Обломки B-29, сбитого 9 ноября 1950 года советскими МиГ-15
Семьдесят лет назад началась Корейская война. Последняя успешная война Сталина. Это была справедливая и позитивная для России война. В ней русские нанесли серьёзное поражение Америке в воздушной войне и похоронили надежды военно-политической верхушки США на удачную воздушную и атомную войну против России.
На Западе и в США увидели, что в сухопутной войне с русскими только что созданная НАТО не имеет шансов на победу. Русские имеют преимущество в сухопутных войсках и ВВС (не считая стратегической авиации). При атомном нападении Запада советские армии одним ударом выметут слабые американские силы в Западной Европе, займут стратегические плацдармы в Азии и Северной Африке, уничтожив там западные военные базы. При этом СССР в крайне ограниченные сроки и на ограниченных ресурсах разорённой после Великой Отечественной войны страны в рекордные сроки поднял из руин хозяйство и создал самые передовые атомную, электронную и авиационно-реактивную отрасли. Развернул мощные танковые армии и авиадивизии. Советская Россия после страшной войны совершила новое военно-экономическое чудо. Западу во главе с США пришлось временно отступить.
Корейский вопрос
В 1910—1945 гг. Корея была оккупирована японцами. В августе 1945 года Советский Союз нанёс поражение Японской империи на Дальнем Востоке. Советские войска освободили Корею от японских оккупантов. По условиям капитуляции Японии Корея делилась на советскую и американскую зоны оккупации по 38-й параллели. В северной части Корейского полуострова в феврале 1946 года был образован Временный народный комитет Северной Кореи во главе с Ким Ир Сеном. Это было временное правительство Северной Кореи.
Указом от 9 сентября 1948 года на советской зоне оккупации было учреждено новое государство — Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР). Власть в КНДР принадлежала Трудовой партии Северной Кореи (ТПСК). ТПСК ввела плановую экономику, провела национализацию промышленности и торговли, земля была перераспределена в пользу мелких и средних крестьянских хозяйств. Первым председателем ЦК Трудовой партии был Ким Ду Бон. Он занимал позиции главы законодательной власти и формального руководителя государства. Правительство КНДР возглавил Ким Ир Сен. В 1948 году советские войска покинули полуостров. В 1949 году Ким Ир Сен оттеснил Ким Ду Бона от власти над партией. Пхеньян в своей политике ориентировался на СССР и Китай.
В сентябре 1945 года американцы высадились в Южной Корее. Они не признали временное правительство, созданное в Сеуле, считая его слишком левым. Американцы установили военную администрацию, опираясь на местных чиновников (включая первое время японцев, затем их депортировали в Японию). США поддержали местное антикоммунистическое движение. В 1948 году его лидер, Ли Сын Ман, стал президентом Республики Корея, и американские войска были выведены с полуострова.
Ли Сын Ман учился и жил в США, фактически его готовили на роль прозападного лидера Кореи. Он немедленно начал кампанию против коммунистов. Многие левые политики и активисты были брошены в тюрьмы и убиты. По сути, в Южной Корее был установлен авторитарный режим. Южнокорейские силы безопасности террором и репрессиями давили левое коммунистическое движение на юге полуострова. В ходе массовых убийств, подавления восстаний были убиты тысячи людей. Режим Ли Сын Мана стремился объединить всю Корею под своей властью.
«Поход на Север» и «наступление на Юг»
И Сеул, и Пхеньян считали себя законной властью на полуострове и готовились к войне за объединение страны. Южнокорейские политики прямо заявляли о «походе на Север». В Сеуле заявляли о «воссоединительном ударе» по Северной Корее. В Пхеньяне надеялись на быструю победу над Югом. Во-первых, армия Севера, которую вооружали СССР и Китай, была сильнее южнокорейской. После победы коммунизма в Китае в Корею вернулись тысячи бойцов, воевавших вместе с китайскими товарищами.
Во-вторых, внутриполитическая ситуация на Юге казалась неустойчивой. В Южной Корее ширилось партизанское движение против режима Ли Сын Мана. Большая часть населения южной части страны выступала против режима в Сеуле, поддержанного американцами. Дело шло к краху режима Ли Сын Мана. После парламентских выборов в мае 1950 года большинство депутатов не поддерживало президента. В Пхеньяне надеялись, что, как только армия КНДР начнет наступление, на Юге начнётся масштабное восстание. Война будет молниеносной.
Москва проводила взвешенную политику. Прямого противостояния с Западом нельзя было допустить. Поэтому участие Советской Армии в войне в Корее не планировалось. Северная Корея сама должна была решить задачу объединения страны. Допускалась только помощь ограниченного числа военных советников. Также необходимо было обеспечить поддержку Китая. В начале 1950 года Ким Ир Сен стал настойчиво просить Москву одобрить план «наступления на Юг». В апреле 1950 года северокорейский лидер посетил Москву. Сталин поддержал планы Пхеньяна.
Однако Москва по-прежнему проявляла осторожность и выдвинула несколько предварительных условий: необходима полная уверенность, что США в войну не вмешаются; необходима поддержка КНР; срочное укрепление боеспособности северокорейских войск, война должна быть молниеносной, пока Запад не вмешался. 13—15 мая 1950 года Ким Ир Сен в ходе визита в Китай получил поддержку Мао Цзэдуна. Только после этого Сталин дал добро.
Запад во главе с США в этот момент был в сложной ситуации. Прежняя колониальная система, позволяющая Западу паразитировать на людских и материальных ресурсах планеты, рушилась. Главной причиной разрушения колониализма была победа СССР во Второй мировой войне, существование альтернативы западному мировому порядку. В 1946 году независимыми стали Филиппины. В 1947 году Британия утратила контроль над Индией. В 1949 году Голландия признала независимость Индонезии. Однако Запад не желал добровольно отказываться от власти над значительной частью планеты. Сохранялись ещё колонии Англии и Франции, там велась народно-освободительная война.
Гражданская война в Китае в 1949 году завершилась победой коммунистов. Была создана Китайская Народная Республика (КНР). Гоминьдан и поддерживавшие его американцы испытали тяжелое поражение. «Потеря Китая» стала шоком для Вашингтона. Москва немедленно признала КНР и стала оказывать широкомасштабную экономическую и научно-техническую помощь. В США были обозлены этой потерей и стремились любой ценой сохранить и расширить свои позиции в мире. В Вашингтоне в апреле 1950 года приняли Директиву совета нацбезопасности СНБ-68 и собирались «сдерживать коммунизм» по всему миру. США шли по пути дальнейшей милитаризации. И в этой ситуации 25 июня 1950 г. Северная Корея начала наступление. Началась война, которая, по сути, не завершена по сей день, а только «заморожена». Американские военные ещё в 1947 году признали, что Южная Корея не имеет большой стратегической ценности, но Вашингтон не мог уступить и принял активное участие в войне.
Провокация США
Таким образом, Сталину не нужна была большая война на Корейском полуострове. Одно дело быстрая операция и победа при массовой поддержке народа на Юге. Другое дело — затяжная война с западной коалицией, угроза противостояния с США. Стратегическое значение Северной Кореи для СССР: оборонительный рубеж на пути возможной агрессии США. Также Москве были интересны поставки редкоземельных минералов. Поэтому угрозы со стороны русских для Запада в Корее не было. Как только создали КНДР, советские войска немедленно ушли с полуострова. Основная задача была решена.
Вашингтону же война была необходима. Во-первых, режим Ли Сын Мана был под угрозой краха. Была угроза объединения Кореи под властью коммунистов. Война позволяла укрепить режим американской марионетки с помощью поддержки мировой общественности, военной мощи США и чрезвычайных законов военного времени.
Во-вторых, США необходимо было мобилизовать «мировое сообщество» против «русской (коммунистической) угрозы». Атака Сталина и Ким Ир Сена давала отличный информационный повод для осуждения «агрессора» и сплочения рядов капиталистических стран. В 1949 году был создан Североатлантический альянс. Война позволяла проверить работу НАТО. США получали новые рычаги влияния над Западной Европой, вовлекая её в долгосрочную «холодную войну».
По сути, американцы знали о готовящейся атаке Пхеньяна. Разведка имела все данные о военных приготовлениях Севера. Однако Штатам нужна была эта война. По заявлению госсекретаря Дина Ачесона от 12 января 1950 года Вашингтон исключил Южную Корею из своего «периметра обороны» на Дальнем Востоке. То есть Ким Ир Сену дали «зелёный свет». Тут же США приняли Директиву СНБ-68, которая предполагала жесткий ответ на любые попытки наступления коммунистического блока. Обе стороны активно готовились к войне. 17 июня 1950 года Корейский полуостров посетил спецпосланник американского президента Трумэна, будущий госсекретарь Джон Фостер Даллес. Он посетил южнокорейские войска на 38-й параллели. Даллес сообщил южным корейцам, что если они продержатся две недели, то дальше «всё пойдёт гладко». 19 июня Даллес выступил речью в южнокорейском Национальном собрании и одобрил все военные приготовления Сеула. Он обещал моральную и материальную помощь США Южной Корее в борьбе против коммунистического Севера.
Последняя битва красного императора
Война началась 70 лет назад и фактически не закончилась и сегодня. Корейский полуостров — это один из «пороховых погребов» планеты. Однако главное в том, что Сталин в этой войне одержал свою последнюю победу. США имели полное превосходство в начавшейся третьей мировой войне, «холодной войне». У американцев были огромные богатства; высокоразвитая, неразрушенная и неистощенная войной промышленность (четверть всего мирового производства); монополия на ядерное оружие (Москва испытала атомную бомбу только в 1949 году) и, главное, его носители – стратегический воздушный флот. У американцев были мощные авианесущие группировки ВМС, кольцо военных баз, охватывавшее СССР со всех сторон. У Вашингтона были четкие планы по подрыву сил СССР в гонке вооружений, запугиванию угрозами ядерно-воздушной войне и его расчленению.
Однако этого не произошло! Сталин одержал новую великую победу в 1946—1953 гг. В 1948 году советский вождь заявил, что «не рассматривает атомную бомбу в качестве серьёзной силы, каковой её склонны считать некоторые политики». Ядерное оружие предназначено для запугивания слабонервных, но не оно решает исход войны. Красный император нашёл оптимальный путь сдерживания американской ядерной угрозы: наращивание сухопутных и воздушных сил. При атомных ударах по СССР сталинские танковые армады при поддержке воздушных армий могли захватить всю Европу, установить свой контроль над Азией и Северной Африкой. Одновременно Москва создает зарубежную диверсионную сеть для ударов по важнейшим военным объектам США в Западной Европе.
Советская Россия сделала в эти годы невероятный рывок вперёд! Казалось, что страна разорена и обескровлена войной. Миллионы её лучших сыновей и дочерей легли в землю. Но тогда у нас был великий вождь. Страна в рекордные сроки поднимается из руин. В СССР создают отрасли сверхдержавы: атомную, электронную, авиационно-реактивную и ракетную. И война в Корее показала, что США не могут избить нас с воздуха. Что мы готовы ответить. США пришлось отступить, перейти к стратегии долговременного «холодного» противостояния.
Последняя война Сталина
В начале 1953 года, последнего года жизни Сталина, из внешнеполитических проблем его продолжала заботить война в Корее.
День он начинал с просмотра военной сводки. Она обжигала сильнее утреннего чая. Из очередного донесения следовало, что в период с 9 по 15 января 1953 года американская авиация силами в 200–250 истребителей-бомбардировщиков Ф-80 и Ф-84 нанесла пять массированных ударов по железнодорожным мостам через реки Чёнчёнган и Тэндоган.
Рядом находился запечатанный желтый конверт, на котором стоял гриф «Совершенно секретно», «Вскрыть лично». Сталин разорвал его сам. Из ГРУ сообщали, что «Объединенное командование» считает, «что противник весной 1953 г. может перейти в наступление и высадить крупные десанты с моря…». Ему стало понятным, почему американцы принялись заблаговременно разрушать транспортные коммуникации в тылу северокорейской территории. Сталин поставил стакан с чаем прямо на эти документы и надолго задумался. На документах отчетливо пропечатался круг, оставленный разогретым дном подстаканника.
Сталин решил, что надо незамедлительно усилить оборону западного и восточного побережья. А еще лучше самим провести упреждающие наступательные действия.
Генералиссимус всегда фатально ошибался с началом войн, которые он вел. Советско-финская кампания 1939–1940 годов планировалась как блицкриг, однако наступление Красной армии было остановлено на линии Маннергейма. Ее пришлось прорывать зимой, что стоило беспрецедентно больших потерь не только убитыми, но и просто замерзшими солдатами и офицерами. Сталин запоздал принять необходимые предупредительные меры в 1941 году, что привело к таким потерям живой силы и техники в начале войны, масштаб которых не укладывается в сознании. Победа в Великой Отечественной войне далась нам ценой многих жертв, которые, как утверждают многие видные военные специалисты, не диктовались объективной необходимостью. Теперь он поторопился в 1950 году. Благодаря его попустительству Советский Союз оказался втянутым в военное противостояние со своим недавним союзником– Соединенными Штатами Америки.
Неутешительные сводки с театра военных действий в Корее были для Сталина серьезным поводом для переживаний.
Сначала ничто не предвещало беды. На Корейском полуострове сосуществовали два государства, разделенные 38-й параллелью. Севернее этой параллели, в зоне, где капитуляцию оккупировавшей Корею Японии принимал СССР, образовалась Корейская Народно-Демократическая Республика, провозглашенная 9 сентября 1948 года со столицей в Пхеньяне, южнее, в зоне действий США, – Республика Корея, провозглашенная 15 августа 1948 года со столицей в Сеуле.
В одном из очередных писем из Пхеньяна лидер северокорейских коммунистов Ким Ир Сен попросил у Сталина аудиенции. Сталин такое согласие дал. Из записи в журнале посетителей кремлевского кабинета Сталина следует, что эта встреча состоялась 5 марта 1949 года. С нашей стороны на ней присутствовали министр иностранных дел А.Я. Вышинский и военачальник и дипломат Т.Ф. Штыков, который в 1946–1947 годах возглавлял советскую делегацию в советско-американской совместной комиссии по Корее. Ким Ир Сен приехал вместе с министром иностранных дел КНДР Пак Хен Еном. В ожидании приема у Сталина высоких гостей из Северной Кореи заставили помаяться в приемной вождя около получаса. Зато результат полуторачасовой встречи со Сталиным их полностью удовлетворил. КНДР получила советский кредит в размере 40 миллионов долларов США, обещания поставки машин, оборудования и запасных частей для промышленности, связи и транспорта, для восстановления и развития народного хозяйства.
Не обошлось без обсуждения военных вопросов. Сталин поинтересовался численностью американских войск в Южной Корее. Ким Ир Сен в один голос со Штыковым (впоследствии он стал послом в КНДР и фактически первым советником Ким Ир Сена) оценили ее в 15–20 тысяч человек. Численность южнокорейской армии тогда составляла около 60 тысяч человек.
Сталин тут же посоветовал Ким Ир Сену усилить тайное проникновение северокорейцев в южнокорейскую армию.
Тогда же был решен вопрос о поставках в КНДР из СССР военной техники.
«Помню, как за обедом на сталинской даче, – вспоминал Хрущев, – много шутили. Ким Ир Сен рассказывал нам о быте корейцев, о климате Кореи, об условиях выращивания риса и о рыбной ловле. Много говорил он хорошего о Южной Корее и доказывал, что после воссоединения своих половин Корея станет более полноценной, будет иметь возможность обеспечить сырьем всю свою промышленность, а также потребности народа в пище за счет рыбной ловли, выращивания риса и других сельскохозяйственных культур».
Разговоры о военном объединении Кореи тогда еще не велись. Сталин выжидал. Он присматривался к Ким Ир Сену.
Однако уже тогда было ясно, что объединение Кореи переговорным путем реальных перспектив не имело. КНДР скопировала советскую политическую систему, Республика Корея – западную.
В чьих-то горячих головах возникла идея объединить Корею посредством гражданской войны. Примером был Китай, где в результате народной революции 1 октября 1949 года была образована Китайская Народная Республика, с которой 5 месяцев спустя Советский Союз заключил Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи.
Имея за спиной две великие державы, северокорейцы постоянно ввязывались в приграничные стычки с южнокорейцами.
Самоуправства северокорейцев Сталин не одобрял. В шифровке из Москвы от 27 октября 1949 года он строго указал Штыкову:
«Вам было запрещено без разрешения центра рекомендовать правительству Северной Кореи проводить активные действия против южных корейцев… Вы не донесли о подготовке крупных наступательных действий 2-й полицейской бригады и фактически допустили участие в этих действиях наших военных советников… Обязываем дать объяснение…» (ГАРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 24. Л. 1).
Заглаживая свой промах, напуганный Штыков стал подробно информировать Сталина о настроениях в северокорейском руководстве. 19 января 1950 года он отправил в Москву такую срочную телеграмму:
«Вечером 17 января министр иностранных дел Пак Хен Ен устроил прием в честь отъезда корейского посла в Пекин. Во время него Ким Ир Сен сказал мне следующее: “Теперь, когда освобождение Китая завершается, на очереди стоит вопрос освобождения Кореи на юге страны… Партизаны не решат дела… Я не сплю ночами, думая, как решить вопрос объединения всей страны”.
Ким Ир Сен заявил, что, когда он был в Москве, товарищ Сталин ему сказал о том, что наступать на юг не надо; в случае же наступления армии Ли Сын Мана на север страны можно переходить в контрнаступление на юг Кореи. Но, так как Ли Сын Ман до сих пор не начинает наступления, освобождение южной части страны и ее объединение затягиваются. …Ему, Ким Ир Сену, нужно побывать у Сталина и спросить разрешения на наступление для освобождения Южной Кореи. Ким Ир Сен говорил о том, что сам он начать наступление не может, потому что он коммунист, человек дисциплинированный и указания товарища Сталина для него являются законом. Мао обещал помочь, и он, Ким Ир Сен, с ним тоже встретится.
Ким Ир Сен настаивал на личном докладе Сталину о разрешении наступать на Юг с Севера.
Ким Ир Сен был в состоянии некоторого опьянения и разговор вел в возбужденном состоянии» (там же. Л. 7).
Действительно, в записи беседы советского руководства с правительственной делегацией КНДР, состоявшейся в марте 1949 года в Москве, есть такое высказывание Сталина: «Если у противника существуют агрессивные намерения, то рано или поздно он начнет агрессию. В ответ на нападение у вас будет хорошая возможность перейти в контрнаступление. Тогда ваш шаг будет понят и поддержан всеми».
Ким Ир Сен торопился. Сталину тоже хотелось иметь на нашей восточной границе дружественное единое корейское государство, сродни европейским странам народной демократии. Он смотрел далеко вперед, полагая, что рано или поздно Япония начнет вооружаться и опять станет угрожать советскому Дальнему Востоку.
Китайский лидер в это время находился в СССР на лечении и отдыхе. Сталин решил с ним посоветоваться. Но он хотел переговорить с Мао Цзэдуном с глазу на глаз, без присутствия Лю Шаоци, который его постоянно опекал. Для этого организовали столкновение принадлежащей охранной службе мусоровоза с лимузином, в котором ехал Лю Шаоци, пожелавший присутствовать при встрече Мао со Сталиным. Это «деликатное» задание было выполнено так ловко, что дремавший на заднем сиденье Лю Шаоци даже не проснулся. Пока составляли милицейский протокол происшествия и расчищали дорогу, прошло два часа. Сталину удалось поговорить с Мао Цзэдуном наедине.
Сталин ответил Ким Ир Сену через десять дней:
«30.01.50.
Штыкову, особая.
Сообщение 19 января 1950 года получил. Такое большое дело нуждается в подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было большого риска. Готов принять…
И. Сталин».
Дмитрий Волкогонов («Семь вождей», кн. 1, «Новости». М., 1995) пишет: «После еще одной консультации с Пекином Сталин 9 февраля разрешает начать подготовку широкомасштабной операции на Корейском полуострове, одобрив, таким образом, намерение Пхеньяна военным путем “объединить” родину. Эта дата фактически является официальным началом подготовки КНДР к наступательной войне с целью насильственного воссоединения двух государств. Активизируются поставки из СССР в Северную Корею танков, артиллерии, стрелкового вооружения, боеприпасов, медикаментов, нефти».
На изменение позиции Сталина могли повлиять преувеличенные оценки Штыковым угрозы внезапного нападения южан, которые весной и летом 1949 года он получал от него из Пхеньяна.
Свое решение Сталин аргументировал тем, что «международная обстановка изменилась и более активные действия по воссоединению Кореи стали возможными. Согласно информации, поступающей из США, – добавил Сталин, – это действительно так. Преобладает настроение не вмешиваться в корейские дела».
Возможно, что он имел в виду документ СНБ-48 об американской политике безопасности, принятый в декабре 1949 года, который мог попасть в СССР через советского шпиона-британца Дональда Маклейна. Потом ему стало известно выступление государственного секретаря США Дина Ачесона, который в январе 1950 года заявил, что Корея находится за пределами «оборонительного периметра» Америки.
В обстановке строгой секретности Сталин провел переговоры с Ким Ир Сеном и Пак Хен Еном, которые с 25 по 30 апреля 1950 года снова побывали в Москве.
«Еще в то время, когда эта операция планировалась, – писал Хрущев, – Сталин выражал некоторые сомнения; его беспокоило, ввяжутся ли США или пропустят мимо ушей? Оба склонились к тому, что если все будет сделано быстро, а Ким Ир Сен был уверен, что все произойдет быстро, то вмешательство США окажется исключенным, и они не вступятся своими вооруженными силами».
Сталин понадеялся на то, что Вашингтон не решится ввязаться в межкорейский конфликт, как он оставил на произвол судьбы Чан Кайши в межкитайской войне.
Вместе с тем Сталин дал ясно понять корейцам, что им «не стоит рассчитывать на прямое участие СССР в войне, поскольку у СССР есть другие серьезные задачи, особенно на Западе».
Сталин опять почувствовал себя главнокомандующим. И, как в Великую Отечественную войну, во всех корейских депешах для секретности стал подписываться вымышленной фамилией Филиппов. Главной его задачей было скрыть участие СССР в предстоящих военных событиях в Корее. В отношении этого были подготовлены строжайшие инструкции для советских военных специалистов и советников. Одних отозвали, других отвели во второй эшелон.
Возможно, что поначалу Штыков все это плохо понимал, раз он направил Сталину такую телеграмму:
«Вне очереди. Особая.
Тов. Сталину.
Ким Ир Сен просил передать: для наступления и десанта нужны корабли. Два корабля прибыли, но экипажи не успели подготовить. Просит десять советских советников использовать на кораблях. Считаю, просьбу удовлетворить надо.
20 июня 1950 г.
Штыков»
(там же. Л. 109).
Захваченные пленными или погибшими, советские советники Сталину были не нужны. Он среагировал немедленно: «Ваше предложение отклоняется. Это дает повод для вмешательства» – и подписался фамилией Громыко, который в то время занимал пост заместителя министра иностранных дел.
Свою идею, официально не участвовать в корейской войне, Сталин должен был изложить своему близкому окружению. Однако в своих воспоминаниях Хрущев написал буквально следующее:
«Мне осталось совершенно непонятно, почему, когда Ким Ир Сен готовился к походу, Сталин отозвал наших советников, которые были раньше в дивизиях армии КНДР, а может быть, и в полках. Он отозвал вообще всех военных советников, которые консультировали Ким Ир Сена и помогали ему создавать армию. Я тогда же высказал Сталину свое мнение, а он весьма враждебно реагировал на мою реплику: “Не надо! Они могут быть захвачены в плен. Мы не хотим, чтобы появились данные для обвинения нас в том, что мы участвуем в этом деле. Это дело Ким Ир Сена”. Таким образом, наши советники исчезли. Все это поставило армию КНДР в тяжелые условия».
Хрущев забыл упомянуть, что накануне этой войны Москва, несмотря на недовольство Ким Ир Сена, ликвидировала свою военно-морскую базу в Чонджине и миссии связи ВВС в Пхеньяне и Канге.
В том, какое из корейских государств первым начало широкомасштабные военные действия или они развились в результате случайного локального пограничного конфликта, каждое из них теперь винит противоположную сторону.
Как бы там ни было, но ранним утром 25 июня 1950 года на Корейском полуострове разразилась кровопролитная война.
В Южной Корее хорошо знали о военных приготовлениях северян, поэтому их вооруженные силы загодя начали концентрироваться в районе 38-й параллели. За пять месяцев до открытия военных действий советник США генерал В. Робертс не исключал, что их должен начать Юг.
Джон Ф. Даллес писал Ли Сын Ману: «Я придаю большое значение той решающей роли, которую ваша страна может сыграть в великой драме, которая сейчас разыгрывается».
Радужные прогнозы американских экспертов о том, что южнокорейские войска смогут быстро разгромить Корейскую народную армию и оккупировать КНДР, не оправдались.
Сухопутные войска КНДР лучше подготовились к этой войне. Уже через три дня после начала военных действий северокорейцы стремительно вошли в Сеул и, успешно продвигаясь в глубь южнокорейской территории, к концу сентября вели боевые действия в окрестностях портового города Пусан, находящегося на южной оконечности Корейского полуострова.
Обрадованный Сталин поспешил поздравить Ким Ир Сена с «блестящим успехом» военной операции и тем, что «в скором времени интервенты будут изгнаны из Кореи с позором» (АПФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 347. Л. 5–6, 10–11).
