и ожидание наказания, ибо всего прочего мы абсолютно недостойны.

Такую точку зрения вполне можно назвать очевидной псевдоаскетической крайностью, заключающейся в вырывании из церковного контекста и придании самостоятельного и всецелого значения частностям — пусть и важнейшим, но частностям — духовной жизни. «Есть сокрушение сердца правильное и полезное — к умилению его, и есть другое, беспорядочное и вредное — только к поражению» (Добротолюбие, т. 1, с. 521), говорит о правильном и неправильном действии покаяния преподобный Марк Подвижник.

Выше мы говорили, что покаяние предполагает не просто осознание греха в себе, но именно грехапред Богом. И это очень важно. Все чувства, которыми характеризуется покаяние — самоукорение, смирение, видение своих грехов и проч. (да и вообще вся духовная жизнь христианина), — в истинном их смысле должны быть не просточеловеческими чувствованиями, эмоциями, движениями души, сердца, ума, — но чувствамисовместными с Богом, именнорелигиозными. То есть они истинны и правильны только тогда, когда совершаются в Боге, пред Ним,совместнымдействием благодати Божией и нашей души, но ни в коем случае не сами по себе. Я обращаю на это вашеособое внимание, ибо здесь корень всех религиозных ошибок. Только в этом контексте можно объяснить, что такое подлинное, настоящее смирение.

Надо сказать, что это духовное качество, как никакое другое, неправильно понимается людьми. В нашем обиходе под смирением понимают унижение, готовность к издевательствам над собою, некий «мазохизм», пришибленность, задавленность личности и т.п. Но это совершенно не христианский, не евангельский взгляд. Смирение — это, говоря языком психологии, не комплекс вины и собственной неполноценности, не убеждение себя в ничтожестве. Смирение — это правда о себе и о своих отношениях с Богом, миром, другими людьми.Правда эта заключается в следующем. Действительно, сам по себе я — грешное, немощное и падшее существо: я несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3, 17). Но это не вся правда. Это 10 % правды. Если мы остановимся только на этом, это будет ложь, псевдосмирение, подмена. Другая часть правды, 90 % её — что Бог не отринул меня, воплотился ради меня, взошёл на крест ради меня, пришёл и вселился в меня, и в Его Церкви я — Христов, он Господь и Бог мой, а я — Его: я причастник Его любви, милости, силы и правды. И это несравненно важнее моей греховности самой по себе. Я живу Им, и не хочу жить собою, своими страстями. И ради этой жизни с Богом, ради того, чтобы взыскать Христа, быть с Ним, чтобы благодатью Святого Духа восполнить свою немощь, я и каюсь, и молюсь, и воздерживаюсь, и борюсь с грехом, и соблюдаю уставы Церкви, — а вовсе не для того, чтобы констатировать ежечасно, что я — грешник, и чтобы «изъесть» себя. Главное здесь — не человеческие грехи и немощи сами по себе, а то, что мыпрежде всего — члены Церкви, члены Тела Христова, а потом уже — больные, немощные, бессильные, грешные, какие угодно. Главное — чтобы в центре всей нашей духовной жизни, на первом, главном месте был Господь Иисус Христос, а не «я» со своею будто «супергреховностью». Ни в коем случае нельзя рассматривать жизнь и человека исключительно с позиции греха.

Смирение, как мы уже сказали, естьположительно-религиозное явление, то есть такое, в котором сочетается человек и Бог. Безусловно, блаженны нищие духом (Мф. 5, 3); безусловно, что унижающий себя возвысится (Лк. 18, 14). Но при этом Господь говорит нам: вы — соль земли; вы — свет мира; да светит свет ваш перед людьми (Мф. 5, 13 — 15). В смирении невозможно разделить видение своей греховности и видение великой любви и уважения Бога ко мне. Подлинное сознание своей греховности — не человеческое «выжимание» из себя отвращения к себе, но действие Божие, когда в свете пришедшей в душу благодати Святого Духа человек видит себя так, как он есть, правдиво, безо всяких иллюзий. Видение своей греховности неверно в отрыве от видения себя «солью земли». Также неверно и почитание себя «светом мира» без осознания себя падшим существом. Одно без другого — ошибка, которая приводит к гордости — то есть отпадению души от Бога. (Обратите внимание, что не только духовное превозношение, но и неправильное самоукорение приводит человека к гордости!) Если же мы в самих себе правильно определим это соотношение, «нащупаем» правду о себе и о Боге, — то тут же мы получим духовный плод, то есть и обретём смирение. Оно свидетельствуется в нас прежде всего двумя вещами: 1) в душу приходитмир от Бога — начаток духовной жизни. Без мира сердечного нет и не может быть никакой религиозной жизни:  в мире место Его, говорит Псалом (Пс. 75, 3); 2) правильное отношение к другим людям. Святые видели себя хуже всех — это высокая мера, невозможная без обильного схождения в душу Святого Духа; наша же, начальная мера — правдивое, именно в свете опытно дознанного отношения Бога к людям, видение других людей такими же пред Богом, как и я. Если я — грешный человек, но Любовь Божия принимает меня, то также Господь принимает и всех без исключения людей, независимо от их положения, социального статуса, сана, чина, взглядов и чего угодно…

