Китайское военное руководство

From Wikipedia, the free encyclopedia

Throughout the history of the People’s Republic of China, the position that effectively reigned as the Commander-in-Chief of the Armed Forces changed from time to time. During some periods, it was not exactly clear who was the supreme commander of the People’s Liberation Army. Recently, Chairman of the Central Military Commission serves as the Commander-in-chief of the People’s Liberation Army. The officeholder is usually the General Secretary of the Chinese Communist Party (CCP) as well as the paramount leader.

From 1954 to 1968, the ex officio commander-in-chief was the Chairman of the People’s Republic of China (head of state), in his capacity as Chairman of the National Defence Council. However, a similar command structure inside the CCP known as the Party Central Military Commission, whose chairman was the de facto Commander-in-Chief of the Armed Forces. The Chairman of the Central Military Commission, Mao Zedong, who the Chairman of the Chinese Communist Party served as the paramount leader. Chairman of the National Defence Council included Liu Shaoqi, who from 1959 to 1968, was PRC’s president. Even though the President was the de jure supreme commander of the military, it nonetheless was a subordinate of the CMC Chairman.

From 1975 to 1982, the head of the military was the Chairman of the CCP. This gave constitutional power to leader of the Chinese Communist Party.

From 1982 onwards, the Commander-in-Chief was the Chairman of the Central Military Commission. This position, however did not always give the person entitled the top command as was the case with Chairman Hua Guofeng. Deng Xiaoping was able to effectively control the military as Vice Chairman of the Central Military Commission and the Chief of Staff of the PLA from 1978 to 1981.

References[edit]

See also[edit]

  • Politics of China

К чему готовится китайская армия.

В отличие от США, при анализе военных проблем безопасности в Восточной Азии
китайские эксперты принимают в расчёт все четыре основные державы и, помимо
США, Японии, Китая, включают и Россию (да никто этого и не отрицал). При
этом, правда, чётко оговаривая реальный статус каждой из них. По их мнению,
Китай и Япония — на подъёме, Россия в результате распада СССР (до сих пор)
ныне только «региональная держава», а США — единственная сверхдержава.
Поэтому именно Соединённые Штаты являются страной, которая в состоянии
сильнее других воздействовать на все аспекты национальных интересов КНР
(политика, экономика, безопасность). Естественно, в этой связи Америке
придаётся первостепенное значение в совокупной внешней политике Пекина.

Между США и КНР существуют серьёзные различия по широкому кругу проблем,
что, в свою очередь, делает двусторонние отношения нестабильными,
ситуативными и непредсказуемыми. У Китая особое беспокойство вызывают:

  • вмешательство США во внутренние дела КНР, в частности, в связи с «плохой
    историей» по правам человека;
  • усиление военного присутствия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) в
    форме качественного реформирования военных отношений с Японией и
    Австралией, что «может обернуться частью стратегии сдерживания восходящего
    Китая»;
  • поддержка политики Ли Дэнхуя, нацеленная на инициирование движения за
    независимость Тайваня.

Пекин выступает не просто против «превосходства», а в принципе против
военного присутствия США, поскольку Восточная Азия «не нуждается в
американском покровительстве». Ещё в апреле 1997 года в ответ на
утверждение Вашингтона о необходимости сохранения 100 тысяч американских
военнослужащих в Азии МИД КНР заявил о том, что «мир и стабильность в Азии
должны поддерживаться самими азиатскими странами, и азиатские страны в
полной мере в состоянии это сделать». Многие китайские эксперты постоянно
подчёркивают, что страны Восточной Азии «не желают увязывать свою
безопасность и судьбу с Соединёнными Штатами — страной, которая привержена
силовой политике и утверждает себя в качестве мирового жандарма».

При таком «стратегическом» подходе к США совершенно естественно то
внимание, какое придается «русскому фактору» в Восточной Азии. Выстраивая
цели в отношении России, Китай исходит из того, что:

  • во-первых, очевидна завершённость процесса демаркации российско-китайской
    границы, за исключением (до сих пор) небольших участков в районе Приморья и
    по реке Амур;
  • во-вторых, Китай позитивно оценивает военно-техническое сотрудничество,
    особенно в связи с тем, что сами американцы заблокировали ему доступ на
    военный рынок США после событий на площади Тяньаньмынь в 1989 году;
  • в-третьих, в Китае заинтересованы в технической помощи со стороны России
    в переоборудовании значительного числа промышленных предприятий, построенных
    с её помощью в 50-е годы. Кроме того, большие планы связаны и с поставками
    нефти и газа из Сибири и постройки (достройки) АЭС.
  • в-четвёртых, китайско-российское сотрудничество призвано оказать
    противодействие доминирующему влиянию США как единственной сверхдержавы
    мира. Стратегическое партнёрство между КНР и РФ даёт основу для более
    успешного выстраивания многополярной системы в мире.

Руководство Китая занимает резко негативную позицию по поводу
реформирования японо-американского военного альянса, идея которого
зафиксирована и успешно реализуется в настоящее время.

В ответ на аргумент американцев о том, что их военное сотрудничество с
Японией является фактором, сдерживающим милитаризацию последней, Китай
указывает на усиление военного потенциала собственно Японии, расширение
зоны её национальной, следовательно, военной безопасности, т. е. расширение
действия «сил самообороны» страны чуть ли не до Австралии. Более же тесное
сотрудничество двух стран, по мнению экспертов, может втянуть и Японию в
тайваньскую проблему. Наконец, реформирование альянса усиливает ряд
компонентов доктрины «превентивной дипломатии США», что в первую очередь
затрагивает китайскую сторону. К примеру, если Вашингтон и Токио решат
создать «театр ракетной обороны» Японии, это окажет дестабилизирующее
воздействие в регионе и затронет систему безопасности КНР.

В Пекине с настороженностью относятся к предложениям о формировании
различного рода коллективных организаций в сфере обеспечения безопасности.
Например, выдвигаемым американцами предложениям о создании Совета по
сотрудничеству в области безопасности — нечто вроде оборонного АТЭС.
Незаинтересованность в подобного рода организациях объясняется просто: так
или иначе в них будут доминировать США с их представлениями о безопасности
в регионе, которая стратегически не совпадает с национальными интересами
стран АТР.

Военно-стратегические концепции КНР по обеспечению национальной безопасности сегодня

Несмотря на то, что Китай в обеспечении национальной безопасности делает
упор на экономический рост и модернизацию экономики, сохранение
социально-политической стабильности, военно-политическое руководство КНР
уделяет большое внимание обеспечению военной безопасности страны. В
итоговых документах XIX съезда КПК указывалось, что армия должна
«обеспечить полную гарантию сохранения государственной безопасности в ходе
осуществления политики реформ и модернизации Китая». Темпы роста военного
потенциала, по взглядам китайского руководства, должны соответствовать
динамике экономического развития.

В настоящее время (вплоть до 2050 года) вооружённые силы Китая должны быть
способны обеспечить защиту государственных интересов Китая, в том числе
путём успешного проведения локальных войн малого и среднего масштабов по
всему периметру своих границ.

Но на втором этапе (с 2020 года) вооружённые
силы должны достичь уровня и обладать возможностями расширять
«стратегические границы и жизненное пространство» посредством применения
или угрозы применения силы в отношении других держав, а также быть способны
одержать победу в войне любого масштаба и продолжительности с
использованием любых средств и способов ведения вооружённой борьбы.

Изменения в подходах китайского руководства к вопросу о характере военных
угроз и уточнение долгосрочных политических целей страны потребовали и
конкретизации стратегических задач для вооружённых сил и каждого их вида.

Заявления политических лидеров и анализ мероприятий, проводимых в рамках
реформы вооружённых сил, показывают, что руководство КНР намерено
поддерживать размеры военных ассигнований на таком уровне, который
обеспечивал бы достаточный сдерживающий военный потенциал. Имеющееся в
Народно-освободительной армии Китая (НОАК) вооружение, хотя и уступает по
своему техническому уровню современным зарубежным аналогам, однако
обеспечивает решение поставленных перед вооружёнными силами задач. Военное
производство сокращается до масштабов, определяемых потребностями
«компактной армии мирного времени», при одновременном росте расходов на
военные исследования и социальное обеспечение военнослужащих.

Осуществлённая в 80-е годы переоценка источников опасности для Китая
способствовала снижению доли военных расходов в бюджете страны, благодаря
чему КНР значительно усилила свою экономическую мощь и укрепила своё
положение в борьбе за лидерство в регионе мирным путём. Вооружённые силы до
некоторого времени предусматривается использовать как средство сдерживания,
а при определённых ситуациях — для демонстрации силы. В целом комплексная
направленность концепции «национальной безопасности» способствует
концентрации всех возможностей на выполнении известной программы «четырёх
модернизаций» (сельского хозяйства, промышленности, науки и техники,
обороны).

В целях наиболее эффективного обеспечения национальной безопасности были
переосмыслены старые доктринальные концепции и разработаны новые, в
наибольшей степени соответствующие сложившимся военно-политическим
условиям. Они в полном объёме учитывают политические цели КНР, уровень
развития экономики, науки и техники вероятных противников и возможных
союзников, физико-географические условия и особенности ТВД.

Выделяют следующие основные концепции военно-стратегического плана:

  • концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты»;
  • концепция «народной войны в современных условиях»;
  • концепция «активной обороны»;
  • концепция «триединой системы вооружённых сил»;
  • концепция «быстрого реагирования»;
  • концепция «локальных войн»;
  • концепция «стратегических границ и жизненного пространства»;
  • концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты».

То, что касается Союзного государства

Руководство Китая, приняв обязательство не применять ядерное оружие
первым, в то же время признаёт возможность вовлечения КНР в ядерную войну.
В соответствии с этим перед ядерными силами страны поставлена задача в
военное время своими ответными действиями обеспечивать в любых условиях
обстановки нанесение неприемлемого для нападающей стороны ущерба.

Ядерное оружие в мирное время является средством «сдерживания» других
держав от нанесения ударов по Китаю и противодействия их ядерному шантажу,
а также устрашения региональных гегемонистов (Япония, Индия). Таково
основное содержание концепции «ограниченного ядерного контрудара в целях
самозащиты», согласно которой предусмотрено совершенствование ядерного
оружия не путём наращивания количественных показателей, а за счёт улучшения
его качественных характеристик. Она ориентирует не на достижение
решительной победы над противником, а на эффективное и неотвратимое
возмездие. В этой связи большое значение придаётся повышению боеспособности
ограниченных по составу ядерных сил, обеспечению высокой эффективности их
боевого применения, улучшению живучести и надёжности функционирования.
Концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты»
характеризуется оборонительной направленностью и имеет своею целью не
допустить возможности применения противником ядерных сил при нападении.