Все шло к благополучному завершению задуманного. Но тут дело приняло неожиданный оборот. Командующий американскими войсками на Дальнем Востоке генерал Д. Макартур направил президенту США Г. Трумэну спешную телеграмму, в которой говорилось, что «потери Южной Кореи, как это показали боевые действия, не свидетельствуют о соответствующих способностях к сопротивлению либо воле сражаться, и, по нашей оценке, нависла угроза полного краха».
Через Совет Безопасности 27 июня 1950 года американцы провели резолюцию, объявляющую КНДР агрессором, с рекомендацией «оказать Республике Корея такую помощь, которая может быть необходима для того, чтобы отразить вооруженное нападение и восстановить международный мир и безопасность в этом районе». Противостоять принятию такого решения мы не могли, поскольку по настоянию Сталина несколькими месяцами ранее Советский Союз отказался участвовать в работе Совета Безопасности и других структурах ООН до тех пор, пока там находится представитель правительства чанкайшистов. Пришлось спешно исправлять эту ошибку и возвращаться в Совет Безопасности. Это произошло 1 августа 1950 года. Но было уже поздно. Военная машина США была запущена на полный ход, и 15 сентября в окрестностях Сеула, в тылу северокорейской армии, при поддержке авиации был высажен американский десант в количестве 50 тысяч пехотинцев с танками и артиллерией. «Ни северокорейская разведка, ни ГРУ не сумели вовремя получить информацию о подготовке американцами крупной десантной операции в районе Инчхона, полностью изменившей ход войны». К берегам Корейского полуострова устремилась военно-морская армада США. Война приняла совершенно иной характер. Южнокорейцы начали теснить северокорейцев и даже переместились на их территорию.
Заместитель министра иностранных дел А.А. Громыко и министр обороны Н.А. Булганин предсказывали, что «наступление Народной армии на юг может дать американцам повод поставить этот вопрос на сессии ООН, обвинить в агрессивности правительство КНДР и добиться от Генеральной Ассамблеи согласия на ввод в Южную Корею американских войск». Вызывает удивление, почему это мнение осталось лишь в проекте постановления, за рамками решения Политбюро. Возможно, потому, что оно расходилось с выводами самого Сталина.
Впоследствии стало документально известно, что проект резолюции ООН, осуждающий агрессию со стороны Северной Кореи, был подготовлен чиновниками Госдепа задолго до начала боевых действий.
Расчет на то, что США исключают Южную Корею из числа стран, которые они намереваются защищать в Азии, оказался ошибочным. Нам осталась неведомой новая американская директива в области безопасности СНБ-68, которая ставила задачу подготовки США к отражению агрессии против Южной Кореи, которой была оказана экономическая помощь в размере 100 миллионов долларов.
Сталин хорошо понимал, что после того, как в дело вмешались американцы, исход этой войны был предрешен.
Хрущев опять обратился со своими советами к Сталину: «Товарищ Сталин, почему бы нам не оказать более квалифицированную помощь Ким Ир Сену? Он сам человек не военный, хотя и партизан». Предложение Хрущева сводилось к тому, чтобы «…посадить где-нибудь (маршала) Малиновского с тем, чтобы он инкогнито разрабатывал военные операции, давал бы нужные указания и тем самым оказывал бы помощь Ким Ир Сену… Может делать то же и генерал Крылов, который командует войсками Дальневосточного военного округа. Сталин вновь очень остро реагировал на мои предложения».
Со слов Хрущева, Сталин уже было совсем смирился с тем, что американцы могут выйти на нашу сухопутную границу: «Ну что ж, пусть теперь на Дальнем Востоке будут нашими соседями Соединенные Штаты Америки. Они туда придут, но мы воевать сейчас с ними не будем. Мы еще не готовы воевать».
Сталин категорически не хотел ввязываться в корейскую войну. К его большому удивлению и раздражению, вступать в открытое столкновение с США не захотел и Мао, который в ответ на письмо Сталина от 3 октября 1950 года ответил ему, что он опасается развязывания третьей мировой войны. Сталин тоже считал, что официальное вступление Китая в войну нежелательно, поскольку это может повлечь за собой необходимость выполнения союзнических обязательств со стороны СССР.
Известно, что 13 октября 1950 года Сталин уведомил Ким Ир Сена о том, что «дальнейшее сопротивление бесполезно. Китайские товарищи отказываются от военного вмешательства. В этих условиях вам следует готовиться к полной эвакуации в Китай или СССР».
Личный военный переводчик Чжоу Эньлая Ли Юэжань, с которым я некоторое время работал в Москве и Пекине, рассказывал мне, как, не желая ссориться со Сталиным, китайское руководство в течение суток все же приняло непростое для себя решение об оказании срочной военной помощи северокорейцам. Теперь известно, что найденное компромиссное решение состояло в посылке в Корею китайских «добровольцев» и активной помощи им со стороны Советского Союза военной техникой и другими, необходимыми для ведения войны материалами.
Неся большие людские потери, китайские дивизии под командованием генерала Пэн Дэхайя быстро восстановили равновесие сил, и спустя некоторое время конфликтующие стороны были возвращены на исходные позиции.
Сталин попытался остановить корейскую войну дипломатическим путем. 14 февраля 1951 года была опубликована его беседа с корреспондентом газеты «Правда». Сталин предложил принять предложение народного правительства Китая о прекращении военных действий на существующей линии фронта. Призыв Сталина: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы мира возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца» – услышан не был.
На консультации в Пекин и Москву был приглашен Ким Ир Сен. В Москву он приехал вместе с партийным секретарем Северо-Восточного Китая Гао Ганом. Принятое тогда совместное со Сталиным решение было таково, что «перемирие теперь – выгодное дело».
Надеясь на перелом в войне, американцы не собирались ее сворачивать. Более того, 21 июня 1951 года они потребовали от Генерального секретаря ООН рассмотреть вопрос о посылке дополнительного контингента войск государств – членов ООН, которые поддержали военное участие этой организации на стороне Южной Кореи, но свои войска пока не присылали.
Не медля, Сталин дал команду постоянному представителю СССР в ООН Я.А. Малику выступить по радиосети ООН и призвать воюющие в Корее стороны сесть за стол переговоров.
Малик всегда аккуратно выполнял поручения Сталина. Известно, что именно он в августе 1945 года вручил ультиматум японскому правительству, а затем ноту об объявлении войны. Американцы это хорошо знали и относились к этому дипломату с большим уважением.
Выступление Малика по американскому радио, которое состоялось 23 июня 1951 года, поколебало непримиримую позицию американского руководства. Громыко предложил американскому послу в Москве ограничить переговоры военными вопросами, не затрагивая политических и территориальных проблем.
Эти переговоры начались 10 июля 1951 года. Они были затяжными и заняли два с половиной года. И все это время на линии 38-й параллели, то затихая, то обостряясь, шла непрерывная позиционная война. Активные военные действия с земли переместились в корейское небо.
При планировании скоротечной войны не предусматривалось необходимости широкого участия северокорейской авиации. В военно-воздушных силах армии КНДР на ее начало имелось всего лишь 32 летчика, способных сесть за штурвал боевого самолета. Из них только 10 человек с большой натяжкой можно было считать летчиками истребительной авиации. У северокорейцев не было реактивных истребителей. Зенитная артиллерия была слабой.
Имея в своем распоряжении более 650 боевых самолетов, американцы за считаные дни войны сровняли с землей базовые аэродромы на северокорейской территории.
Советскому Союзу пришлось срочно направить нашу истребительную авиацию для прикрытия тыловых северокорейских стратегических объектов от налетов американской авиации. Необходимо было также защищать приграничные с Северной Кореей северо-восточные районы Китая.
Сталин крепко-накрепко обязал наших авиаторов ничем не обнаруживать своего физического присутствия на театре военных действий и ни в коем случае не пересекать линию фронта.
Вот как это описывает участник тех событий, Герой Советского Союза, генерал-майор Сергей Крамаренко («Коммерсантъ-Власть», № 24, 2000 г.):
«Летали в китайской униформе, с корейскими опознавательными знаками. Так и говорили: “Форма китайская, знаки корейские, душа русская”. Одно время нас заставляли даже переговоры в воздухе вести по-корейски. Писали на планшете основные фразы и команды. Надо скомандовать, что поворачиваем налево, – читаешь соответствующую запись. Тебе отвечают по-корейски, ищешь в своей бумажке, что это значит». Нетрудно себе представить, в какие сложные ситуации попадали из-за этого наши летчики при ведении скоротечных воздушных боев. Надо было еще выполнять приказ Сталина «не залетать за береговую линию». Учитывая небольшие размеры этого полуострова, не в полной мере можно было использовать превосходство наших самолетов в скорости. Советские МиГи имели скорость до 1000 километров в час, поэтому они больше летали по вертикали, чем по горизонтали, благо имели потолок более 15 тысяч метров.
Несколько лет назад мне пришлось работать в Южной Корее. Научно-исследовательский институт, в котором я трудился, располагался в Сувоне (город-спутник Сеула на оконечности одной из загородных линий сеульского метро), вблизи военного аэродрома. Каждое утро молодые южнокорейские летчики поодиночке и парами, с небольшим интервалом, с шумом отрывались от взлетной полосы и, совершив в небе небольшой круг, шли на посадку. Линия снижения самолетов как раз проходила перед окнами моего кабинета. С приглушенными двигателями они планировали мимо на аэродром. Пилоты с трудом сдерживали своих железных американских коней, способных летать за «два звука».
Наших летчиков, имевших большой опыт Великой Отечественной войны, американцы и их союзники по военной коалиции (подразделения ВВС Англии, Австралии, Южно-Африканского союза и Южной Кореи) побаивались. Эскадрилью австралийских истребителей «Метеор» советские летчики растерзали за один бой.
Поначалу для отпугивания противника достаточно было обнаружить свое присутствие: «Поэтому наши самолеты даже не имели маскировочной окраски – блестели на солнце, как алюминиевые кастрюли, видно их было издалека. Это был сигнал американцам: мы приближаемся».
Дошло до воздушных боев. Но никаких военных сводок в советской прессе не было, хотя в этих сражениях с обеих сторон участвовали сотни самолетов.
В наше время советские летчики, принимавшие участие в корейской войне, желанные гости на официальных приемах в посольстве КНДР. Часто их собирает Общество дружбы Россия – КНДР. С каждым годом убеленных сединой авиаторов, многие из которых стали на этой необъявленной войне Героями Советского Союза, на этих встречах становится все меньше и меньше. Один из них рассказал мне такой анекдот, бытовавший в их летной части. Наш истребитель погнался за американским истребителем, но упустил его. Возвращается летчик на аэродром и докладывает о своей неудаче. Командир эскадрильи строго отчитывает его: «Почему не сбил?» Тот отвечает: «А у меня не четыре руки: штурвал держать надо, гашетку пушки нажимать и обеими руками держать глаза раскосыми».
Несмотря на предпринятые нашей стороной меры секретности, правительство США хорошо знало, кто воюет против их летчиков, однако тоже не торопилось делиться этой «тайной» со своей общественностью, боясь разрастания военного конфликта. Американским летчикам было рекомендовано в воздушное пространство Китая не вторгаться, хотя именно там находились советские авиабазы.
Вскоре воздушное противостояние в зоне 38-й параллели и в глубине северокорейских позиций еще более усилилось и ожесточилось. Американцы начали использовать новую тактику. В налетах стали принимать участие не единичные самолеты, а целые эскадрильи. Как добавляет Сергей Крамаренко, «они буквально висели над нашим аэродромом в Китае и сбивали наших на взлете и посадке».
Американцы быстро научились летать в горных условиях и по ущельям незаметно подбирались к северокорейским позициям. В районах действия нашей авиации появились новые американские истребители-бомбардировщики Ф-86, которые после бомбометания на равных могли вести воздушные бои с нашими лучшими истребителями МиГ-15 бис. Отбомбив, американские самолеты круто взмывали вверх и, разгоняясь, как с горки, наваливались на наши самолеты вблизи морского побережья. Потом, безнаказанно, они стремительно отваливали в сторону запретного для наших пилотов Желтого моря.
У американцев появились самолеты, которые могли летать в любое время суток. Для ведения боевых действий в ночном небе Кореи Сталин дал команду срочно подготовить специальный авиаполк.
На северокорейской территории американцы разбросали более миллиона листовок на корейском, китайском и русском языках, призывавших летчиков, летающих на МиГ-15, перелетать на своих самолетах в Южную Корею, на аэродром Кимпо. Каждому перелетевшему пилоту обещалось политическое убежище и вознаграждение в 50 тысяч долларов. Первому перелетевшему летчику посулили 100 тысяч долларов. Особенно американцы интересовались нашими реактивными самолетами. К счастью, никаких непредвиденных ситуаций не возникло. А нам удалось захватить почти неповрежденный американский самолет Ф-87.
Сталину доносили, что наших летчиков размещали в неприспособленных для жилья помещениях, без водопровода и канализации, что в ожидании очередного вылета они были вынуждены часами просиживать в тесных кабинах истребителей при невыносимой жаре, усугубляемой повышенной влажностью.
Сталина стали сильно угнетать бесперспективность корейской войны и наши растущие воздушные потери. Подготовка военного летчика приближается к стоимости самого самолета. Ценность летчиков, имеющих опыт ведения воздушных боев, многократно повышалась.
Такие пилоты были нужны Сталину на наших западных границах. Единственное, что он мог сделать в этой ситуации, так это попытаться сохранить свою летную элиту. Но делал он это своеобразно. Сергей Крамаренко недоумевал: «А у нас новых летчиков вводили в строй неграмотно: меняли весь состав полностью и новичков без прикрытия “стариков” бросали в бой. К тому же почему-то стали присылать летчиков из ПВО, они вообще не умели сражаться с истребителями…» Видя бесполезность их участия в боевых действиях, на месте их переориентировали на обучение молодых китайских пилотов полетам на МиГ-15.
Однако, когда американцы уже стояли на пороге заключения перемирия, Сталин вдруг уперся. В отсутствие прямых угроз существованию северокорейского государства ему показалось, что дальнейшая затяжка переговоров может принести ему некоторые дивиденды и скрасит горечь провала военной авантюры.
Сталин считал, что война в Корее связывает американцам руки, истощает их и отвлекает от активного участия в европейских делах.
В Корею были посланы поисковые группы наших специалистов, подбиравших для изучения брошенную американцами новейшую военную технику.
Северокорейцы и китайцы «смертельно» устали от продолжительной и кровопролитной войны. Сталин же начал ратовать за ее продолжение. Одно время ему даже удалось убедить в этом китайцев. В одном из своих писем от 18 июля 1952 года Мао писал Киму, что «в настоящее время, когда противник подвергает нас бешеным бомбардировкам, принятие предложения противника провокационного и обманного характера, которое не означает на самом деле никаких уступок, для нас весьма невыгодно». Основную идею Сталина Мао понял и согласился: «Самопожертвование китайцев и корейцев позволяет оттянуть новую мировую войну, давая возможность Советскому Союзу “усилить свое строительство” и “оказывать свое влияние на развитие революционного движения”».
«Но уже через месяц К. Уэзерсби («Война в Корее 1950–1953 гг. Холодная война разгорается». Сборник статей «Холодная война 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива». М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003) написал: «К тому моменту, когда Чжоу Эньлай, прибывший в Москву для переговоров о советской экономической и военной помощи КНР, обсуждал со Сталиным стратегию Пекина, у китайцев поубавилось желания продолжать войну. Сталин продолжал настаивать на продолжении войны, но ни тот ни другой лидер не пытались добиться своих целей напрямую. Напротив – и в этом отразилась вся сложность взаимоотношений между двумя коммунистическими государствами, – в ходе своих захватывающе интересных и весьма показательных бесед Сталин и Чжоу осторожно “ходили вокруг да около” вопроса о мирном урегулировании в Корее, стараясь избежать откровенных разногласий, но при этом не забывая о собственных интересах».
Сталин счел необходимым организовать и вторую встречу с Чжоу Эньлаем для того, чтобы еще раз дать ему понять, что «замирение» в Корее отрицательно скажется на отношении Москвы к Пекину.
Подробная протокольная запись этой беседы между Сталиным и Чжоу Эньлаем в 1952 году сохранилась (АПФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 329. Л. 54–72). Она отражает лишь фактическую сторону вопроса. Уже упомянутый выше военный переводчик Ли Юэжань, участвовавший в этих переговорах, рассказывал мне, что позиция Сталина в данном вопросе была настолько жесткой, что обсуждать с ним что-либо по этому поводу было абсолютно бесполезным делом.
Китайцы уехали из Москвы расстроенными, видя, что Сталин ведет дело к затягиванию корейской войны еще на несколько лет.
Необдуманно ввязавшись в корейскую войну, Сталин, по своему обыкновению, стал искать в своем окружении «козла отпущения», который должен был сполна ответить за все случившееся. Вместо ожидаемого быстрого объединения Кореи на социалистической платформе Советский Союз оказался вовлеченным в кровопролитный локальный военный конфликт, который в свое время некоторые историки склонны были называть «репетицией третьей мировой войны». Друг против друга встали две ядерные державы. Дошло до того, что новая администрация Дуайта Д. Эйзенхауэра в начале 1953 года пригрозила применить в Корее ядерное оружие, если коммунисты не согласятся на перемирие.
Чаще всего многозначительный взгляд Сталина останавливался на Хрущеве.
Такое в прошлом с ним уже бывало, но по другому поводу. Со слов Хрущева: «…Сталин поднял вопрос… …Почему, говорит, Власов предателем стал? Я говорю: да теперь уже бесспорно, что предателем. А вот вы его хвалили, говорит. Вы хвалили его, вы его и выдвигали, значит. Я говорю: верно.
Но потом, значит, я говорю: сколько раз вы его хвалили? Вы его награждали, я говорю, товарищ Сталин…» Эта запись устного хрущевского «фольклора» принадлежит М. Гефтеру («Судьба Хрущева», «Октябрь», № 1, 1989 г.). Она относится к тому времени, когда находящийся в отставке Хрущев часто вступал в беседы с отдыхающими расположенного поблизости от его дачи пансионата.
Незаслуженные упреки Сталина, стало быть, с того времени запали в его душу, раз спустя многие годы он об этом вспомнил. Сомнительно только, чтобы он тогда мог решиться препираться с вождем.
Никакой достоверной информации о том, кто именно из ближайшего политического или военного окружения Сталина персонально подталкивал его к корейской авантюре, у нас нет. Однако больше всех на этот счет оправдывается в своих воспоминаниях Хрущев:
«Должен четко заявить, что эта акция была предложена не Сталиным, а Ким Ир Сеном. Тот был инициатором, но Сталин его не удерживал. Да, я считаю, что и никакой коммунист не стал бы его удерживать в таком порыве освобождения Южной Кореи от Ли Сын Мана и американской реакции. Это противоречило бы коммунистическому мировоззрению. Я тут не осуждаю Сталина. Наоборот, я полностью на его стороне. Я и сам бы, наверное, тоже принял такое же решение, если бы именно мне нужно было решать. Мао Цзэдун тоже ответил положительно».
Несомненно, что решение о начале корейской войны коллективно принималось политическим руководством страны. За него должны были проголосовать все. Не исключено, что в подготовке данного вопроса активное участие принимал и Хрущев. Поэтому, как об этом пишет он сам, он постоянно пытался советовать Сталину активизировать наше участие в этой войне. Скорее всего, делал он это потому, что больше других опасался того, что данная затея, которую он рекомендовал, провалится.
Для того чтобы окончательно снять с себя всякую ответственность перед потомками за принятое в свое время скоропалительное решение по корейскому вопросу, Хрущев добавляет: «…Сталин целиком вел это дело лично, этот вопрос как бы считался персонально за Сталиным».
В это можно было бы поверить, если бы ко многим документам, касающимся военных событий в Корее, в том числе и к письмам к Ким Ир Сену, Мао Цзэдуну, и к письмам, адресованным ответственным сотрудникам советских ведомств в этих странах, не имелись специальные приписки, уведомляющие о том, что эти документы одобрены соответствующими решениями Политбюро.
Подборка таких документов из Архива президента Российской Федерации (АПРФ), включая телеграммы Сталина, была передана президенту Южной Кореи Ким Ен Сану президентом России Б.Н. Ельциным в июле 1994 года.
Стратегический гений и дипломатия Сталина дали очередную осечку. Корейская война – это яркий пример необдуманных действий Сталина в области внешней политики в послевоенный период. Трудную корейскую проблему он согласился разрешить кавалерийским налетом. Его просчет обернулся неисчислимыми потерями и для нашего народа.
Итогом корейской войны стало резкое усиление противостояния между СССР и США. Это детонировало переход американской экономики на военные рельсы: за 1950–1953 годы на военные цели там было потрачено 130 миллиардов долларов США, то есть почти на 50 миллиардов больше, чем в предшествующем столетии. Численность вооруженных сил США за три года этой войны увеличилась на 2 млн человек. К ее концу в американской армии находилось уже 3,6 млн человек. Для сохранения военного паритета СССР был вынужден резко увеличивать расходы на оборону, в то время как мы только-только начали выбираться из руин недавно закончившейся мировой войны.
Российские военные и дипломаты справедливо считают, что «конфликт на Корейском полуострове оказал самое непосредственное воздействие на всю глобальную систему международных отношений, способствовал активизации деятельности НАТО, что привело к усилению напряженности в Европе. Холодная война между Западом и Востоком, а точнее, между США и СССР достигла своего апогея» («Война в Корее, 1950–1953». СПб.: Полигон, 2000).
Поэтому Сталина с полным основанием можно причислить к остальным соавторам холодной войны. Это мнение многих советских историков нашло свое отражение в издании созвучных по названиям сборников новых архивных документов: «Сталин и холодная война», «Сталин и десятилетие холодной войны».
Большинство исследователей полагают, что корейская авантюра, в которой участвовали солдаты США, СССР, Китая и 14 стран «специального контингента ООН», унесла около 4 миллионов человеческих жизней. По официальным данным, из контингента в 700 000 американских солдат в корейской войне США потеряли 54 246 человек убитыми и 103 284 человека ранеными. Потери среди 200 000 военнослужащих войск ООН неизвестны. Потери китайских частей, насчитывающих три миллиона добровольцев, включая раненых, составили около 1 миллиона человек.
Но самые страшные потери понес корейский народ, большей частью – мирные жители. Во время этой войны Сеул, Пхеньян и другие территории по нескольку раз переходили из рук в руки противоборствующих сторон, что сопровождалось постоянным перемещением гражданского населения и в конце концов породило незаживающую проблему разделенных семей.
Общее число наших авиаторов, прошедших корейский фронт, оценивается в 1100 человек. Однако, в отличие от американцев, в Корее не было ни наших бомбардировщиков, ни штурмовиков. Одни истребители. Так что гражданское население Кореи от действий нашей авиации не пострадало.
«Мы сбили 1300 американских самолетов» (С. Крамаренко). По американским данным, на свои базы не вернулось 1986 самолетов, причем 945 из них из-за авиакатастроф. По данным Генштаба, мы потеряли 335 самолетов. Участвовавшие в боевых действиях на Корейском полуострове советские летчики недосчитались 120 товарищей.
Прибывающие на территорию КНДР советские военнослужащие моментально становились безымянными. Особисты отбирали у них документы, орденские знаки, предметы личного обихода, письма и заставляли переодеться во все китайское. Брали подписку о «неразглашении» своего участия в этой войне. Военных советников, наоборот, переодевали в штатское и вручали корреспондентские удостоверения газеты «Правда».
Выдумка эта принадлежала лично Сталину. На этот счет есть такая его шифрограмма:
«Пхеньян, Совпосол. Как видно, вы ведете себя неправильно, так как пообещали корейцам дать советников, а нас не спросили. Вам нужно помнить, что вы являетесь представителем СССР, а не Кореи. Пусть наши советники пойдут в штаб фронта и в армейские группы в гражданской форме в качестве корреспондентов “Правды” в требуемом количестве. Вы будете лично отвечать за то, чтобы они не попали в плен. Фын Си».
Зачем Сталин подписался таким странным псевдонимом, неясно. Содержание шифрограммы было настолько очевидным, что скрывать ее источник было наивным. Китаисты расшифровывают этот псевдоним Сталина как «западный ветер».
До сих пор неизвестны потери среди советских военных советников, дипломатов, техников и медиков. Погибших советских воинов хоронили в Порт-Артуре. По некоторым данным, там находится 316 могил советских специалистов. Точно об этом знают только их семьи, получившие «похоронки». Формулировка «погиб при исполнении служебных обязанностей» не приносила близким родственникам ни почестей, ни привилегий. Только в 1989 году воевавших в Корее летчиков приравняли к «афганцам».
Прибывший в Москву на похороны Сталина Чжоу Эньлай смог наконец в полный голос озвучить китайскую позицию о необходимости прекращения затянувшейся войны в Корее. Новое советское руководство с ним полностью согласилось, издав специальное постановление Совета Министров СССР от 19 марта 1953 года. В адрес китайского и корейского лидеров пошло письмо с такой витиеватой записью:
«Советское правительство пришло к выводу, что было бы неправильно продолжать ту линию в этом вопросе, которая проводилась до последнего времени, не внося в эту линию тех изменений, которые соответствуют настоящему политическому моменту и которые вытекают из глубочайших интересов наших народов, народов СССР, Китая и Кореи…» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 65. Д. 830. Л. 60–71 и АПРФ. Ф. 059а. Оп. 5а. Д. 4. Л. 54–65).
