Центр руководства полетами

Советский центр управления полетами времен «Востоков» и «Восходов»

Написать эту статью меня побудила вот эта фраза Филиппа Терехова из его обзора фильма «Время Первых»:

«Отдельная интересная история с Центром управления полетами, как он показан в фильме. Увы, но красивая картинка выше представляет собой копию американского ЦУПа…Внутренняя организация помещений была настолько секретной, что на фото и видео сейчас можно найти разве что имитацию для фильмов».

Замечание было верным, лично мне тоже очень хотелось узнать, как выглядел наш ЦУП времен первых пилотируемых полетов.И мне это все-таки удалось.

Конечно, ЦУП, показанный в фильме, имеет мало общего с реальным. Но можно найти и фотографии реального нашего центра управления полетами. Точнее, координационно-вычислительного центра, как он тогда назывался. Более того, уверен, что его видел и Филипп, но не понял, что это именно он.

Когда я первый раз увидел его на кадрах из фильма про «Венеру-4», я тоже не поверил, что это реальный ЦУП, приняв за декорацию. Но чем больше я изучал доступную информацию, тем яснее становилось моя ошибка.

Для начала немного сухой истории из книги ЦНИИмаша:

«Работы ЦНИИмаша по баллистическому обеспечению управления полетами пилотируемых и автоматических аппаратов начались с 1963 г. И являлись новым и, до некоторой степени, неожиданным направлением научной деятельности института. Это направление зародилось в институте с приходом нового директора Г.А. Тюлина в 1959 г. Он укрепил состав Вычислительного центра и оснастил его двумя машинами М-20. Продолжил и развил указанные направления деятельности директор Ю.А. Мозжорин, пришедший в НИИ-88 в 1961 г.

ЭВМ М-20. Снимок с сайта: Виртуальный компьютерный музей

Центр базировался на двух ЭВМ типа М-20. В КВЦ НИИ-88 были установлены два полуавтоматических устройства ввода данных для автоматического приема результатов траекторных измерений поступающих с измерительных пунктов, аналогичные устройствам КВЦ НИИ-4. Кроме этого, была заказана и разработана система коллективного отображения получаемой информации. На центральном экране размером 2 на 3 метра проектировались различные географические карты и траектория полета спутника на фоне карты, а изображение самого спутника давалось в Виде светящегося пятна. Координаты проекции траектории и положение спутника выдавались электронно-вычислительной машиной, производящей обработку результатов текущих траекторных измерений. На двух дополнительных экранах размером 1х1.5 метра, размещенных с двух сторон от основного экрана, высвечивалась статическая информация, характеризующая сопровождаемый полет: схемы, таблицы, а на отдельном телевизоре – телевизионная информация с космодрома «Байконур” о запуске и полете ракеты-носителя, изображения космонавтов во время полета».

Тогда я переписывался с ныне покойным математиком ИМП Александром Константиновичем Платоновым и, чтобы себя проверить, спросил его про ранний ЦУП, прикрепив несколько фотографий. С учетом его работы, Платонов там бывал. Он подтвердил мои подозрения и прислал много полезной информации, аналогов которой я нигде не смог найти.

Вот что про создание ЦУПа написал Александр Константинович:

«Позже, когда Ю.К.Ходарев сделал знаменитый Евпаторийский пункт дальней космической связи, появились ПУВДы для передачи полученных радиоданных. Эти данные и вся телеметрия по каналам стали приходить в ЦНИИмаш. Поэтому и наши посиделки прочно переехали туда. Там сначала был описанный мной выше зал с отдельным помещением для начальства, но позже все баллистики стали сидеть в своем помещении, а Зал Управления стал похожим на то, что и есть на Вашем снимке. Я помню и большой экран, и бегущие часы над ним.

Нами командовал очень значимый в истории советского космоса Михаил Александрович Казанский. Его задача была формировать порядок выполнения очередных баллистических расчетов, выполнять сравнение наших результатов и, главное, обеспечивать фильтрацию сообщений в зал управления с точки зрения их надежности и своевременности. Он был очень выдержанный по должности слуга царю, а по ответственности — отец своим баллистическим солдатам. Благодаря ему баллистическая группа управления работала дружно, без промахов, как часы.
Я его вспомнил потому, что я его непрерывно убеждал, что наш труд (а он заключался в выписывании на бумажку по телефону передаваемых из ВЦ данных оперативных расчетов, их осмыслении и передаче некоторых из них в зал управления) — нужно как-то автоматизировать.
Так или иначе, но дальше развитие автоматики управления привело к тому, что в зале управления поставили несколько телевизоров (наверное, больше для солидности — на их экранах обычно стояла настроечная картинка), а позже к нам в баллистическую комнату поставили считывающую камеру, под которую можно было положить рукописный текст, который тогда увидят в зале управления с его телевизорами и телефонами.

Много позже в зале управления появился экран «Аристона» под цифровыми часами. Говорили, что этим «Аристоном» племянница Шверника решила острую проблему показа ТВ-передачи на большом экране. Реализовано это было с помощью зеркала в виде вращающегося диска с налитым на него маслом, профиль которого изменялся электрическим полем, формируемым ТВ-сигналом. Мощный луч света освещал этот диск, а рельеф такого жидкого зеркала формировал на экране отражение нужного ТВ-изображения. Вся техника была за экраном, и изображение показывалось „на просвет“.

На громадном экране «Аристона» в этом зале мы в узком кругу приглашенных смотрели перехваченную передачу «Аполлона 11» с их прыжками на Луне».

Так как данный ЦУП начал работу в 1963 году, то неудивительно, что первые его кадры я нашел в фильме, посвященном совместному полету Быковского и Терешковой на космических кораблях «Восток-5» и «Восток-6». Этот полет проходил 16-19 июня 1963 года.