Критерий правильности покаяния

Покаянные чувства должны приносить человеку не уныние и отчаяние, не комплекс неполноценности (что бывает, когда мы лишаем покаяние вышеуказанного церковного контекста), а благодать Святого Духа. Это не восторги, не экзальтация, не кровяное разгорячение, — благодать Святого Духа свидетельствуется в душе тонким, мирным, радостным, смиренным, тихим, прохладным, истинно духовным чувством, дающим человеку мир, любовь и свободу, — и как бы «собирающим» человека в цельное и гармоничное существо, в то, чем он должен быть по замыслу Божию. И это, как пишет преподобный Макарий Великий, критерий правильности любого духовного делания: послушания, молитвы, чтения, хождения в храм, добрых дел и проч. Если то, что мы считаем покаянием, приносит нам в душу не благодать Духа Святого, а смущение, тяжесть, чувство вины, внутреннюю истерику, самоедство, — значит, мы покаяние понимаем неправильно.

Притом надо сказать, что покаяние не охватывает всего внутреннего делания, оно — часть его, пусть важнейшая, постоянная, никогда не прекращающаяся; но не всецелая. Покаяние невозможно без живой веры в Бога, без благодарения Бога и без многого другого. Иногда утверждают, что покаяние —цель духовной жизни. Правда, покаянием должно быть растворено, по слову святителя Игнатия (Брянчанинова), всякое наше духовное делание, особенно молитва. Да и вся внутренняя жизнь как неотъемлемую часть, как некое обязательное условие, должна включать в себя покаяние. Но покаяние — это не цель духовной жизни, а, пусть и важнейшее, но — средство.

Цель духовной жизни

Цель же духовной жизни — Богообщение, и оно, как говорит свт. Феофан Затворник, должно свидетельствоваться чувством. «Не на крыльях или не на ногах, но чувством приближаемся мы к Богу» (блаж. Августин). Покаяние, собственно, и восстанавливает это чувство Богообщения: вот главное, что совершается в этом Таинстве и вот его место в духовной жизни.

Святитель Феофан пишет, что Богообщение должно быть, пусть и в малой мере, постоянным, и коль скоро оно не ощущается, нужно бить тревогу и искать его, — в чем и заключается смысл любого духовного делания. И это вовсе не то, что запрещают св. Отцы — дерзновенно искать духовных утешений, молитвенной сладости, откровений, видений, ощущений, считая себя как бы достойными их. Чувство Богообщения совсем из иной области. Бывает, что Господь утешает душу, дает ей вкусить благодати Святого Духа в возможной для каждого из нас полноте, чтобы мы знали и ощущали цель наших внутренних трудов, — что по очищении нас от страстей это будет неотъемлемым нашим достоянием, и чтобы мы трудились над собою, — «очистим чувствия и узрим» (Пасхальный канон). Но мы должны понимать, что утешение от Господа в Его руке, а в нашей повседневной жизни это чувство Богообщения свидетельствуется иным: прежде всего и главным образом тем, что свт. Феофан называет «ревностью о богоугождении». Это — твердая, прочная как смерть решимость, несмотря ни на что, ни на какие внешние обстоятельства, ни на внутренние скорби и уныние, — быть христианином, быть с Богом и исполнять Его волю в живом и непрестанном чувстве веры, благоговения и сыновней зависимости от Бога. И это — фундамент, на котором стоит христианская жизнь. Богообщение есть безусловно дело благодати, о нём нужно иметь попечение, его нужно искать, блюсти, возгревать, — как раз этому и служит Таинство Покаяния.

Заключение

И еще об одном. Покаяние часто ассоциируется у нас снаказанием от Бога, и человек начинает себя пугать Богом: вечными муками, адом и проч. Но мы должны знать, что этого ни в коем случае нельзя делать. Нельзя себя пугать Богом. Покаяние — это таинство любви Божией, в нём мы соприкасаемся с ней, а если не так, то наше покаяние неправильное.