Главным же военным фактором сдерживания противника от нападения на страну и
обеспечения национальной безопасности, согласно ещё мао-цзедуновской
военной теории, остаются пока концепции «народной войны», «активной
обороны» и «триединой системы вооружённых сил».

Принципиальной особенностью концепции «народной войны» явились различия в
её ориентации: до середины 60-х годов основным направлением военной угрозы
считалось приморское направление (США), а позже, после осложнения отношений
с СССР, — северное. При этом в любых сценариях развития военно-политической
обстановки в мире предполагалось, что война, в которую будет втянут Китай,
сразу же станет крупномасштабной «большой», или непременно перерастёт в неё
из «малой», но главное — противники будут иметь техническое превосходство
над НОАК.

В настоящее время мао-цзэдуновская концепция «народной войны»,
предполагавшая наличие крупной армии и многомиллионного резерва,
модернизирована. Концепция «народной войны в современных условиях»
предусматривает ориентацию на перспективные системы военной техники,
определяющие успех при ведении всех видов войн.

В качестве основных направлений повышения потенциальных возможностей НОАК
она рассматривает прежде всего улучшение качественных характеристик
вооружения при дальнейшем сокращении количества военной техники и
численности личного состава регулярных войск. Для армии сегодня
заказывается только высокотехнологичная военная продукция. Продолжается
процесс списания старого вооружения, которое или утилизируется, или
складируется и продаётся. Сокращение численного и боевого состава во всех
видах вооружённых сил предусмотрено не ниже уровня, обеспечивающего ведение
«народной войны в современных условиях» и сопровождается увеличением
мобилизационных запасов боевой техники.

Китайские военные учёные пришли к выводу, что противник уже на первом этапе
войны (даже безъядерной) в состоянии уничтожить силами общего назначения
многие стратегические важные военно-экономические центры, особенно
находящиеся в планируемых для оставления НОАК зонах, а также китайский
ядерный потенциал, что может привести к невосполнимому нарушению
функционирования экономики всей страны, срыву планов стратегического
развертывания НОАК и исключить возможность использования китайских ядерных
сил для ответного удара. Уровень жёсткости и прочности обороны границ Китая
должен быть таким, чтобы потенциальный противник уже на первом этапе войны
осознал неприемлемость цены за вторжение на территорию государства.

Концепция «народной войны в современных условиях» является переходной, как
бы компромиссом между требованиями ведения современной войны и современными
возможностями Китая, ограниченными техническим уровнем вооружения НОАК.
Вместе с тем она уже сегодня ориентируется на модернизацию оружия и военной
техники, оборону на приграничных рубежах, а когда необходимо — и на
ограниченную агрессию (оборонительный удар в целях самозащиты).

Концепция «активной обороны» имеет двойное предназначение: в военное время
нацеливает на достижение победы в войне, а в мирное — на укрепление
обороноспособности государства. Она предполагает, что Китай не начнёт
боевые действия против технически превосходящего противника.
Предусматривается, что с началом агрессии всё население будет мобилизовано
для ведения решительной самообороны и отражения агрессии. Активность
обороны в стратегическом плане не только предусматривала рациональное
сочетание позиционной и мобильной обороны, но и предполагала нарушение
планов первых операций противника, срыв его замысла на молниеносную войну.
В ходе «активной обороны» предполагалось проведение в нужный момент
наступательных операций оперативно-тактического масштаба (контрудары
осуществляются непосредственно обороняющимися войсками или специально
выделенными мобильными силами). Такие операции должны начинаться внезапным
ударом авиации и артиллерии, а на море и в прибрежной полосе — ещё и
ударами сил флота. После изменения соотношения сил в свою пользу
планируется переход в стратегическое контрнаступление и ведение боевых
действий до полной победы.

Данная концепция ориентирует на оборудование укреплённых районов, в том
числе в оперативной и стратегической глубине обороны, для защиты ключевых
участков местности и прикрытия направлений, на которых наиболее вероятен
прорыв войск потенциального противника, а также предполагает наличие
мобильных сил, предназначенных для эффективного противодействия агрессору,
обходящему оборонительные позиции НОАК. Концепция «активной обороны»
предписывает войскам не только отрабатывать вопросы стратегической обороны
и наступления, но и добиваться умения вести наступательные и оборонительные
действия на тактическом и оперативном уровнях (Южно-Азиатского региона).

Китайское военно-политическое руководство, следуя этой концепции, учитывает
постоянные изменения в соотношении сил и важность сохранения военного
потенциала страны. Одновременно с отказом от принципа «заманивания
противника вглубь страны» выдвинуто требование к НОАК не допускать
глубокого вторжения войск противника вглубь своей территории и быть
способной вести позиционную и мобильную оборону в сочетании с партизанскими
действиями. При этом главными задачами войск должны стать максимально
возможный срыв темпов наступления противника, нанесение ему значительных
потерь и подготовка условий для быстрого перехода к
наступательным действиям стратегического масштаба.

Характерной особенностью концепции «активной обороны»
явилось то, что она обосновывает необходимость для Китая иметь тактическое
ядерное оружие, которое, по мнению китайских теоретиков, устраняет
имеющийся дисбаланс в силах общего назначения. Применение НОАК тактического
ядерного оружия на своей территории, как предполагалось, удержит
потенциального противника от развязывания военного конфликта любого уровня,
за исключением всеобщей ядерной войны.

Поэтому ещё одним важным аспектом указанной концепции стало требование
такого развития стратегических ядерных сил, которое в любой обстановке
обеспечило бы нанесение со стороны Китая ответного достаточно мощного
удара, чтобы удержать США и Россию от использования в конфликте своих
стратегических ядерных сил
.

На сегодняшний день НОАК юридически освобождена от функций обеспечения
внутренней безопасности государства и является главным боевым компонентом
вооружённых сил. Она предназначена для защиты территориальной целостности
государства и реализации внешнеполитических замыслов военным путём.

Пекинские события 1989 года показали, что сил у народной вооружённой
милиции не всегда достаточно для эффективного выполнения возложенных на неё
функций. Поэтому при разрешении внутриполитических кризисных ситуаций не
исключается возможность использования формирований НОАК. Народная
вооружённая милиция включает войска внутренней и пограничной охраны,
специальные войска (пожарной и лесной охраны, производственно-строительные
и другие). И их финансирование осуществляется на средства госбюджета,
выделяемых министерству общественной безопасности, и местных ассигнований,
которые в общие военные расходы страны не включаются.

В целом концепция «триединой системы вооружённых сил» призвана
способствовать более рациональному использованию возможностей страны в
интересах обеспечения военной безопасности, подготовки и ведения войны
путём чёткого распределения задач между компонентами вооружённых сил,
максимального использования многочисленных людских ресурсов, а также
государственного и местных бюджетов, средства из которых идут на содержание
и развитие НОАК. В основу этой концепции положена идея создания системы,
обеспечивающей как полное, так и частичное мобилизационное развёртывание
вооружённых сил, а также ведение «народной войны в современных условиях»
способом «активной обороны» против вторгшегося противника, превосходящего
НОАК, и быструю реакцию на различные изменения обстановки локального
характера.

А уж концепция «быстрого реагирования» выдвигает боевую и мобилизационную
готовность в качестве важнейших показателей боевой мощи вооружённых сил и
предусматривает уже на ближайшую перспективу развитие Сил быстрого
реагирования (СБР), которые были бы оснащены передовой техникой и способны
решать задачи начального этапа войны. В настоящее время эти силы
ориентируются на самостоятельное решение таких задач в пограничных
конфликтах и локальных войнах, которые рассматриваются в качестве наиболее
эффективного и безопасного способа достижения политических целей военным
путём, а реальная опасность их развязывания якобы сохранилась по всему
периметру границ Китая на прогнозируемый период.

Китай стремится к такому развитию экономики и вооружённых сил, которое
позволило бы ему активно вступить в борьбу за передел «стратегических
границ» и расширение «жизненного пространства» в XXI веке. Поэтому
практическая реализация этой концепции связывается с необходимостью
всестороннего обеспечения дальнейшего роста «комплексной мощи
государства», одной из основных составляющих которой является

мощь
военная.

Анализ военно-стратегических концепций Китая показывает, что их
политическое содержание определяется стремлением руководства к превращению
страны в мощную современную державу, способную наравне с ведущими
государствами мира оказывать значительное влияние на развитие международной
обстановки. Но, в отличие от прежних лет, достичь данной цели планируется не
с помощью военной силы, а прежде всего через лидерство, базирующееся на
«комплексной мощи государства» и политическом авторитете. При этом не
исключается в интересах решения конкретных задач проведение ограниченных по
масштабам военный акций, если их последствия не будут обременительны для
экономики и не приведут к осложнениям в выполнении программы «четырёх
модернизаций».

В целом доктринальные концепции Китая достаточно подробно раскрывают
сущность подходов к решению проблем войны и мира, национальной безопасности
страны, развития НОАК, определяют стратегические задачи её компонентов и
источники их финансирования. В последнее время в КНР уделяется достаточное
внимание готовности страны к ведению войны, быстрой реакции всего
государственного механизма, экономики, людских ресурсов, инфраструктуры и
т. д. на изменение военно-политической обстановки в регионе.

Анализ сформулированных стратегических задач и направлений развития
НОАК, намеченных китайским военно-политическим руководством, показывает,
что они не только соответствуют нынешней военно-политической обстановке
и состоянию вооружённых сил Китая, но и весьма перспективны, так как в
наибольшей степени отвечают доктринальным требованиям подготовки страны
к борьбе за передел «стратегических границ» и расширению «жизненного
пространства» в XXI веке.

Взгляды военно-политического руководства Китайской Народной Республики на проведение роботизации вооруженных сил страны

По взглядам военно-политического руководства (ВПР) Китайской Народной Республики, особую роль в повышении боевых возможностей формирований национальных вооруженных сил  играют  массовые поставки в войска перспективных робототехнических комплексов (РТК). При этом отдельным направлением его деятельности является формулирование концептуальных положений, которые закрепляли бы роль высокотехнологичного оружия в системе вооруженной борьбы.

Практическими шагами в этой сфере явилось принятие Государственным советом КНР следующих документов: «Доклада о развитии научно-технических дисциплин в области вооружения» (2017 год), «Белой книги по национальной обороне» (2019 год).

Военные специалисты Китая подчеркивают, что в  возможных военных конфликтах эффективность РТК при выполнении ряда боевых задач может быть существенно выше, чем у традиционных систем оружия, что, может  оказать значительное влияние на развитие форм и способов  применения вооруженных сил.  По их  оценкам, в перспективе создание и задействование национальных РТК будет осуществляться, в первую очередь, для повышения безопасности  военнослужащих ВС Китая, действующих в боевой обстановке, в условиях, угрожающих здоровью личного состава, при разминировании местности, ведении разведки, поражении  живой силы и боевой техники вероятного противника.