Посмотрев на него первый раз, сложно поверить в то, что это ЦУП. Слишком он отличается от современных. Больше похоже на телевизионную студию. Но хорошо виден центральный экран 2 на 1 метр, как и два боковых.Его узнал и Александр Константинович. Так что это именно он, именно через этот ЦУП управляли последними «Востоками», «Восходами» и первыми «Союзами». А также межпланетными станциями 60-х годов. И в целом, возможно, он хорошо передает дух того времени, когда только начали летать в космос, но многие нюансы еще не были разработаны или придуманы.

Очень интересно, что в зале стоял глобус Луны.

Боковой экран крупным планом:

Девушки перед экраном заняты чем-то интересным:

Скорее всего, у них в руках ленты с распечаткой информации, выданной ЭВМ. Еще интересно отметить глобус Земли и карту звездного неба.

На следующем слайде видно, как работает система отображения информации. В данном случае – показывая параметры орбиты:

Пример смены карты на центральном экране.Первый вариант посмотрите чуть выше. Изначально там была карта Советского Союза с проекцией траектории выведения ракеты. После смены проекции на меркаторскую началось отображение орбиты корабля относительно Земли.

Еще ракурс:

Вот снимок этого же ЦУПа, но из фильма 1967 года, посвященного «Венере-4»:

С 1963 года зал явно немного модифицировали. Сверху экранов можно увидеть электронные часы и таймер.Центральный экран, на сей раз, показывает траекторию перелета к Венере. Глобус исчез. Девушки переехали немного в сторону, а на стене виден плакат с компоновкой АМС «Венера-4».

Немного лучше зал рассмотреть можно на черно-белом снимке с официального сайта ЦНИИмаш.

На стенах – плакаты с изображением одной из модификаций «семерки». На центральном экране – карта СССР с НИПами. На левый экран выведена весовая сводка носителя при выведении. Слова разобрать сложно. Но одна из строчек явно «Блок Л» или «Блок И».

Траектория выведения очень похожа на реальную с наклонением 65 градусов. Трасса полета как раз проходит недалеко от полигона Кура на Камчатке. Правда, левая часть траектории замазана. Трасса начинается где-то над Томском. При этом отметка возле Байконура есть.
Можете сравнить с реальной трассой при выведении «Восхода-2»:

Также видно, что кадр из фильма про «Восток-5/6» показывает именно эту орбиту.
Последний кадр с данным ЦУПом, что я нашел, относится к «Луноходу-1», который сел на Луну 17 ноября 1970 года:

Идет рабочее совещание. Уже смонтирован экран «Аристона», и через него идет проекция части панорамы «Лунохода». На столе разложены отпечатанные панорамы Луны. Видимо, именно «Луноход-1» был последним аппаратом, с которым работал данный центр управления.
В декабре 1970 году был сдан новый координационно-вычислительный центр ЦНИИмаша. После этого постепенно к нему перешло управление кораблями и межпланетными станциями. Он работает и по сей день.

P.S. Впрочем, история советских ЦУПов им не ограничивается. Дело в том, что до ЦУПа в ЦНИИмаше был еще аналогичный в НИИ-4. Там тоже была обработка на ЭВМ М-20 и проекция на экраны. О нем упоминается и в книге ЦНИИмаша. Но ЦУП НИИ-4 был куда более секретным. В отличие от «гражданского» ЦУПа ЦНИИмаша, он изначально предназначался для РВСН.

Так что, как видите, материалов не так много. Но есть.

Интересный фрагмент из мемуаров Мозжорина о посещении данного ЦУПа (ориентировочно в 1959-1960) маршалом артиллерии В.Ф.Толубко:

«Пошли осматривать координационно-вычислительный центр. Сейчас, думаю, будут искать “показуху”. Я распорядился, чтобы показали отображение работы КИКа на большом цветном экране в полном объеме, и стал пояснять суть показываемого. Толубко внимательно выслушал и с ехидцей задал вопрос:
— А где тут “кирзовые сапоги”?
Он имел в виду анекдот, рассказываемый о ПВО, где на большом экране отображались самолеты противника, перемещающиеся с помощью солдат, получающих указания по телефону. А из-под экрана были видны кирзовые сапоги рекламируемой “автоматики”. Спокойно поясняю:
— Все, что вы видите на цветном большом экране: траекторию движения спутника, его перемещение, — все это рассчитывает ЭВМ-20, можете мне поверить. А вот НИП “заморгал” — начался прием телеметрической информации. Тут вступили в действие “кирзовые сапоги”, но они сидят в соседней комнате и по телефонной команде с пункта включают мигалку. Конечно, можно было бы автоматизировать и эту операцию, чтобы мигалку включали с измерительного пункта, но это те же “кирзовые сапоги”, однако более дорогие и ничего не прибавляющие к автоматизации отображения. На основе такого принципа отображения можно строить экраны на командных пунктах ракетных войск, чтобы следить за готовностью ракет и ракетной обстановкой.
— А еще говорят, что на КП ракетных войск не надо никаких экранов, — выразил Толубко кому-то свое запоздалое возмущение».

Но опять куда более яркие воспоминания оставил Платонов:

«После запуска первых спутников процессы управления перешли в НИИ-4 в Болшево (они во главе с П.Е. Эльясбергом отвечали за выдачу „целеуказаний“ на все пункты наблюдения). И вот, при самом первом из неудачных полетов к Марсу я (отвечающий от нашего БЦ за вопросы коррекции и других операций управления на траектории) оказался в первом в моей жизни настоящем Зале управления! Он произвел на меня большое впечатление — и сначала, и потом.
Первое впечатление: большой зал с одним или двумя столами с телефонами у входа (за ними сидели Г.С. Нариманов — руководитель космических дел НИИ-4, один из многих очень культурных военных людей, которых я встретил в жизни, и К.Д. Бушуев — зам. Королёва, безупречно спокойный и деловой человек, смотрит строго, но говорит без нажима и по делу), а далее за ними – длинная, под потолок, полупрозрачная стена этого зала — с картой мира на ней и с просвечивающими за ней солдатами, которые наносили на эту карту знаки пунктов и трассы траектории.
А перед стеной и до окон противоположной стороны зала два или три ряда одинаковых дубово-фанерных пультов оператора с полукруглой выемкой стола, с телефонами и с высокой стойкой стола с часами и двумя рядами каких-то стрелочных приборов.
Первое впечатление было уважительное: я понял, что это нам отдали зал управления полетом совсем других изделий.