Давайте подумаем. Мы называем Бога Отцом. Но кто такой отец (при нормальном положении вещей, разумеется?) Отец дает жизнь, он всецело заботится о своём ребёнке, он кормит и поит, он воспитывает и образовывает его, вдохновляет его, поддерживает, утешает, радуется за него. И наказывает, конечно, когда нужно; но только это ведь не главное во взаимоотношениях отца и его чада… Наказание бывает по необходимости, и, выполнив свою функцию, прекращается. Если люди — таковы, если такое человеческое отцовство, то — кольми паче Бог? Он ведь наш Небесный Отец, мы обращаемся к Нему: Отче наш, — а вовсе не: Наказатель наш… И покаяние наше, и самоукорение совершается именно перед Отцом Небесным — не вжав голову в плечи, в ожидании ярости и наказания за всякую мелочь, — а с сыновним доверием к нашему Отцу, и Спасителю, и — даже можно сказать — Другу, ближе Которого нет. Он, если и наказывает, то с великою любовью, и уж в самых крайних случаях, когда не обойтись без этого. И покаяние — это вернуться именно к Этому вот, Такому Богу, а не пугать себя Им.

То правда, что должен быть страх Божий: в любви к Богу нет места фамильярности, развязности, панибратству, вседозволенности; но страх Божий — это не боязнь надзирателя в тюрьме; это — благоговейное сыновнее духовное чувство, осознание того, кто — Он, и кто — я. И потом: нам ведь дана заповедь — первая! — любви к Богу; но любви не может быть в «приказном порядке», она всегда возникает в ответ на что-то, — и наша любовь к Богу откликается на любовь Бога к нам. Вспомните евангельскую «притчу притч» о блудном сыне: он и попрал любовь отчую, и ушел, и наблудил, — но когда он решил вернуться, — из соображений, между прочим, не духовных, а из-за голода, — как поступил отец его? Он увидел его издалека, и сжалился, и побежал, и обнимал, и целовал, и ни слова упрека не сказал, и почтил честью и в первую одежду одел, и в дом ввел, и пир устроил — и это только слабые человеческие образы Божией любви (Лк. гл. 15). И именно она открывается нам в Таинстве покаяния, а не боязнь наказания. Бояться больше всего нужно того, чтобы не оказатьсявне Бога, — что, собственно, и есть ад и вечные муки.

Итак, вот каково церковное понимание Таинства покаяния: не как самоистязание, но как положительное религиозное дело, то есть совместное (от нас — покаянное делание, от Бога — Таинство любви) восстановление нарушенной нашими грехами связи с Богом, любящим и милосердным Отцом Небесным.

Приложение

Примерный перечень грехов для подготовки к исповеди

Грехи против Бога и Его Церкви

Неверие в Бога, сомнение в истинах веры, непринятие догматического и нравственного учения Церкви, своеумная трактовка догматов веры. Хула на Бога, Божию Матерь, Святых, на Церковь.

Неимение интереса и желания узнать о Боге и Церкви. Пренебрежение к познанию веры, чтению Священного Писания, подлинно церковных книг, неразборчивость в чтении. Принятие различных суеверий, слухов, нетрезвого кликушества, языческих и народных обычаев, околоцерковного политиканства за церковное учение, нерадение узнать точное мнение Церкви об этом. Гадание, обращение к экстрасенсам и целителям, вера астрологическим прогнозам, увлечение чуждыми христианству оккультными, теософскими и прочими учениями, стремление «совместить» их с христианством, «подстроить» под них предметы церковного обихода.

Неблагодарность Богу, ропот, предъявление Ему «претензий», обвинение Бога в неудачах своей жизни. Любление мира сего больше, чем Бога, предпочтение заповедям Божиим человеческих соображений «выгоды», комфорта и т. п. Вещелюбие. Восприятие Бога как «гаранта» моей благополучной жизни, потребительское, «торговое» отношение к Богу и Церкви.

Ненадеяние на Бога, отчаяние в своём спасении, в милости Божией. С другой стороны, безрассудное упование на «всепрощение» Божие при сознательной греховной жизни и нежелании исправлять её.

Нерадение к молитве, как к личной, так и церковной, непонимание необходимости в молитве, непонуждение себя к ней. Формальное отношение к молитве, невнимание, рассеянность на молитве, подмена её «вычитыванием правил» или «выстаиванием богослужений». Потеря благоговения и страха Божия, нечувствие Бога. Развлечение, разговоры, рассосредоточенность, ходьба, шум и отвлекающие от молитвы ненужные действия в храме во время богослужения; придавание большего значения свечкам и запискам, чем собственно храмовой и личной молитве.

Нарушение без уважительных причин дисциплинарных уставов Церкви — постов, постных дней. С другой стороны, излишнее внимание им, нарушающее иерархию христианских ценностей, когда посты и дисциплинарные уставы из средства, помогающего духовной жизни во Христе, становятся целью, что приводит к тяжёлому греху фарисейства.

Редкое участие в Таинствах исповеди и особенно Святого Причащения. Формальное, небрежное к ним отношение. С другой стороны — потеря благоговения перед святыней, легкомыслие. Магическое отношение к Таинствам, восприниятие их как некоей «таблетки»; также магическое отношение к церковным символам и предметам.