Основу китайских концептуальных положений о применении РТК  составляют взгляды командования НОАК на осуществление  эффективного противодействия доступу американских войск (сил) в зону  военного конфликта,   задействование которых Пентагон планирует в рамках так называемой  третьей стратегии компенсации. Американская  стратегия  предполагает использование технологических преимуществ, полученных в результате оснащения ВС США робототехническими комплексами и современным ВВТ,  создании  перспективных автоматизированных систем управления войсками.

Усилия, предпринимаемые китайской стороной, должны значительно снизить имеющиеся у США технологические преимущества посредством разработки и создания РТК, по своим характеристикам не уступающих или превосходящих американские аналоги.

Военно-политическое руководство КНР в 2014 году заявило о начале широкомасштабных программ по разработке передовых технологий, в первую очередь, создания искусственного интеллекта, что должно позволить достичь значительных результатов в вопросах роботизации вооруженных сил и поля боя. Ожидаемый прорыв  при создании перспективных РТК будет «третьей индустриальной революцией», которая позволит наладить производство достаточного количества роботов военного назначения.

По оценкам военных экспертов Китая, программа роботизации вооруженных сил занимает период с 2014 по 2022 год, а удовлетворение потребностей НОАК в РТК различного типа должно сопровождаться 15-процентным ежегодным увеличением  расходов на эти цели с 570 млн. долл. США в 2013 году до 2 млрд. в 2022.

Специалисты китайского Института стратегических и оборонных исследований считают, что  разработка новых технологий расширит возможности беспилотных систем и робототехнических комплексов при их использовании для оценки  оперативной обстановки, совершенствовании алгоритма взаимодействия  в сфере человек-машина и комплексного массового применения РТК,  а также в ходе проведения гуманитарных операций, развертывания защищенных систем передачи данных и ведения войны в киберпространстве.

Результаты анализа взглядов военного командования НОАК на роботизацию поля боя позволяют вскрыть основные  требования  к концепции по использованию РТК, в том числе:

  • планирующие военно-политические органы должны в своей деятельности учитывать, что робототехнические комплексы являются частью будущих военных операций, которые характеризуются применением ВТО, интеллектуальных средств огневого поражения, широкомасштабным задействованием так называемых стэлт-технологий и автоматизированных боевых платформ;
  • разработка наставлений по применению робототехнических комплексов в операциях будущего  должна осуществляться с учетом опыта использования БЛА, наземных РТК в ходе боевых действий в Афганистане, Ираке, Сирии и Ливии.

Робототехнические комплексы, применяемые в сухопутных войсках, рассматриваются китайскими военными экспертами в качестве эффективной системы оружия в операциях будущего. Они представлены наземными аппаратами (НРТК) и беспилотными летательными аппаратами.

Особое внимание китайское руководство уделяет решению проблем создания автономных систем, обладающих возможностями самостоятельно осуществлять процесс обнаружения и идентификации целей, принятия решения на выбор оружия для ее поражения. В то же время, анализируя достижения в данной области США, Франции и Израиля, а также национальные возможности, китайские военные специалисты  делают вывод, что разработка и создание полностью  автономных систем оружия возможно лишь в перспективе.  Нерешенным остается вопрос определения объема решаемых задач, тактики применения и роли автономных робототехнических комплексов на поле боя.

В настоящее время согласно концепции роботизации поля боя номенклатура робототехнических систем представлена двумя типами роботов: T-роботс (tethered robots), контрольные функции (различной степени) управления которыми сохраняются за оператором, и F-роботс (free robots) – автономными или действующими при минимальном вмешательстве человека.

При этом полагается, что применение роботов с большой свободой действий повысит боевые возможности подразделений СВ в ходе подготовки и проведения операций, заменит человека в решении задач в критических условиях, частично заместит военнослужащих  при проведении мероприятий боевого и тылового обеспечения, обеспечит безопасность войск на марше или в районе сосредоточения (выжидательном районе).

В то же время концепция создания  автономного робота имеет ряд трудно решаемых проблем, связанных с рисками несанкционированного или неправильного применения систем оружия, в том числе и против мирного населения или своих войск. В этой связи в настоящее время китайское военное руководство отдает предпочтение разработке T-роботов для применения их в структурах СВ страны. Конечной целью ведущихся в настоящее время работ ставится создание экзоскелета – «железного человека».

Анализ возможностей научных и военных структур, задействованных в производстве РТК, показывает, что реализация программ создания F-роботов может быть осуществлена в полном объеме не ранее  2065 года (поставка первых образцов ожидается  после 2030 года), T-роботов – к  2070 году и завершится созданием трансформера. Экзоскелет может поступить на вооружение не раньше 2040 года.

В сухопутных войсках парк наземных РТК представлен несколькими типами аппаратов, функционирующими в управляемом и автономном режимах, способными решать боевые задачи,  а также всестороннего обеспечения (ведение разведки, транспортировкм грузов и личного состава). В настоящее время на вооружении СВ страны находятся робототехнические комплексы типа «Линси» (Lingxi или «quick lizard») разработка Шэньянского института автоматизации, «Раптор» (Raptor Пекинская Bochuang Group), «Сноу» (Snow) и «Леопард-10» (Leopard-10), созданные  китайской  научно-производственной корпорацией аэрокосмической промышленности (China Aerospace Science and Industry Corporation), серии  «Бот» (Bot)  (Shanghai HRSTEK Co., Ltd).

Кроме того, есть основания полагать, что в ближайшей перспективе  китайская индустрия способна реализовать свыше пяти программ разработки РТК с характеристиками, позволяющими их применение в возможных боевых операциях в различных физических средах и климатических условиях. При этом основные усилия  будут направлены на создание высокоэффективных аппаратов для разведки целей на поле боя и районов проведения операций боевыми подразделениями, наблюдения, проведения спасательных операций при ведении боя в городских условиях, транспортировки  материально-технических средств в горной местности.*

По результатам реализации программ роботизации поля боя, заявленных в 2014 году, состоялась демонстрация 21 образца робототехнических систем, разработанных десятью научно-исследовательскими организациями страны. Существующая практика применения РТК показывает, что следует ожидать  их использование в военной области, охраны границы и в полиции.

Так, применение наземных робототехнических комплексов для разминирования участка местности отрабатывалось на китайско-вьетнамской границе (Гуанси-Чжуанский АР и провинция Юньнань) в апреле 2016 года под руководством специальной рабочей группы. Использование роботов в составе боевых  подразделений демонстрировалось в июле 2015 года разработчиками института бронетанковых войск Народно-освободительной армии Китая, представившими для тестирования  неуправляемую шестиколесную платформу в качестве базовой модели будущих боевых РТК. Проводились также  испытание мини-роботов, созданных для обеспечения действий подразделений сил специальных операций в различных условиях обстановки. Особое внимание китайская сторона уделяет разработке и производству роботов для обезвреживания взрывных устройств (рисунок 1).

Рисунок 1 – Применение наземных РТК ВС Китая для поиска взрывчатых веществ

По мнению китайских военных специалистов, основными способами применения НРТК могут стать одиночное и групповое использование одного или нескольких  типов комплексов в составе сухопутных группировок. При этом считается, что существующие и перспективные робототехнические комплексы в операциях будущего будут находиться в боевых порядках механизированных подразделений и решать задачи поиска и спасения, разведки, разминирования минных полей и подрыва неразорвавшихся  боеприпасов, передачи данных об оперативной обстановке, а также поражения целей противника.

Парк авиационных робототехнических комплексов (ВРТК) в составе вооруженных сил воздушных сил Китая  включает беспилотные летательные аппараты (БПЛА),   предназначенные для ведения разведки, ретрансляции радиосигналов, поражения воздушных и наземных целей.

По состоянию на начало 2020 года в подразделениях ВС НОАК насчитывалось до 25 типов БПЛА. Набольший интерес представляют беспилотные летательные аппараты типа «Илун-1» (Yilong) и СН-5, по своим возможностям не уступающие американским БПЛА «Предатор» и MQ-9 «Рипер» соответственно.

Программа совершенствования парка БЛА предусматривает создание  на базе национальной индустрии многоцелевых аппаратов большой дальности полета,  способных решать задачи разведки и поражения целей. С 2014 года разрабатываются четыре типа, три из которых могут нести на подвесках различные системы оружия  типа  «Сянлун» (Xianglong), «Илун-2» (Yilong) и «Лицзянь» (Lijian).  Первые испытания данных аппаратов состоялись в 2015 году (рисунок 2).

Рисунок 2 – Боевой БПЛА «Лицзянь»

По планам министерства обороны Китая, на  производство и модернизацию  имеющихся  БЛА, создание перспективных аппаратов  до 2025 года  намечено выделить 16,5 млрд. долларов США. Полагается, что это позволит к 2023 году значительно увеличить в НОАК количество БПЛА.

В настоящее время в ВВС страны парк БПЛА наиболее массово представлен аппаратами серии СН-1, СН-2 производство которой налажено с 2003 года, а также СН-3 и СН-4, выпускаемой с 2010 года по программе Аэрокосмической академии Китая. В 2015 году для национальных вооруженных сил произведено около 200 аппаратов типа СН-3 и СН- 4, которые имеют ресурс 5 тыс. часов и способны поражать цели на дальности до 10 км. В 2016 году начался выпуск аппарата данной серии СН-5, значительно превосходящего своих предшественников по всем характеристикам. Размах крыльев составляет 21 м, максимальная взлетная масса составляет 3,3 т, продолжительность полета – до 30 часов в разведывательном режиме и до 20 – в ударном, радиус действия 2 тыс. км.

Анализ программ развития китайских БЛА показывает, что в перспективе они могут привлекаться к решению задач, возложенных в настоящее время на пилотируемую авиацию. Наряду со способностями БПЛА поражать наземные цели отмечаются такие их преимущества,  как малозаметность, маневренность, отсутствие ограничений со стороны  международного законодательства (упрощается их применение), возможность действовать в опасной ситуации без угрозы для летного состава.

При этом разработчики стремятся к  уменьшению размеров БЛА различного назначения, что позволяет использовать миниатюрные силовые установки, а также и снизить вероятность их огневого поражения.

Командование ВВС Китая рассматривает БЛА в качестве приоритетных систем боевого оружия и сосредоточивает основные усилия на достижение следующих возможностей:

  • интегрирование информационных систем ведения наблюдения, раннего предупреждения, создания системы связи и управления;
  • противодействие силам и средствам противника за счет скоординированного применения большого количества «дронов»;
  • применение беспилотных летательных аппаратов в качестве основного инструмента целеуказания в реальном масштабе времени;
  • использование (БПЛА «Сянлун») при наведении на цель баллистических ракет «Дунфэн-21 Д» (DF- 21D);
  • активное использование БПЛА силами специальных операций.