Нам — баллистикам — было отведено место за самым задним и дальним по диагонали от входа пультом. И вот мы там уселись втроем — с Леонидом Шевченко, баллистиком от НИИ-4, и с Александром Дашковым, баллистиком от Королёва (СП при встречах шутливо называл его „Граф Дашков“. Саша Дашков, выпускник МГУ, беззаветный энтузиаст небесной механики межпланетных полетов, был тем человеком, кто вместе со своим подчиненным Славой Ивашкиным нашёл удивительное по красоте случайное (не связанное с небесной механикой, а просто — подарок баллистического случая) свойство лунной вертикали, обнуляющей возможные страшные 20 м/сек боковой скорости при вертикальной „мягкой“ посадке на Луну, чем фактически и спас от закрытия проект «Е-6».

И вот мы уселись, и тут я с громадным удивлением и разочарованием обнаружил, что часы на пульте есть, а остальные приборы со стрелками — нарисованы! Я пошел посмотреть на другие пульты — там все настоящее! Словом, на этом самом дальнем и, возможно, не самом нужном пульте, сделанном по законам симметрии и красоты зала, на случай взгляда генералов издалека, эти отсутствующие приборы просто нарисовали.

Так мы и сидели ряд месяцев за этим пультом в НИИ-4. И это была эпоха «Понедельника в субботу» братьев Стругацких с их НИИ ЧАВО и НИИ КОВО.

Найти фотографии данного ЦУПа достаточно сложно. Я нашел всего несколько снимков, которые, возможно, были сделаны именно в нем.

Понять, что последний снимок сделан в том же помещении, можно по лампам дневного света. Данный ЦУП заметно отличается от ЦНИИмашевского, но есть и определенные общие черты.

К сожалению, уточнить у Александра Константиновича, это ли помещение он видел в свое время, я уже не смог.

P.P.S. Также хотел заметить, что я завершил верстку первой книги об исследовании Луны. Подробнее здесь

МЫ НЕ ВИДИМ И НЕ СЛЫШИМ
ИХ, А ОНИ НАС

Многое мы сами сделать не могли, в частности разработать проект здания Центра, и бок о бок с нами начали трудиться строители и архитекторы из проектного института Ипромашпром. Мы не только вместе работали, но и вместе ходили в походы, рыбачили, катались на горных лыжах. Общение в неформальной обстановке сближало, помогало лучше понимать друг друга.

Нам удалось так скомпоновать рабочие места в зале, что сидевшим на балконе открывался для взора лишь экран, а работавших внизу видно не было (исключался «эффект затылка»), любой же из находившихся на нижнем уровне, даже оглянувшись, не увидел бы лиц гостей. Место руководителя полета по проекту находилось в самой задней части зала, и он мог контролировать всех своих подчиненных.

Кроме того, выполнив специальные расчеты, мы смогли акустически «развязать» балкон и партер. Это дало удивительный эффект: хотя в зале не было звуконепроницаемых перегородок, «верхи» не слышали «низов» и наоборот, и даже достаточно громко произнесенные реплики не достигали ушей тех, кому они не предназначались.

Наконец предложения по проекту главного зала были готовы, и их должен был утвердить директор НИИ-88 Ю. А Мозжорин. Но когда я принес ему бумаги, Юрий Александрович заявил: «Если получится плохо, то виноват окажется директор?» и отказался ставить свою подпись. Так в историю вошел документ общегосударственного значения, подписанный всего лишь начальником сектора, то есть мною,
В. К. Самсоновым. Позже я понял, что это не было обычной перестраховкой: директор оставлял себе развязанными руки, чтобы при неудаче, в случае разборок на высоком уровне, иметь возможность защищать подчиненных. (Правда, в своих воспоминаниях Ю. А Мозжорин то ли намеренно, то ли по забывчивости утверждал, что подписал проект, но оставим это на совести автора мемуаров.)

ХОРОШИЙ ПРОЕКТОР — ЗАЛОГ КАЧЕСТВЕННОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ

Как и при оснащении малого КВЦ, на новой площадке пришлось решать массу проблем, связанных с системой отображения информации. Объем зала требовал установки экрана размером 6х8 м. Конечно, нечего было и думать о том, чтобы сделать его из стекла. Решили использовать полупрозрачную гибкую пластиковую пленку. Мы опробовали более ста различных образцов: на слишком прозрачной пленке изображение не получалось контрастным, а на плотной — выглядело темным.

За разработку и изготовление проекционных аппаратов для демонстрации слайдов вновь взялись ЦКБ «Геофизика» и ленинградский Государственный оптический институт имени С. И. Вавилова (ГОИ). Вместе с Изюмским приборостроительным заводом они поставили нам оборудование для отображения как статических картинок (географические карты, слайды), так и динамических, то есть периодически сменяющих друг друга объектов (различные символы, буквенно-цифровые данные и т. п.).

Еще большие трудности пришлось преодолеть, чтобы обеспечить Центр проекторами телевизионного изображения на большой экран. Основной узел такого устройства несколько напоминает кинескоп, в котором внутренняя поверхность представляет собой зеркало, покрытое специальным маслом. Под действием электрического заряда это масло деформируется. При сканировании зеркала электронным лучом его поверхность становится «шершавой» и отдельные его участки по-разному отражают падающий свет сильной лампы. При попадании на экран отраженный свет создает на нем изображение, соответствующее телевизионному.