Неосознанное или неправильно понимаемое участие в церковной жизни. Предпочтение обрядовой стороны Церкви нравственному евангельскому усилию души, выстраиванию своей жизни по Христу.

Грехи против ближнего

Непочитание родителей, необеспечение их в старости, пренебрежение ими, неснисходительность к их немощам, раздражение, проявляемое словами и делами. Ссоры и скандалы в семье, нехранение мира. Повышенная требовательность, придирчивость к супругу (супруге), нежелание выслушать, понять, уступить друг другу. Ревность. Неуделение должного времени и внимания детям, крик, наказание без нужды и без меры, небрежение к воспитанию детей. Подмена нравственного, культурного и социального воспитания, требующего личного усилия родителей, безответственным формальным участием в Таинствах и обрядах Церкви.

Супружеские измены. Соблазнение ближних, приводящее к разрушению семей. Аборт; согласие с ними супруга, понуждение на него.

Чёрствость, жестокость, немилосердие, подлость, ненависть, выражаемые в словах и делах. Непочитание старших. Почитание других хуже себя, нехранение чести и достоинства ближнего, неуважительное, потребительское отношение к людям, как к инструментам для своих целей. Личный и семейный эгоизм.

Обман, ложь, неверность слову, лжесвидетельство, клевета, оговор ближних, воровство, нечестность во всех видах.

Разделение людей на «нужных» и «ненужных», начальников и подчинённых и проч., с соответствующим неевангельским отношением к ближним (лицеприятие). Лесть, подхалимство, беспринципность, заискивание, искание своей выгоды больше чем пользы дела по отношению к начальствующим. Грубость, пренебрежение, бесчеловечное обращение, невнимание к нуждам подчинённых. С другой стороны — недолжное, наглое отношение к начальству, невзыскательное потакательство непрофессиональности, распущенности подчинённых. Неумение и нежелание выстроить со всеми людьми ровные, мирные, уважительные отношения. Непорядочность.

Вовлечение в орбиту своих страстей других людей; потакательство чужим страстям. Непресечение, когда это в наших возможностях, разного рода бесчиний по трусости, человекоугодию, «нежеланию связываться» или ложно понятой «дружбе»; незаступление за слабых, обижаемых. Нежелание помогать людям в их нуждах, жертвовать временем и средствами ради ближнего, «затворение» сердца.

Наглость, хамство, сквернословие, матерщина (в том числе и прилюдно), невоспитанность. Хвастовство, превозношение, подчеркивание своей «значимости». Лицемерие, почитание себя «учителями», неуважительное навязчивое нравоучение, непредоставление необходимого под предлогом «благочестия» (в церковной среде), фарисейское нежелание утешить, облегчить участь ближнего.

Ненависть к иным нациям и народам (напр. антисемитизм), к людям, придерживающимся других взглядов.

Грехи против самого себя

Нечестность перед самим собою, попрание совести. Непонуждение себя на добро, непротивление сущему в нас греху.

Асоциальность под предлогом «благочестия»: нежелание учиться, работать. Нежелание всесторонне развивать себя как христианскую и культурную личность; приверженность потребительской «попсовой» антикультуре. Неосознавание своего христианского достоинства, позволение манипулировать собою, унижать себя (ложно путая это со «смирением»). Принятие по некоему «стадному» чувству в качестве авторитетов безнравственных и далёких от христианства людей (например, деятелей шоу-бизнеса и проч.). Излишнее увлечение телевидением и т. п., бездумным потреблением информации, сплетнями. Некритическое отношение к «общественным мнениям», когда они явно противоречат Евангелию.

Вред здоровью посредством курения, наркомании, неумеренного употребления алкоголя и проч.

Блудные грехи. Нехранение себя от нецеломудренных впечатлений.

Чревоугодие, объядение, невоздержанность.

Сребролюбие, жадность, накопительство. Излишняя расточительность, увлечение ненужными покупками.

Гневливость, неумение успокаиваться, мстительность.

Леность, праздность, уныние.

Тщеславие, самомнение, гордость, почитание себя за «нечто». Эгоцентризм, обидчивость, —

а также и другие грехи, в которых обвиняет нас наша совесть.

---

  Предыдущий материал

Следующий материал  

Смотрите также по этой теме:

Беседа перед исповедью
(Священник Александр Ельчанинов)

Человеколюбие Божие — беспредельно
(Протоиерей Алексий Уминский)

Об исповеди
(Митрополит Сурожский Антоний)

Исповедь и покаяние
(Митрополит Антоний Сурожский)

Об исповеди и покаянии
(Епископ Иларион Алфеев)

О том, как правильно исповедоваться
(Старец Паисий Святогорец)

Почему каяться стыдно, а грешить — нет?
(Священник Александр Ильяшенко)