Некоторые китайские военные эксперты считают, что  способ поражения целей с применением БЛА более «гуманным», так как  избирательность нанесения  авиационного удара исключает разрушение  гражданской инфраструктуры и массовые потери среди мирных жителей. Кроме того, возможности РТК позволяют разместить элементы системы управления на безопасном удалении от переднего края боевых действий, повысить точность поражения противника, уменьшить потери среди военнослужащих (рисунок 3).

Рисунок 3 – Комплексное применение воздушных и наземных РТК при ведении воздушной разведки (вариант)

По взглядам китайских военных экспертов, большим преимуществом  БЛА является их способность в условиях боевой обстановки оперативно идентифицировать цели.  При любом варианте сценария развития оперативной обстановки это позволит командным органам просчитать ожидаемые риски эскалации ситуации, получать разведывательные данные по действиям группировок  противника в реальном масштабе времени.

Важнейшим направлением роботизации поля боя, по оценкам командования НОАК, является  привлечение к реализации военных программ коммерческих компаний. Так, компания «Шэньян Сясун» (Shenyang Siasun одна из лидирующих  компаний в области разработки робототехнических систем) в 2012 году завершила работы по созданию беспилотного вертолета, способного решать широкий круг задач в любых климатических условиях при активном радиоэлектронном  противодействии противника.  Вес летательного  аппарата составляет 120 кг,  он имеет несущий винт размером 3,29 м, крейсерскую скорость около 100 км/ч.

Большое внимание командование вооруженных сил Китая уделяет разработке мер противодействия БПЛА самолетам и ракетам, при производстве которых используется стэлт-технологии. В интересах этого планируется создать специальные подразделения по  борьбе с малоразмерными воздушными платформами, в первую очередь, «дронами» различного типа, действующими на высотах менее 1000 метров и решающими задачи контроля района боевых действий, идентификации целей и их  огневого поражения.

В «Белой книге по национальной обороне» 2015 года (раздел «Исследования Китая в военной области») утверждается, что системы огневого поражения и непилотируемые авиационные системы получат большую степень автономности, технологии создания искусственного интеллекта и БПЛА будут интегрированы, что послужит основой разработки новых прорывных технологий производства РТК и  боевых платформ, используемых в интересах вооруженных сил страны.

На практике применение  китайских воздушных РТК исследовалось в рамках различных мероприятий:

  • контроль оперативной обстановки в ходе проведения антитеррористической операции во время сессии Шанхайской организации сотрудничества (2014 год) с поражением цели с помощью БПЛА. В отработке задач приняли участие подразделения Китая, России, Киргизии, Таджикистана и Казахстана;
  • ведение разведки с помощью БПЛА  большой дальности действий «Харбин 005», который использовался для контроля обстановки  в районе о. Тайвань.  Данные от него получались через ИСЗ китайской орбитальной группировки;
  • отработка планов действий в  сложных  электромагнитных условиях при  применении противником активных средств  электромагнитной войны, предназначенных для воздействия на системы ПВО Китая (учение FIREPOWER 2015);
  • демонстрация в октябре 2015 года  на территории бывшего Шэньянского военного округа возможностей  новой системы БПЛА, оснащенной стрелковым вооружением. По результатам испытания сделан вывод о целесообразности применения аппарата  для разведки оперативной  обстановки на границе, поражения целей, предупреждения об использовании противником беспилотных летательных аппаратов.

Таким образом, проведенный анализ взглядов китайских военных специалистов на применение воздушных РТК свидетельствует, что данные комплексы  рассматриваются в качестве средств решения широкого перечня задач в  интересах военно-воздушных сил страны.

По взглядам военных экспертов Китая, поступление на вооружение ВМС страны морских робототехнических комплексов (МРТК) является также одним из важных направлений роботизации вооруженной борьбы.

Китайские военные специалисты считают, что морские РТК могут быть задействованы для решения следующих задач:

  • охрана  военно-морских баз (районов), пунктов базирования  и  морского побережья;
  • освещение надводной и подводной обстановки (разведка);
  • поиск и уничтожение морских мин (противоминная борьба);
  • постановка различных видов заграждений;
  • участие в противолодочной обороне;
  • защита морских коммуникаций;
  • ведение РЭБ;
  • поддержка боевых действий сил специальных операций.

Военные эксперты НОАК полагают, что в составе группировки МРТК Китая следует иметь  аппараты, способные соответствовать по ТТХ американским аналогам типа «Ремус-600» (Remus-600), «Гост Свиммер» (GhostSwimmer) и  «Найффиш» (Knifefish).  Перспективные китайские образцы будут малозаметны, смогут использовать радионавигацию, инфракрасные и лазерные сенсоры и нести пусковые установки ракет и торпедные аппараты.

Предприятия военной промышленности Китая создали несколько типов БЛА, планируемых для использования в интересах сил флота, в том числе аппараты «Лицзянь», «Аньцзянь», обладающих сверхзвуковой скоростью и имеющих на вооружении ракеты класса «воздух-воздух», а также БПЛА «Чжаньин» продемонстрировала боевые возможности БПЛА типа «Вориор игл» (Warrior Eagle),  способного поражать элементы системы ПВО противника. Беспилотный летательный аппарат типа «Цзяолун» (Jiaolong) способен решать задачи разведки и передачи данных. Шанхайский океанографический университет в 2016 году продемонстрировал аппарат  типа «Рейнбоу фиш» (Rainbow Fish), который в автономном режиме может действовать на дальностях свыше 11 км.

Производство РТК для ВМС Китая осуществляется с 1980-х годов, включая,   подводные и надводные аппараты серии «Чжишуй» (Zhishui), находящиеся на вооружении флота.  В  полуавтономном режиме  указанные  подводные робототехнические комплексы способны выполнять задачи на большом удалении от центра управления и глубинах свыше 600 метров. Эти комплексы обеспечивают  контроль  состояния подводных объектов (кабели, трубопроводы и др.),  ведут разведку месторождений природных ресурсов (поиск запасов полезных ископаемых в юго-западных акваториях Индийского океана). Данные МРТК  способны прослушивать  или прерывать телефонные переговоры, осуществляемые по кабельным линиям связи, нарушать целостность кабелей, а также разрушать элементы стационарных систем гидроакустического наблюдения (например, СОСУС).

Лаборатория по производству МРТК в 2016 году продемонстрировала аппарат серии «Чжишуй-IV»  (оборудован двумя винтовыми движителями и двумя рулями) На подводном аппарате установлены датчики глубины, скорости, курса, аппаратура обмена данными с другими подводными аппаратами, освещения подводной обстановки.

 В 2014 году институт инженерной механики и национальный центр океанских технологий в городе Тяньцзинь продемонстрировали в северной части акватории  Южно-Китайского моря  МРТК типа «Хайянь» (Haiyan). Аппарат представляет собой подводный планер, который  обладает способностью изменять глубину погружения, оснащен малоразмерной эффективной силовой установкой, обеспечивающей повышенную автономность при решении задач наблюдения и разведки на большом удалении от пункта управления данным робототехническим комплексом.

Необходимо отметить, что китайское руководство важное место отводит разработке и производству БЛА для решения задач контроля морских границ и прибрежных районов. В интересах этого развернуты подразделения береговой охраны, имеющие на вооружении беспилотные летательные аппараты,  которые   фиксируют нарушения противником морских границ, оказывают всестороннюю поддержку боевым кораблям,  осуществляют поиск моряков на воде, передают информацию о повреждениях кораблей, а в перспективе – радиоэлектронную борьбу.

Шанхайский инженерный институт по разработке подводных аппаратов в 2016 году представил  перспективный РТК серии «Цзинхай-4». Аппараты данной серии продемонстрировали высокую эффективность по обеспечению деятельности  китайских исследовательских судов на акваториях Южно-Китайского моря (2013 год), в 2014 году робот «Сноу дрэгон» (Snow Dragon) обеспечивал деятельность китайской  экспедиции на Южном полюсе. В настоящее время институт разрабатывает робототехнический комплекс многоцелевого предназначения «Цзинхай-7». В 2015 году  командование ВМС КНР заявило о принятии на вооружение глубоководного аппарата «Великая стена»,  о  продолжающихся работах по созданию распределенной системы контроля подводной обстановки, которая позволит предупреждать о природных катастрофах, тайфунах и  повысить эффективность разведки деятельности противника на море.

Особое внимание китайские военные специалисты уделяют способам применения МРТК в составе перспективных авианосных ударных групп китайских ВМС в интересах решения задач ПЛО и борьбы с надводными кораблями противника. Анализ китайских военных источников позволяет сделать вывод, что к 2035 году в военно-морских силах будет применен вариант, в соответствии с которым  разнородные МРТК включаются в состав формируемых АУГ для обеспечения действий кораблей группы на море.

Результаты проведенного анализа взглядов военного руководства Китая  на создание  и применение  МРТК свидетельствуют, что данные робототехнические комплексы рассматриваются китайскими военными специалистами в качестве перспективного высокоэффективного оружия, способного действовать автономно на море.

Таким образом, быстрый рост производства робототехнических комплексов военного назначения содействует повышению возможностей НОАК по  применению перспективных боевых систем в военных конфликтах будущего, что может оказать противодействие  вероятному противнику в воздухе, на море и на суше. Китайское руководство оказывает значительную  инвестиционную поддержку программам разработки РТК  военного назначения. При этом работы сосредоточены в областях создания элементов искусственного интеллекта и  нанотехнологий, призванных значительно расширить  функциональные возможности робототехнических систем различных типов, приблизить их количественно-качественные показатели к аналогичным системам вооружения, производимым в США, Франции, Германии и Израиле.

*Центр исследований боевых наземных робототехнических  систем  Китая  осуществляет разработку аппарата подобного типа под условным названием  «Биг Дог» (Big Dog).

Военная реформа в КНР, провозглашенная в 2015 году высшим партийно-государственным руководством Китая, носит масштабный и глубокий характер. Она направлена на придание вооруженным силам КНР нового качества…

Военная реформа играет важную роль и для внешней политики КНР, в которой военный компонент политики национальной безопасности будет, по-видимому, играть более видную роль.

За счет наличия отработанных десятилетиями и развиваемых в ходе реформы механизмов Военного совета Центрального комитета Компартии Китая (ВС ЦК КПК) и Центрального военного совета (ЦВС)

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект №15-37-11136 «Влияние технологических факторов на параметры угроз национальной и международной безопасности, военных конфликтов и стратегической стабильности».