В то время в Швейцарии и США уже производились подобные системы «Eidophor» и «Talaria», но нам рассчитывать на их приобретение за валюту не приходилось. Нам удалось разместить заказ на разработку аналога швейцарского проектора в Московском научно-исследовательском телевизионном институте, одну из руководящих должностей в котором занимала Л. Н. Шверник. Людмила Николаевна была очень талантливым инженером и, кстати, первой женщиной, окончившей до войны Академию им. Н. Е. Жуковского. Ей и ее сотрудникам удалось создать аппарат «Аристон», который по своим характеристикам нас вполне устраивал, поскольку давал достаточный световой поток, чтобы яркое и четкое изображение заполняло большой центральный экран. Впоследствии «Аристоны» выпускались Львовским телевизионным заводом.

СОРЕВНОВАНИЕ С МАШИНОЙ ВЫИГРАЛ HOMO SAPIENS

В заэкранном пространстве одновременно или в определенной последовательности должны были работать более десятка проекционных устройств. Перед теми, кому посчастливилось оказаться в этом месте и в это время, возникало поистине фантастическое зрелище, похожее на полярное сияние: лучи от проекторов вспыхивают, пляшут, переливаются цветами — ни с каким фейерверком не сравнится.

Но всем этим хозяйством нужно четко управлять, чтобы проекторы работали согласованно
по установленному сценарию. С просьбой создать систему автоматизированного управления
мы обратились в Институт кибернетики АН УССР, и его директор, создатель первых
ЭВМ академик В. М. Глушков согласился. Систему построили на базе выпускавшихся
тогда универсальных машин широкого назначения «Днепр». Эти вычислительные машины
относились к классу управляющих, и основными их элементами были электромеханические
реле. Поэтому надежность машин оставляла желать лучшего, а для нас как раз этот
параметр был главным.

Мы подолгу спорили с академиком Глушковым. Виктор Михайлович отказывался принять наши требования о 100%-ной надежности, доказывая, что ее не может быть. С позиций инженера он был, безусловно, прав. Но и мы не могли допустить возможности сбоя системы. Она ведь управляла перемещением по экрану светового «зайчика», изображавшего космический корабль. Если пропадало управление по одной из координат, «зайчик» смещался, и, хотя корабль продолжал спокойно двигаться дальше, у всех присутствующих, особенно непосвященных в суть наших проблем, возникало полное ощущение, что корабль сошел с орбиты и падает.

О том, чтобы допустить подобный «прокол» в присутствии высшего начальства, не могло быть и речи. Поэтому мы нашли оператора, который обладал великолепной реакцией. Он следил за движением «зайчика» и, уловив момент начала «падения» корабля, немедленно переходил на ручное управление.

Подобное дублирование машины человеком очень пригодилось впоследствии во время проведения программы «Союз»-«Аполлон», когда изображения с наших экранов круглосуточно передавались в Америку в режиме реального времени и любым техническим сбоям придавалось политическое значение.

ПАРАДОКСЫ КАРАНДАШНОЙ ПРАВКИ

Кроме экрана нужно было устройство для вывода текстовой информации. В середине 1960-х годов мы еще не знали об электронных табло. Нам были известны громоздкие электромеханические табло, те, что устанавливали на стадионах, в зданиях вокзалов и аэропортов. Выпуск подобных устройств был налажен на венгерском предприятии «VBKM Willez».

Приобретение аппаратуры у венгров устраивало нас, потому что эта страна входила в Совет экономической взаимопомощи и расчеты с ней осуществлялись не в свободно конвертируемой валюте, а в так называемых клиринговых рублях. Это были виртуальные деньги: ими оплачивались самые разнообразные товары и услуги, но ни один человек не мог похвастаться, что когда-либо в жизни держал в руках денежные знаки этой валюты.

В связи с секретным характером нашей деятельности нам не разрешили выйти на представителей завода напрямую, и посредником выступал Внешторг. Мы хотели заказать табло, которое управлялось бы электроникой. Венгерская фирма в принципе готова была выполнить задание, но ее специалисты предупредили, что разработкой таких устройств они не занимались и это будет их первый опыт. Свои услуги венгры оценили в 120 тысяч рублей (разумеется, клиринговых).

Мы были вынуждены принять их условия и с большим трудом добились, чтобы указанная сумма была заложена в проект Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР. Однако за несколько дней до подписания Постановления мы получили неожиданный удар от венгерской стороны. В телеграмме венгры сообщали, что им пришлось скорректировать расчеты, и теперь требовали 300 тысяч рублей, то есть в 2,5 раза больше оговоренной суммы.

Нужно было срочно отправляться в Госплан и вносить исправление в проект Постановления. Но поскольку, как сказано выше, мы с венграми напрямую не контактировали, то и об их резонах на увеличение сметы не знали и никаких расчетов и обоснований представить в Госплан не могли. Хотя я пользовался полным доверием тогдашнего первого заместителя министра общего машиностроения Г. А. Тюлина и директора ЦНИИМаша Ю. А. Мозжорина, официально я занимал должность всего лишь начальника сектора. Связаться с руководством мне не удалось и пришлось ехать в Госплан на свой страх и риск, позвонив, правда, по «кремлевке» и договорившись о встрече.

Нашим куратором была Т. Ф. Пискарева, занимавшая достаточно высокую должность. Услышав просьбу об увеличении суммы со 120 до 300 тысяч инвалютных рублей, не подкрепленную никакими письмами и документами министерства, она ответила решительным отказом. Полностью сознавая авантюрность своей позиции, я пустил в ход все свое красноречие, чтобы убедить ее в «необходимости…, важности…» и т.п. Но Татьяна Федоровна стояла на своем, а когда узнала о моем служебном положении, то вообще вскипела: «Уходите и больше не появляйтесь в Госплане. Пусть ко мне лично приезжают либо Тюлин, либо Мозжорин!»