Развязанная при попустительстве Сталина война в Корее завершилась подписанием (27 июля 1953 года в 10 часов по корейскому времени) в Паньмыньчжоне (Пханмуджоме) соглашения о перемирии. В 22 часа боевые действия по всему фронту были прекращены. Разрушив оборонительные сооружения, противоборствующие войска 31 июля отошли от них в глубь своей территории на 2 км, что создало 4-километровую демилитаризованную зону протяженностью в 249 километров.
Соглашение о перемирии не переросло в договор о мире между обоими корейскими государствами и по сей день. Тем не менее оно позволило сохранить десятки, а может быть, и сотни тысяч людей, вовлеченных в военный конфликт на Корейском полуострове.
Эта необъявленная война и тогда была у нас многим неизвестна, а сейчас почти совсем забыта.
В Корейской Народно-Демократической Республике и Республике Корея, где я не раз бывал, видел навечно стоящие памятники воинам, погибшим в этой войне. Есть там и музеи корейской войны. Корейцы, живущие по обе стороны от разделяющей их 38-й параллели, не забудут этого никогда. Даже тогда, когда Корея наконец станет единой.
Линия противостояния двух корейских государств по 38-й параллели стала туристическим объектом, хотя смотреть там, собственно, нечего. Это огороженная колючей проволокой узкая полоска земли, нашпигованная свинцом, сквозь который с трудом пробивается чахлая трава. Говорят, что самое интересное может находиться под землей. За 50 лет, прошедших со времени заключения перемирия, со стороны Северной Кореи на юг были прорыты тоннели, через которые перебрасывали диверсантов. Некоторые из этих тоннелей якобы были обнаружены.
Экскурсию в эту зону может совершить любой желающий. Поездка от расположенного в центре Сеула элитного отеля «Лоте» занимает 7 часов. В отличие от других туристских достопримечательностей, посещение Пханмуджома разрешается лишь в строгой одежде (никаких шорт и джинсов) и обставлено рядом дополнительных условий. Необходимо иметь с собой удостоверяющий личность паспорт. На «объекте» запрещается задавать вопросы, развертывать лозунги и флаги коммунистической направленности.
Для Хрущева воспоминание о корейской войне всегда отзывалось головной болью.
В своих воспоминаниях Ким Ир Сен пишет: «Когда-то я в Пекине встретился с Хрущевым. Тогда я пригласил его в КНДР. А он говорит: “Не могу”. Я спрашиваю его: “Почему?” Отвечает: “Поеду в Корею – мне придется ругать США, а я этого сделать не могу; недавно я был в Америке, там мы с Эйзенхауэром целовались – и, значит, мне негоже в Корее бранить Соединенные Штаты”» (Ким Ир Сен. «Сочинения». Т. 42. Корея, Пхеньян: Издательство литературы на иностранных языках, 1997).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
The Korean War (1950-1953) was the first armed conflict of the Cold War era, and historians agree that communist North Korea would not have invaded South Korea in 1950 without the approval of Joseph Stalin, the ruthless and autocratic leader of the Soviet Union from 1922 to 1953.
But what was Stalin hoping to gain from a war in Korea? According to a letter dictated by Stalin himself months after the 1950 invasion, and discovered in Soviet archives in 2005, one of the main reasons that Stalin backed a communist invasion of South Korea was to “entangle” the United States in a costly war in East Asia and “distract” America’s attention away from Eastern Europe, Stalin’s real concern.
“Does it not give us an advantage in the global balance of power [to have America entangled in Korea]?” wrote Stalin. “It undoubtedly does.”
But while Stalin clearly wanted to portray himself as a chess grandmaster playing two steps ahead of his opponents, some historians are skeptical of the dictator’s account. It’s true that North Korea, a Soviet creation, needed Stalin’s approval to invade the South, but it’s doubtful that Stalin really intended to draw the Americans, a nuclear superpower, into the war.
More likely, say experts, is that President Harry S. Truman’s decision to send American troops to Korea took the Soviets by surprise, given that all public statements from the U.S. government (plus Soviet spy reports) indicated that America wouldn’t intervene militarily in Korea. Ahead of the invasion, Stalin secured assurances from Mao Zedong that China would send any needed reinforcements. Then, during the war, Stalin took pains to avoid Soviet forces openly engaging U.S. forces in combat.
North Korean Leader Was Eager to Invade
Kim Il Sung at a rally in 1945 with Soviet generals saluting behind him.
With Japan’s defeat in World War II, it ceded control of Korea to the Allies, who agreed to divide the country roughly in half at the 38th parallel. The United States oversaw democratic elections in South Korea, while the Soviet Union installed a communist government in North Korea, known as the Democratic People’s Republic of Korea.
In 1948, Stalin and the communist leadership in the Soviet Union hand-picked 36-year-old Kim Il Sung to be the first leader of North Korea. Kim had made his name as a daring guerilla fighter and loyal communist. Interestingly, Kim got most of his military experience in the Chinese province of Manchuria, where he first led Soviet-backed Chinese forces against the Japanese, and then against Chinese Nationalists in China’s civil war.
“Kim Il Sung spoke better Russian and Chinese than he did Korean when he first took power in North Korea,” says Samuel Wells, author of Fearing the Worst: How Korea Transformed the Cold War.
While Kim was clearly an instrument of the Soviet Union, which provided key economic and military support to North Korea, he was also ambitious. Kim was eager to unify Korea under communism and he repeatedly made his case to Stalin for an invasion of South Korea throughout 1949. But Stalin, whose first priority was to avoid military conflict with the United States, initially rejected the idea.
With China on Board, Stalin Gives the Green Light
The geopolitical balance of power shifted once again on October 1, 1949, when the communist revolutionary Mao Zedong announced the defeat of the Chinese Nationalists and the creation of the People’s Republic of China (PRC). Mao was eager to strike a formal alliance with the Soviet Union, the world’s wealthiest and most powerful communist country at the time.
Mao traveled to Moscow to meet with Stalin and sign a treaty, but Wells says that the two sides clashed over the terms of the deal, until Stalin saw a way to use Korea as a bargaining chip with China.
This was all happening in early 1950, after the Truman administration had made clear that it was uninterested in sending U.S. troops to fight in Asia. Truman’s secretary of state, Dean Acheson, gave a speech on January 12, 1950, in which he specifically named the territories that were under U.S. military protection—Japan and the Philippines—and intentionally left out Korea and Taiwan, another hotly disputed territory.
This speech, plus intelligence reports from the Soviet Union’s extensive spy network, indicated that the United States wasn’t an immediate threat in Korea. But Wells thinks that Stalin wanted an additional insurance policy before he backed Kim Il Sung’s invasion of South Korea, and that insurance policy was China.
Wells says that Stalin met with Mao and agreed to China’s terms for a Sino-Soviet alliance—which included generous economic support from the Soviets—on one condition: Stalin wanted China to give Kim Il Sung approval for the invasion of South Korea. That way, if the invasion dragged on and the Americans did enter the fight, it would be China that sent in troops, not the Soviets. Mao agreed and Stalin gave Kim the green light to invade.
Soviet Pilots Shoot Down American Bombers in ‘MiG Alley’
A U.S. Air Force F-84 Thunderjet flies over North Korea, c. 1951. During the winter and spring of 1951, the Chinese Communist Air Force, with the support of Soviet pilots, mounted a major air offensive over northwestern Korea known as «MiG Alley.» The air space took its name from Soviet MiG-15 jet fighters that clashed with the <a href=»https://www.airforcemag.com/article/0410alley/»>American Thunderjets i</a>n the region. Oil painting by William S. Phillips.
On June 25, 1950, the North Korean army stormed across the 38th parallel and took Seoul, the South Korean capital. The United Nations Security Council (with the Soviet Union absent) passed a resolution to send peacekeeping forces, including American troops, to defend South Korea.
In September of 1950, UN forces, led by General Douglas MacArthur, conducted a daring amphibious invasion at the coastal city of Inchon and retook Seoul. Unfortunately, that early success didn’t last. MacArthur brashly (and some say foolishly) marched his army north toward the Yalu River on the North Korean border with China, which Mao took as a direct provocation.
Mao sent hundreds of thousands of Chinese troops pouring over the border from Manchuria to overwhelm the UN and American forces, who were forced to retreat south. After the disastrous battle at the Yalu River, Americans sent in fleets of World War II-era B-29 bombers to strike targets in the North to slow the flow of Chinese reenforcements and supplies.
Stalin desperately wanted to avoid direct fighting with the United States, but he had promised Soviet air support to Mao as part of their alliance. Wells says that Stalin dragged his feet, but eventually committed a dozen regiments of Soviet MiG-15 fighter jets to defend the Chinese-North Korean border.
The MiG-15, with its swept-wing design, was incredibly fast and maneuverable, especially compared to the lumbering B-29 “Superfortress.” But even the Americans’ best fighter, the F-84 Thunderjet, was no match for the climbing speed and firepower of the MiGs. Stalin’s MiGs inflicted heavy casualties on American bombers and fighters in an area along the Chinese-North Korean border that came to be known as “MiG Alley.”
The MiG-15 was clearly a Soviet plane, but Stalin took great pains to mask direct Soviet involvement in the war. The MiGs were painted with North Korean insignia, and when Soviet pilots flew on missions, they not only dressed in Korean uniforms, but were taught basic radio commands in Korean. Any Soviet pilots shot down over UN-held areas were instructed to commit suicide rather than risk capture.
Stalin’s Gamble in Korea ‘Backfires’ by Strengthening NATO
Three U.S. Marines taking cover behind a barricade as street fighting rages through the Korean capital. On the wall in the background hang portraits of Joseph Stalin and North Korean leader Kim Il Sung.
The Korean War dragged on for three years and ended with a stalemate as North and South Korea agreed to establish a demilitarized zone dividing the two countries along the 38th parallel. Stalin died a few months before the armistice was signed on July 27, 1953.
In Stalin’s 1950 letter explaining his support for the North Korean invasion, the Soviet dictator was confident that the United States would “overextend” itself in Asia, leaving a power vacuum in Europe that the Soviets could exploit. But Wells contends that the exact opposite happened.
Before the Korean War, the North Atlantic Treaty Organization (NATO) was an alliance in name only, but after the Soviet-backed invasion of South Korea, NATO created a military structure and named its first Supreme Allied Commander in 1951, General Dwight Eisenhower.
“To an extent, Stalin’s gamble backfired,” says Wells, “because it led to the creation of an actual functioning military alliance in NATO.”
Сталин и не думал ни о каком воссоединении севера (коммунистического) и юга Кореи, его вполне устраивал статус кво, выражавший геополитическое равновесие между СССР и США на Дальном Востоке. Но лидер севернокорейских коммунистов Ким Ир Сен сам выступил с инициативой «освобождения» юга Кореи. Причем его в этом поддерживал Мао Цзедун, который, как и предполагал Сталин, превращался в огромную геополитическую проблему для СССР. По сути, Союз втравливали в опаснейшее противостояние с США, чего Сталин никогда не хотел. Объединение двух Корей под властью Кима привело бы к созданию еще одного мощного центра, и потенциально альтернативного — в «социалистическом лагере». Этот центр мог бы составить грандиозный геополитический тандем с КНР, что стало бы гигантской катастрофой для СССР.
Как и много раз до этого Сталин попал в сложное и двусмысленное положение. Не поддержать инициативу Кима и Мао означало настроить против себя массы «прекраснодушных» коммунистов, сбросить маску «пролетарского интернационалиста», за которой скрывался патриот-державник — человек, всячески сдерживающий революционный взрыв в Европе. Он никак не помог рабочим восстаниям 1934 года в Австрии и Испании. Он же сделал все для того, чтобы Испанская республика отказалась от революционно-социалистических преобразований. 21 декабря 1936 года Сталин, вместе с Молотовым и Ворошиловым, направил телеграмму испанскому премьер-министру Ларго Кабальеро. В телеграмме было высказано пожелание воздержаться от конфискации имущества мелкой и средней буржуазии, заботиться об интересах крестьян, привлекать к сотрудничеству представителей не только левых организаций. А коммунистам строго предписывалось забыть о всякой революции.
В случае с Кореей Сталин решил сделать вид, что всячески поддерживает двух коммунистических лидеров, но при этом не оказывать им по-настоящему действенной помощи. Хрущев недоуменно вопрошал в своих «Воспоминаниях»: «Мне оставалось совершенно непонятно, почему, когда Ким Ир Сен готовился к походу, Сталин отозвал наших советников, которые ранее были в дивизиях армии КНДР… Он отозвал вообще всех военных советников, которые консультировали Ким Ир Сена и помогали ему создавать армию».
Наступление Кима захлебнулось, а потом под угрозой военного разгрома оказалась и вся его республика — американские войска перешли 38-ю параллель, разделявшую север и юг. А что же Сталин? Переживал за неудачи своего «соратника по борьбе»? Отнюдь. Хрущев: «Когда нависла такая угроза, Сталин уже смирился с тем, чтобы Северная Корея будет разбита и что американцы выйдут на нашу сухопутную границу. Отлично помню, как… он сказал: «Ну, что же, теперь на Дальнем Востоке будут нашими соседями Соединенные Штаты Америки. Они туда придут, но мы воевать с ними не будем». Что ж, это было вполне в духе сталинской геополитики. Для него соседство предсказуемых американцев было намного более предпочтительнее соседства коммунистических авантюристов.
В дальнейшем на помощь Киму пришел Мао Цзедун, предложивший послать в Корею войска китайских добровольцев. Сталин снова не стал возражать напрямую, но от серьезной помощи добровольцам отказался. Тогда «Мао решился на блеф. Он ответил Сталину, что большинство членов Политбюро ЦК КПК выступают против высылки войск, а для детального объяснения ситуации в Москву срочно вылетает Чжоу Эньлай. (Министр иностранных дел КНР — А. Е.) Встреча Встреча Чжоу со Сталиным произошла в Сочи 10 октября. В соответствии с полученными от Мао инструкциями Чжоу фактически представил ультиматум. Китай, говорил он Сталину, с пониманием отнесся к желанию СССР, если Россия… обеспечит поставки оружия и окажет поддержку с воздуха. В противном случае Пекин будет вынужден отказаться от операции. К изумлению и ужасу Чжоу Эньлая, Сталин лишь согласно кивнул. Поскольку, заявил он, для Китая такая помощь оказывается непосильной, пусть корейцы решают свои проблемы сами. Ким Ир Сен может вести партизанскую войну». (Ф. Шорт. Мао Цзедун.)
В результате китайцы пошли воевать без существенной поддержки со стороны СССР. Им, конечно,удалось спасти коммунистический Пхеньян, но авантюра Кима потерпела поражение. При этом китайские добровольцы понесли огромные потери (во время боев погиб сын Мао). А Сталин сумел избежать грандиозной, макрорегиональной геополитической революции.
А отношение Сталина к коммунистам Китая еще более показательно. Об этом поговорим в следующий раз.
Среди трагических мировых событий, пережитых человечеством в XX в., кроме двух мировых войн, произошло множество других вооруженных конфликтов. Одним из таких конфликтов, приведшим на грань третьей мировой войны, была разразившаяся 55 лет назад в июне 1950 г. война на Корейском полуострове, где пересекались стратегические интересы двух сверхдержав — СССР и США и третьей мировой державы — коммунистического Китая.
Историками многих стран написано много книг и статей по теме о корейской войне, и до сих пор продолжаются ее исследования в поисках правды и прежде всего достоверного ответа на вопрос: кто развязал эту бессмысленную войну, погубившую миллионы человеческих жизней?.. А эта историческая правда до сих пор остается до конца нераскрытой из-за целого ряда причин. Во-первых, из-за того, что ни одна из сторон, прямо или косвенно участвовавших в корейской войне, не взяла на себя ответственность за ее развязывание, а документы и материалы, содержащие факты, большей частью все еще продолжают оставаться в архивных тайниках. Во-вторых, подход многих исследователей к этой теме был и остается слишком идеологизированным, потому что исследователи были и остаются приверженцами разных политических идеологий и взглядов на происходившие в прошлом и происходящие ныне мировые события. В-третьих, многие исследователи сосредоточивали и продолжают сосредоточивать внимание на отдельных сравнительно узких вопросах, обходя стороной более глубинные проблемы, которые привели к корейской войне.
Мне лично приходилось быть участником встреч советских и зарубежных ученых-историков, обсуждавших тему корейской войны. Помню, одна из встреч с моим участием проходила в американском городе Афины в 1985 г. Американские историки придерживались той точки зрения, что войну в Корее начала северокорейская сторона и причем с согласия Сталина, и чуть ли не по его «приказу». Но в обоснование этой версии не было представлено никаких документальных подтверждений. Советские историки высказывали иную точку зрения, заявляли, что войну начала южнокорейская сторона, правительство Ли Сын Мана и что действовал он по указанию правительства США. Но и эта версия была изложена без документальных подтверждений.
Тема войны в Корее не раз затрагивалась также на встречах отечественных и зарубежных историков, состоявшихся в 80-х — начале 90-х годов в Москве. Все они проходили в условиях еще «холодной войны» между СССР и США и этим, главным образом, объяснялось резкое различие во взглядах историков на обсуждаемые проблемы, в том числе и на корейскую войну.
Но вот прошло уже много лет после окончания «холодной войны», нет больше СССР, против которого США и их союзники вели «холодную войну». Тем не менее, многие
Ледовский Андрей Мефодиевич — Чрезвычайный и Полномочный посол в отставке, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН.
стр. 79
тайны, касающиеся происходивших в мире событий, остаются все еще до конца не раскрытыми, и по многим проблемам по-прежнему продолжаются дискуссии. Это касается темы корейской войны 1950 — 1953 гг. Здесь еще не отрешились до конца от прежних версий. Правда, взгляды некоторых российских историков изменились, причем не потому, что им стали известны ранее неизвестные факты, а главным образом потому, что в России изменилась идеология государственной власти, которая заняла резко негативную позицию ко всему, что было связано с деятельностью советского государства как внутри страны, так и на мировой арене.
Такая идеологическая «заколдованность» мешает сделать объективные выводы даже из тех документов, которые хранились много лет в секретных архивных фондах и только теперь стали доступны. К ним относятся, например, опубликованная в последнее время переписка между И. В. Сталиным и Ким Ир Сеном, телеграммы советского посла в Северной Корее (КНДР) Т. Ф. Штыкова. В своих телеграммах Сталину Штыков сообщал о положении на границе между Севером и Югом, в районе 38-й параллели. Информировал о систематических нарушениях этой границы южнокорейскими войсками, о концентрации южнокорейских войск на территории Южной Кореи и подготовке их к наступлению на Северную Корею. Но ни сам Т. Ф. Штыков и никто из числа других советских работников вооруженных нападений на границе не видел. В Южной Корее не было советских представителей, которые могли бы это подтвердить и давать Т. Ф. Штыкову достоверную информацию. Следовательно, всю информацию он получал от северокорейской стороны и уже по одному этому ее нельзя считать вполне объективной.
Я не читал шифровок Ли Сын Мана президенту Трумэну, но полагаю, что он, со своей стороны, поступал таким же образом, как и Ким Ир Сен. Будучи заинтересованным в распространении своей власти на Северную Корею, Ли Сын Ман, как я полагаю, внушал американцам, что со стороны Северной Кореи готовится вторжение на Юг, поэтому необходимо действовать на опережение. Именно так он заявлял в своих публичных выступлениях.
Мои взгляды на вопросы, касающиеся Кореи и корейской войны, основываются на моем многолетнем дипломатическом опыте. В годы корейской войны я был генеральным консулом СССР в Мукдене (Шеньяне) — столице Маньчжурии, которая служила главной тыловой базой КНР и СССР, используемой для оказания помощи Северной Корее и воевавшим на корейском фронте «китайским добровольцам». После окончания корейской войны я был заместителем начальника Дальневосточного Отдела (Департамента) Министерства иностранных дел СССР и ведал непосредственно вопросами, касавшимися Китая и Кореи. В 1955 — 1959 г. был советником посольства в США, находился также на руководящей работе в высших государственных и партийных внешнеполитических органах в Москве, где тоже был причастен к вопросам, касавшимся Кореи. В процессе исследовательской работы, которой я занимаюсь с 1980 г., мне представилась возможность ознакомиться с документами и материалами советских, ныне российских, архивов. Многие документы все еще остаются невыявленными, а из выявленных не все разрешены к публикации. Но знание многих фактов, а также практический опыт моей многолетней дипломатической работы позволяют мне изложить свое понимание проблем, касающихся корейской войны 1950 — 1953 гг.
Прежде всего хочу отметить, что эта война была вызвана более широким и более сложным комплексом причин, чем те, к которым сводят все случившееся многие авторы работ по этой теме.
После окончания второй мировой войны разгорелась острейшая борьба между двумя мировыми политическими и социально-экономическими системами, распалась антигитлеровская коалиция, сложившаяся в годы второй мировой войны. Как только при решающей роли СССР была одержана победа над гитлеровской Германией и милитаристской Японией, правящие круги США и Великобритании решили вернуться на старую, довоенную дорогу вражды к России, к СССР. Они повели за собой на этот путь ряд других европейских государств, имевших колониальные владения и стремившихся к восстановлению своего былого господства над ними, чему естественно мешал СССР. Правя-
стр. 80
щие же круги США, кроме того, стремились к еще более широким целям — к мировому господству.
В военных штабах США после окончания второй мировой войны начали разрабатываться планы нападения на СССР с применением атомного оружия. Менее чем через два месяца после капитуляции Японии один из руководителей американских ВВС генерал Ли Мэй доложил президенту Трумэну о готовности ВВС нанести атомный удар по СССР.
Сведения об этих мероприятиях были раскрыты в вышедшей в 1978 г. в США книге «»Дропшот». Американский план войны против России»1 .
Эти гегемонистские устремления политических и военных ястребов США пришли в столкновение с национальными интересами многих других стран и прежде всего с интересами СССР и другой мировой державы — КНР. Одним из стратегически важных пунктов, где пересеклись эти интересы, являлся Корейский полуостров. Для Советского Союза — России, как и для Китая, положение на Корейском полуострове непосредственно касалось прежде всего их безопасности, поскольку корейская территория и соседняя с ней территория Маньчжурии не раз использовались агрессорами как плацдармы для нападения на Россию, на СССР, на Китай. США находились на расстоянии свыше 10 тыс. километров от Кореи, и, следовательно, с Корейского полуострова их безопасности никто и ничто не угрожало. Поэтому их попытки установления своего господствующего положения в Корее, непосредственно у границ СССР и Китая, не могли не вызывать в Москве и в Пекине большой обеспокоенности, не могли не влиять на их стратегию и тактику на корейском направлении.
АЗИАТСКАЯ ДОКТРИНА МАО ЦЗЭДУНА
На азиатском фронте «холодной войны» одним из главных очагов ее явилась гражданская война в Китае — вооруженная борьба за власть между Гоминьданом и КПК. Под влиянием победы, одержанной китайской компартией в этой борьбе, у Мао Цзэдуна созрела доктрина политического переустройства Азии по «китайскому образцу», т.е. путем вооруженного свержения всех существовавших там некоммунистических режимов, которые рассматривались им как «марионетки» империалистических держав. Мао Цзэдун считал необходимым развертывание в странах Азии по примеру Китая «революционных войн» с целью установления народно-демократических режимов под руководством коммунистов.
Советское правительство первое время не смогло предвидеть негативных последствий азиатской доктрины Мао Цзэдуна для народов Азии и международной обстановки на Дальнем Востоке и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Более того, стремясь как можно теснее и прочнее сблизиться с коммунистическим Китаем, чтобы успешнее противостоять агрессивности США и возглавляемого ими военно-политического блока НАТО, Сталин пошел на уступки Мао Цзэдуну в его азиатской политике и даже стал поощрять его гегемонистские устремления в Азии. В переговорах с Мао Цзэдуном и Чжоу Эньлаем Сталин высказывал мысль о том, что коммунистический Китай должен занять лидирующее положение в Азии. Он говорил, что Советский Союз только наполовину расположен в Азии, а Китай — целиком в Азии, поэтому руководителям КПК виднее, как лучше и целесообразнее решать проблемы стран Азии. Сталин заявлял, например, что в Бирме и в других соседних с Китаем странах должны находиться правительства пропекинской ориентации. Он высказывал идею создания Азиатской региональной организации объединенных наций, в которой КНР должна была занять ведущую роль. Он предлагал также Мао Цзэдуну, чтобы КНР заняла ведущую роль в организации стран так называемой «Бандунгской конференции», где эту роль занимал Советский Союз.
1 «Dropshot». The United States Plan for War with Soviet Union in 1957. Ed. by A. Brown. New York, 1978.