КНР китайская система политико-военного и военно-стратегического управления (руководства) будет сохранять свою ярко выраженную специфику.

В конце ноября 2015 года Председатель КНР Си Цзиньпин объявил начало масштабной военной реформы в КНР. Эта реформа затрагивает в том числе все основные звенья системы стратегического управления в области обеспечения обороны и государственной безопасности в целом. Официальные заявления китайских руководителей подчеркивают неразрывную связь задачи реформирования Народно-освободительной армии Китая (НОАК) с задачами успешного построения в Китае «социализма с китайской спецификой», с обеспечением руководящей роли Компартии Китая во всех основных сферах жизни страны.

Отмечается также важность активизации усилий по созданию современных вооруженных сил Китая для обеспечения задач реализации выдвинутой двумя годами ранее Си Цзиньпином формулы «китайской мечты» — о «великом возрождении китайской нации»[1].

Говорится о том, что реформа направлена на повышение эффективности НОАК в решении внешних задач национальной безопасности КНР, в том числе для обеспечения победы в локальной войне. Как отмечал Си Цзиньпин в одном из своих выступлений (за два с лишним года до объявления военной реформы — 11 марта 2013 г.), важнейшее требование к армии — это ее боеспособность и умение побеждать.

Объявлено, что реформа должна быть реализована к 2020 году. Вспомним, что еще в 2010 году в «Белой книге» по вопросам обороны КНР 2020 год назывался рубежом достижения «серьезного прогресса» в строительстве «информатизированных вооруженных сил»[2].

Очевидно, что одна из важнейших задач реформы — создание механизмов, минимизирующих коррупцию в вооруженных силах. На XVIII съезде ЦК КПК на высшем уровне проблема коррупции была отмечена как едва ли не крупнейшая угроза для КНР. Говорилось о том, что «неадекватное решение этой проблемы может нанести смертельный вред партии и даже погубить ее и страну»[3].

Реформа готовилась на протяжении по крайней мере семи лет, на последних этапах ее разработка осуществлялась при активном участии самого Си Цзиньпина.

Внутри руководства КПК, в высшем командном и политическом составе НОАК шли активные дебаты о том, каким путем должны развиваться в новых условиях вооруженные силы государства, сделавшего серьезнейшую заявку на роль второй сверхдержавы.

Сообщается о том, что было проведено 860 семинаров и форумов с участием военных и гражданских специалистов, опрошены около 700 частей различных видов НОАК, учтены мнения 900 командиров и командующих, штабных работников, политработников[4].

Китайские специалисты отмечают, что при подготовке военной реформы в КНР активно исследовался опыт США и недавний опыт реформирования Вооруженных сил России, а также детально оценивался собственный китайский опыт в этой сфере. В том числе была проделана масштабная и глубокая работа по изучению истории и теории войн и военного искусства, по сравнительному анализу систем политико-военного и военно-стратегического управления (руководства) различных стран и различных периодов истории. Китайскими специалистами переведено большое число исследований зарубежных военных и гражданских экспертов по этим вопросам, которые активно используются в отработке вопросов военной реформы тысячами генералов и офицеров, гражданскими работниками аппарата Военного совета ЦК КПК, других органов ЦК КПК.

Немаловажную роль в разработках китайских ученых и специалистов играет исследование феномена революции в военном деле во всех ее измерениях. В том числе большое внимание китайских военачальников и экспертов привлекли усилия руководства Минобороны США в 2014-2016 годах по концептуализации и реализации так называемой «третьей стратегии компенсации». (С высокой степенью вероятности можно ожидать, что реализация этой стратегии может еще больше снизить уровень стратегической стабильности[5].)

Один из центральных вопросов, который, по-видимому, стоял перед партийно-государственным руководством, когда рассматривался вопрос о глубине военной реформы (особенно о замене больших военных округов на объединенные командования), — каково должно быть соотношение возможностей вооруженных сил, с одной стороны, по обеспечению более эффективного использования военной силы во внешнеполитических интересах, а с другой — по сохранению роли НОАК в решении внутренних задач, особенно в условиях потенциальных внутриполитических кризисов.

Рефреном во многих выступлениях Си Цзиньпина, специалистов, военачальников звучит тема о непререкаемом руководстве Компартией вооруженными силами КНР. Так, выступая в Гуанчжоуском военном округе НОАК в декабре 2012 года, Си Цзиньпин заявил, что в строительстве национальной обороны и армии необходимо «постоянно вооружать наших офицеров и солдат теорией социализма с китайской спецификой», а также «воспитывать их в духе концепции основных ценностей современных революционных военных»[6]. В своем выступлении на пленарном заседании делегации НОАК, принимавшей участие в работе первой сессии 12-го созыва Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) 11 марта 2013 года, Си Цзиньпин заявил, что «необходимо без всякого колебания отстаивать основной принцип руководства армией со стороны партии» и «гарантировать абсолютную преданность, абсолютную чистоту и абсолютную надежность армии», а также чтобы «все ее действия подчинялись ЦК КПК и Военному совету КПК»[7].

Сразу же следует отметить, что утверждения о том, что именно Си Цзиньпин объявил НОАК армией партии, а не государства, вернувшись к тому, что заявлял Мао Цзэдун 85 лет назад, неверны[8]. Положение о том, что НОАК подчинена КПК, всегда присутствовало в политической жизни Китая. Об этом неоднократно заявляли различные китайские лидеры, в том числе такие предшественники Си Цзиньпина на посту генерального секретаря ЦК КПК и Председателя КНР, как Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао. И на практике это было так, за исключением, по-видимому, некоторых сравнительно локальных ситуаций в годы «культурной революции» и периода борьбы после нее между «леваками» и «прагматиками» в китайском руководстве.

Однако в условиях развития рыночной экономики в КНР, бурного роста числа и веса предпринимателей, достигшего огромных масштабов социального расслоения все острее встает вопрос о роли КПК с ее официальной идеологией Маркса — Ленина, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина в жизни общества. Так что тема обеспечения решающей роли Компартии КНР в управлении силовыми структурами, и прежде всего НОАК, вооруженными силами в целом (с действительно китайской спецификой) в современных условиях весьма актуальна.

Несомненно, что выдвинутые Си Цзиньпином требования полного подчинения армии, вооруженных сил партии звучат болеерельефно и акцентированно, чем это было, например, у его предшественника Ху Цзиньтао. И деятельность нынешнего китайского руководства в этом отношении нельзя недооценивать.

В 2001 году Председатель КНР и генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь выдвинул стратегию развития оборонно-промышленного потенциала и модернизации вооруженных сил Китая в перспективе до середины XXI века. Как отмечалось в исследованиях Института Дальнего Востока Российской академии наук, эта программа включала три этапа: на первом этапе (до 2010 г.) предполагалось создание основ преобразований; на втором этапе (2010-2020 гг.) вооруженные силы Китая должны были бы стать сильнейшими в Азии; на третьем этапе (2020-2049 гг.) предполагалось завершить модернизацию и достичь передового уровня вооруженных сил развитых стран. Можно констатировать, что эта программа в целом выполняется — хотя упоминание о ней в выступлениях современных китайских руководителей по поводу нынешней военной реформы, по оценкам многих китаистов, отсутствует.

При этом ряд аналитиков отмечают, что на деле темпы реализации программы модернизации вооруженных сил КНР оказались по многим параметрам более высокими, чем это предполагалось в отмеченной ранее программе Цзян Цзэминя. В то же время различные эксперты говорят о том, что в НОАК имеется и немало сложных проблем. Они связаны с созданием действующих в реальном масштабе времени интегрированных систем боевого управления, связи, контроля, разведки, целеуказания, в обеспечении НОАК во всех ее сегментах кадрами достаточно высокого уровня, в отработке действительно объединенных действий на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях и т. д.

До достижения более высокого уровня развития НОАК и китайской оборонной промышленности и науки китайское руководство настоятельно требовало в соответствии с заветами Дэн Сяопина конца 1980-х — начала 1990-х годов всячески ограничивать амбиции, «прятать в ножны свою гордость», «не зазнаваться» — в традициях стратагемности китайского мышления. В КНР неоднократно ставился вопрос о том, что раньше времени Китай не должен брать на себя бремя активной конфронтации с США, соперничать с Соединенными Штатами в военной мощи по всему спектру, не повторять ошибок Советского Союза.

В последние годы неоднократно возникал вопрос о том, не отходит ли уже китайское руководство от принципов умеренности, осторожности, стимулируемое в том числе и поведением самих США, активизировавших свою политику «сдерживания КНР», объявивших разворот (pivot) в АТР, который, как считают многие в Пекине, носит прежде всего антикитайский характер.

Возвышение же Китая происходит гораздо быстрее, чем это представлялось многим западным и российским исследователям в предыдущие годы. Признание этого факта нашло свое отражение и в ряде оценок американских государственных органов9.

Один из ключевых вопросов будущего мировой политики (в том числе в ее политико-военной и военно-стратегической сферах) — это вопрос о том, будут ли во взаимоотношениях США и КНР иметь место острые столкновения с кризисной ситуацией, подобные той, что сложилась у другой пары сверхдержав — СССР и США, например, в ходе Карибского кризиса в октябре 1962 года. Говоря о перспективах американо-китайских отношений, один из классиков современной политологии профессор Гарвардского университета Г.Аллисон обращается к замечаниям древнегреческого историка Фукидида относительно истинных причин Пелопоннесской войны, в которой столкнулись два претендента на гегемонию в Греции — Спарта и Афины. Аллисон предостерегает США от того, чтобы они не попали в «ловушку Фукидида», развернув военное противостояние с КНР как молодой, увеличивающей свою мощь сверхдержавой[10]. Фукидид писал: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян [спартанцев] перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их [Спарту] воевать»[11].

Модернизация НОАК осуществлялась и осуществляется на фоне значительного сокращения ее численности. Известно, что и нынешняя военная реформа будет сопровождаться сокращением численности НОАК на 300 тыс. человек. Си Цзиньпин объявил об этом еще 3 сентября 2015 года.

Отмечается, что предстоит значительное сокращение административного персонала, доли некомбатантов. Но сокращение может коснуться и ряда соединений и частей сухопутных войск.

Процесс сокращения общей численности HOAK был начат еще в 1985 году. Тогда ее численность составляла 4,5 млн. человек. В основном сокращению подверглись сухопутные войска, часть из которых передавалась в состав Народной вооруженной полиции (НВП). К 1991 году численность НОАК составляла немногим более 3 млн. человек. Сокращения численности НОАК, в первую очередь за счет сухопутных войск, продолжились и далее. К 2012 году ее численность уменьшилась до 2,285 миллиона, в частности сухопутных войск — с 2,3 млн. человек до 1,6 миллиона[12]. По ряду оценок, значительная часть военнослужащих НОАК (в том числе целыми частями и соединениями) была передана в Народную вооруженную полицию, группировки которой прежде всего были усилены в Синцзян-Уйгурском автономном районе и Тибете. Нельзя исключать того, что при нынешних сокращениях численности НОАК произойдет то же самое.