Формально она была права. Но и я не мог покинуть Госплан без положительного результата: если моя просьба не будет учтена и неисправленный проект Постановления уйдет на подпись, то срыв сроков создания Центра становится более чем реальным.

Целый час я гулял по коридорам Госплана, сидел на подоконниках и думал, как выйти из положения. Я знал, что муж Пискаревой работал помощником Д. Ф. Устинова и она, конечно, представляла себе особенности нашей работы. Поэтому решился на вторую попытку. На этот раз товарищ Пискарева более спокойно выслушала меня и сказала: «Ну ладно, я исправлю карандашом цифру «120» на «300», и посмотрим, что из этого получится».

В полиграфии есть правило, по которому правка карандашом не учитывается. Но свершилось чудо: отредактированный карандашом документ через несколько дней подписали
Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин.

КОМПЕТЕНТНОСТЬ ИЛИ ПАРТИЙНОСТЬ?

Нервотрепка, связанная со злосчастным табло, на этом не закончилась. Чтобы согласовать техническое задание, нужно было отправляться в командировку в Будапешт. Там следовало оговорить все нюансы проекта, ни словом при том не обмолвившись о его назначении. После изготовления аппаратуры нам предстояло монтировать ее в присутствии венгерских специалистов где-то на «нейтральной» территории, потом самим разбирать, перевозить в Центр и снова монтировать.

Поездка, равно как и подготовка к ней, оставила массу неприятных воспоминаний. В то время я был руководителем достаточно высокого ранга (в моем подчинении находилось около 200 человек), но членом КПСС я не стал (диссидентом тоже, впрочем, не был). По неписаным законам меня даже в страну социалистического лагеря могли отправить лишь «под присмотром» идеологически надежного товарища. Им оказался весьма средних способностей инженер из моего отдела, обладавший тем неоспоримо привлекательным для отдела кадров качеством, что был членом парткома.

В Будапеште он активности не проявлял, а в последний день, когда нужно было
подписывать документы, вообще куда-то исчез. Возможно, занялся написанием отчета,
после которого я на десятилетия стал «невыездным».

Хотя на венгерскую аппаратуру были затрачены большие средства, она еще долго оставалась нашей головной болью. Все пришлось переделывать практически полностью, чтобы добиться необходимого уровня надежности.

У НАС МОНИТОРЫ ПОЯВИЛИСЬ ЗАДОЛГО ДО ПЕРСОНАЛЬНЫХ КОМПЬЮТЕРОВ

Параллельно с решением задач отображения коллективной информации приходилось думать о средствах и способах обеспечения необходимыми данными операторов на их рабочих местах. Мы предусматривали, что к операторам будет поступать информация двух типов: телевизионные образы бумажных документов и оперативная — в частности, телеметрическая — информация в буквенно-цифровом виде. Для воспроизведения документов применялись мониторы (тогда их называли индикаторами) с обычными телевизионными экранами на 625 строк и мониторы с экранами, расположенными вертикально, повышенного стандарта разложения на 1125 строк. На этих экранах можно было без особого труда прочесть газетный текст.

Вывод оперативной буквенно-цифровой информации можно было организовать по-разному: «рисованием» знаков отрезками кривых (синусоид) на экране, применением электронно-лучевых трубок с масками типа характрона*, микрорастрами (в этом случае каждый знак на экране формировался отдельно) или электронными мини-табло. Нам предстояло выбрать самый удобный и перспективный способ. Мы решили рискнуть и направили все усилия на разработку телевизионного принципа микрорастрового отображения символов. Жизнь показала, что мы угадали верное направление, и сейчас практически все системы отображения используют телевизионный сигнал в качестве основного носителя информации.

Мы создали также очень мощную систему управления мониторами. Телеметрическая информация о параметрах орбиты, состоянии систем корабля и космонавтов, поступающая из космоса, обрабатывалась на машинах БЭСМ-6, «Урал-11» и «Урал-14» и автоматически распределялась по 300 рабочим местам. При этом каждый оператор получал нужную информацию, а лишняя до него не доходила.

МЫ БЫЛИ «ГЛАВНЫМ КОНСТРУКТОРОМ»

Таким образом, мы создавали КВЦ по большей части своими силами, разрабатывая технические задания, организуя научные исследования и подготовку документации, искали заводы-изготовители, «пробивали» поставки оборудования, вводили его в эксплуатацию, разрабатывали математическое обеспечение для вычислительной техники и т. д. и т. п. Мы не только не имели генерального подрядчика, не было у нас и полноценного проекта — были отдельные документы по различным системам, и мы работали, как говорится, «с колес». Оно и к лучшему: главные конструкторы и военные продолжали активно сопротивляться самой идее создания на базе ЦНИИМаш КВЦ с перспективой превращения его в Центр управления. При обсуждении мы наверняка получили бы массу замечаний, и проект был бы отправлен на доработку. А наши конкуренты тем временем добились бы строительства Центра управления где-нибудь в Евпатории. Этого мы никак не могли допустить. Случись по их желанию, сейчас бы мы за свой собственный Центр управления платили бы украинцам, как платим Казахстану за Байконур.

Короче говоря, наша небольшая группа взяла на себя почти все функции, которые должен выполнять Главный конструктор КВЦ, хотя и не очень задумывались об этом. Когда в 1973 году к нам приехали американцы из НАСА, чтобы определить, насколько пригоден КВЦ для управления совместным полетом кораблей «Союз» и «Аполлон», они, пораженные главным залом управления, спросили меня, какая фирма проектировала и строила зал и создавала систему отображения. Ответ был, что все мы делали сами. «Значит, вы и есть Главный конструктор!» — последовал восторженный возглас. Услышать такой отзыв о работе было лестно, но несравнимо большую радость мы испытали в 1971 году, когда ввели в эксплуатацию уникальный комплекс управления и отображения, ставший «лицом» Центра.