стр. 81
Правда, сам Сталин проводил иную политику в отношении стран Азии и Востока в целом. Оказывая морально-политическую поддержку и материальную помощь компартиям стран Азии и всего Востока, советское руководство не ставило перед компартиями Азии задачи «советизации» своих стран, по крайней мере, в ближайшем будущем. Советское руководство стремилось к установлению дружественных отношений со всеми странами Востока, независимо от классового состава правительств этих стран и от их идеологических взглядов. СССР был заинтересован прежде всего в том, чтобы азиатские правительства, их лидеры твердо стояли на позициях независимости своих стран от Запада, действовали в национальных интересах своих стран, не входили в военно-политические блоки западных держав, проводили дружественную политику в отношении СССР или хотя бы придерживались позиции равных отношений с СССР и западными державами. Это было главным, чего добивалось от них советское правительство. Оно стремилась влиять на страны Востока и их правительства путем дружественного отношения к этим странам, оказания им финансово-экономической, научно-технической, военно-технической и другой помощи, необходимой для их экономического и культурного развития и для защиты от внешней агрессии. Это нашло практическое проявление в строительстве при техническом содействии СССР важнейших промышленных предприятий и других народно-хозяйственных объектов не только в коммунистическом Китае, но также в Индии, Бирме, Египте, Алжире и ряде других стран. Советским Союзом направлялись в эти страны тысячи советских наиболее квалифицированных специалистов, много тысяч студентов из этих стран были приняты в советские высшие учебные заведения.
Сталин и другие советские руководители с большим уважением относились к руководителям стран «третьего мира» — Джавахарлару Неру, Индире Ганди, президенту Индонезии Сукарно, премьер-министру Бирмы У Ну, камбоджийскому принцу Н. Сиануку, президенту Египта Г. А. Насеру и ко многим другим руководителям стран Востока, которых Мао Цзэдун считал «марионетками империалистов», и с которыми следовало поступить так же, как он и его единомышленники поступили с Чан Кайши и Гоминьданом.
Одним из конкретных проявлений азиатской доктрины Мао Цзэдуна стали состоявшиеся в ноябре 1949 г. в Пекине конференция профсоюзов стран Азии и параллельно женская конференция этих стран. В профсоюзной конференции принимали участие советская профсоюзная делегация, возглавляемая заместителем председателя ВЦСПС Л. Н. Соловьевым, делегация Международной федерации профсоюзов, а также руководители компартий ряда европейских стран. В работе женской конференции принимала участие делегация Международной федерации демократических женщин (МФДЖ). На профсоюзной конференции председательствовал руководитель Всекитайской федерации профсоюзов, секретарь ЦК КПК Лю Шаоци. Китайскую делегацию на женской конференции возглавляла Дэн Инчао, жена Чжоу Эньлая, являвшаяся руководителем Ассоциации женщин КНР.
Лю Шаоци открывал азиатскую профсоюзную конференцию и выступил на ней с программной речью. Текст речи перед ее оглашением был обсужден на заседании Политбюро ЦК КПК и утвержден лично Мао Цзэдуном. В этом программном выступлении была дана установка компартиям и профсоюзам стран Азии идти китайским путем, т.е. решать внутренние политические и социально-экономические проблемы в своих странах при помощи оружия, организовывать руководимые коммунистами армии, партизанские отряды, свергать существующие там «марионеточные» правительства и ставить у власти руководимые коммунистами правительства.
Делегации стран Азии и европейские делегаты отвергли эту доктрину, как опасную для международного коммунистического и рабочего движения и национально-освободительного движения в странах Азии. Глава советской делегации Соловьев указал, что в странах Азии важнейшей задачей на современном этапе является борьба за свободу и независимость этих стран против господства империалистических держав и в этой борьбе необходимо сотрудничество между всеми национально-патриотическими силами, в том числе с представителями национальной буржуазии. Поэтому в этих условиях в ре-
стр. 82
шении внутренних проблем нельзя прибегать к вооруженной борьбе, так как это будет на руку только империалистическим, колониальным державам. Глава советской делегации предложил не публиковать текст выступления Лю Шаоци в печати.
Произошел, таким образом, раскол между китайской и всеми другими делегациями, причем не только на профсоюзной, но и на женской конференции. Узнав об этом, Сталин поспешил вмешаться и уладить конфликт, который мог иметь серьезные последствия прежде всего для отношений между Москвой и Пекином, тем более, что этот конфликт произошел накануне визита Мао Цзэдуна в Москву. Сталин направил телеграмму советскому послу СССР в Пекине Н. В. Рощину и главе советской делегации Соловьеву. В ней было сказано, что Соловьев допустил серьезную политическую ошибку, и предлагалось немедленно ее исправить — встретиться с Лю Шаоци, показать ему содержание сталинской телеграммы и заявить, что советская делегация признает свою позицию ошибочной. Сталин предложил Соловьеву проинформировать о полученных им указаниях из Москвы делегации стран Азии. Другими словами, Сталин дезавуировал позицию советской делегации, а по существу позицию ЦК ВКП(б) и свою личную позицию.
Дело в том, что инструкция для указанной профсоюзной делегации была утверждена ЦК ВКП(б) и лично Сталиным. Такой порядок был установлен для всех советских делегаций, направлявшихся для участия в международных конференциях или других важных мероприятиях. Так было и при поездке в Пекин упомянутой советской профсоюзной делегации. Полученные ею перед выездом в Пекин указания соответствовали принципиальной линии, которой придерживалось советское руководство в своей политике в отношении азиатских и других стран, освободившихся или освобождавшихся от колониального и полуколониального господства.
Сталин оказался в весьма затруднительном положении. Он стоял перед выбором: или твердо придерживаться своей принципиальной линии и поддержать позицию своей делегации и делегаций других стран, ставших в оппозицию к маоцзэдуновской доктрине, или отступить от нее ради установления и укрепления тесных отношений с пришедшим к власти в Китае правительством Мао Цзэдуна. Сталин посчитал целесообразным не вступать с ним в конфликт, тем более накануне его визита в Москву.
В результате вмешательства Сталина, конфликт был урегулирован как на профсоюзной, так и на женской конференциях. Текст речи Лю Шаоци был опубликован в КНР, переведен на русский язык и опубликован в советской печати. Причем в советской прессе эта речь появилась вскоре после приезда Мао Цзэдуна в Москву. Это был определенный политический жест советского руководства в адрес Мао Цзэдуна.
Сталин пошел на этот шаг потому, что в сложившейся в то время международной обстановке Советскому Союзу был необходим надежный союзник на Дальнем Востоке. Именно таким союзником Сталину, советскому руководству, да и подавляющему большинству населения Советского Союза представлялся коммунистический Китай.
Уступки советского руководства Пекину по вопросам политики в отношении так называемых «стран третьего мира» были обусловлены характером тогдашних отношений между Москвой и Пекином. Когда же в конце 50-х — начале 60-х годов отношения между Пекином и Москвой начали осложняться и когда левоэкстремистская политика Мао Цзэдуна в Азии все более резко обостряла обстановку в этом регионе и за его пределами, советское руководство вынуждено было все более твердо выступать против указанной политики Мао Цзэдуна. Это вызвало раскол в коммунистических партиях стран Азии — Индии, Бирмы, Индонезии и других. Одна часть коммунистов последовала политической линии Москвы на сотрудничество со всеми национально-патриотическими силами и национальными правительствами своих стран, независимо от их классовой принадлежности и идеологических взглядов. Другая часть коммунистов последовала маоцзэдуновской линии — линии на отказ от такого сотрудничества и на вооруженную борьбу с целью захвата власти. Так появились по две коммунистических партии или группы почти в каждой из стран Южной и Юго-Восточной Азии. Например, в Индии коммунисты разделились на Коммунистическую партию(промосковскую) и Марксистскую партию(про-
стр. 83
пекинскую), в Бирме коммунисты разделились на партию «белого флага» (промосковскую) и партию «красного флага» (пропекинскую).
В связи с упомянутым конфликтом, возникшим на профсоюзной и женской конференциях в Пекине, представляет интерес беседа Поверенного в делах СССР в КНР П. А. Шибаева с Лю Шаоци, состоявшаяся 25 декабря 1949 г. Шибаев тогда замещал посла Рощина, сопровождавшего Мао Цзэдуна в его поездке в Москву.
Совершенно секретно
Запись беседы Поверенного в делах СССР в КНР П. А. Шибаева с Лю Шаоци от 25 декабря 1949 года
«Заместитель Председателя Центрального Народного Правительства Китая и Секретарь ЦК КПК Лю Шаоци вчера пригласил меня в 10 часов вечера придти к нему для беседы в Кремль (государственная резиденция. -АЛ.).
При встрече со мной Лю Шаоци сообщил, что текст его речи на конференции профсоюзов стран Азии в свое время им был передан товарищу Рогову (корреспондент ТАСС в Китае. — АЛ.) для пересылки в Москву. Перевод его речи [с китайского на русский], а также резолюции и декларация конференции в свое время были переданы главе советской делегации товарищу Соловьеву. Сейчас в связи с запросом Москвы о присылке проверенного текста перевода выступления Лю Шаоци на конференции, а также обращения и резолюций конференции Лю Шаоци обещал дать посольству заверенные им переводы этих документов.
Далее Лю Шаоци в процессе беседы высказал следующую свою оценку работы профсоюзной и женской конференций стран Азии.
Китайские товарищи с самого начала были против созыва в Пекине как профсоюзной, так и женской конференции стран Азии, о чем в феврале месяце китайскими товарищами было доведено до сведения Всемирной Федерации Профсоюзов и Всемирной Федерации демократических женщин.
Наши основные мотивы против созыва указанных конференций тогда были следующие:
1) В то время еще не был освобожден даже город Пекин.
2) Как профсоюзное, так и женское движение в Китае находилось еще на слабом уровне.
3) Мы полагали возможным созыв таких конференций лишь в строго нелегальных условиях, поскольку любая открытая конференция привела бы только к походу империалистов против этих конференций и усилению репрессий против профсоюзного и женского движений в странах Азии. Кроме того, мы уже тогда считали, что любая резолюция подобного рода конференций может носить строго секретный характер, поскольку мы обязательно будем затрагивать вопрос об открытой вооруженной борьбе с империалистами — фактическими хозяевами стран Азии.
Тем не менее, вопреки возражениям китайских товарищей, Всемирная Федерация Профсоюзов и Всемирная Федерация [демократических] женщин приняли решение о созыве в Пекине в конце года вышеупомянутых конференций.
В своей вступительной речи, произнесенной Лю Шаоци при открытии конференции профсоюзов стран Азии, он указал, что основной задачей профсоюзов является борьба с империализмом. В этой же речи он подчеркнул, что основная форма борьбы рабочего класса против империализма — это вооруженная борьба, военные действия народно-освободительных армий.
Как известно, его вступительная речь произвела отрицательное впечатление на всех членов Исполкома Всемирной Федерации Профсоюзов, присутствовавших на конференции. Они выразили свое несогласие с содержащимися в ней положениями и предложили Лю Шаоци воздержаться от опубликования его речи. Лю Шаоци подчинился это-
стр. 84
му решению, хотя и не был с ним согласен. Потом Москва вмешалась в это дело, речь Лю Шаоци была признана правильной и своевременной, и было рекомендовано опубликовать ее в печати.
Что же испугало товарищей из Исполкома Всемирной Федерации Профсоюзов в речи Лю Шаоци?
В первую очередь их испугало то, что он призывал рабочий класс стран Азии — Индо-Китая, Бирмы, Индии, Индонезии, Малайи к открытому вооруженному выступлению против империалистов. Он указывал, что без вооруженной борьбы с империализмом и его марионетками, в виде правительств ряда стран Азии, рабочий класс не только не сможет добиться удовлетворения своих политических и экономических требований, но неминуемо будет разгромлен превосходящими силами империалистов и их марионеток. Поэтому он призывал всех профсоюзных работников стран Азии к сплочению вокруг коммунистических партий и к созданию, а вернее к поддержке народно-освободительных армий, уже существующих в этих странах.
Работники Всемирной Федерации Профсоюзов хорошо знают европейские условия, но имеют очень слабое понятие о специфике стран Азии, находящихся под гнетом иностранного империализма и марионеточных правительств, зависящих от империалистических стран. В странах Азии не может быть речи о демократической борьбе за восьмичасовой рабочий день, за социальное страхование, за равную оплату труда [мужчин и женщин] и другие демократические свободы без решительной вооруженной борьбы с империализмом, без свержения власти империализма.
Работники же Всемирной Федерации Профсоюзов предлагали рабочим и [другим] трудящимся стран Азии бороться за осуществление демократических свобод, но боялись призывать их к открытой вооруженной борьбе с империализмом. Более того, работники Всемирной Федерации Профсоюзов создавали совершенно ненужный авторитет Организации Объединенных Наций тем, что предлагали трудящимся стран Азии послать в ООН жалобу на свое бесправное и тяжелое материальное положение. Боясь открыто говорить о необходимости вооруженной борьбы стран Азии с империалистами, работники Всемирной Федерации Профсоюзов, видимо, опасались, что такого рода призывы могут вредно отразиться на их деятельности в Европе и в других странах.
После того, как речь Лю Шаоци по рекомендации Москвы была опубликована во всех газетах и между работниками Всемирной Федерации Профсоюзов и китайскими товарищами установились нормальные деловые отношения, в конце работы конференции у них снова возникли некоторые разногласия, на этот раз по вопросу о резолюции конференции стран Азии.
Лю Шаоци решительно возражал против резолюции, сформулированной Исполкомом Всемирной Федерации Профсоюзов, так как находил эту резолюцию беззубой, замазывающей основной жизненно важный для рабочего класса стран Азии вопрос, а именно — вопрос о вооруженной борьбе с империализмом стран Азии.
Лю Шаоци считал и считает до сих пор, что требования к правительствам стран Азии о восьмичасовом рабочем дне, социальном страховании, о бесплатном производственном обучении и т.д., а также пожелания об обращении в Организацию Объединенных Наций с просьбами о привлечении к ответственности правительств некоторых стран Азии за бесчеловечную эксплуатацию трудящихся масс в этих странах являются беззубыми, поскольку в проекте резолюции, предложенном Исполкомом Всемирной Федерации Профсоюзов конференции стран Азии, отсутствовал основной, главный политический лозунг — призыв к вооруженной борьбе с империализмом.
Когда Лю Шаоци заявил о своем возражении против указанного проекта резолюции, товарищи из Исполкома ВФП предложили ему самому написать проект резолюции, что он и сделал.
В своем проекте резолюции он предлагал поставить основной задачей профсоюзов борьбу за укрепление народно-освободительных армий в тех странах, в которых они существуют, и за создание народно-освободительных армий в тех странах, где их пока еще нет. На первом плане в своей резолюции он выдвигал вооруженную борьбу с империа-
стр. 85
лизмом, поскольку было бы смешно думать, что в условиях империалистического гнета можно было добиться каких-либо серьезных успехов в деле облегчения политического и экономического положения рабочего класса.
Когда товарищи из Исполкома Всемирной Федерации Профсоюзов, в частности, Луи Сайян, ознакомились с проектом резолюции Лю Шаоци, то они заявили ему, что если принять эту резолюцию, то им надо будет немедленно упаковать свои чемоданы и выехать из Парижа в Москву, потому что после принятия подобного рода резолюции какая-либо дальнейшая деятельность Всемирной Федерации Профсоюзов на территории империалистических стран станет невозможной. Нельзя призывать народы Индо-Китая, Бирмы и других стран к вооруженной борьбе против империализма, а самим оставаться спокойно жить в Париже, Лондоне и в других городах империалистических стран.
В итоге китайские товарищи вынуждены были согласиться с проектом резолюции, предложенным Исполкомом Всемирной Федерации.
Хотя они [китайцы] и голосовали за резолюцию, предложенную Исполкомом ВФП, но это, однако, вовсе не означает, что они полностью разделяют положения, содержащиеся в этой резолюции. Китайские товарищи голосовали за эту резолюцию только потому, что в ней не содержалось никаких принципиальных ошибок. Но в то же время они и сейчас считают, что эта резолюция плохая и не принесет пользы рабочему классу стран Азии.
В конце конференции мы [китайские товарищи] также согласились с другим предложением работников ВФП, против которого китайская делегация вначале возражала, а именно — с предложением о создании Бюро связи стран Азии. Мы согласились на это только после того, как Исполком Всемирной Федерации Профсоюзов признал, что руководящая роль в этом Бюро связи будет принадлежать китайским товарищам, как более детально знающим конкретное положение в странах Азии. Работа этого Бюро связи должна быть построена на строго конспиративных началах, чтобы оградить деятелей азиатского профсоюзного движения от всевозможных репрессий со стороны империалистов.
Лю Шаоци заявил, что в Париже, да и вообще в Европе, положение стран Азии, видимо, знают плохо.
Далее Лю Шаоци перешел к вопросу о работе женской конференции и рассказал следующее:
Исполком Всемирной Федерации [демократических] женщин, прибывший в Пекин для проведения своего заседания и организации женской азиатской конференции, также показал, что он плохо понимает положение в странах Азии. Члены Исполкома Федерации женщин, Клод Вайян Кутюрье и жена Тореза (Генеральный секретарь Французской коммунистической партии. — А. Л.) Жонетта Вермеш, оказались наиболее консервативными и не желали разобраться в подлинном положении в женском движении в странах Азии. Не говоря уже о том, что поведение этих двух французских делегаток было не вполне корректным в отношении китайских товарищей, как заявил Лю Шаоци, они упорно отказывались понять специфику стран Азии, имеющую большое отличие от Европы. В странах Азии, находящихся под господством империалистов, профсоюзное и женское движение могут существовать только в строго законспирированном виде, ибо, в противном случае, они будут немедленно разгромлены империалистами.
Исполком же Всемирной Федерации [демократических] женщин потребовал от китайских товарищей, чтобы они включили в резолюцию азиатской конференции женщин ряд пунктов, за осуществление которых женщины стран Азии должны бороться открыто — легально. Среди тех требований, которые содержались в проекте резолюции, предложенной Всемирной Федерацией [демократических] женщин для конференции стран Азии, содержались пункты о категорическом и немедленном запрещении детского труда, об охране женского труда, о социальном страховании, о бесплатном обучении, о ликвидации дискриминации женского труда и т.д. Китайские товарищи даже сейчас, в условиях победы над империалистами, не могут отказаться от детского труда, потому что, за-
стр. 86
претив полностью детский труд законодательным путем, они обрекут миллионы детей на голод и нищету. Выдвигать же требования об отмене детского труда в условиях господства империалистов в странах Азии вообще является фантастичным и нереальным.
Далее. Всемирная Федерация демократических женщин в проекте резолюции конференции стран Азии предложила обратиться в Организацию Объединенных Наций с протестом против эксплуатации детей и женщин в странах Азии. Китайские товарищи считают, что члены Исполкома Федерации [демократических] женщин своим предложением об обращении в ООН напрасно вселяют в сердца женщин стран Азии совершенно ненужные и иллюзорные надежды на всемогущество Организации Объединенных Наций и тем самым отвлекают массы от борьбы.
Китайские товарищи указали на основную ошибку в проекте резолюции Всемирной Федерации демократических женщин, предложенном для конференции стран Азии, а именно на то, что в нем отсутствовал пункт о необходимости вооруженной борьбы с империализмом в странах Азии, не было призыва к женщинам Азии о всемерной поддержке народно-освободительных армий в этих странах и отсутствовал пункт о необходимости нелегальных форм борьбы с империализмом и широкого участия женщин Азии в этой борьбе.
Таким образом, как сказал Лю Шаоци, Исполком Всемирной Федерации демократических женщин повторил те же самые ошибки, что и Всемирная Федерация Профсоюзов и показал незнание специфических условий стран Азии, находящихся под гнетом империализма, где немыслимо вырвать у империалистов какие-либо уступки открытыми легальными формами борьбы и где необходимо главное внимание обратить на вооруженную борьбу под руководством коммунистических партий.
Женщины из французской делегации обвинили китайских товарищей в том, что они умышленно отказываются подчеркнуть в документах Азиатской конференции женщин ведущую роль Советского Союза. Когда Дэн Инчао (глава китайской делегации) пришла к Лю Шаоци с проектом своего доклада на Азиатской конференции женщин, он сознательно вычеркнул из ее доклада цитату из статьи товарища Мао Цзэдуна от 1-го июля 1949 года «О диктатуре народной демократии», в которой Мао Цзэдун писал, что победа не была бы возможной, если бы не было помощи со стороны Советского Союза. Лю Шаоци вычеркнул эту фразу из доклада Дэн Инчао для того, чтобы трудящиеся женщины стран Азии не возлагали все свои надежды на помощь со стороны Советского Союза или со стороны победившей китайской революции, а всецело полагались на свои собственные силы. Лю Шаоци отметил, что Ленин и Сталин, до победы Октябрьской революции в России, также говорили, что в России существуют все возможности к тому, чтобы осуществить социалистическую революцию, не дожидаясь пока такая революция победит в других странах. Лишь после победы Великой Октябрьской социалистической революции Ленин и Сталин впервые стали говорить о той большой поддержке, которую Октябрьская Революция получила со стороны мирового пролетариата.
То же самое имеет место и в Китае. Никогда товарищ Мао Цзэдун и другие руководители китайской коммунистической партии до победы китайской революции не говорили о помощи со стороны Советского Союза. Кроме того, в декабре 1948 года в своей статье «Современная обстановка и наши задачи» товарищ Мао Цзэдун призывал китайских товарищей не рассчитывать на помощь извне, а всецело полагаться на свои собственные силы. Только 1-го июля сего года товарищ Мао Цзэдун в своей статье «О народно-демократической диктатуре» счел возможным во всеуслышание заявить о выдающейся роли, которую сыграла помощь Советского Союза в деле китайской революции. Поэтому и Лю Шаоци считал, что в резолюции конференции женщин стран Азии также не следует ничего писать о Советском Союзе и о [его роли в] победившей китайской революции с тем, чтобы, с одной стороны, не создавать у женщин стран Азии настроений самоуспокоенности и уверенности [в получении] внешней помощи, а не в своих собственных силах, а с другой стороны — не давать лишнего повода говорить о вмешательстве СССР или Китая во внутренние дела других стран.
стр. 87
Однако некоторые работники Исполкома Всемирной Федерации [демократических] женщин, например, жена Тореза и Клод Вайян Кутюрье, расценили это как нежелание китайских товарищей считаться с всемирно-исторической ролью Советского Союза в деле обеспечения побед народно-освободительного движения в странах Азии.
Чтобы опровергнуть такие неправильные взгляды, Лю Шаоци вынужден был согласиться на включение в речь Дэн Инчао указанной цитаты из статьи товарища Мао Цзэдуна.
Накануне своего отъезда из Пекина в Шанхай Клод Вайян Кутюрье и жена Тореза прислали Лю Шаоци список вопросов, на которые просили его дать им ответ. Эти вопросы, по словам Лю Шаоци, свидетельствуют о том, что, несмотря на окончание конференции женщин стран Азии, жена Тореза и Клод Вайян Кутюрье до сих пор не поняли специфики азиатских условий. В поставленных в письменной форме вопросах они спрашивают Лю Шаоци, почему китайские товарищи считают неправильным включение в резолюции конференции женщин стран Азии требований о немедленной отмене детского труда, о бесплатном обучении, о социальном страховании, об обращении в Организацию Объединенных Наций с протестом против зверского обращения с женщинами и детьми в странах Азии и т.д. На все эти вопросы Лю Шаоци собирается дать исчерпывающие ответы.
Китайская делегация на конференции женщин стран Азии решительно возражала против создания Бюро связи женщин стран Азии, считая создание такого Бюро преждевременным по следующим причинам:
1) Демократические женские организации в угнетенных империалистами странах Азии не могут действовать открыто во избежании неминуемого разгрома их империалистами и их агентурой.
2) Для создания же объединенного руководящего центра для руководства нелегальной борьбой женщин стран Азии Всекитайская Федерация женщин еще не доросла и сама еще испытывает много трудностей в работе даже на территории Китая.
По вышеизложенным соображениям китайские делегаты предложили отложить вопрос о создании Бюро связи демократической федерации.
Я поблагодарил товарища Лю Шаоци за информацию о работе закончившейся конференции Профсоюзов и о работе конференции женщин стран Азии.
Затем Лю Шаоци инициативно рассказал мне о том, что в Пекин недавно приехали из Вьетнама от Хо Цзэ-мина (Хо Ши Мин. — АЛ.) представители ЦК компартии Вьетнама, которые привезли с собой письмо от Хо Цзэ-мина товарищу Мао Цзэдуну, содержащее предложение о признании Советским Союзом и Китаем правительства Хо Цзэ-мина. Лю Шаоци телеграфно сообщил текст этого письма товарищу Мао Цзэдуну в Москву [прибывшего туда с визитом 16 декабря]. Китайские товарищи также приняли решение об укреплении их связей с Хо Цзэ-мином, для чего в ближайшее время нелегально направляют к Хо Цзэ-мину группу своих товарищей, снабженной мощной радиостанцией и шифром.
Касаясь военной ситуации в Южном и Юго-Западном Китае, Лю Шаоци заявил, что войска Народно-освободительной Армии Китая, действующие против группировки [гоминьдановских] войск Ху Цзунаня, в течение 2 — 3 дней проведут перегруппировку и, немного отдохнув, начнут генеральное наступление с целью окружения плотным кольцом войск Ху Цзунаня. Уйти из окружения войска Ху Цзунаня не смогут.
В провинции Юньнань войска 8-й и 26-й гоминьдановских армий, общей численностью в 30 тысяч человек, пытаются штурмом овладеть столицей провинции Юньнань, городом Куньмином. Но губернатор этой провинции Лу Хань, недавно заявивший о переходе на сторону Народно-освободительной Армии, отбил все атаки гоминьдановцев.
Гоминьдановские войска сейчас отходят к границе Индо-Китая.