Ху Цзиньтао в своем выступлении на XVIII съезде КПК в ноябре 2012 года заявил о военно-стратегическом курсе на активную оборону нового периода. Он сказал: «Необходимо в соответствии с новыми требованиями стратегии государственного развития и государственной безопасности и с упором на полное выполнение исторической миссии армии в новом веке на новом этапе проводить в жизнь военно-стратегический курс на активную оборону нового периода, усиливать военно-стратегическое ориентирование, шагая в ногу со временем»[13]. Завершая свое пребывание на посту высшего руководителя КНР, этот деятель заявил, что необходимо уделять «повышенное внимание безопасности морского, космического и сетевого пространства, активно планируя использование военных сил в мирный период, непрерывно расширяя и углубляя подготовку к военной борьбе, повышая свои возможности в выполнении разного рода военных задач»[14].

Значительная часть усилий по развитию НОАК приходится на военно-морские силы. Еще в конце 1980-х годов в КНР была разработана Концепция «активной обороны в ближних морях». В соответствии с ней ВМС НОАК должны были приобрести способность обеспечить на определенное время господство в прилегающих к Китаю морях применительно к так называемой первой цепи островов с последующим поэтапным продвижением ко второй цепи островов. В более отдаленной перспективе рассматривалась возможность строительства океанского флота[15]. Только в последние семь-восемь лет у КНР появились возможности по реализации этой концепции. При этом господство на морях внутри первой цепи островов считается необходимым условием для решения проблемы Тайваня. Для этого и предназначаются авианесущие корабли.

Важнейшей задачей в Пекине считается обеспечение китайского суверенитета применительно к спорным островам и акваториям в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Перед ВМС НОАК встает и вопрос об обеспечении важнейших морских коммуникаций Китая, проходящих через Индийский океан и Южно-Китайское море. Все более важной функцией флота КНР становится «демонстрация флага». В целом это соответствует долговременной тенденции усиления позиций КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе[16].

Уже на протяжении целого ряда лет усиление военно-морской активности КНР рассматривается в США как вызов американскому господству на море, являющемуся одним из краеугольных камней политико-военной стратегии Соединенных Штатов[17].

Со времени проведения XVIII съезда Компартии Китая прошло четыре года. Можно констатировать, что за этот сравнительно короткий промежуток времени, уже в условиях нахождения у власти Си Цзиньпина, сделано немало, в том числе в техническом оснащении НОАК.

Военная реформа 2015 года закрепляет в организационном, управленческом плане усилия руководства КПК и КНР на создание возможностей вести «активную оборону», причем «нового периода», в значительно больших масштабах и с рядом акцентов, которые ранее отсутствовали.

Необходимо отметить, что вооруженные силы в Китае в новейшей истории играли часто весьма важную роль во внутренней политике страны, превосходящую то, что было свойственно многим другим странам[18]. По китайским меркам исторические события, характеризующие особую роль военных в жизни КНР, происходили сравнительно недавно[19]. Уроки этих событий учитываются, безусловно, нынешними партийно-государственными руководителями КНР, делающими акцент на абсолютное руководство вооруженными силами со стороны Компартии Китая в такой тональности, которая не допускает никакой самостоятельной роли армии.

Оценивая нынешнюю реформу, следует сразу же отметить, что главная роль в управлении вооруженными силами Китая (в томчисле в обеспечении политического контроля над ними) остается в руках партийного органа — Военного совета Центрального комитета КПК и его государственного аналога в лице Центрального военного совета.

Председателя, заместителей председателя и членов ВС ЦК КПК избирают на Пленуме ЦК КПК наряду с избранием на Пленуме членов Политбюро ЦК КПК, Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, генерального секретаря ЦК КПК, членов Секретариата ЦК КПК. На сессии ВСНП и заседаниях Постоянного комитета ВСНП избирают председателя ЦВС КНР, его заместителей и членов ЦВС КНР.

С конца 1920-х годов, со времени создания Красной армии Китая, в вооруженных силах КНР отсутствовало единоначалие. На уровне округов, армий, корпусов, дивизий и ниже, вплоть до роты, все приказы отдавались за подписью двух лиц — командующего (или командира) и комиссара. Единоначалие имелось лишь в низших тактических звеньях — во взводе и отделении. В каждой роте, как это было заведено еще Мао Цзэдуном в 1930-х годах, имеется партийная ячейка КПК. Практически все рядовые НОАК — члены китайского Коммунистического союза молодежи (комсомола), что достигается соответствующей системой отбора призывников. Такой отбор возможен благодаря тому, что ежегодный призывной контингент КНР составляет, по некоторым оценкам, 25-26 млн. человек, что более чем на порядок превышает потребности НОАК и Народной вооруженной полиции Министерства общественной безопасности КНР.

Эта роль комиссаров, политработников была заимствована Красной армией Китая из советской Красной армии, где соответствующий институт возник в годы Гражданской войны в России и неоднократно претерпевал изменения.

О важности ЦВС, его особой роли в системе партийно-государственного управления в КНР говорит тот факт, что в свое время Дэн Сяопин, уйдя со всех постов в высшем руководстве Китая, оставил за собой лишь посты председателя Военного совета ЦК КПК и председателя ЦВС КНР. Находясь на этих постах, Дэн был способен контролировать действия Председателя КНР — генерального секретаря ЦК КПК (Цзян Цзэминя) и в случае необходимости серьезно корректировать его действия (вплоть, по-видимому, до отстранения от власти).

Многое говорит о том, что ЦВС — это орган высшего не только военного, но и общегосударственного управления, особенно на чрезвычайный период, в условиях повышенной угрозы внутриполитической стабильности в КНР. По ряду оценок, ЦВС сложился как своего рода запасной орган высшей власти в стране в случае разного рода кризисных ситуаций, в которых эффективная в бескризисной ситуации система власти уже не срабатывает. Такая роль ЦВС (и больших военных округов, о которых речь пойдет далее), возможно, отражала опасения руководства Китая какого-то периода развития КНР в новейших условиях относительно того, что КПК в кризисных условиях может утратить де-факто роль ведущей силы в стране. На подобные предложения мог указывать глубоко проработанный в Китае после распада СССР опыт развития политической системы Советского Союза в последние годы его существования.

В соответствии с Законом об обороне 1997 года, ЦВС подчинена Народная вооруженная полиция КНР (эквивалент российских внутренних войск Министерства внутренних дел РФ, трансформированных недавно в войска национальной гвардии России, автономную организацию, подчиняющуюся непосредственно Президенту РФ), а также войска народного ополчения. Эти формирования находятся под началом непосредственно председателя ЦВС, а де-факто — его заместителя по ЦВС. Вместе с НОАК КНР НВП и войска народного ополчения в соответствии с этим законом образуют вооруженные силы КНР[20].

Членами ЦВС КНР (и ВС ЦК КПК) долгое время оставалось ограниченное число лиц. Помимо самого председателя, это заместитель председателя ЦВС (иногда два заместителя), министр обороны КНР, начальник Главного политуправления НОАК, начальник Генерального штаба НОАК, начальник вооружений НОАК и начальник тыла НОАК, главкомы ВВС и ВМС НОАК. В некоторые периоды в состав ЦВС входили также и заместители начальника Главного политического управления. Как правило, несколько человек из состава ЦВС были членами Политбюро ЦК КПК, остальные — членами ЦК КПК. Все они имели высшее воинское звание в КНР — генерал-полковник (трехзвездный генерал). В результате нынешней реформы состав ЦВС (и Военного совета ЦК КПК) будет, вероятно, несколько иным.

В большинстве случаев министр обороны в китайской системе стратегического управления не обладал (и не обладает) полномочиями, аналогичными тем, которые есть у руководителей ведомств многих других стран (в том числе России и США). Будучи обычно членом Госсовета КНР, министр обороны, как правило, прежде всего выполняет представительские функции на международной арене(исключением в этом отношении был, по-видимому, генерал-полковник Цао Ганчюань, входивший в состав Политбюро ЦК КПК и известный, в частности, своими достижениями в военно-техническом оснащении НОАК).

Одним из важнейших звеньев стратегического управления в КНР до реформы 2015 года были большие военные округа, подчинявшиеся руководству ЦВС КНР. Несмотря на явное доминирование сухопутных войск в НОАК КНР, в структуре управления Главное командование сухопутных войск отсутствовало — подобно тому, как оно отсутствовало в структуре органов стратегического управления СССР в ходе Великой Отечественной войны.

До реформы 2015-2016 годов в КНР существовало семь больших военных округов: Шэньянский, Пекинский, Ланьчжоуский, Цзинаньский, Нанкинский, Гуанчжоуский и Чэндуский. Они имели в своем подчинении некоторое число общевойсковых армий, соединения и части различных родов и видов вооруженных сил (в том числе ВВС), части тылового обеспечения, а также командования провинциальных уровней, большинство из которых было создано на основе командований старых малых военных округов — провинциальных, или командований отдельных гарнизонов.

Командующие и политические комиссары больших военных округов, каждый из которых имел зоной своей ответственности сразу несколько провинций, являлись весьма важным элементом обеспечения политической власти из центра — Пекина. Сами они находились под контролем со стороны Главного политического управления НОАК, подчиняющегося непосредственно председателю ЦВС КНР. В случае кризисной ситуации внутри страны командующие и политкомиссары больших военных округов обладали большими возможностями по установлению чрезвычайного контроля над теми провинциями, которые находились на территории этих округов.

Такая возможность была связана с историческим опытом угрозы утраты централизованного контроля над теми или иными провинциями Китая в случае потрясений в Поднебесной.

Функции Главного политуправления НОАК были значительно шире, чем у Главного политического управления (Главпура) Советской армии и Военно-морского флота СССР. Помимо подразделений, занимавшихся собственно «политработой» — пропагандой и агитацией, обеспечивавших «классическую» деятельность политкомиссаров, в подчинении Главпура НОАК находились кадровыеорганы, которые в Вооруженных силах СССР были вне системы Главпура, а также внутренняя служба безопасности НОАК (в том числе военной контрразведки). Этот орган представлял собой аналог особых отделов в Красной армии и Вооруженных силах СССР, которые на протяжении большей части истории Советского Союза являлись частью не Вооруженных сил СССР, а сменявших друг друга спецслужб — ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ (только в 19411945 гг., в годы Великой Отечественной войны, военная контрразведка (Смерш) входила в систему военного ведомства — Народного комиссариата обороны, который в то время возглавлял Сталин).