ЗАВЕСА СЕКРЕТНОСТИ ПАЛА

КВЦ, естественно, относился к совершенно секретным учреждениям, поэтому наши научные и технические достижения оставались неизвестными даже тем, кого могли напрямую касаться. Но в 1972 году между СССР и США было заключено межправительственное соглашение о совместной космической программе. Она называлась «ЭПАС» (экспериментальный полет Аполлон-Союз) и предусматривала проведение в 1975 году совместного полета и стыковки на орбите пилотируемых кораблей — советского «Союза» и американского «Аполлона». Встал вопрос о включении нашего КВЦ в систему управления этим полетом. Для этого центр нужно рассекретить. Но Министерство обороны и КГБ были категорически против. Их руководство предлагало построить возле Института космических исследований АН СССР (в районе станции метро «Калужская») типовое стеклянное здание парикмахерской и в нем с помощью телефонной связи имитировать работу Центра дальней космической связи в Евпатории. В том же здании предлагалось расположить американскую группу управления.

Все это выглядело абсолютным абсурдом: американцы бы тут же обнаружили «липу», отказались вместе работать и вся программа сорвалась бы. Д. Ф. Устинов лично обратился к Л. И. Брежневу, а тот надавил на председателя КГБ Ю. В. Андропова и министра обороны А. А. Гречко, сломив их сопротивление.

Таким образом, с 1973 года КВЦ стал открытым объектом и по согласованию с американцами назывался отныне ЦУП-М (Москва), а центр в США — ЦУП-Х (Хьюстон).

В октябре 1973 года в ЦУП-М прибыла первая американская делегация во главе с заместителем директора НАСА Д. Лоу. В группу входили также директор проекта ЭПАС Г. Ланни, руководитель полета П. Фрэнк и журналисты. У нас, работников ЦУПа, перспектива встречи с участниками делегации вызвала шок. В «святая святых» пустили даже не граждан дружественных «стран народной демократии», а самого «потенциального противника» — американцев, от которых, главным образом, мы все и скрывали!

Не обошлось без курьезов. Когда колонна машин из Москвы двинулась по Ярославскому
шоссе, американцы заволновались. Они считали, что ЦУП располагался в Звездном
городке. По их разведданным, по фотографиям со спутников именно там шло большое
строительство. Кстати, сотрудник КГБ, ответственный за секретность, был награжден
орденом, а американский разведчик, по слухам, уволен из ЦРУ.

СОТРУДНИЧЕСТВО ОКАЗАЛОСЬ ПЛОДОТВОРНЫМ

Американские специалисты очень придирчиво осматривали нашу технику, просили снять с аппаратуры задние стенки, оценивали «начинку», задавали детальные вопросы. Особенно сильное впечатление произвел на них зал управления. «У вас и у нас центры управления практически идентичные» — такая оценка сняла вопросы о совместной работе обоих ЦУПов. По предложению американцев в экстремальных случаях они пользовались бы для управления «Аполлоном» данными советских станций слежения, а мы — данными их станций.

Позже нас посетили директор НАСА Дж. Флетчер, астронавты Т. Стаффорд, Д. Слейтон и В. Брандт, другие специалисты. В итоге американцы выдвинули три дополнительных требования:

обеспечить автономное электропитание на базе дизель-генераторов;

разработать систему непосредственной выдачи команд из ЦУПа на борт кораблей;

на время совместной работы предоставить американской группе управления отдельный корпус.

Мы все выполнили и в дальнейшем поминали американцев добрым словом: наше оборудование работало бесперебойно даже тогда, когда экскаваторы рвали подземные кабели Мосэнерго, а подъемные краны повреждали воздушные линии электропередач…

Заранее было оговорено, что все телефонные переговоры и телевизионные материалы станут общей собственностью; круглосуточно в пресс-центр, организованный в гостинице «Националь», и в эфир шли репортажи из обоих ЦУПов (в Москве для этого был выделен 8-й канал Центрального телевидения).

Все техническое обеспечение программы «ЭПАС», в том числе средства обеспечения старта, полета и посадки, в основном было подготовлено к сроку.

И вот 15 июля 1975 года стартовал корабль «Союз-19», а вслед — «Аполлон», и 17 июля в космосе состоялась первая международная стыковка! Совместный полет продолжался до 21 июля, а 25 июля 1975 года успешно прошла посадка.

Атмосфера в эти дни в ЦУПе была необычной, балкон в зале управления заполнили официальные лица. Американская сторона была представлена послом США в СССР У. Стесселем (кстати, на лекции, которую нам читали перед приездом гостей, было сказано, что посол приходился потомком русскому генералу А. М. Стесселю, командовавшему русской армией в Порт-Артуре), многие иностранцы были с женами.

Для представителей ЦК КПСС, Совета министров и Главных конструкторов из тех, кому «не рекомендовалось» контактировать с иностранцами, мы оборудовали в старом зале отображения малого КВЦ все условия для работы, туда транслировалась вся информация, включая изображения с камер, установленных в большом зале управления, что создавало эффект присутствия.

Но привычка перестраховываться сработала и на этот раз. Советское руководство опасалось, что во время спуска корабль отклонится и совершит посадку вдали от предполагаемой точки. Для съемки момента посадки использовалась передвижная телевизионная станция «Марс», которую в этом случае не удалось бы быстро перебазировать. Поэтому о телевизионном репортаже с места посадки советское руководство заранее не сообщило, чтобы не дать повода американцам позлословить. К счастью, все прошло по плану. Прямая передача состоялась и стала приятным сюрпризом для присутствующих. Как нам сообщили, в США видеозапись посадки транслировали ежечасно в течение всего дня.

ПАРИТЕТ ПО СТУЛЬЯМ

О перипетиях первого совместного космического полета написано много, и все же позволю себе остановиться на забавном эпизоде, оставшемся «за кадром».