По имеющимся у Лю Шаоци данным, в Индо-Китай уже перешло до 20 тысяч человек гоминьдановских войск. Местные индо-китайские власти разоружают эти войска.
Говоря об операциях Народно-освободительной Армии против Тибета, товарищ Лю Шаоци отметил, что эти операции будут проведены летом 1950 года и что без воору-
стр. 88
женной экспедиции против Лхассы воссоединить Тибет с Китаем вряд ли удастся. Китайское правительство в настоящее время использует находящегося в Цинхае Панчен-Ламу для раздувания религиозных распрей в Тибете и подрыва там авторитета английского ставленника Далай-Ламы.
В заключение я поблагодарил товарища Лю Шаоци.
Принял он меня очень тепло в своей квартире, держался просто.
На беседе присутствовал советник Посольства С. Тихвинский, который переводил беседу.
Беседа продолжалась 2,5 часа.
Поверенный в делах СССР в КНР
П. Шибаев2
ВОЗВРАЩЕНИЕ В КОРЕЮ КОРЕЙСКИХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ, ВОЕВАВШИХ В КИТАЕ ПРОТИВ ЯПОНИИ
После оккупации Кореи японскими милитаристами, многие корейцы вынуждены были покинуть свою родину и эмигрировать в Китай, в СССР и в другие страны. В Советском Союзе им была предоставлена возможность получить высшее и среднее специальное образование, работу в различных советских государственных учреждениях, на промышленных предприятиях, в сельском хозяйстве. Многие корейцы служили в Советской Армии, вместе с советскими воинами участвовали в боевых действиях на фронтах против гитлеровской Германии и милитаристской Японии. Многие из корейских эмигрантов после капитуляции Японии возвратились в Корею. Причем эмигранты, находившиеся в США и в других западных странах, предпочли возвратиться в Южную Корею, корейцы, проживавшие в СССР и пожелавшие возвратиться в Корею, направились в ее северную часть. Корейские эмигранты, проживавшие в Китае, состояли из двух групп: одни находились на гоминьдановской территории, другие — в коммунистических районах. Одни из корейских эмигрантов служили в гоминьдановских войсках, другие — в коммунистических войсках. После капитуляции Японии часть эмигрантов выехала из Китая в Южную Корею. Все корейские солдаты и офицеры, служившие в рядах Народно-освободительной (коммунистической) армии Китая (НОАК), после окончания гражданской войны в Китае были направлены в Северную Корею. Вместе с корейцами, служившими в вооруженных силах СССР, они составили основное ядро северокорейской Народной Армии.
Ниже приводятся телеграммы по упомянутому вопросу начальника Генерального штаба НОАК Не Жунчжэня от 29 декабря 1949 г. Мао Цзэдуну, находившемуся в то время в Москве (Мао Цзэдун передал текст этой телеграммы И. В. Сталину), а также секретаря ЦК КПК Лю Шаоци Мао Цзэдуну от 21 января 1950 г.
Совершенно секретно
Председателю Мао
Передаю текст телеграммы военного округа Центрального Китая о возможности отправки корейских солдат и офицеров на Родину. Прошу Ваших указаний.
Не Жунчжэн
29.ХП.1949г.
2 Архив внешней политики РФ (далее — АВП РФ), ф. N 0100, оп. 43, п. 302, л. 18 — 30.
стр. 89
Текст телеграммы:
По последним данным, число корейцев, находящихся на службе в частях Народно-освободительной армии, составляет около 16 тысяч человек. Кроме разбросанных по частям Народно-освободительной армии, имеется 4 батальона, 27 рот и 9 взводов из корейцев. На действительной службе находятся: 2 человека дивизионного, 5 человек полкового, 87 человек батальонного ранга, 598 человек ранга командира роты, 1400 человек взводного и 1900 человек младшего комсостава. Все они закалены и воспитаны в рядах Народно-освободительной армии и при помощи китайских товарищей добились большого прогресса. Многие из них приобрели у нашей армии опыт в проведении боевых операций, создания вооруженных сил и проведения политической работы. Считаем, что большинство из них может быть выращено в кадры. После перехода наших войск на юг Китая, однажды наблюдалось некоторое волнение, выразившееся в том, что отдельные лица просили вернуть их на Родину, но абсолютное большинство подчинялось приказу и решительно продвигалось на юг. Теперь война уже кончается. В интересах корейского народа мы бы хотели отправить эти подготовленные кадры в Корею (кто желает остаться, мы его оставим). Просим ЦК обсудить и сообщить о возможности отправки их на Родину, а также о том, не желает ли Корейская [трудовая] партия их возвращения в данное время. Если вопрос будет разрешен положительно, то мы их намерены сосредоточить и организовать из них одну дивизию или 4 — 5 полков регулярных войск, а после кратковременного обучения отправим их на Родину.
Просим указаний.
Линь Бяо
Дэн Цзыхуэй
Тан Чжэнь
25.ХП. 1949 года3 .
Секретно
Телеграмма Лю Шаоци Мао Цзэдуну в Москву
Телеграмма от ЦК КПК
Председателю Мао!
Солдаты и офицеры — корейцы, находящиеся на службе в частях 4-й полевой армии, насчитывают 14 тысяч человек. Ким Ир Сен прислал 3 представителей во главе с начальником оперативного отдела Штаба принять этих корейцев. Они просят сформировать из этих бойцов одну дивизию с отрядами непосредственного подчинения командованию дивизии, а также увезти с собой все вооружение: 12 000 винтовок, 440 легких пулеметов, 180 станковых пулеметов, 120 револьверов, 132 бомбомета, 72 танковых орудий, 36 минометов 105 мм и боеприпасы. Нами предложено т. Линь Бяо удовлетворить эту просьбу.
Прошу Вашего указания по этому поводу
Лю Шаоци
22.1.1950 г.
Согласен полностью удовлетворить.
Мао Цзэдун 25.1.1950 г.4
3 Архив Президента Российской Федерации (далее — АП РФ), ф. N 45, оп. 1, д. 334, л. 8 — 9.
4 Там же, л. 22.
стр. 90
ПЕРЕПИСКА СТАЛИНА С МАО ЦЗЭДУНОМ О КОРЕЕ.
В январе-феврале, а затем в мае-октябре 1947 г. в Сеуле проходили переговоры между СССР и США по вопросам, касающимся выполнения решений Московского (декабрь 1945 г.) совещания министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, на котором в целях демократизации и восстановления независимости страны предусматривалось создание временного корейского демократического правительства, а для содействия его образованию учреждалась советско-американская совместная комиссия. Эти переговоры закончились полным провалом ввиду позиции правительства США, взявшего курс на раскол Кореи5 .
После этого у советской и американской сторон окончательно рассеялись всякие иллюзии, если таковые вообще существовали, относительно мирного объединения Кореи. Правительство США активно взялось за создание и усиление южнокорейской армии, а правительство СССР — северокорейской. СССР и США стремилась таким путем сохранить и укрепить свои позиции: СССР — в Северной Корее, а США — в Южной Корее. СССР хотел, чтобы у Ким Ир Сена была достаточно сильная армия, которая могла бы отбить атаки в случае нападения южнокорейской армии. США, со своей стороны, помогали Ли Сын Ману создать достаточно сильную армию, которая могла бы отбить атаки в случае нападения северокорейской стороны.
При всем желании вытеснить американцев из Кореи и заставить их убраться как можно дальше от советской границы, советское руководство все же было против развязывания северокорейской стороной войны против Юга, так как понимало, что в этом случае США не останутся сторонними наблюдателями и бросят на помощь Ли Сын Ману свои вооруженные силы, в результате чего северокорейская армия потерпит поражение. Оказать же прямую военную помощь Северной Корее СССР не сможет, так как такая акция приведет к войне между СССР и США, т.е. к мировой войне. Такой же линии по тем же соображениям придерживалось в этом вопросе и правительство США. Конечно, в американских руководящих кругах, особенно среди военных, были люди, готовые пойти на авантюры. Но их сдерживали более трезво мыслящие деятели, которые при всей своей агрессивности в отношении СССР боялись идти на развязывание войны в Корее, их удерживала мощь Советского Союза, в частности создание в СССР атомной бомбы, и появление на Дальнем Востоке коммунистического Китая, что существенно меняло баланс сил на мировой арене.
У Ким Ир Сена и у Ли Сын Мана были свои планы. Оба они стремились к скорейшему объединению своей страны, но каждый из них хотел, чтобы объединенная Корея была под его властью. Но поскольку добиться этого мирным путем было невозможно, каждый из них хотел решить эту проблему военным путем при содействии своих иностранных друзей. Ким Ир Сен рассчитывал на помощь СССР и коммунистического Китая, а Ли Сын Ман — на поддержку США. Свои планы военно-силового решения корейского вопроса правительство Ли Сын Мана строило на трумэновской доктрине «борьбы с мировым коммунизмом», на советско-американских противоречиях, к которым после прихода к власти в октябре 1949 г. китайских коммунистов прибавились американо-китайские противоречия.
Правительство Ли Сын Мана стремилось сыграть на этих настроениях в целях осуществления указанных планов в решении корейского вопроса. Ли Сын Ман выступал с воинственными заявлениями о том, что «Южная Корея готова к вторжению на Север», что «составлен план удара по коммунистам в Пхеньяне». В конце 1949 г. — начале 1950 г. обстановка в районе 38-й параллели резко обострилась. Между войсками Севера и Юга постоянно вспыхивали перестрелки. Вооруженные столкновения приобретали характер позиционной войны с применением стрелкового оружия и артиллерии.
5 Подробнее об этом см. Петухов В. И. У истоков борьбы за единство и независимость Кореи. М., 1987, с. 56 — 116.
стр. 91
Ким Ир Сен тоже строил свои стратегические планы на советско-американских и китайско(КПК)-американских противоречиях, на «азиатской доктрине» Мао Цзэдуна, нацеленной на развязывание гражданских войн в Азии с целью установления политических режимов маоцзэдуновского образца.
Враждебные заявления Ли Сын Мана и других южнокорейских руководящих деятелей в отношении северокорейских властей, естественно воспринимались в Пхеньяне и в Москве как свидетельства того, что южнокорейские власти готовятся к военному походу в Северную Корею. Это служило для Ким Ир Сена важнейшим аргументом в его стремлении первым начать войну за объединение Кореи. Указанная выше маоцзэдуновская доктрина давала основания рассчитывать на помощь со стороны коммунистического Китая. Но для объединения Кореи путем войны поддержки со стороны КНР было недостаточно, решающее значение имела помощь со стороны СССР. Необходимо было склонить к этому Сталина. Чтобы добиться этого, Ким Ир Сен принялся направлять через советского посла в Пхеньяне Шлыкова одну за другой шифртелеграммы, в которых сообщалось, что на линии 38-й параллели южнокорейцами систематически совершаются вооруженные провокации, что поблизости от этой линии концентрируются крупные силы южнокорейских войск. Серия этих телеграмм опубликована в последнее время в книге профессора А. В. Торкунова6 . В Москве эта информация большого доверия не вызывала, но, тем не менее, она оказывала определенное влияние на настроения в советских политических кругах.
Северокорейское руководство и лично Ким Ир Сен последовательно убеждали Сталина «дать добро» на освобождение Южной Кореи. Советский лидер какое-то время (до января 1950 г.) колебался, однако затем изменил свою позицию, но настаивал при этом при встрече с Ким Ир Сеном в апреле 1950 г. на том, чтобы и Китай поддержал идею военного решения проблемы объединения Кореи. Мао Цзэдун при встрече с Ким Ир Сеном в мае 1950 г. одобрил замыслы северокорейских руководителей и пообещал китайскую поддержку.
Как следует из документов секретной переписки Сталина с Мао Цзэдуном, выявленных нами в российских архивах, политика Мао Цзэдуна заключалась в том, что в переговорах с Ким Ир Сеном и его представителями, приезжавшими в Пекин, Мао Цзэдун поощрял их на «освободительную войну», а в сообщениях Сталину об этих переговорах он заявлял, что отверг указанные намерения. Ниже приводятся документы, выявленные нами в архивных фондах Сталина и Политбюро ЦК ВКП(б), раскрывающие некоторые стороны подготовки корейской войны.
Телеграмма Сталина Мао Цзэдуну
Проект Молотова от 26.Х.1949 г.
Совершенно секретно
Товарищам Маленкову, Берия, Кагановичу, Булганину
Представляю проект ответа на телеграмму тов. Мао Цзэдуна на имя тов. Филиппова [Сталина] по вопросу о Корее (см. Телеграмму тов. Ковалева N 234)
В. Молотов
26 октября 1949 г. Ковалеву, Рощину Передайте Мао Цзэдуну следующий ответ Филиппова на его телеграмму от 21 октября:
6 Торкунов А. В. Загадочная война: корейский конфликт 1950 — 1953 гг. М, 2000.
стр. 92
«Тов. Мао Цзэдуну.
Мы согласны с Вашим мнением, что в настоящее время Корейской Армии [пока] не следует вести наступления. В свое время мы тоже указывали корейским друзьям на то, что намечавшееся ими наступление Корейской Народной Армии на юг не должно быть предпринято, так как это наступление не подготовлено пока ни с военной, ни с политической стороны.
По нашему мнению, в настоящее время корейским друзьям следует в борьбе за объединение Кореи сосредоточить свои силы на развертывании партизанского движения, создании освобожденных районов в Южной Кореи и на всемерном укреплении Народной Армии Кореи.
Филиппов
Исполнение телеграфьте
Громыко7
ЭВОЛЮЦИЯ В ПОЛИТИКЕ СТАЛИНА
Подписывая эту телеграмму, Сталин зачеркнул слово «пока», предложив тем самым не торопиться с военным решением корейского вопроса ввиду его чрезвычайной сложности. И действительно, ввязываться в силовое решение этого вопроса Советскому Союзу было ни к чему. Во-первых, наша страна только что вышла из тяжелейшей войны с гитлеровской Германией и испытывала невероятнейшие экономические трудности. Во-вторых, СССР находился в состоянии «холодной войны», начатой против него западными державами во главе с США. В-третьих, главную угрозу для СССР представляла обстановка в Европе, острейший конфликт вокруг германской проблемы («берлинский кризис»).
Однако Сталин вскоре начал колебаться и отходить от занятой им позиции, изложенной в указанной выше телеграмме, и склоняться к тому, чтобы северокорейское руководство начало военной поход в Южную Корею. Такой сдвиг в позиции Сталина произошел, с одной стороны, в результате настойчивых попыток Ким Ир Сена и его товарищей убедить Москву и Пекин в необходимости начать такое выступление, мотивируя это угрозой нападения со стороны Южной Кореи и заверяя при этом Сталина и Мао Цзэдуна в том, что армия КНДР достаточно крепка и боеспособна, и что она располагает значительным превосходством над лисынмановской армией. Ким Ир Сен и его товарищи заверяли Сталина, что в Южной Корее сложилась благоприятнейшая обстановка для похода туда армии КНДР, что там развертываются мощное партизанское движение и массовые выступления южнокорейской общественности против лисынмановских властей и американцев, и что население Южной Кореи с нетерпением ждет прихода своих освободителей с Севера. Все это, заверяли Сталина северокорейские руководители, не оставляет у них никаких сомнений в успехе намеченного ими «освободительного похода» в Южную Корею.
Южнокорейские власти, со своей стороны, выступали с воинственными заявлениями о своей решимости и готовности двинуть свои войска в Северную Корею для освобождения ее от власти коммунистов и призывали США оказать им помощь в осуществлении этих планов. И это находило поддержку в наиболее агрессивных политических и военных кругах США — сторонников антикоммунистической «доктрины Трумэна».
Большое влияние на действия Ким Ир Сена и его товарищей в вопросе объединения Кореи оказал Мао Цзэдун. Прежде всего, на путь войны их, как и леворадикальных деятелей в других странах Азии, провоцировала приведенная выше «азиатская доктрина» Мао Цзэдуна, его установка на перестройку Азии по «китайскому образцу».
В отношениях с Москвой по корейскому вопросу Мао Цзэдун вел двойную игру, которая раскрылась вскоре же после начала корейской войны. Она заключалась в том,
7 АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 332, л. 47-48.
стр. 93
что в переписке со Сталиным Мао Цзэдун заявлял, что отговаривал северокорейцев от военного похода. Но не сообщал Сталину о том, что в переговорах с Ким Ир Сеном и его товарищами заверял их, что «в случае необходимости» КНР окажет им помощь своими вооруженными силами. О готовности оказать такую помощь Северной Корее в борьбе против южнокорейского режима и «американских империалистов» Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай заявляли в беседах с находившимися при Мао Цзэдуне представителями ЦК ВКП(б) П. Ф. Юдиным, И. В. Ковалевым и советским послом Н. В. Рощиным. Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай говорили, что Советскому Союзу нельзя вступать в вооруженную борьбу с американскими империалистами в Азии, поскольку Советский Союз является главной опорой всего социалистического лагеря и эту опору необходимо беречь. Поэтому основную задачу вооруженной борьбы с американскими империалистами в Азии возьмет на себя КНР.
Под напором Ким Ир Сена и его товарищей, заверявших Сталина в том, что военный поход будет успешным, с одной стороны, и в результате заверений Мао Цзэдуна о военной помощи «корейским друзьям», — с другой, Сталин в конечном счете отступил от своей первоначальной позиции и склонился к согласию с планом Ким Ир Сена (поддержанного Мао Цзэдуном) военного похода в Южную Корею. Об этом свидетельствуют выявленные в российских архивах документы.
Совершенно секретно
Шифрованная телеграмма
Пекин. Совпосол
Особая
Для Мао Цзэдуна
«Тов. Мао Цзэдун!
В беседе с корейскими товарищами Филиппов и его друзья высказали мнение, что в силу изменившейся международной обстановки они согласны с предложением корейцев приступить к объединению [Кореи]. При этом было оговорено, что вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до нового обсуждения.
Подробности беседы могут рассказать корейские товарищи.
Филиппов»
Исполнение телеграфьте.
Вышинский
14.V.50 г.»
Тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Вышинскому8
Как можно судить о содержании этой телеграммы, Сталин снял свои прежние возражения против плана наступления северокорейской армии на юг, но предложил корейцам решить этот вопрос с Мао Цзэдуном, т.е. в зависимости от согласия КНР оказать помощь в осуществлении этой военной операции.
Под «изменением международной обстановки» Сталин, по-видимому, подразумевал изменившийся «баланс сил» в пользу «лагеря социализма» в результате выхода на мировую арену коммунистического Китая, создание в СССР атомной бомбы и указанную выше доктрину Мао Цзэдуна, изложенную в речи Лю Шаоци на Азиатской профсоюзной конференции в ноябре 1949 г.
8 Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ), ф. 558, оп. 11, д. 334, л. 55.
стр. 94
Строго секретно
Шифрованная телеграмма
NN разметки: N 1. Сталину, N 2. Сталину, N 3. Молотову, N 4. Маленкову, N 5. Булганину, N 6. Вышинскому
Из Пекина — от Рощина
14.V.50 г.
вне очереди
Особая
Для товарища Филиппова
14 мая в 14 часов 40 минут посетил товарища Мао Цзэдуна и вручил ему Вашу телеграмму. Товарищ Мао Цзэдун, поблагодарив Вас за ответ, сообщил, что корейские товарищи в беседе с ним вечером 13 мая детально информировали его о положении в стране и беседе с Вами. Он согласен с оценками корейскими товарищами обстановки в Северной и Южной Корее, а также с их оценкой соотношения сил севера и юга. Далее товарищ Мао Цзэдун указал, что он сообщил корейским товарищам о возможности заключения между Китаем и Кореей (после объединения) договора о дружбе, союзе и взаимной помощи по образцу китайско-советского договора, но что окончательное решение по заключению такого договора китайское правительство примет лишь посоветовавшись с товарищем Филипповым.
Рощин
14.V.50 г.9
Из этого документа видно, что вопрос о военном походе северокорейской армии на Юг Мао Цзэдун считал для себя делом решенным.
Совершенно секретно
Шифрованная телеграмма
Пекин Совпосол 16.V.50 г.
Вне очереди
Особая
«Сообщите Мао Цзэдуну, что товарищ Филиппов и друзья считают совершенно правильным мнение тов. Мао Цзэдуна о том, чтобы заключить с Кореей после объединения договор о дружбе, союзе и взаимной мощи.
Филиппов» Исполнение телеграфьте.
А. Вышинский 16.V.50 г.» тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Вышинскому10
НАЧАЛО КОРЕЙСКОЙ ВОЙНЫ
25 июня 1950 г. радиоволны на всех языках мира распространили сообщение: в Корее, в стране «Утренней свежести» началась война. Правительство Ким Ир Сена объявило, что на КНДР (Северную Корею) напала южнокорейская армия Ли Сын Мана, что ее атаки были отбиты и Народная армия Кореи (НАК) успешно двинулась на Юг.
Вслед за этим из Пхеньяна последовали победоносные сообщения о стремительном и триумфальном продвижении северокорейской Армии на юг.
27 июня 1950 г. президент США Г. Трумэн отдал приказ военно-морским и военно-воздушным силам США оказать поддержку южнокорейским войскам. Авиация и боевые корабли США начали наносить ожесточенные удары как по наступающим войскам
9 Там же, л. 56.
10 Там же, л. 57.
стр. 95
КНДР, так и по тыловым объектам, превращая в руины и сжигая города и села Северной Кореи. Тем не менее, северокорейские войска продвигались все дальше и дальше от 38-й параллели на юг.
28 июня войсками КНДР была взята столица Кореи — город Сеул. Согласно официальному сообщению Пхеньяна к середине сентября 1950 г. войска КНДР установили контроль над 90% территории Южной Кореи11 .
На международном политическом и дипломатическом фронтах события развивались для Пхеньяна, Москвы и Пекина с самого начала весьма неблагоприятно.
27 июня 1950 г. вслед за объявлением упомянутого приказа Трумэна войскам ВВС и ВМС США об оказании помощи правительству Южной Кореи по требованию правительства США был созван Совет Безопасности для рассмотрения корейского вопроса. Заседание состоялось без советского представителя, который по указанию из Москвы демонстративно отказался участвовать в нем в знак протеста против объявленной Трумэном «вооруженной интервенции». На этом заседании по предложению представителя США была принята внесенная госдепартаментом США резолюция, одобрявшая упомянутый выше приказ президента Трумэна.
Вслед за этим Совет Безопасности принял новую резолюцию, в которой всем странам-членам ООН предлагалось оказать помощь Южной Корее в войне против «агрессии» со стороны Северной Кореи. США удалось добиться принятия этих резолюций благодаря отсутствию на заседаниях Совета Безопасности советского представителя Я. А. Малика, который мог наложить вето на эти резолюции.
В ответ на принятие указанных резолюций советское правительство заявило, что эти решения не имеют законной силы, так как они приняты в нарушение Устава ООН, согласно которому для принятия Советом Безопасности решений по важным вопросам требуются голоса пяти его постоянных членов — США, Великобритании, Франции, СССР и Китая, а это требование не было соблюдено, поскольку советский представитель не участвовал в голосовании, а законный представитель Китая, каковым является представитель КНР, правительством США и проамериканским большинством в ООН не допущен к работе в этой организации.
Отказ советского представителя от участия в обсуждении в Совете Безопасности подготовленной правительством США резолюции по корейскому вопросу вызвал недоумение у многих. Сомнения в правильности такого шага были выражены президентом Чехословакии К. Готвальдом в беседе с советским послом в Праге. Готвальд заявил, что, по его мнению, «лагерю демократии нет необходимости уходить из Совета Безопасности». Сталин ответил Готвальду не сразу, а спустя месяц, 27 августа.
Совершенно секретно
Прага. Совпосол
Передайте Готвальду на словах следующее. Если он попросит — составьте ему в письменном виде.
«Мы на вопрос ухода Советского Союза из Совета Безопасности 27 июня и о событиях, развернувшихся после этого ухода, смотрим несколько иначе, чем тов. Готвальд.
Мы ушли из Совета Безопасности с четверной целью: во-первых, с целью продемонстрировать солидарность Советского Союза с новым Китаем.
Во-вторых, с целью подчеркнуть глупость и идиотство политики США, признающей гоминьдановское чучело в Совете Безопасности представителем Китая и не желающей допустить подлинного представителя Китая в Совет Безопасности; в-третьих, сделать незаконным решения Совета Безопасности в силу отсутствия представителей двух великих держав; в-четвертых, с целью развязать руки американскому правительству и дать
11 Плотников Г. К. Отечественная освободительная война Корейского народа. — За мир на земле Кореи. М, 1985, с. 42.
стр. 96
ему возможность, используя большинство в Совете Безопасности, — совершить новые глупости с тем, чтобы общественное мнение могло разглядеть подлинное лицо американского правительства.
Я думаю, что нам удалось добиться осуществления всех этих целей.
После нашего ухода из Совета Безопасности Америка впуталась в военную интервенцию в Корее и там растрачивает теперь свой военный престиж и моральный авторитет. Едва ли теперь может кто-либо из честных людей сомневаться в том, что Америка выступает в Корее в роли насильника и агрессора и что в военном отношении она не так уж сильна, как рекламирует себя. Кроме того, ясно, что Соединенные Штаты Америки отвлечены теперь от Европы на Дальнем Востоке. Дает ли все это нам плюс с точки зрения баланса мировых сил? Безусловно дает.