Генеральный штаб НОАК обладал развитой структурой, в чем-то соответствовавшей структуре Генштаба Вооруженных сил СССР. Ядром Генштаба НОАК всегда было оперативное управление — аналог Главного оперативного управления (ГОУ) Генштаба Вооруженных сил СССР и РФ. В составе китайского Генштаба было несколько подразделений, занимавшихся разными видами разведки. В числе прерогатив этого органа ЦВС были и ряд вопросов, связанных с мобилизационной подготовкой ВС; решение же вопросов по оргштатным структурам ВС ГШ НОАК было свойственно в меньшей мере, чем Генштабу ВС СССР или Генштабу ВС РФ.

Ни Министерство госбезопасности (МГБ) КНР, в ведении которого находятся органы контрразведки, ни Министерство общественной безопасности Китая, у которого имеются органы, аналогичные Пятому управлению КГБ (боровшемуся против «идеологических диверсий»), не имели полномочий вмешиваться в вопросы обеспечения безопасности внутри НОАК. Ее вопросы всегда были полностью в компетенции самой системы ЦВС КНР через соответствующую, упомянутую выше, службу Главного политического управления НОАК. Многие специалисты отмечали, что эта служба безопасности ведала и уголовными делами в НОАК.

Наличие в подчинении Главпура НОАК органов безопасности (независимых от МГБ КНР и Министерства общественной безопасности), а также кадровых органов делали китайское Главное политическое управление — на случай возможных потрясений в Поднебесной — значительно более устойчивой организацией, нежели Главпур Советской армии и Военно-морского флота, не обладавшее такими структурами и полномочиями. Отсутствие контроля над НОАК со стороны МГБ КНР значительно отличало (и отличает) систему взаимоотношений между органами госбезопасности и вооруженными силами КНР от той системы, которая существовала в СССР.

Присутствие собственной службы безопасности внутри НОАК, безусловно, подчеркивало особый статус военных в китайской системе власти, в китайском обществе (с учетом обозначенного выше отсутствия единоначалия в НОАК, большего веса политработников, нежели это было в ВС СССР после восстановления в них единоначалия в 1942 г.).

Можно считать справедливыми утверждения тех китайских специалистов, которые считали, что Главное политическое управление НОАК до реформы превосходило по своему весу в системе ЦВС КНР Генштаб НОАК.

Нельзя не отметить, что еще до реформы 2015 года предпринимались усилия по превращению больших военных округов в подобие объединенных командований, а Генштаба — в эффективный центр планирования межвидовых операций. Для этого на протяжении ряда лет в качестве заместителя начальника Генштаба НОАК назначались адмиралы от ВМС НОАК и генералы от ВВС НОАК. Но в конечном итоге было признано, что без радикального изменения структуры управления НОАК желательный результат по обеспечению реальной боевой эффективности достигнут не будет.

Справедливо отмечается, что изменения в организации НОАК происходят сразу на трех уровнях — на национальном, на уровне театра (потенциальных военных действий) и на уровне видов вооруженных сил[21].

Со стороны партийно-государственного руководства КНР не раз звучал тезис о том, что в управлении вооруженными силами должны быть использованы современные управленческие технологии.

Бывшие четыре главных управления, а именно: Генеральный штаб, Главное политическое управление, Главное управление тыла и Главное управление вооружений преобразованы в 15 структур, ряд из которых ранее входили в состав описанных выше главных управлений. Создаются новые управления ЦВС: Объединенный штаб, Управление политической работы, Управление тылового обеспечения, Управление разработки вооружений, Управление боевой подготовки и управления войсками, Управление оборонной мобилизации. Также в числе этих структур работают следующие комиссии: Комиссия по проверке дисциплины ЦВС и Политико-юридическая комиссия ЦВС.

Кроме этого, в числе органов ЦВС появились такие структуры, как Комитет по науке и технике ЦВС, Канцелярия ЦВС по стратегическому планированию, Канцелярия ЦВС по реформам и организационно-штатной структуре, Канцелярия ЦВС по международному военному сотрудничеству, Аудиторское управление ЦВС, Главное управление делами ЦВС.

Управление политической работы ЦВС призвано заниматься вопросами партийного строительства в вооруженных силах, политическим воспитанием личного состава НОАК, решением задач обеспечения в НОАК абсолютного руководства партией и управлением военными людскими ресурсами, в том числе посредством развития партийного строительства, обеспечения деятельности политкомиссаров. Последнее предполагает, по-видимому, сохранение в этом управлении функции старого Главного управления НОАК по ведению кадровой работы (за исключением кадров генеральского уровня).

Объединенный штаб (ОШ) в максимальной мере освобожден от административных и хозяйственных функций, которые были у Генштаба НОАК. Объединенному штабу больше не подчиняются ряд учебных заведений. Полностью из ОШ выводятся мобилизационные вопросы, а также те функции по тыловому обеспечению НОАК, которые имелись у старого Генштаба (наряду с Главным управлением тыла НОАК).

Задача ОШ — оперативно-стратегическое планирование и объединенное управление войсками. Одна из важнейших задач ОШ, как подчеркивают китайские специалисты, — изучать будущие войны и как в них победить.

Главным органом Объединенного штаба, как и Генштаба НОАК, будет оперативное управление — в определенной мере аналог Главного оперативного управления Генштаба ВС СССР/РФ. По ряду сведений, в ОШ сохранится и большая часть прерогатив (и структур) по ведению стратегической разведки. Одна из важнейших задач ОШ ЦВС КНР — осуществление на межвидовой основе оперативной подготовки (которая часто сильно пересекается с боевой подготовкой). Можно предположить с высокой степенью вероятности, что ОШ НОАК будет сочетать в себе ряд черт и российского Генштаба, и Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) вооруженных сил США, а точнее — его Объединенного штаба (Joint Staff).

Вряд ли китайский ОШ будет трансформироваться в подобие американского Объединенного штаба (относительно которого в законе Голдуотера — Николса 1986 г. однозначно сказано, что американский орган не будет функционировать и не будет обладать полномочиями исполнительного органа как общего для всех вооруженных сил Генерального штаба)[22].

Можно считать, что Управление разработки вооружений ЦВС является прямым наследником Главного управления вооружений НОАК.

То же можно сказать об Управлении тылового обеспечения ЦВС как преемнике Главного управления тыла НОАК. Известно, что у Управления тылового обеспечения будет отсутствовать функция финансового контроля, которая имелась у его предшественника.

Управление оборонной мобилизации будет заниматься вопросами мобилизационной подготовки и создания резервов для НОАК. Оно будет, по-видимому, руководить и управлять провинциальными военными округами, которые, судя по всему, уже не будут подчиняться объединенным межвидовым командованиям на театрах.

Китайские специалисты подчеркивают, что в современных условиях мобилизационная работа — это стратегическая работа, которая должна быть предметом забот высшего руководства страны.

Касаясь Комиссии по проверке дисциплины ЦВС, надо отметить, что ранее подобный орган входил в Главное политуправление; его возглавлял заместитель начальника Главного политуправления. Теперь это самостоятельный орган, подчиненный ЦВС[23].

Управление боевой подготовки и управления войсками по определению призвано обеспечивать организацию боевой подготовки в войсках. Судя по некоторым сведениям, в этом плане у данного управления есть полномочия и в отношении военно-учебных заведений.

Политико-юридическая комиссия ЦВС призвана обеспечить наведение в НОАК жесткого порядка. Данная комиссия займется раскрытием уголовных преступлений в НОАК и их профилактикой. Вместе с тем подчеркивается, что это должно осуществляться на основе законов. Видный российский китаист В.Б.Кашин отмечает, что «политико-правовая комиссия ЦВС станет руководить военной прокуратурой, судами. В ведении этого органа ЦВС будет, по-видимому, находиться и основная армейская правоохранительная структура — Служба безопасности бывшего Главного политуправления» НОАК[24]. По другим сведениям, эта служба остается в политуправлении НОАК.

Канцелярию ЦВС по реформам и организационно-штатной структуре нацелят на совершенствование структуры НОАК в соответствии с задачами проведения объединенных высокоинтегрированных межвидовых операций. В ее рамках будет вестись работа по подготовке организационно-штатных расписаний объединений, соединений и частей в целях обеспечения высокого уровня интеграции, «объединенности», в соответствии с требованиями современной науки об управлении.

Образование Комитета по науке и технике ЦВС китайские должностные лица связывают с требованиями по усилению инновационности в оснащении НОАК вооружениями, военной и специальной техникой. Отмечается важность «интегрированного развития» военной и гражданской науки и техники. Известно, что в КНР проявляли большой интерес к деятельности американской DARPA, занимающейся перспективными исследованиями и разработками. Возможно, что этот комитет ЦВС будет в том числе выполнять функции, аналогичные функциям DARPA.

Вместо семи больших военных округов созданы Восточное, Южное, Западное, Северное, Центральное межвидовые объединенные командования (ОК), охватывающие интегрированные боевые зоны. Штаб Восточного ОК находится в г. Нанкине, Южного — в г. Гуанчжоу, Западного — в г. Чэнду, Северного — в г. Шэньяне, Центрального — в г. Пекине. Как уже отмечалось выше, этим командованиям не подчинены провинциальные военные округа, роль которых видоизменяется. Создание объединенных командований вместо семи больших военных округов отнюдь не означает, что эти командования (сочетающие межвидовой и в то же время территориальный характер) будут лишены внутриполитических функций, которыми применительно к острой кризисной ситуации в стране обладали большие военные округа, их командующие и политические комиссары. Этот вопрос еще, несомненно, нуждается в прояснении.

В зоне Западного объединенного командования, по-видимому, сосредоточены наиболее крупные силы Народной вооруженной полиции, которая, как уже отмечалось выше, входит в состав Вооруженных сил КНР и имеет двойное подчинение — ЦВС КНР и Министерству общественной безопасности, что связано с задачами обеспечения внутренней безопасности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) и в Тибете.

С конца 1980-х годов произошло смещение акцентов в дислокации сил и средств НОАК по территории КНР. По мере изменения внешнеполитической обстановки отмечается значительное сокращение группировок на северном направлении (в соответствии с духом российско-китайского Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве 2001 г. и рядом других российско-китайских соглашений). Одновременно происходило наращивание возможностей НОАК на восточном и южном направлениях.

Далеко не все специалисты обратили внимание на то, что наряду с объединенными межвидовыми территориальными командованиями в НОАК образовано еще функциональное командование — сил стратегической поддержки (обеспечения). Судя по имеющимся сведениям, оно также ведает проведением операций в киберпространстве, радиоэлектронной борьбой и действиями сил специальных операций.