Как я упоминал, к ЦУПу сделали трехэтажную пристройку, где должны были с комфортом разместиться члены консультативной группы НАСА. В пристройке были устроены гостиничные номера, обставленные хорошей импортной мебелью. Мне поручили координировать работу американцев с советскими специалистами, обеспечивать их информацией и техническими средствами.

Накануне приезда группы в Москву позвонил О. И. Бабков, руководитель советской консультативной группы в хьюстонском ЦУПе. Он сообщил о спартанских условиях, в которых оказались наши инженеры. Мол, спать приходится на стульях, трудно решать и некоторые бытовые проблемы. Из МИДа и КГБ тут же поступило указание соблюсти принцип паритета. Мы заперли гостиницу (как оказалось, навсегда: позже пристройку переделали под служебные кабинеты), поставили в рабочем помещении консульта тивной группы дополнительные стулья и кресла (отечественные). Американцы восприняли все как должное, между нами установились прекрасные рабочие и человеческие отношения, которые до конца совместной деятельности ничем не были омрачены.

ОНИ — В ЯПОНИЮ, МЫ — НА КАРТОШКУ

После завершения программы пришло время расставаться. Делясь своими дальнейшими планами, американцы сообщили о намерении возвращаться в США через страны Азии и Японию, чтобы иметь возможность посмотреть мир. Мы тоже сразу после окончания работы собирались на время оставить рабочие места, но ехать нам предстояло не за границу, а на колхозные поля. Дело в том, что на время активной подготовки к полету «Союза» и «Аполлона» инженеров ЦУПа не привлекали к работе по оказанию шефской помощи колхозам, стройкам, овощным базам. Но саму помощь никто не отменял, за нас ездили другие, накапливая наш долг. Срок оплаты долга настал в день отъезда американцев…

ЭПИЛОГ

Благодаря программе «Союз»-«Аполлон» наш Центр управления полетами стал открыт всему миру, мы смогли наглядно продемонстрировать высокий уровень отечественной техники. Теперь к нам то и дело обращались с просьбами поделиться достижениями, заимствовали многие наши технические решения. Мы безвозмездно давали заводам разрешения на выпуск соответствующих устройств, и командные пункты в Центре дальней космической связи в Евпатории, в Центре подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина, в Институте медико-биологических проблем приобрели облик, во многом схожий с залом управления ЦУПа.

За создание Центра управления полетами коллектив разработчиков в 1978 году был награжден Государственной премией СССР.

Из ЦУПа управляли полетами орбитальных станций «Салют» и «Мир», аппаратами, летавшими к Венере, Марсу, комете Галлея. Когда начали осуществлять программу кораблей многоразового использования, А. В. Милицын настоял на строительстве нового центра управления, который был бы полностью взаимозаменяем с существующим. Люди и оборудование на новом ЦУПе сработали безупречно, обеспечив полет и посадку многоразового корабля «Буран» в автоматическом режиме. Позже программу свернули, но идея двух ЦУПов себя оправдала, и сейчас из нового центра ведется управление полетом Международной космической станции.
* Характрон, или знакопечатающий электронно-лучевой прибор — трубка, в которой на пути электронного пучка помещена непрозрачная маска с отверстиями в виде букв и цифр. В характроне имеются две отклоняющие системы: одна — перед маской — направляет пучок на изображение нужного знака, а другая — после маски — направляет вырезанную часть пучка в нужное место экрана.

Центр управления полетами – это серьезная структура, которая отслеживает перемещение немалого количества космических аппаратов одновременно. Режим работы у нее ненормированный, ведь вмешательство специалистов может потребоваться в любой момент.

Команда специалистов

В центре управления полетами работают очень опытные люди. Есть основная команда, состав которой меняется посменно. Так обеспечивается постоянный контроль над ситуацией. Специалисты отслеживают все. В многочисленных кабинетах сидят более узкие специалисты, которые также делают свои прогнозы, выдают аналитику, совершают расчеты поведения аппаратов в космосе и так далее. Учитывая тот факт, что в особо сложных ситуациях отойти от рабочего места просто невозможно, есть специальный персонал, доставляющий напитки и закуски туда, где они необходимы. Этого достаточно, чтобы перекусить.

Помещение зачастую освещается не слишком сильно, чтобы не мешать работать, и сотрудники нередко страдают от недостатка витамина D, особенно если преимущественно трудятся по ночам. Кроме всего прочего, огромное значение уделяется бумажной работе. Каждое действие должно быть запротоколировано, все это подшивается и потом анализируется, чтобы оптимизировать весь процесс труда максимально эффективно. Все служащие постоянно взаимодействуют друг с другом, так как без этого добиться приемлемого результата за короткое время просто невозможно.

Молодые профессионалы

Центр управления космическими полетами активно набирает людей разных возрастов. Но больше всего тут именно молодежи. В первую очередь это связано с огромным напряжением, ненормированным графиком и необходимостью трудится не покладая рук часами или даже сутками. С возрастом это делать становится очень трудно. Подавляющее большинство специалистов приходит сюда сразу после окончания вуза. Но они могут даже не надеяться, что на этом их обучение завершено. Наоборот, они проходят подготовку не менее жесткую, чем сами космонавты. Пусть она направлена на другое, но суть остается той же. Лишь после того, как будущий сотрудник полностью узнает все особенности своей работы, его допускают в центр. Регулярно проводятся курсы повышения квалификации, отрабатываются нештатные ситуации, ведутся тренинги и так далее.

Все это направлено на максимальную эффективность работы системы. Сильнейшее напряжение требует достойной награды и потому заработная плата там весьма значительна. Это обеспечивает непрерывный приток потенциальных кандидатов, и дает возможность своевременно делать ротацию кадров.