Допустим, что американское правительство будет и дальше увязать на Дальнем Востоке и втянет Китай в борьбу за свободу Кореи и за свою собственную независимость. Что из этого может получиться?
Во-первых, Америка, как и любое другое государство, не может справиться с Китаем, имеющим наготове большие вооруженные силы. Стало быть, Америка должна надорваться в этой борьбе. Во-вторых, надорвавшись на этом деле, Америка будет неспособна в ближайшее время на третью мировую войну. Стало быть, третья мировая война будет отложена на неопределенный срок, что обеспечит необходимое время для укрепления социализма в Европе. Я уже не говорю о том, что борьба Америки с Китаем должна будет революционизировать всю Дальневосточную Азию. Дает ли все это нам плюс с точки зрения баланса мировых сил? Безусловно дает.
Как видите, дело об участии и неучастии Советского Союза в Совете Безопасности не такой уж простой вопрос, как это может показаться на первый взгляд.
В силу всего этого мы не можем сказать, что «лагерю демократии нет необходимости уходить из Совета Безопасности». Уход или неуход зависит от обстоятельств. Мы можем еще раз уйти из Совета Безопасности и еще раз вернуться, в зависимости от международной обстановки.
Могут спросить — для чего же мы вернулись теперь в Совет Безопасности. Для того, чтобы продолжить разоблачение агрессивной политики американского правительства и помешать ему прикрывать свою агрессию флагом Совета Безопасности. Теперь, когда Америка уже втянулась в агрессию в Корее, легче всего будет добиться этой цели, находясь в Совете Безопасности. Я думаю, что это понятно и не нуждается в дальнейших разъяснениях.
Филиппов
27 августа 1950 г.»12
Вооруженная интервенция США в Корее не была для Сталина неожиданной. После поражения США в Китае внутриполитическая обстановка в США резко обострилась: правительство Трумэна подверглось ожесточенным нападкам со стороны оппозиционной партии и широкой американской общественности по поводу «потери Китая». В этих условиях администрация Трумэна не могла занять нейтралитет в отношении событий в Кореи и позволить таким образом Пхеньяну установить контроль над Южной Кореей. Сталин понимал, что США не смогут воздержаться от вооруженной интервенции в Корее, и он решил со своей стороны облегчить американцам, как он выразился в письме президенту Чехословакии Готвальду, совершить такую «глупость». Сталин, разумеется, не намерен был позволить США одержать победу в корейской войне и установить свой полный контроль над Кореей. Стратегическая цель Сталина состояла в том, как он раскрыл ее в телеграмме Готвальду, чтобы США «впутались» в корейскую войну, «завязли» в ней и надорвались, ослабив таким образом свои силы не только в «Дальневосточной
12 РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 62, л. 71 — 72.
стр. 97
Азии», но, что еще более важно для СССР, — подорвали свое стратегическое положение в Европе.
В политике и практической деятельности правительства США Сталин видел возраставшую угрозу новой мировой войны, направленной на этот раз главным образом против СССР. Советское правительство было заинтересовано в том, чтобы подрывом сил США в Корее как можно дольше отодвинуть новую мировую войну и получить, таким образом, как можно более длительную передышку для укрепления «социалистического лагеря», а главное — для залечивания тяжелых ран, нанесенных Советскому Союзу войной с гитлеровской Германией, для восстановления и развития экономики СССР. Сталин исходил из того, что северокорейской армии поможет справиться с американской интервенцией коммунистический Китай своими вооруженными силами, боевую технику которым предоставит СССР. Это вытекало из упомянутой выше «Азиатской доктрины» Мао Цзэдуна, а также из обещаний, которые давались Мао Цзэдуном северокорейским руководителям и из заявлений Мао Цзэдуна в беседах с официальными лицами СССР в Китае — Юдиным, Ковалевым, с послом Рощиным. Мао Цзэдун понимал, что в интересах безопасности Китая нельзя допустить установления господства США в Корее, а тем более перехода под их контроль Северной Кореи и выхода их к границам Китая — Маньчжурии. Таким образом в национальных интересах и СССР и Китая необходимо было добиться поражения американской военной интервенции в Корее.
ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛИТИКИ МАО ЦЗЭДУНА
В связи с объявленной Трумэном вооруженной американской помощи Южной Корее, а вслед за ней и направлением под флагом ООН войск ряда государств — стран ООН в Корею, и исходя из данных Мао Цзэдуном упомянутых обещаний о противодействии этой интервенции со стороны КНР, Сталин начал торопить Мао Цзэдуна сосредоточить у маньчжуро-корейской границы ударную группировку войск НОАК с целью обеспечения безопасности территории Маньчжурии и использования их в боевых действиях под волонтерским флагом против американских войск, в случае попыток нарушения американцами линии 38-й параллели и вторжения на территорию Северной Маньчжурии. Однако Мао Цзэдун уклонялся от выполнения своих обязательств.
Из моих лично бесед с руководящими работниками КПК в Мукдене, где я был в то время генеральным консулом СССР, мне было известно, что Мао Цзэдун несколько раз созывал заседания Политбюро ЦК КПК по корейскому вопросу и конкретно по главному вопросу: посылать или не посылать китайские войска для оказания помощи северокорейской армии. Обсуждение носило характер очень горячих дискуссий. Правда некоторые члены Политбюро активного участия в них не принимали, предпочитали отмалчиваться, не высказывали своего мнения — ни за отправку войск, ни против. Некоторые члены Политбюро вообще воздерживались от высказывания своего мнения по важным политическим вопросам. Например, главнокомандующий НОАК Чжу Дэ на заседаниях Политбюро обычно усаживался в глубокое кресло и засыпал. Так было и при обсуждениях корейского вопроса. Гао Ган и Лю Шаоци выступали за посылку китайских войск на корейский фронт. Чжоу Эньлай был против. Другие ждали, что скажет Мао Цзэдун, опасаясь, что их точка зрения не совпадет с мнением Мао Цзэдуна, а Мао Цзэдун молчал. Он лишь открывал заседания, выслушивал выступавших и закрывал заседания без принятия определенных решений.
Все более усиливавшиеся варварские бомбардировки Северной Кореи, непосредственно граничащей с Маньчжурией, и участившиеся налеты американской авиации на территорию этого региона Китая более всего вызывали тревогу и озабоченность у населения и правительства Северо-Восточного Китая (Маньчжурии).
В беседе со мной заместитель Председателя Центрального Правительственного Совета КНР Гао Ган, выражая озабоченность в связи с указанными действиями американцев, высказал свои соображения о целесообразности переброски к маньчжуро-корейской границе соответствующих сил НОАК и необходимости прикрытия территории
стр. 98
Маньчжурии советскими самолетами ВВС от налетов американской авиации. Гао Ган сказал мне, что он сообщил об этих своих соображениях Мао Цзэдуну. Я телеграфировал о разговоре с Гао Ганом в Москву. На это сразу же последовала телеграмма Сталина в Пекин послу Рощину и мне, в Мукден, для передачи соответственно Мао Цзэдуну и Гао Гану, в которой полностью одобрялись соображения Гао Гана.
Телеграмма Сталина Чжоу Эньлаю от 5.07.1950 г.
Пекин. Совпосол
Передайте Мао Цзэдуну или Чжоу Эньлаю:
Считаем правильным, чтобы сосредоточить 9 китайских дивизий на китайско-корейской границе для волонтерских действий в Северной Корее в случае перехода противником 38-й параллели. Мы постараемся обеспечить авиационное прикрытие этих частей.
Филиппов 5.7.50 г.
Отпечатано три экз.
Тов. Сталину
Тов. Молотову13
Совершенно секретно
Шифртелеграмма
Пекин. Совпосол
Сообщите Мао Цзэдуну, что корейцы жалуются на то, что в Корее нет представителя Китая, следовало бы поскорее послать представителя, чтобы можно было иметь связь и быстрее решать вопросы, если, конечно, Мао Цзэдун считает подходящим иметь связь с Кореей.
Филиппов
8 июля 1950 г.
Разослано:
Экз. N 1 — Тов. Сталину
Экз. N 2 — Тов. Сталину
Экз. N 3 — Тов. Молотову14
На первый взгляд могло показаться странным, что правительство КНР, одним из первых коммунистических государств признав Корейскую Народно-Демократическую Республику и установив с ней дипломатические отношения, не назначило в КНДР своего посла. Особенно это выглядело странным в свете тех обстоятельств, что КНДР являлась ближайшим соседом Китая, расположенным на Корейском полуострове, где происходили военно-политические события, непосредственно затрагивавшие интересы безопасности КНР. Отсутствие посольства КНР в КНДР можно было объяснить, по нашему мнению, только тем, что правительство Мао Цзэдуна, на словах заявляя об оказании военной помощи правительству КНДР в «объединении Кореи», на деле стремилось переложить решение этой проблемы на плечи Советского Союза, а КНР будет придерживаться позиции нейтралитета с тем, чтобы не обострять своих отношений с США. Понимая все это, Сталин стал торопить руководство КНР, чтобы оно отправило свои войска в Северную Корею.
13 июля 1950 г. он направил Рощину следующую телеграмму:
13 Там же, д. 334, л. 79.
14 Там же, л. 82.
стр. 99
Совершенно секретно
Шифртелеграмма
Особая
Пекин. Совпосол
Передайте Чжоу Эньлаю или Мао Цзэдуну следующее:
» 1. К нам официально обратились англичане через своего посла в Москве и заявили, что они, будучи связанными решением Совета Безопасности, не могут пока дать предложений о мирном урегулировании корейского вопроса, но если Корейская Народно-Демократическая Республика отведет свои войска на 38-ю параллель, то это могло бы ускорить мирное решение корейского вопроса.
Англичане просят Советское правительство высказать свое мнение.
Мы считаем такое требование наглым и неприемлемым.
Мы думаем ответить, что корейский вопрос слишком усложнился после вооруженной иностранной интервенции и что такой сложный вопрос может разрешить лишь Совет Безопасности с участием СССР и Китая [КНР] и с вызовом представителей Кореи для того, чтобы выслушать их мнение.
Сообщите Ваши соображения.
Что касается индийского посла, то мы решили ему не отвечать, так как выяснили, что его заявление является его личным мнением, к которому не причастно индийское правительство.
2. Нам неизвестно, решили Вы расположить девять китайских дивизий на границе с Кореей. Если Вы приняли такое решение, то мы готовы послать Вам дивизию реактивных истребителей — 24 штуки для прикрытия этих войск.
Мы думаем при помощи наших летчиков обучить китайских летчиков в течение двух-трех месяцев и затем передать всю материальную часть Вашим летчикам. То же самое мы думаем проделать с авиадивизией в Шанхае. Сообщите Ваше мнение»
Исполнение телеграфьте.
Филиппов
13.7.50
Экз. N 1 — тов. Сталину
Экз. N 2 — тов. Сталину
Экз. N 3 — тов. Молотову15
В связи с этой телеграммой Сталина следует обратить внимание на два обстоятельства. Первое. Обращение Лондона к Москве с предложением о прекращении войны в Корее и возвращении к политическому решению корейского вопроса в действительности исходило не от английского, а от американского правительства, во всяком случае оно было согласовано с последним. Правительство США понимало, что войну в Корее им не выиграть, поскольку этого не позволят Советский Союз и коммунистический Китай. Поэтому в Вашингтоне полагали целесообразным прекратить ее вскоре после начала вооруженной интервенции США и их союзников и демонстрации таким образом их силы и решимости в борьбе за Южную Корею. В Вашингтоне считали, по-видимому, момент для выдвижения предложения о прекращении войны наиболее подходящим, поскольку соотношение сил между воюющими сторонами было к тому времени примерно равным, и ни одна из двух воюющих сторон не могла чувствовать себя побежденной и указанное предложение о прекращении войны выглядело бы в глазах мирового общественного мнения как проявление доброй воли — стремления к миру. Но по тактическим соображениям правительство США считало невыгодным делать такое предложение от своего имени. Поэтому оно предложило выступить с такой инициативой правительству Англии, а также правительству Индии — страны, которая не принимала никакого учас-
15 Там же, л. 85.
стр. 100
тия в корейской войне и пользовалась большим авторитетом в мире за свою приверженность политике неприменения силы в решении внутренних и международных проблем.
Как показали дальнейшие события в Корее, после поражения северокорейской армии советское правительство стало само искать посредников, которые помогли бы помочь добиться прекращения корейской войны. Но в тот момент, когда Сталин посылал указанную выше телеграмму, северокорейская армия все еще продолжала наступление, и это оказало влияние на решение Сталина, отвергнувшего мирную инициативу Англии и Индии.
И второе. Из телеграммы Сталина следует, что Сталин продолжал напоминать Мао Цзэдуну о достигнутой с ним ранее договоренности о сосредоточении у китайско-корейской границы вооруженных сил КНР и об отправке их на корейский фронт в случае поражения северокорейской армии и продвижения американских войск на север за пределы 38-й параллели. При этом Сталин заверял о готовности СССР обеспечить прикрытие концентрации войск КНР на границе с Кореей советской авиацией и оказать КНР другую военно-техническую помощь.
Вскоре поступил ответ Мао Цзэдуна на указанную выше телеграмму Сталина.
Второе Главное Управление Генерального Штаба Советской Армии
Совершенно секретно
Шифртелеграмма
Экз. N 1 — тов. Сталину, экз. N 2 — тов. Сталину, экз. N 3 — тов. Молотову, экз. N 4 — тов. Берия, экз. N 5 — тов. Маленкову, экз. N 6 — тов. Микояну, экз. N 7 — тов. Кагановичу, экз. N 8 — тов. Булганину, экз. N 9 — тов. Хрущеву
Из Пекина
22.7.1950 г. В[есьма] срочно
Филиппову
22.7 в 14 часов 30 минут мною получена от Чжоу Эньлая следующая телеграмма на Ваше имя от Мао Цзэдуна:
«Филиппову.
Мы, рассмотрев вопросы авиационного прикрытия группировки наших войск на границе с Кореей и перехода на реактивную технику нашей авиации и принятия всей материальной части и техники двух советских авиационных дивизий, приветствуем Ваше предложение и выражаем Вам и Советскому Правительству особую признательность за оказываемую помощь и содействие.
Предназначенную Вами для прикрытия наших войск реактивную дивизию предполагаем дислоцировать в районе Мукдена, два полка [в районе] Аныпаня, один полк [в районе ] Ляоянь, что позволит решить задачу по прикрытию наших войск и промышленного района Мукден, Андунь, Фушунь во взаимодействии с истребительными полками нашей смешанной авиационной бригады, дислоцированной в районе Аньдуна.
Вопрос перехода наших истребителей на реактивную технику предполагается осуществить в следующем порядке. На базе реактивного полка группы Батицкого в ближайшие два месяца создать учебный центр переучивания.
Для подготовки 160 экипажей, на передаваемую нам реактивную материальную часть, намечено в первую очередь переучить имеющиеся 65 экипажей истребителей смешанной авиационной бригады. К концу их переучивания — декабрю 1950 года — январю 1951 года — приступить к переучиванию второй очереди (100 экипажей) из январского выпуска объединенных летно-технических авиационных школ ВВС НОА Китая. Таким образом мы полностью можем закончить прием новой реактивной техники в марте-апреле месяцах 1951 года.
Следовательно, работу по принятию всей материальной части и техники двух советских авиационных дивизий мы можем полностью закончить только к этому сроку.
стр. 101
Для своевременной реализации предлагаемого плана переучивания потребуется развернуть учебный центр емкостью до 60 человек одновременного обучения, обеспечив его учебной материальной частью, учебными наглядными пособиями и минимально необходимым количеством инструкторского и преподавательского состава.
Для практического решения указанных вопросов считаем целесообразным командировать нашего представителя военно-воздушных сил и старшего советника по ВВС генерал-майора авиации Пруткова в Москву.
О Вашем решением прошу меня уведомить.
С большевистским приветом — Мао Цзэдун.»
Примечание [Рощина]:
К моменту передачи Вам данной телеграммы от военного министра СССР тов.Василевского на имя главного военного советника тов. Батицкого получено указание о переучивании и передачи всей авиации группы Батицкого китайским друзьям.
В связи с этим Генеральный штаб совместно с нашими военными советниками подработал предложение правительству, выражающееся в том, что смешанную китайскую авиабригаду на переучивание сосредоточить в районе Шанхай-Нанкин-Сюйчжоу. Недостающих летчиков взять из объединенной авиашколы Харбина — Цзиньчжоу. Перегон материальной части и сосредоточение личного состава будет закончено в ноябре 1950 года.
Сегодня этот план будет рассмотрен правительством и с окончательным решением, видимо, тов. Мао Цзэдун уведомит Вас дополнительно.
Рощин
N 1503.22.7.1950″16
Совершенно секретно
Шифрованная телеграмма
Пекин Совпосол
Рощину
Особая
вне очереди
По поручению Филиппова передайте Мао Цзэдуну или Чжоу Эньлаю, что с предлагаемым порядком и сроками обучения китайских летчиков на реактивных самолетах согласны.
Исполнение телеграфьте.
Вышинский 25.VII.50 г. Копии:
1. тов. Сталину, 2. тов. Молотову, 3. тов. Маленкову, 4. тов. Вышинскому17
Как свидетельствуют указанные выше телеграммы Мао Цзэдуна, он благодарил советское правительство за все возраставшую советскую помощь в создании и укреплении военно-воздушных сил КНР и за направление в КНР советских дивизий ВВС, но продолжал хранить молчание по напоминаемому Сталиным вопросу относительно оказания помощи КНДР путем отправки на корейский фронт китайских войск под видом добровольцев. Необходимость же в такой помощи Северной Корее с каждым днем возрастала.
К сентябрю 1950 г. положение на корейском фронте резко изменилось. Кроме все более усиливавшихся ударов американской авиации по войскам и мирному населению Северной Кореи, в бой вступили американские войска морской пехоты, высадившиеся в
16 Там же, л. 89.
17 Там же, л. 90.
стр. 102
Инчхоне, за ними последовала переброска других крупных частей так называемых «войск ООН». Развернулось мощное наступление международных сил вместе с южнокорейской армией на Сеул и далее на Пхеньян, в ходе которого были отрезаны пути отступления потерпевшим жестокое поражение северокорейским войскам. А Мао Цзэдун продолжал безучастно наблюдать за развитием корейской трагедии, рассчитывая, судя по всему, что у Сталина не выдержат нервы и он пошлет на помощь Ким Ир Сену советские войска, чтобы не допустить американцев к советской границе. У Сталина действительно не выдержали нервы, и он решил более твердо обратиться к Мао Цзэдуну.
1 октября 1950 г. Сталин направил Мао Цзэдуну из Сочи, где он находился на отдыхе, следующую телеграмму:
Совершенно секретно
Передано т. Булганину [из Сочи] 1.10.50 г.
Пекин. Совпосол
Для немедленной передачи Мао Цзэдуну или Чжоу Эньлаю.
«Я нахожусь далеко от Москвы в отпуску и несколько оторвался от событий в Корее. Однако по поступившим ко мне сегодня сведениям из Москвы, я вижу, что положение у корейских товарищей становится отчаянным.
Москва еще 16 сентября предупреждала корейских товарищей, что высадка американцев в Чемульпо имеет большое значение и преследует цель отрезать первую и вторую армейские группы северо-корейцев от их тылов на севере. Москва предупреждала немедленно отвести с юга хотя бы четыре дивизии, создать фронт севернее и восточнее Сеула, постепенно отвести потом большую часть южных войск на север и таким образом обеспечить 38-параллель. Но командование 1 и 2 армейских групп не выполнили приказ Ким Ир Сена об отводе частей на север и это дало возможность американцам отрезать войска и окружить их. В районе Сеула у корейских товарищей нет каких-либо войск, способных на сопротивление, и путь в сторону 38 параллели нужно считать открытым.
Я думаю, что если вы по нынешней обстановке считаете возможным оказать корейцам помощь войсками, то следовало бы немедля двинуть к 38 параллели, хотя бы пять-шесть дивизий с тем, чтобы дать корейским товарищам возможность организовать под прикрытием ваших войск войсковые резервы севернее 38 параллели. Китайские дивизии могли бы фигурировать, как добровольные, конечно, с китайским командованием во главе.
Я ничего не сообщал и не думаю сообщать об этом корейским товарищам, но не сомневаюсь, что они будут рады, когда узнают об этом.
Жду Вашего ответа.
Привет
Филиппов
1 октября 1950 г.18
Через два дня 3 октября 1950 г. Сталин получил ответ Мао Цзэдуна на свою телеграмму о посылке китайских добровольцев на корейский фронт.
Второе Главное Управление Генерального Штаба Советской Армии
Совершенно секретно
Шифртелеграмма
Из Пекина
3.10.1950 г.
18 Там же, л. 97 — 98.
стр. 103
Внеочередная
Филиппову
Докладываю ответ Мао Цзэдуна на Ваш N 4581:
«Ваша телеграмма от 1.10.50 г. получена. Мы первоначально планировали двинуть несколько добровольческих дивизий в Северную Корею для оказания помощи корейским товарищам, когда противник выступит севернее 38 параллели.
Однако, тщательно продумав, считаем теперь, что такого рода действия могут вызвать очень серьезные последствия.
Во-первых, несколькими дивизиями очень трудно разрешить корейский вопрос (оснащение наших войск весьма слабое, нет уверенности в успехе военной операции с американскими войсками), противник может заставить нас отступить.
Во-вторых, наиболее вероятно, что это вызовет открытое столкновение США и Китая, вследствие чего Советский Союз может быть втянут в войну, и таким образом вопрос может стать очень большим.
Многие товарищи в ЦК КПК считают, что здесь необходимо проявить осторожность.
Конечно, не послать наши войска для оказания помощи — очень плохо для корейских товарищей, находящихся в настоящее время в таком затруднительном положении, и мы сами это весьма переживаем. Если же мы выдвинем несколько дивизий, а противник заставит нас отступить, к тому же это вызовет открытое столкновение между США и Китаем, то весь наш план мирного строительства полностью сорвется, в стране очень многие будут недовольны (раны, нанесенные народу войной, еще не залечены, нужен мир).
Поэтому лучше сейчас перетерпеть, войска не выдвигать активно, готовить силы, что будет благоприятнее во время войны с противником.
Корея же, временно перенеся поражение, изменит форму борьбы на партизанскую войну.
Мы созываем совещание ЦК, на котором будут присутствовать ответственные товарищи различных [региональных, краевых] бюро ЦК. По этому вопросу еще не принято окончательного решения .Это наша предварительная телеграмма, хотим с Вами посоветоваться. Если Вы согласны, то мы готовы немедленно направить самолетом товарищей Чжоу Эньлая и Линь Бяо к месту Вашего отдыха, обсудить с Вами это дело и доложить обстановку в Китае и в Корее.
Ждем ответа.
Мао Цзэдун.
2.10.50 г.»
1. Ответ Мао Цзэдуна, на мой взгляд, свидетельствует об изменении первоначальной позиции китайского руководства. Он противоположен прежней оценке, неоднократно высказывавшейся в беседах Мао Цзэдуна с Юдиным, Котовым и Конновым; Лю Шаоци со мной, о чем своевременно докладывалось. В этих беседах ими [Мао Цзэдуном и другими] отмечалось, что [китайский] народ и НОА готовы помочь корейскому народу, что боевой дух НОА высок и она способна, если это будет необходимо, нанести поражение американским войскам, считая их слабее японских.
2. Китайское правительство несомненно могло бы послать в Корею не только пять-шесть боеспособных дивизий, но и более, разумеется, что эти китайские войска нуждаются в некотором техническом оснащении противотанковыми средствами и частично артиллерией.
Причины изменений позиций китайцев нам пока не ясны. Можно предполагать, что в данном случае повлияла сложившаяся международная обстановка, ухудшение положения в Корее, происки англо-американского блока через Неру, призывающего китайцев к терпению и воздержанию во избежании катастрофы.
Рощин
N2270.3.10.50 г.
Экз. N 1 — тов. Сталину, N 2 — тов.Сталину, N 3 — тов. Молотову,
стр. 104
N 4 — тов. Маленкову, N 5 — тов.Берия, N 6 — тов. Микояну, N 7 — тов. Кагановичу, N 8 — тов. Булганину19
Как видно из этой телеграммы, Мао Цзэдун выражал готовность отдать Северную Корею американцам без сопротивления и позволить им, таким образом, овладеть всей Кореей и предлагал Сталину поступить таким же образом. Но Мао Цзэдун лукавил. Он хорошо понимал, что советское правительство не может позволить США оккупировать Северную Корею и превратить ее в плацдарм агрессии против СССР, каким служила корейская территория в годы оккупации ее Японией. Мао Цзэдун полагал, что Советский Союз вынужден будет оказать вооруженное сопротивление продвижению американских войск в сторону советской границы. Все это хорошо понимали и другие руководящие деятели КПК. Но при этом одни исходили из того, что поскольку СССР и Китай являются коммунистическими государствами, они должны действовать на международной арене, основываясь на принципах «социалистического интернационализма», т.е. коммунистической солидарности. Этот принцип разделяли и готовы были его осуществлять многие руководящие деятели КПК и рядовые члены партии. Другие, на словах выступая за принцип интернационализма, на деле стремились использовать его для своих узконационалистических целей. Наличие таких двух основных групп, из которых состояла при Мао Цзэдуне китайская компартия, было отражено в работе Лю Шаоци «Об интернационализме и национализме»20 . Об этом подробно докладывали в ЦК ВКП(б) находившийся в 1942 — 1945 гг. в Яньане представитель Коминтерна, впоследствии видный советский дипломат П. П. Владимиров21 , а также представитель ЦК ВКП(б) при ЦК КПК в 1948 — 1950 гг. И. В. Ковалев в Записке (докладе) Сталину от 24 декабря 1949 г.22 Указанные две тенденции во взглядах высшей руководящей верхушки нашли проявление в позиции руководства КПК в корейском вопросе и в особенности в вопросе о том: посылать или не посылать войска КНР на корейский фронт.
5 октября 1950 г. Сталин направил Мао Цзэдуну телеграмму, в которой он напоминал о заявлениях китайских руководящих деятелей о готовности КНР войсками помочь Северной Корее.
Сталин писал: «Я считал возможным обратиться к Вам с вопросом о 5 — 6 дивизиях потому, что хорошо знал о ряде заявлений китайских руководящих товарищей относительно их готовности двинуть несколько армий на поддержку корейским товарищам, если противник перейдет 38-ю параллель, при этом готовность китайских товарищей послать китайские войска в Корею я объяснял заинтересованностью Китая предотвратить опасность превращения Кореи в плацдарм для США или будущей милитаристской Японии против Китая.
Ставя перед Вами вопрос о посылке войск в Корею, причем пять-шесть дивизий, я считал не максимум, а минимум, я исходил из следующих соображений:
1. США, как показали корейские события, не готовы в настоящее время к большой войне.
2. Япония, милитаристские силы которой еще не восстановлены, не в состоянии оказать американцам военную помощь.
3. США будут вынуждены, ввиду этого, уступить в корейском вопросе Китаю, за которым стоит его союзник СССР, и согласиться на такие условия урегулирования корейского вопроса, которые были бы благоприятны для Кореи и не давали бы врагам возможности превратить Корею в свой плацдарм.
4. По тем же причинам США будут вынуждены отказаться не только от Тайваня, но отказаться также от сепаратного мира с японскими реакционерами, отказаться от вос-
19 Там же, л. 105 — 106.
20 Лю Шаоци. Об интернационализме и национализме. Пер. с кит. М., 1949.
21 Владимиров П. П. Особый район Китая 1942 — 1945 гг. М., 1973.
22 12 советов И. В. Сталина руководству компартии Китая. Предисловие А. М. Ледовского. — Новая и новейшая история, 2004, N 1.
стр. 105
становления японского империализма и от превращения Японии в свой плацдарм на Дальнем Востоке».
Получив эту телеграмму Сталина, Мао Цзэдун созвал экстренное заседание Политбюро ЦК КПК для обсуждения обстановки, сложившейся в Корее, и вопроса: посылать или не посылать китайские войска на помощь Северной Корее. Как рассказывали мне китайские товарищи в Мукдене, дискуссии были еще более горячими и острыми, чем на предыдущих заседаниях. Одни стояли на прежней позиции невмешательства в корейскую войну, изложенной в телеграмме Мао Цзэдуна от 2 октября 1950 г. и переданной Н. В. Рощиным 3 октября 1950 г. Другие выступали за немедленное оказание помощи КНДР своими вооруженными силами.
В ходе споров сторонников и противников в этом вопросе одержало верх понимание того, что в случае захвата американцами Северной Кореи и установления Соединенными Штатами своего контроля над всем Корейским полуостровом, у границ КНР образуется два крупных военных плацдарма США — корейский и тайванский. Следовательно победа США в корейской войне представляла для КНР гораздо более серьезную опасность, чем для СССР, располагавшего к тому времени ядерным оружием. Кроме того, отказ Мао Цзэдуна от оказания помощи КНДР в войне очень серьезно испортил бы отношения КНР с Советским Союзом, от которого в то время во многом зависело само существование только что установленного в Китае, но еще неокрепшего коммунистического режима.
В силу указанных обстоятельств, возможностей для дальнейшего маневрирования и ухода от решения вопроса об обещанной им военной помощи Северной Корее у Мао Цзэдуна больше не оставалось.
Как мне рассказали в Мукдене китайские товарищи, дискуссии закончились на этот раз тем, что Мао Цзэдун нарушил наконец свое молчание, достал из лежавшей на столе папки телеграмму Сталина и, показывая ее своим спорившим между собой коллегам, сказал: «Лао тоуэр (Старик — как в узком кругу руководители КПК обычно называли Сталина) пишет нам, что надо выступать». Никто из участников совещания не отважился возразить. Так был решен вопрос о посылке войск КНР на корейский фронт.
Ниже впервые публикуются телеграммы Мао Цзэдуна Сталину и Сталина Мао Цзэдуну и Ким Ир Сену, которые проливают свет на дальнейший ход корейской войны.
Совершенно секретно
Тов. Сталину, тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Маленкову, тов. Берия, тов. Микояну, тов. Кагановичу, тов. Булганину
Из Пекина 7 октября 50 г.
Внеочередная Филиппову
6 октября в 22 часа 30 минут пекинского времени я посетил Мао Цзэдуна и передал ему Ваш ответ.
Выслушав меня, Мао Цзэдун заявил, что:
1. Он полностью согласен с Вашей оценкой нынешней международной обстановки и перспективами ее возможного развития.
2. Он очень рад, что в Вашем ответе говорится о совместной борьбе Китая и СССР против американцев. Он подчеркнул, что, если воевать, то безусловно, воевать нужно теперь. При этом он сказал, что аналогичная мысль была им только что высказана на заседании политбюро ЦК КПК.
3. Что касается посылки китайских войск в Корею, то Мао Цзэдун считает, что целесообразно направить не пять-шесть дивизий, а по крайней мере девять дивизий. Однако он указал на крайне слабую техническую оснащенность этих дивизий, что они имеют лишь 108 орудий и совсем не имеют танков.
При этом Мао Цзэдун, сославшись на полученные от корейских друзей материалы, сказал, что американский корпус (три дивизии) насчитывает около 1500 орудий различного калибра, включая танки.
стр. 106
Мао Цзэдун считает, что для разгрома одного американского корпуса китайцы должны иметь четырехкратное превосходство в живой силе и двойное превосходство в техническом отношении.
Мао Цзэдун подчеркнул, что вопрос о пехоте благодаря наличию резервов решается ими легко, а в отношении технического оснащения их войск они полностью рассчитывают на помощь Советского Союза.
Он также сказал, что в настоящее время они не располагают подготовленными кадрами для артиллерии, танков и других технических средств.
Касаясь вопроса о времени выступления китайских войск в Корею, Мао Цзэдун отметил, что они готовы двинуть свои части в ближайшие дни, однако он считает нецелесообразным спешить с этим, а дать возможность американцам углубиться на север, что повлечет их рассредоточение и позволит китайцам успешнее разбивать их по частям.
4. Особое внимание Мао Цзэдун уделил вопросу об авиации. Он указал, что по сведениям корейских друзей американцы имеют на корейском театре около 1000 самолетов, китайцы же пока не располагают своей авиацией. Наличие авиации, по мнению Мао Цзэдуна, необходимо:
а) для прикрытия китайских наземных войск, направляемых в Корею,
б) для боевых действий на фронте,
в) для прикрытия крупнейших промышленных центров: Шанхая, Тяньцзина, Пекина, Мукдена (Аныпань, Фушунь).
Мао Цзэдун считает, что американцы могут прежде всего ударами с воздуха разрушить китайскую промышленную базу, дезорганизовать экономическую жизнь и расстроить коммуникации. Такая обстановка, сказал Мао Цзэдун, могла бы вызвать серьезное недовольство в стране, особенно со стороны национальной буржуазии и поставить народное правительство в весьма затруднительное положение, Мао Цзэдун заявил, что о прикрытии с воздуха войск и промышленных центров Китайское правительство само решить не в состоянии и здесь необходима техника Советского Союза.
5. Мао Цзэдун обратил внимание, что пути сообщения в Корее разрушены и это создает серьезные трудности материального обеспечения для армии. И в данном случае, сказал он, китайцы могут рассчитывать только на помощь транспортными средствами со стороны Советского Союза.
6. Мао Цзэдун заявил, что Китайское правительство не располагает достаточными средствами для приобретения необходимого вооружения для авиации и боеприпасов. Весь бюджет 1951 года составит два миллиарда двести миллионов ам. долларов, из которых лишь двести миллионов могут быть использованы на вооружение армии.
7. В связи с изложенным Мао Цзэдун считает необходимым немедленно послать Чжоу Энь-лая и Линь Бяо для доклада Вам обстановки и всех соображений китайских друзей. Чжоу Энь-лай и Линь Бяо могут вылететь 8 октября. До Иркутска они могут быть доставлены самолетом из Пекина. В Иркутске необходим наш специальный самолет.
Мао Цзэдун выразил пожелание, чтобы вместе с Чжоу Энь-лаем вылетели Ши Чже и Федоренко. На беседе присутствовали: Чжоу Энь-лай, У Сю-цюань и Федоренко. Беседа продолжалась 1 час 45 минут.
Прошу Ваших указаний.
Рощин
N2318
7.10.5023
Совершенно секретно
Тов. Сталину, тов. Сталину, тов.Молотову, тов. Маленкову, тов. Берия, тов. Микояну, тов. Кагановичу, тов. Булганину
23 РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 334, л. 126 — 128.
стр. 107
Из Пекина 9 октября 50 г.
Внеочередная
Филиппову
В дополнение моего 2318 (вх.25348) докладываю полученную мною в 22 часа 30 минут по пекинскому времени телеграмму тов. Мао Цзэдуна на Ваше имя:
«Товарищу Филиппову.
Я с радостью получил Вашу ответную телеграмму. Пленум ЦК нашей партии полностью согласен с Вашим мнением. Я уже назначил Пын Ды-хуая командующим и комиссаром Китайской Народной добровольческой армии.
Товарищ Гао Ган несет ответственность за поддержку и снабжение добровольческой армии. Они сегодня утром (8 октября) уже вылетели из Пекина в Мукден.
Войска, примерно, к 15 октября, могут начать переходить на корейскую территорию.
Относительно решения о посылке китайской добровольческой армии в Корею я уже сообщил товарищу Ким Ир-сену.
Товарищи Чжоу Энь-лай и Линь Бяо сегодня в 8 часов утра на самолете вылетели к Вашему месту нахождения. Их миссию прошу считать секретной.
Мао Цзэдун. 8.10.1950 г.
По полученным мною сведениям аэрофлота в 17 часов 43 минуты группа Чжоу Энь-лая благополучно прибыла в Иркутск.
Рощин.
N2332 8.1024
Совершенно секретно
Шифротелеграмма N 4784
Внеочередная
Пекин Совпосол немедленно передать тов. Мао Цзэдуну.
«Сегодня приехали Ваши представители, и мы руководящие товарищи ВКП(б) и Ваши представители имели возможность совместно обсудить известные Вам вопросы. Из обмена мнениями выяснилось следующее:
1. Китайские войска, предназначенные для помощи не готовы, плохо вооружены, не хватает артиллерии, нет танков, авиация может быть подана для прикрытия не ранее, как через два месяца, а для оснащения и обучения указанных войск нужно минимум шесть месяцев.
2. Если в течение месяца не будет оказана прямая помощь значительным количеством хорошо вооруженных войск, то Корея будет оккупирована американцами ввиду неустойчивости корейских частей севернее 38 параллели.
3. Следовательно, серьезная помощь войсками может быть подана корейцам лишь через полгода, то есть после оккупации Кореи американцами, то есть когда она уже не будет нужна.
Ввиду изложенного и учитывая те неблагоприятные условия во внутреннем положении Китая, которые, согласно сообщениям товарища Чжоу Энь-лая, последуют вслед за вступлением Китая в войну, — мы единодушно пришли к следующим выводам:
1. Несмотря на благоприятные международные условия, китайским войскам, ввиду их неподготовленности в настоящее время, не следует переходить границы Кореи, чтобы не попасть в невыгодное положение;
2. Если войска уже перешли границы, не следует их двигать дальше горных районов вдоль китайской границы;
3. Считать целесообразным корейским частям занять севернее Пхеньяна и Гензана горные районы для обороны, а часть войск перевести на партизанское положение в тылу противника;
24 Там же, л. 132.
стр. 108
4. Лучшую часть мобилизованных корейцев с командными кадрами потихоньку и мелкими группами вывести в Маньчжурию, где и сформировать из них корейские дивизии;
5. Пхеньян и другие важные пункты южнее горного района Северной Кореи эвакуировать немедленно.
Что касается требуемых товарищами китайцами танков, артиллерии, авиации для перевооружения китайской армии, то СССР берется их удовлетворить полностью. Ждем Вашего решения.
Подписали: Филиппов Чжоу Энь-лай 11.10.50
Исполнение донести. Отп. 1 экз. — тов. Сталину25
Совершенно секретно
Из Пекина 12.10.50 г.
Внеочередная Филиппову
В 15 часов 30 минут по пекинскому времени посетил Мао Цзэдуна и передал ему Ваш N 4784 (см. N 3707/ис). Товарищ Мао Цзэдун просил передать следующее:
«Телеграмму за Вашей и Чжоу Энь-лая подписями получил. Согласен с Вашим решением».
Рощин
N 2390 12.10.50 г. отп. в двух экз. N 2 — 8 Отд.26
Совершенно секретно
Из Пекина 12.10.50 г.
Товарищу Филиппову В дополнение к моему N 2390.
В 22 часа 12 минут мною получена на Ваше имя следующая телеграмма Мао Цзэдуна:
«Товарищам Филиппову и Чжоу Энь-лаю. Согласен с мнением в телеграмме от 11 октября.
Наши войска еще не выдвинуты, и я уже приказал китайским войскам прекратить исполнение плана перехода в Корею.
Относительно того, что корейские товарищи согласно обстановки должны проводить новую боевую перегруппировку и план работы, поручил Гао Гану разъяснить корейским товарищам.
Мао Цзэдун».
Рощин
N 2395
12.10.50 г. отп. 2 экз. Экз. N 2 — в дело27
Совершенно секретно
8 Управление Генерального штаба Вооруженных сил Союза ССР
Шифровка N 75511
25 Там же, л. 134 — 135.
26 Там же, л. 140.
27 Там же, л. 141.
стр. 109
Товарищам Штыкову и Васильеву.
Зачитайте Ким Ир Сену следующее:
«Вчера в СССР состоялось совещание представителей Политбюро ЦК ВКП(б) и представителей китайского ЦК компартии Чжоу Энь-лая и Линь-Бяо по вопросу о выступлении китайских войск в помощь Корее.
Из доклада Чжоу Энь-лая выяснилось, что китайские войска предназначенные для Кореи не готовы к выступлению, не имеют танков, имеют очень мало артиллерии, прикрытие войск с воздуха может быть обеспечено не ранее как через два месяца, оснащение же танками и артиллерией, считая и обучение войск танковому и артиллерийскому делу, потребует не менее шести месяцев.
В связи с таким сообщением Чжоу Энь-лая совещание единодушно признало, что Китай может оказать помощь войсками лишь через шесть месяцев.
Так как такая помощь является запоздалой и она может притти лишь после оккупации Северной Кореи американскими войсками, совещание пришло к выводу, что китайские войска при их технической слабости и неподготовленности не могут иметь в настоящее время успеха в Корее, а, наоборот, попадут в критическое положение.
Ввиду всего этого совещание представителей китайского и советского ЦК рекомендуют:
1. Начать немедленно, без какой либо паники, эвакуацию Пхеньяна и других важнейших пунктов;
2. Корейским народным войскам отходить на север с боями, задерживая противника и не давая ему быстро распространяться на север;
3. Часть войск сосредоточить в горных районах севернее Гензана и Пхеньяна, устроив там крепкую оборону, а другую часть направить маленькими отрядами в тыл противнику на партизанское дело;
4. Мобилизованных корейцев для сформирования новых резервных дивизий направить небольшими группами через китайскую границу в Манчжурию и там сформировать из них дивизии (китайские товарищи дали на это согласие);
5. Прибывшие транспорта с советским вооружением еще неиспользованным корейскими войсками, обратить на вооружение корейских дивизий, формируемых в Манчжурии;
6. Всех корейских учащихся в СССР поставить на летное дело и организовать из них в Манчжурии авиационные части, которое получат самолеты из СССР;
7. Всех советских советников либо отпустить в СССР, либо использовать их на формирование новых корейских дивизий в Манчжурии — по усмотрению Ким Ир Сена.
Сообщается Вам, что тов. Мао Цзэдун согласен с мнением совещания и одобряет его.
N 4/8737 Фын-Си28
12 октября 50 года
Экз. N 1 — товарищу Василевскому, экз. N 2 — товарищу Сталину, экз. N 3 — в дело 8 Управления29
Совершенно секретно
Тов. Сталину, тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Берия, тов. Микояну, тов. Кагановичу, тов. Булганину
Из Пекина 13.10.50 г.
Внеочередная Филиппову В 21 час 13 октября Мао Цзэдун вызвал к себе и заявил следующее:
28 Фын-Си — один из псевдонимов И. В. Сталина.
29 РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 334, л. 142 — 144.
стр. 110
ЦК КПК еще раз обсудил последнюю телеграмму товарища Филиппова и мое решение. Наши руководящие товарищи считают, что мы должны помочь корейцам.
В силу этих причин товарищ Мао Цзэдун просит немедленно задержать Чжоу Эньлая в Москве. Ему он послал новые инструкции для обсуждения корейского вопроса с Вами.
Подробности беседы шлю сейчас же за этой телеграммой.
Рощин
N 2406
13.10.50.
Отп. девять экз.
Экз. N 9 — 8 отдел30
Совершенно секретно
8 Управление Генерального Штаба Вооруженных Сил Союза ССР
Шифровка N 75525
Пхеньян — Штыкову.
для товарища Ким Ир Сена.
Только что получил телеграмму от Мао Цзэдуна, где он сообщает, что ЦК КПК вновь обсудил положение и решил все же оказать военную помощь корейским товарищам, несмотря на недостаточное вооружение китайских войск. Жду подробных сообщений от Мао Цзэдуна об этом деле.
В связи с этим новым решением китайских товарищей, прошу отложить временно исполнение посланной Вам вчера телеграммы об эвакуации Северной Кореи и об отходе корейских войск на север.
Фын-Си. N 4/6759. 13 октября с.г.
отп. 3 экз. — экз. N 1 — тов. Сталину
N2 —
N 3 —31
* * *
Как видно из телеграммы Рощина Сталину от 13 октября 1950 г. Мао Цзэдун кардинально изменил свою точку зрения в отношении оказания помощи Северной Корее. Такая резкая перемена в позиции КПК в вопросе военной помощи Северной Корее была вызвана критической обстановкой, сложившейся для КНДР на корейском фронте, тяжелым положением северокорейской армии в результате вторжения войск США в Корею и продвижения их на север страны. Оккупация американскими войсками Северной Кореи и выход их вплотную к северо-восточным границам КНР и к дальневосточным границам СССР ухудшили и без того сложную геополитическую обстановку в Азиатско-Тихоокеанском регионе, создавали угрозу для безопасности СССР и прежде всего для КНР. Осознание этой опасности, а также своей определенной ответственности за развязывание корейской войны путем обещаний, данных Мао Цзэдуном северокорейским руководителям о военной поддержке похода их армий на юг — все это побудило руководство КПК послать свои войска на корейский фронт под флагом «народных добровольцев». Это нашло поддержку со стороны советского правительства, которое выразило готовность оказать КНР необходимую военно-техническую помощь, так как противодействие оккупации Северной Кореи американцами и созданию там проамериканского режима отвечало национальным интересам не только КНР, но и СССР.
30 Там же, л. 145.
31 Там же, л. 150.
стр. 111
24 октября 1950 г. на корейский фронт двинулись войска «китайских народных добровольцев». В действительности это были регулярные части Народно-освободительной армии Китая, но по политическим соображениям правительство КНР официально назвало их «народными добровольцами». Назвать их регулярными войсками означало признать, что КНР является прямым и непосредственным участником войны в Корее.
Главнокомандующим указанными «добровольцами» был назначен заместитель министра обороны КНР генерал Пэн Дэхуай. Это был один из опытнейших организаторов и руководителей вооруженных сил КПК, в годы китайско-японской войны (1937 — 1945) и гражданской войны (1945 — 1949) был заместителем командующего коммунистическими войсками так называемой Балу цзюнь (8-й HP А).
В качестве адъютанта Пэн Дэхуая на корейский фронт был направлен сын Мао Цзэдуна — Мао Аньин32 .
К 24 октября 1950 г. войска китайских «народных добровольцев» были сосредоточены на территории Маньчжурии, на границе с Кореей, и отсюда под прикрытием дислоцированных в Южной Маньчжурии советско-китайских сил противовоздушной обороны они двинулись к корейскому фронту. Вот как осветил это в своих мемуарах В. И. Петухов, который в составе группы сотрудников советского посольства в КНДР оказался в тот момент в корейском городке Синыйджу близ корейско-маньчжурской границы. Он писал: «В Синыйджу нам довелось стать очевидцами события, которое вошло в историю, опрокинув все планы американского командования.
Мы первыми наблюдали вступление в Корею частей китайских народных добровольцев. Утром 24 октября [1950] они появились на пограничном мосту через реку Аноккай в необычном для нас боевом порядке — следуя один за другим длинной бесконечной вереницей по окраине города и скрываясь где-то за городскими холмами уже на корейской территории. Корейцы, а вместе с ними и мы, ликовали; китайские братья помогут поправить положение — объединенными усилиями воинов двух дружественных стран будет нанесен американским интервентам сокрушительный удар.
Несколько обескураживало, однако, то обстоятельство, что китайские добровольцы вступали на корейскую землю совершенно невооруженными, можно сказать, шли вое-
32 В годы антияпонской войны сын Мао Цзэдуна Мао Аньин, как и дети многих других руководящих деятелей КПК, находился в СССР в специальном интернате для детей революционных деятелей зарубежных стран. Получил среднее и высшее образование, в возрасте 26 лет окончил Военно-политическую академию им. В. И. Ленина. В январе 1945 г. возвратился в Особый район Китая, где находился ЦК КПК и штаб-квартира Мао Цзэдуна. Согласно информации находившегося при Мао Цзэдуне личного врача его семьи генерал-майора медицинской службы МО СССР Андрея Яковлевича Орлова, Мао Цзэдун принял сына очень хорошо и в письме Сталину благодарил за воспитание и образование, полученные Мао Аньином в СССР. Но вскоре между сыном и отцом начались острые политические разногласия и ссоры. Мао Аньин был не согласен с политикой, проводимой Мао Цзэдуном, и высказывал это в личных, очень острых дискуссиях. По свидетельству А. Я. Орлова, однажды Мао Аньин в состоянии «нервного срыва» бросил в адрес отца обвинение в создании своего «культа личности» и назвал его «лжевождем». Мао Цзэдун расценил это как «выступление против партии», поручил Чжоу Эньлаю провести тщательное расследование «антипартийного дела» и подвергнуть Мао Аньина суровому наказанию. Сначала он был отправлен в деревню батраком у кулака, затем в редакцию газеты «Цезеорань жибао», где находился под надзором. После переезда Мао Цзэдуна в 1949 г. в Пекин отношения его с сыном не были полностью восстановлены. В Пекине Мао Аньин по-прежнему не допускался к какой-либо самостоятельной руководящей или другой ответственной работе. А как только началась корейская война, Мао Аньин с первыми же отрядами китайских «народных добровольцев» был направлен на корейский фронт. Помню, ранним утром он навестил меня в советском Генеральном консульстве, сказал, что зашел проститься, направляясь в Корею. Я пожелал ему скорейшего возвращения с победой. Но, к несчастью, случилась трагедия. От китайских товарищей я узнал, что в конце декабря автомобиль, в котором ехал Мао Аньин вместе с Пэн Дэхуаем, попал под бомбежку американских самолетов. В результате Мао Аньин погиб. В записке на имя Сталина от 10 января 1951 г. А. Я. Вышинский писал, что «Мао Аньин убит на корейском фронте» и что «китайские товарищи просили держать это известие в строгом секрете, ибо принимаются все меры к тому, чтобы Мао Цзэдун не узнал об этом». — АП РФ, ф. 3, оп. 65, д. 510, л. 95.
стр. 112
вать с голыми руками. Но они шли и шли, пробираясь в какие-то заранее назначенные пункты. Только потом мы узнали, что их вооружение — и винтовки, и пулеметы, и артиллерийские орудия транспортировались в те же пункты другим путем — через горные перевалы Корейского севера»33 .
Так разгоралась корейская война. Жестокая и бессмысленная, она началась не по воле корейского народа, а по воле политиков, корейских и зарубежных. Эти политики, злоупотребляя стремлением корейского народа к объединению своей страны, толкнули его на эту братоубийственную войну, преследуя свои политические цели. За них корейскому народу пришлось заплатить огромными человеческими жертвами и жертвами плодов созидательного труда многих поколений. Вместе с корейцами на полях сражений погибли сотни тысяч китайцев.
О цене, заплаченной за свою интервенцию американцами, сенатор Дж. Фулбрайт в 1956 г. писал, что в корейской войне «США подчеркивали свое стремление сохранить Корею как «свободное общество», каковым она не является и никогда не являлась. Мы потеряли 33 629 американских солдат и израсходовали с тех пор 5,61 млрд. долл. на прямую военную и экономическую помощь Южной Корее. Тем не менее, до последнего времени для этой страны были характерны экономический застой и политическая нестабильность»34 .