Задачи центра управления полетами

Данная структура решает множество задач. Так, центр управления полетами (ЦУП) отслеживает одновременно от 20 до 45 космических аппаратов, задает им траекторию движения и так далее. Кроме того, там же проводятся разнообразные исследования и разработки в сфере изучения баллистики. Изучаются новые методики и алгоритмы, даже работает специальная комиссия, которая выдвигает предложения по оптимизации работы. Фактически, все что связано с отечественными спутниками, станцией или кораблями, так или иначе проходит через ЦУП. Сложно переоценить важность выполняемых им задач, начиная от достаточно банальных, вроде контроля режима космонавтов, и заканчивая сложнейшими расчетами, одна ошибка в которых может стать причиной гибели экипажа или потерей дорогостоящего оборудования.

Современная деятельность

Начиная с 1991 года, российский центр управления полетами получил новое направление деятельности. Теперь он занимается также специальным моделированием сложнейших систем, которые помогут решать потенциальные проблемы не только в сфере космонавтики, но и экономики. С 1998 г. проводилась подготовка к запуску МКС (Международной космической станции). Когда она была полностью готова к приему «жильцов», в 2000-м именно ЦУП взял на себя контроль за ситуацией и до сих пор исправно корректирует орбиту и совершает другие действия. Все это необходимо не только для обеспечения жизни людей на орбите, но и полноценного функционирования всего установленного оборудования.

С 1999 года был создан специальный сектор управления, имеющий научное и социально-экономическое значение. Сейчас ЦУП контролирует зонды, спутники и множество других космических искусственных объектов. Кроме того, он собирает данные о пространстве вне нашей планеты, прогнозируя движение астероидов, комет и так далее.

Итоги

Центр управления пилотируемыми космическими полетами крайне важен не только для людей на орбите. Все данные, которые там собираются и анализируются, имеют громадное значение для всего человечества. Только благодаря непрерывно поступающей информации появляется возможность вовремя корректировать орбиты, предупреждать о возможных угрозах из космоса и так далее. Будущее нашей расы, с точки зрения большинства современных известных ученых, лежит именно вне родной планеты. И в этом направлении должны быть брошены все силы ведущих стран мира.

Центр управления полетами крупное научно-исследовательское подразделение ФГУП ЦНИИмаш, выполняющее в структуре Роскосмоса ключевую роль по управлению космическими аппаратами гражданского назначения. ЦУП — один из немногих в мире универсальных центров, способных вести управление полетом одновременно около двадцати пилотируемых и автоматических космических аппаратов и обеспечивать управление крупными международными проектами. Специалисты центра управляют полетами пилотируемых кораблей «Союз» и грузовых кораблей «Прогресс», российским сегментом МКС, аппаратами научного и социально-экономического назначения. ЦУП — основной элемент системы наземного автоматизированного комплекса управления полётом космических аппаратов. Сюда стекается информация с российских станций слежения с момента выведения космического аппарата на орбиту и до завершения его активного существования.

Руководство Центра управления полетами

---

30 марта 2020 года Холдинг «Росэлектроника» завершил испытания и изготовил опытный образец новейшего наземного приемо-передающего цифрового телевизионного комплекса «Орион-Ц» для обеспечения устойчивой связи ЦУП с МКС и космическими кораблями. Испытания прошли успешно, опытно-конструкторские работы завершены, предприятие готово к поставкам. Комплекс был разработан специалистами АО «НИИ Телевидения», входящим в холдинг. «Орион-Ц» создан по заказу РКК «Энергия». Во время сеанса связи космонавты и ЦУП имеют возможность одновременно обмениваться звуковой и видеоинформацией в цифровом формате высокого качества, при этом комплекс компактнее и мобильнее предшественников, удобнее в настройке и эксплуатации.

19 марта 2020 года специалисты ЦУП провели плановую коррекцию орбиты МКС, в соответствии с программой полёта. Корректирующий манёвр осуществлён для формирования баллистических условий перед стартом пилотируемого корабля «Союз МС-16» и возвращения на Землю со станции спускаемого аппарата «Союз МС-15». Двигательная установка грузового корабля «Прогресс МС-13», пристыкованного к модулю «Пирс» российского сегмента станции, была включена на 534 секунды, в результате средняя орбита МКС увеличилась примерно на 1,1 км, до 419 км.

27 декабря 2019 года, в соответствии с программой полета, были проведены две плановые коррекции орбиты МКС, при помощи двигательной установки грузового корабля «Прогресс МС-13», пристыкованного к модулю «Пирс». Результатом работы в течение 576 секунд стало приращение скорости станции на 0,56 м/сек. После повторного включения двигателей станция получила приращение скорости на 0,48 м/сек. В результате минимальная высота станции над поверхностью Земли составила 415,9 км, максимальная — 439,1 км. Целью маневров было решение задач, связанных с возвращением на Землю пилотируемого корабля «Союз МС-13» в феврале 2020 года.

8 ноября 2019 года, в соответствии с программой полета проведена плановая коррекция орбиты МКС. Цель — формирование баллистических условий для посадки пилотируемого корабля «Союз МС-13», запланированной на февраль 2020 года. Коррекцию провели с помощью двигателей грузового корабля «Прогресс МС-12». В результате средняя высота орбиты станции увеличилась на 800 метров и составила 416,6 километра.

20 ноября 1998 года, в 9 часов 40 минут по московскому времени, с космодрома Байконур стартовала ракета-носитель «Протон-К» с первым модулем Международной космической станции — функциональным грузовым блоком — ФГБ, «Заря». С этого дня началось строительство на околоземной орбите нового космического комплекса.

3 октября 1960 года в подмосковном городе Королев был образован Центр управления полётами, как вычислительный центр в составе Государственного научно-исследовательского института реактивного вооружения — НИИ-88. На первом этапе становления центра в составе НИИ-88 был создан вычислительный центр, начавший управлять космическими аппаратами.