После трех лет кровавых сражений война остановилась на линии, разделяющей Корею, откуда она началась. Помимо колоссальных человеческих и материальных жертв результатом ее явилось то, что, начавшись под лозунгом «объединения страны», она еще более осложнила эту задачу и сделала ее настолько трудной, что вот уже более полувека корейцы Юга и Севера стремятся расчистить пути навстречу друг к другу, но их усилия все еще остаются безуспешными. В то же время война продемонстрировала невозможность решения корейской проблемы военными методами. Этот конфликт также показал, что путь к урегулированию обстановки на Корейском полуострове нужно искать исключительно на основе диалога, мирными, дипломатическими средствами.
33 Петухов В. И. Указ.соч., с. 172 — 173.
34 Fulbright J. The Arrogance of Power. New York, 1956.
© libmonster.ru
Постоянный адрес данной публикации:
https://libmonster.ru/m/articles/view/-СТАЛИН-МАО-ЦЗЭДУН-И-КОРЕЙСКАЯ-ВОЙНА-1950-1953-ГОДОВ
Похожие публикации: LRussia LWorld Y G
Комментарии:
Генералиссимус вынашивал не только планы мирного созидания.
Плакат Н. Петрова и К. Иванова. 1952 г.
Ранним дождливым утром 25 июня 1950 года северокорейские войска вторглись на территорию Южной Кореи, являвшейся союзником США. Пхеньян рассчитывал захватить ее максимум за 27 дней, объединив Корейский полуостров под своей властью.
ОТМАШКУ ДАЛА МОСКВА
Началу нападения предшествовал сговор северокорейского лидера Ким Ир Сена со Сталиным. Именно последний и спровоцировал войну, поддержав авантюристический план своего протеже. (В 1948–1950 годах тот направил кремлевскому диктатору по этому поводу 48 телеграмм.) Без одобрения Москвы Ким никогда бы не отдал приказ своим дивизиям пересечь 38-ю параллель, разделявшую некогда единую страну на два самостоятельных государства – просоветскую Корейскую Народно-Демократическую Республику и проамериканскую Республику Корея.
Сталин решил пойти навстречу пожеланиям Пхеньяна в самом конце января 1950 года, сразу после консультаций c Мао Цзэдуном, находившимся тогда в Москве. Во время одной из бесед на даче в Кунцеве московский вождь неожиданно завел с председателем ЦК Компартии Китая разговор о «необходимости и возможностях оказания помощи КНДР с тем, чтобы поднять ее военный потенциал и укрепить оборону». Напрямую о планировавшемся вторжении Ким Ир Сена в Южную Корею генералиссимус, правда, ничего не сказал, но Мао и без того все понял. О проекте Кима он знал еще за год до свидания со Сталиным от северокорейских представителей. Председатель, разумеется, согласился помочь соседям.
После этого 30 января 1950 года Сталин телеграфировал советскому послу в КНДР Терентию Штыкову: «Он (Ким Ир Сен. – А.П.) должен понять, что такое большое дело в отношении Южной Кореи, которое он хочет предпринять, нуждается в большой подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было слишком большого риска. Если он хочет побеседовать со мной по этому делу, то я буду готов принять его и побеседовать с ним. Передайте все это Ким Ир Сену и скажите ему, что я готов помочь ему в этом деле».
Придя в восторг, Ким 30 марта отправился в Москву, где в течение апреля трижды секретно виделся со Сталиным. Иосиф Виссарионович подтвердил: «В экстренном случае КНР поможет войсками». При этом он, правда, оговорился: «Надо быть абсолютно уверенными, что Вашингтон не полезет в драку». Визитер с радостью заверил хозяина, что «американцы не рискнут втянуться в большую войну перед лицом советско-китайского союза». После чего обронил: «Корейцы предпочитают опираться на собственные силы в объединении страны и верят в успех». Но Сталин вновь объяснил: «Надо полагаться на Мао, который прекрасно разбирается в азиатских делах».
Помощь КНР, конечно, Киму была очень нужна, но чересчур зависеть от китайцев ему не хотелось. В своей победе он был уверен: вооруженные силы Северной Кореи превосходили армию южнокорейского президента Ли Сын Мана по всем статьям: по численности сухопутных войск и количеству артиллерийских орудий – в два раза, по количеству пулеметов – в семь раз, автоматов – в тринадцать, танков – в шесть с половиной, самолетов – в шесть. Но ослушаться Сталина было нельзя, а потому сразу по возвращении в Пхеньян Ким послал своего начальника политуправления армии в Пекин: сообщить Мао, Чжу Дэ (главком Народно-освободительной армии Китая и секретарь ЦК КПК) и Чжоу Эньлаю (премьер Государственного административного совета КНР) о результатах переговоров с «отцом народов». Мао вновь согласился помочь: «В случае необходимости мы можем подбросить вам китайских солдат…»
13 мая в пекинской резиденции ЦК КПК Чжуннаньхае Мао принял и Ким Ир Сена, который познакомил его с планом всей операции. Председатель его полностью одобрил. Еще бы! Ведь до него основные контуры этого плана были уже согласованы в Москве! На прощание Мао, однако, заметил Киму, как бы рассуждая сам с собой, что «американцы могут вмешаться в военные действия». Но особого волнения по этому поводу не выказал. «Если американцы примут участие в боевых действиях, то Китай поможет Северной Корее войсками», – резюмировал он. Сказал это председатель на всякий случай, так как в глубине души надеялся, что «за такую маленькую территорию (как Корея. – А.П.), американцы в третью мировую войну не вступят».
НЕОЖИДАННЫЙ ХОД СССР
Надежды на нейтралитет США, как и уверенность в этом Кима, имели под собой основание. Как один из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН СССР обладал правом «вето», использовать которое мог в случае, если бы Организация Объединенных Наций захотела вмешаться в конфликт на стороне Южной Кореи. Без поддержки же сил ООН американцы вряд ли бы отважились на рискованную операцию.
Но произошло непредсказуемое. Вскоре после начала войны, когда северные корейцы, прорвав оборону противника, бурным потоком устремились на юг, Сталин неожиданно совершил маневр, вызвавший удивление не только в Пхеньяне и Пекине, но и в других мировых столицах.
Накануне решающего голосования по поводу северокорейской агрессии в Совете Безопасности 25 июня 1950 года Сталин приказал своему представителю Якову Малику проигнорировать заседание под предлогом, что СБ отказывался признать законные права коммунистического Китая на членство в этой организации. (СССР бойкотировал заседания Совета по данной причине с января 1950 года.) Тем самым Сталин уклонился от возможности использовать право «вето» на решения, принимаемые Советом. Именно это и позволило США и их союзникам осудить северокорейцев. Только одна страна воздержалось – титовская Югославия, против же не голосовал никто. (В то время Совет Безопасности состоял из 11 членов, включая 5 постоянных, обладавших правом «вето», – к последним, помимо СССР, относились США, Китайская Республика, Великобритания и Франция. Резолюция, осуждающая Северную Корею, в отсутствии представителя СССР была принята 9 голосами «за».)
Через два дня, 27 июня, ситуация повторилась. По требованию Сталина Малик вновь проигнорировал заседание Совбеза, в результате чего он на сей раз санкционировал использование международных вооруженных сил против Корейской народной армии (КНА) КНДР. И вскоре 15 стран приняли участие в отпоре агрессору (применение силы одобрили 53 государства).
Почему же Сталин так цинично «кинул» своих дальневосточных союзников? Разве не был он заинтересован в объединении Кореи под властью Кима? А если не был, зачем же давал северокорейцам «добро» на начало войны? И для чего вел переговоры с Мао?
До сих пор эти вопросы оставались открытыми, порождая различные гипотезы. Наиболее логичной казалась версия о том, что «советская дипломатия в то время совершила большую ошибку». Ведь уже через три дня после начала войны северокорейцы захватили столицу Южной Кореи Сеул и к моменту высадки первого десанта ООН (29 июня 1950 года) смогли разгромить главные силы южан! Но войска ООН, в основном состоявшие из американских частей и соединений, переломили ситуацию, и после нескольких ударов с их стороны северокорейская армия, потерпев сокрушительное поражение, обратилась вспять. 1 октября командующий союзнической армии генерал Дуглас Макартур, обратился к командованию КНА с требованием немедленной и безоговорочной капитуляции.
Тезис об «ошибке», однако, не выдерживает критики. Сталин был не новичком в политике, так что просчитать последствия своих действий (точнее, отказа от оных) мог очень легко. Стало быть, сознательно предал Кима? Зачем?
ОТКРОВЕНИЯ ГЕНЕРАЛИССИМУСА
Ответы на эти вопросы долгие годы хранились в архивах. И только сейчас содержащие их документы стали доступны исследователям. Вот, например, один из них, принадлежащий самому Сталину: «Мы ушли временно из Совета Безопасности с четверной целью: во-первых, с целью продемонстрировать солидарность Советского Союза с новым Китаем; во-вторых, с целью подчеркнуть глупость и идиотство политики США, признающих гоминьдановское чучело в Совете Безопасности представителем Китая, но не желающих допустить подлинного представителя Китая в Совет Безопасности; в-третьих, с целью сделать незаконными решения Совета Безопасности в силу отсутствия представителей двух великих держав (кроме СССР, Сталин имел в виду КНР. – А.П.); в-четвертых, с целью развязать руки американскому правительству и дать ему возможность, используя большинство в Совете Безопасности, совершить новые глупости с тем, чтобы общественное мнение могло разглядеть подлинное лицо американского правительства.
Я думаю, что нам удалось добиться осуществления всех этих целей.
После нашего ухода из Совета Безопасности Америка впуталась в военную интервенцию в Корее и тем растрачивает теперь свой военный престиж и свой моральный авторитет. Едва ли теперь может кто-либо из честных людей сомневаться в том, что в военном отношении она не так уж сильна, как рекламирует себя. Кроме того, ясно, что Соединенные Штаты Америки отвлечены теперь от Европы на Дальний Восток. Дает ли все это нам плюс с точки зрения баланса мировых сил? Безусловно дает.
Допустим, что американское правительство будет и дальше увязать на Дальнем Востоке и втянет Китай в борьбу за свободу Кореи и за свою собственную независимость. Что из этого может получиться? Во-первых, Америка, как и любое другое государство, не может справиться с Китаем, имеющим наготове большие вооруженные силы. Стало быть, Америка должна надорваться в этой борьбе. Во-вторых, надорвавшись на этом деле, Америка будет не способна в ближайшее время на третью мировую войну. Стало быть, третья мировая война будет отложена на неопределенный срок, что обеспечит необходимое время для укрепления социализма в Европе. Я уже не говорю о том, что борьба Америки с Китаем должна революционизировать всю Дальневосточную Азию. Дает ли все это нам плюс с точки зрения мировых сил? Безусловно, дает.
Как видите, дело об участии или неучастии Советского Союза в Совете Безопасности не такой уже простой вопрос, как это может показаться на первый взгляд».
Это строки из телеграммы Сталина, отправленной 27 августа 1950 года советскому послу в Чехословакии Михаилу Силину, но предназначавшейся для передачи председателю Компартии Чехословакии, президенту Чехословацкой Республики и главнокомандующему ее вооруженными силами Клементу Готвальду.
Выходит, Сталин с самого начала рассчитывал использовать корейскую войну для ослабления Соединенных Штатов путем столкновения их как с КНДР, так и с Китаем! Корейская бойня, таким образом, была для него лишь частью нового глобального плана мировой революции, а все его прежние пацифистские разговоры являлись не более чем притворством!
В самом деле, в начале 1950-х у Сталина вроде бы появился шанс (причем – последний) осуществить то, что задумывали большевики еще в начале века. Ведь с августа 1949 года он обладал ядерным оружием. Пол-Европы лежало у его ног. Красный флаг развевался над просторами Китая, Монголии и Северной Кореи. В Индокитае сателлиты Москвы вели войну против французских империалистов, поддерживаемых США. Так что до победы мировой революции, казалось, действительно было недалеко.
НАЖИМ НА ПЕКИН
После ультиматума Макартура настало время действовать Мао Цзэдуну: именно этого момента ждал Сталин. 1 октября «вождь народов», находившийся в то время в Сочи, послал Мао и Чжоу Эньлаю сверхсрочную секретную шифротелеграмму: «Я думаю, что если вы по нынешней обстановке считаете возможным оказать корейцам помощь войсками, то следовало бы немедленно двинуть к 38-й параллели хотя бы пять-шесть дивизий с тем, чтобы дать корейским товарищам возможность организовать под прикрытием ваших войск войсковые резервы севернее 38-й параллели. Китайские дивизии могли бы фигурировать как добровольные, конечно, с китайским командованием во главе».
Сталин был уверен, что Мао только и ждет его приказа: от посла СССР Рощина он знал, что у китайцев в районе Шэньяна сосредоточено три армии численностью 120 тыс. человек.
Но тут, когда дело «запахло жареным», председатель неожиданно дал обратный ход. Взвесив все «за» и «против», он понял, что недооценил Америку. К масштабному вооруженному противоборству с США Китай не был готов: страна лежала в руинах, народ воевать устал. К тому же американцы господствовали в небе Кореи, а Сталин никаких обещаний поддержать с воздуха китайское наступление не давал.
1 и 2 октября Мао обсудил ситуацию со своим ближайшим окружением, и большинство лидеров КНР (наиболее активно – Чжоу Эньлай) высказались против посылки войск. Не поддержали планы вторжения и многие военные. «Лучше в этой войне не участвовать, – заявили они, – по крайней мере до тех пор, пока это не станет абсолютно необходимым».
2 октября Мао передал Сталину через посла Рощина: «Мы первоначально планировали двинуть несколько добровольческих дивизий в Северную Корею для оказания помощи корейским товарищам, когда противник выступит севернее 38-й параллели. Однако, тщательно продумав, считаем теперь, что такого рода действия могут вызвать крайне серьезные последствия. Во-первых, несколькими дивизиями очень трудно разрешить корейский вопрос (оснащение наших войск весьма слабое, нет уверенности в успехе военной операции с американскими войсками), противник может заставить нас отступить. Во-вторых, наиболее вероятно, что это вызовет открытое столкновение США и Китая, вследствие чего Советский Союз также может быть втянут в войну, и таким образом вопрос стал бы крайне большим. Многие товарищи в ЦК КПК считают, что здесь необходимо проявить осторожность. Конечно, не послать наши войска для оказания помощи – очень плохо для корейских товарищей, находящихся в настоящее время в таком затруднительном положении, и мы сами весьма это переживаем; если же мы выдвинем несколько дивизий, а противник заставит нас отступить; к тому же это вызовет открытое столкновение между США и Китаем, то весь наш план мирного строительства полностью сорвется, в стране очень многие будут недовольны (травмы, нанесенные народу войной, еще не залечены, нужен мир). Поэтому лучше сейчас перетерпеть, войска не выдвигать, активно готовить силы, что будет благоприятнее во время войны с противником. Корея же, временно перенеся поражение, изменит форму борьбы на партизанскую войну. Мы созываем совещание ЦК, на котором будут присутствовать ответственные товарищи различных бюро ЦК. По этому вопросу еще не принято окончательного решения. Это наша предварительная телеграмма, хотим с вами посоветоваться. Если вы согласны, то мы готовы немедленно направить самолетом товарищей ЧЖОУ ЭНЬЛАЯ и ЛИНЬ БЯО к месту вашего отдыха, обсудить с вами это дело и доложить обстановку в Китае и Корее. Ждем ответа. МАО ЦЗЭДУН. 2.10.50 г.». (Телеграмма пришла Сталину 3 октября, в 15 часов 15 минут.)
Ссориться со Сталиным, конечно, было опасно, и Мао этого совсем не хотел. Просто ему в тот момент показалось, что «главного хозяина» можно переубедить, сославшись на объективные трудности. На всякий случай, правда, он в тот же день, 2 октября, набросал совершенно иную телеграмму «великому учителю», в которой сообщал: «Мы решили послать часть войск под названием «Добровольческая армия» в Корею». Эту телеграмму Мао пока задержал, решив сначала «прощупать» настроения генералиссимуса. Кто знает, может быть, Сталин примет его аргументацию?
4 октября во второй половине дня председатель собрал расширенное заседание политбюро ЦК КПК, на котором действительно присутствовали «ответственные товарищи различных бюро ЦК». На нем Мао заявил, что «после вступления наших войск в Корею может сложиться неблагоприятная ситуация». В то же время, добавил он, «мы почувствуем тяжесть на сердце, если будем только стоять рядом и наблюдать». Развернулась дискуссия, в ходе которой вновь большинство руководителей высказались против вторжения.
Но тут Мао получил ответ Сталина, не оставлявший никаких сомнений в том, что «главный хозяин», прочитав его последнюю телеграмму, пришел в крайнее негодование. Не сдерживая себя, Иосиф Виссарионович уже прямым текстом объяснил Мао Цзэдуну, что как раз открытого-то столкновения Китая с Америкой и добивался!
Текст его шифротелеграммы, посланной в Пекин в ответ на письмо Мао Цзэдуна от 2 октября, потрясает зловещей откровенностью: «Конечно, я считался… с тем, что, несмотря на свою неготовность к большой войне, США все же из-за престижа может (так в тексте. – А.П.) втянуться в большую войну, что будет, следовательно, втянут в войну Китай, а вместе с тем втянется в войну и СССР, который связан с Китаем Пактом взаимопомощи. Следует ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия, а другие капиталистические европейские государства без Германии, которая не может сейчас оказать США какой-либо помощи, – не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен как союзник США и когда у США и Японии будет готовый плацдарм на континенте в виде лисынмановской Кореи».
Сопоставление этой архисекретной шифротелеграммы с процитированной выше телеграммой Сталина от 27 августа 1950 года, предназначенной для Готвальда, не оставляет уже никаких сомнений в истинных геополитических намерениях генералиссимуса: ради мировой революции он готов был спровоцировать третью мировую войну!
5 октября разочарованный Мао вновь собрал расширенное заседание политбюро ЦК, на котором на этот раз дал слово ярому стороннику вторжения Пэн Дэхуаю. Страстное выступление последнего возымело действие: собравшиеся приняли нужное Сталину решение. Тогда же Мао назначил Пэна командующим «Добровольческой армией», которую, правда, еще предстояло создать. После этого председатель телеграфировал Сталину, что «солидаризуется с основными положениями» его письма и, пытаясь успокоить хозяина Кремля, заявил, что «пошлет в Корею не шесть, а девять дивизий».
ДО И ПОСЛЕ СМЕРТИ «УЧИТЕЛЯ»
Через шесть дней четыре полевые армии и три артиллерийские дивизии Народно-освободительной армии Китая (НОАК) под общим командованием Пэн Дэхуая вмешались, наконец, в корейский конфликт. Войска ООН дрогнули и покатились на юг. Но вскоре положение стабилизировалось. Американские и южнокорейские соединения, части и подразделения армий других стран стали оказывать мощное сопротивление, после чего Пэн принял решение приостановить наступление. Линия фронта замерла в районе 38-й параллели.
Но первые успехи «китайских народных добровольцев» в Корее окрылили Мао. Он даже начал думать, что эта кампания сможет окончиться победой, если станет, как до этого его собственная война в Китае, затяжной. Об этом он 1 марта 1951 года написал Сталину, а тот и со своей стороны настаивал: «Форсировать войну в Корее не следует, так как затяжная война, во-первых, даст возможность китайским войскам обучиться современному бою на поле сражения и, во-вторых, колеблет режим Трумэна в Америке и роняет военный престиж англо-американских войск».
В феврале 1951 года Сталин через руководителей Китая дал указание и индонезийским коммунистам активизировать борьбу за захват власти вооруженным путем. «Основная задача Компартии Индонезии на ближайшее время, – подчеркнул он в телеграмме секретарю Центрального комитета КПК Лю Шаоци, предназначавшейся для ЦК КПИ, – состоит не в «создании широчайшего единого национального фронта» против империалистов для «завоевания подлинной независимости» Индонезии, а в ликвидации феодальной собственности на землю и передаче земли в собственность крестьянам». Мировой пожар разгорался.
Но время шло, и война заходила в тупик. Китайская «добровольческая» армия, численность которой достигла в итоге 1 млн. человек, истекала кровью, и Мао в конце концов начал думать о том, как бы вывести ее из Кореи. С весны 1951 года он настойчиво, хотя и весьма осторожно, принялся проталкивать эту мысль в переписке со Сталиным, объясняя, что «противник имеет преимущество в огневых средствах».
Однако генералиссимус не давал «добро» на завершение конфликта. Война все еще оставалась ему нужна, а потому на встрече с Чжоу Эньлаем и другими членами китайской делегации, посетившими его в Кремле 20 августа 1952 года, Сталин был безапелляционен: «Эта война портит кровь американцам. Северокорейцы ничего не проиграли, кроме жертв, которые они понесли в этой войне. Американцы понимают, что эта война им невыгодна, и должны будут ее закончить, особенно после того, как выяснится, что наши войска остаются в Корее. Нужна выдержка, терпение, Конечно, надо понимать корейцев – у них много жертв. Но им надо разъяснить, что это дело большое. Нужно иметь терпение, нужна большая выдержка. Война в Корее показала слабость американцев… Корейцам надо помогать и поддерживать их… Американцы вообще не способны вести большую войну, особенно после корейской войны… Америка не может победить маленькую Корею… Какая же это сила?… Нет, американцы не умеют воевать. Особенно после корейской войны потеряли способность вести большую войну. Они надеются на атомную бомбу, авиационные налеты. Но этим войну не выиграть. Нужна пехота, но пехоты у них мало и она слаба. С маленькой Кореей воюют, а в США уже плачут. Что же будет, если они начнут большую войну? Тогда, пожалуй, все будут плакать».
В итоге Мао не смог тогда «с честью» выйти из трудного положения, отозвав свои войска из Кореи. Между тем вооруженное противоборство на Корейском полуострове легло колоссальным бременем на его страну, и, в отличие от Сталина, председатель оказался совсем не готов провоцировать мировую революцию в начале 1950-х годов. И не потому, что вдруг изменил своим левым взглядам. Просто НОАК не могла больше вести слишком дорогую войну.
11 марта 1953 года, через 6 дней после смерти Сталина, Чжоу Эньлай, прибывший в Москву на похороны «отца народов», передал Маленкову, Берии и Хрущеву, возглавлявшим теперь Советский Союз, настойчивую просьбу правительства КНР способствовать ускорению переговоров о перемирии в Корее. Со своей стороны, Маленков, Берия, Хрущев и другие советские руководители тоже выступили за прекращение войны. 19 марта Совет министров СССР постановил: «Было бы неправильно продолжать ту линию… которая проводилась до последнего времени, не внося в эту линию тех изменений, которые соответствуют настоящему политическому моменту и которые вытекают из глубочайших интересов наших народов, народов СССР, Китая, Кореи, заинтересованных в упрочении мира во всем мире и всегда искавших приемлемых путей к возможно более скорому окончанию войны в Корее». Одновременно из Москвы в Пхеньян был направлен специальный представитель для передачи новых советских инструкций Ким Ир Сену.
27 июля 1953 года в 10 часов утра представители Северной Кореи и КНР, с одной стороны, и командования войск ООН – с другой, подписали соглашение о прекращении огня.
Комментарии для элемента не найдены.
-
-
September 2 2017, 12:00
- История
- СССР
- Cancel
Оригинал взят у 
cat_779 в Сталин и Хрущёв руководили захватом планеты в Корейской войне 1950-53 гг.
Под названием Корейская война закодирован захват планеты красными ордами под руководством КПСС и их главарей-Сталина и Хрущёва.
В англоязычной Википедии на странице Корейская война-Korean War-Wikipedia-Stalin-упоминается аж 28 раз!
North Korea- со стороны Северной Кореи Воевали:
China
Soviet Union
Commanders and leaders-Командиры и лидеры:
Kim Il-sung
Pak Hon-yong
Choi Yong-kun
Kim Chaek
Mao Zedong
Peng Dehuai
Chen Geng
Deng Hua
Joseph Stalin-Иосиф Сталин
Nikita Khrushchev-Никита Хрущёв
В русскоязычной Википедии Сталин упоминается всего 13 раз, ни он, ни Хрущёв не числятся в числе главнокомандующих, вместо них -узкоглазые желтолицые клоны.
Договор о перемирии и дальнейшие события:
Дуайт Эйзенхауэр, выбранный президентом США 4 ноября 1952 года, ещё до официального вступления в должность совершил поездку в Корею для того, чтобы на месте выяснить, что может быть сделано для прекращения войны.
Однако поворотным моментом стала смерть Сталина 5 марта 1953 года, вскоре после которой Президиум ЦК КПСС проголосовал за окончание войны.
Потеряв поддержку со стороны СССР, Китай согласился на добровольную репатриацию военнопленных, при условии отсева «отказников» нейтральным международным агентством, в которое вошли представители Швеции, Швейцарии, Польши, Чехословакии и Индии. 20 апреля 1953 года начался обмен первыми больными и искалеченными пленными.
Кто такой был Сталин? Руководитель захвата планетой в 1950-53 гг.
Хрущёв был его непосредственный помощник.
Нам наврали с хронологией. События 1950-60 гг перенесли в начало 20-го века или в 19-ый век, поэтому такая неразбериха и путаница.