Виды вооруженных сил в соответствии с реформой 2015 года отвечают только за строительство, обучение, развитие, они лишены теперь функции оперативного руководства, применения вооруженных сил — боевого и небоевого, на военное время все оперативное управление — в руках ОШ и межвидовых командований на театрах. Наряду с руководящими структурами для ВМС и ВВС НОАК образована структура по управлению Сухопутными войсками НОАК, которая ранее в системе стратегического управления отсутствовала: сухопутные войска (СВ) управлялись непосредственно из Генштаба НОАК. (В СВ будут, видимо, и дивизии, и бригады — с учетом опыта реформы в РФ, когда сначала дивизии были полностью упразднены, а затем частично начали восстанавливаться. Уже на протяжении 10-15 лет в НОАК действует тенденция к сокращению числа дивизий и увеличению числа бригад[25].)

Еще одним видом в НОАК стали ракетные войска, создаваемые на базе так называемого 2-го артиллерийского корпуса. (В официальном издании Государственного совета КНР (на русском языке) о задачах этой структуры НОАК говорилось следующее: «2-й артиллерийский корпус (стратегические ракетные войска) представляет собой ключевые силы стратегического устрашения. Главные задачи корпуса: сдержать применение другими странами ядерного оружия в отношении Китая, нанести в случае необходимости ответный ядерный удар и с точностью поражать цели с помощью обычных баллистических ракет»[26].) Их не стали именовать «ракетными войсками стратегического назначения» по аналогии с видами вооруженных сил (позднее — родами войск) в ВС СССР/России.

У Китая помимо наземного компонента стратегических ядерных сил имеется и сравнительно небольшая (на данном этапе) морская составляющая в лице атомных подводных лодок с ракетами «Цзюйлан-1» и «Цзюйлан-2» (с базированием на о. Хайнань) [27].

Реализуемая в КНР военная реформа связана с новым характером задач, поставленных перед НОАК партийно-государственным руководством КНР. Она отражает значительно более высокий уровень экономического и научно-технического развития КНР. Эта реформа является частью огромных усилий руководства КНР по борьбе с коррупцией, которая может угрожать не только экономическому благополучию страны, но и политической стабильности в КНР (и даже в целом политической системе).

Несомненно сохранение, а может быть даже и усиление, политического и идеологического контроля над вооруженными силами со стороны компартии, ее высших органов власти, начиная с генерального секретаря ЦК КПК и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Со стороны высшего руководства КНР налицо значительное усиление внимания к НОАК.

Есть все основания говорить о том, что роль Военного совета ЦК КПК и Центрального военного совета КНР в управлении китайскими вооруженными силами в результате военной реформы в Китае стала еще более значительной.

Реформа системы стратегического управления и изменение организационно-штатных структур китайских вооруженных сил вплоть до тактического звена создадут огромные возможности для обновления командного и политического состава НОАК как с точки зрения повышения степени его адекватности современным профессиональным военным задачам, стоящим перед вооруженными силами, так и в плане обеспечения его лояльности государственно-политической системе в КНР, руководству КПК.

В результате реформы произошло рассредоточение полномочий между структурными компонентами ЦВС, призванное обеспечить более развитую систему сдержек и противовесов в этой области, специфическую для китайской системы. Нельзя не отметить, что при этом значительно усложняется задача управления таким числом органов ЦВС (при их увеличении более чем в три раза). По-видимому, это будет означать усиление роли заместителя (заместителей) председателя Центрального военного совета. Ясно, что потребуется немало времени и усилий, чтобы эта новая система заработала достаточно эффективно.

1.               Си Цзиньпин. Для того чтобы сбылась «китайская мечта», необходимо следовать по китайскому пути // Синьхуа. 17.03.2013 // http://russian.people.com.cn/31521/8176942html (дата обращения: 15.05.2016).

2.               Кашин В. Эволюция китайской военной политики // Экспорт вооружений. 2012. №10. С. 6.

3.               Буров В.Г. XVIII съезд КПК и стратегия развития Китая // Новая и новейшая история. 2013. №3. С. 35.

4.               China Announces Important Military Reforms Guidelines: Implications — Analysis // Eurasia Review. 2015. Dec. // Eurasiareview.com (дата обращения: 05.06.2016).

5.               Панкова Л.В. Стратегическая стабильность: новая американская «стратегия компенсации» // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2015. №3. С. 115-140.

6.               Си Цзиньпин. О государственном управлении. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 2014. С. 299.

7.               Там же. С. 303.

8.               Xi’s New Model Army // The Economist. 2016. Jan. 16 // economist.com (дата обращения: 15.04.2016).

9.               Кокошин А.А. К прогнозированию отношений КНР и США // Проблемы прогнозирования. 2014. №6. С. 71.

10.            Allison Graham T. Avoiding Thucydides’s Trap // The Financial Times. 2012. August 22 // http://belfercenter.ksg.harvard.edu/publication/22265/avoiding_thiucydidess_trap

11.            Фукидид. История. Ленинград: Наука, 1981. С. 14.

12.            КашинВ. Эволюция… Соч. С. 7.

13.            Доклад Генерального секретаря ЦК КПК Ху Цзиньтао на XVIII съезде ЦК КПК // Жень- минь жибао онлайн. 19.11.2012 // http://rusian/people.com.en/31521_/8023_RRL.html (дата обращения: 15.12.2012).

14.            Там же.

15.            КашинВ. Эволюция… соч. С. 7.

16.            Андрианов В.П. Укрепление позиций Китая в АТР: потенциал и пределы // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2012. №3. С. 49-71.

17.            Тебин П.Ю. Проблема обеспечения господства на море в современной военно-морской стратегии США // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2011. №1. С. 163-172.

18.            Кокошин А.А. Стратегическое управление. Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. М.: РОССПЭН, 2003. С. 455-458.

19.            ГКиссинджер в своей недавней работе по Китаю обоснованно писал: «Одной особенностью культуры, часто приводимой китайскими руководителями в качестве примера, являлось их восприятие исторической перспективы — способность, а на деле необходимость, думать о времени в категориях, отличных от применяемых на Западе» // Киссинджер Г. О Китае. М.: Астрель, 2012. С. 271.

20.            КокошинА.А. Стратегическое управление… С. 279-292.

21.            Garafola Cristina L. Will the PLA Reforms Succeed? // The RAND Corporation. April 2016 // www.rand.org (дата обращения: 10.06.2016).

22.            Goldwater — Nichols Department of Defense Reorganization Act of 1986. 99th Congress, 2nd Session. House of Representatives, Report 99-825. Washington, D.C.: GPO, 1986. P. 20. 23Кашин В.Б. Реформа органов управления китайскими вооруженными силами // Проблемы Дальнего Востока. 2016. №2. С. 38.

23.            Там же. С. 39.

24.            Каменнов П.Б. Военная политика // Китайская Народная Республика. К 60-летию КНР. М.: ИДВ «Форум», 2009. С. 275.

25.            Разносторонняя деятельность вооруженных сил Китая. Пресс-канцелярия Госсовета КНР.

Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 2013. Апрель. С. 14.

27Крашенинникова Л.С. Влияние китайской стратегической культуры на ядерную политику КНР // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. Т. 7. №3. 2015. С. 142-168.

Источник: Международная жизнь

Россия – главный военно-политический союзник КНР, а США представляют своими действиями угрозу и национальной безопасности Китая, и миру в целом. К таким выводам приходят китайские стратеги в новой военной доктрине КНР, опубликованной 24 июля 2019 года.

Белая книга красного Китая

«Белая книга по обороне» — так называется открытая версия китайской официальной военной доктрины, которая была недавно опубликована Информационным бюро Государственного совета КНР. В издании, названном «Китайская национальная оборона в новую эпоху», ключевые акценты расставляются на общей оценке мировой военно-политической ситуации, выявлении угроз со стороны других сильных государств, возможной реакции Китая на вызовы в сфере обороны и национальной безопасности.

Само словосочетание «новая эпоха» активно используется в Китае, особенно китайским руководством, для описания текущего этапа политического и экономического развития КНР. Председатель КНР Си Цзиньпин рассчитывает обеспечить к 2050 году мировое лидерство Поднебесной, для чего особое внимание уделяется технологиям, продвижению китайских экономических интересов и, соответственно, их военно-политическому обеспечению.

В 2015 году в Пекине уже выходила предыдущая версия военной доктрины КНР. Несмотря на то, что в 2015 году вовсю шли войны на Украине, в Сирии, в Ливии и многих других странах мира, а Россия находилась под действием санкций ЕС и США, в Китае мировую политическую обстановку все же оценивали весьма оптимистично. Так, в старой военной доктрине утверждалось, что в мире ослабевают тенденции к войне.

Весьма позитивно в старой доктрине оценивались и взаимоотношения Китая с другими странами. Напомним, что тогда США еще не начали свои торговые войны против Поднебесной, уровень напряженности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, включая и Южно-Китайское море, также был значительно ниже, чем сейчас.

За четыре года, как можно сделать вывод, сравнив предыдущую и текущую китайские военные доктрины, обстановка в мире изменилась, причем далеко не в самую лучшую сторону. Новая «Белая книга» в три раза превосходит по объему предыдущую, а значит, что китайским стратегам есть о чем писать, какие вызовы и риски в своей работе рассматривать.

Независимость Тайваня как главная угроза интересам Китая

По-прежнему в Пекине считают основной угрозой национальной безопасности Китая сам факт существования Китайской Республики, как официально называется Тайвань. Островное государство, возникшее после гражданской войны в Китае, сохраняет свою независимость уже почти семь десятилетий.

Тайвань пользуется поддержкой США, Японии и целого ряда других государств, имеет и свою хорошо вооруженную армию. Поэтому о силовом решении «тайваньского вопроса» речь не идет и идти не может. Но Пекин испытывает страшный дискомфорт от того, что в мире есть еще одно государство, называющее себя Китаем и пытающееся претендовать на статус «подлинного» Китая.

В новой военной доктрине Тайвань упоминается 14 раз, тогда как в предыдущей авторы вспоминали о нем лишь три раза. Это означает, что в Китае за последние четыре года еще больше обеспокоились «тайваньским вопросом».

Пекин обвиняет остров в нежелании признавать Китай единым и неделимым, а тема территориальной целостности, как известно, для КНР является одной из наиболее болезненных (в том числе и потому, что в западной части страны весьма актуальны проблемы тибетского и особенно уйгурского сепаратизма).

Отдельного внимания удостоена правящая на Тайване Демократическая прогрессивная партия, политикой которой в Пекине крайне недовольны. В документе даже подчеркивается, что Китай готов применить мощь своих вооруженных сил против тех, кто собрался отстаивать независимость Тайваня.

Но дело не только в идеологии и символах. Тайвань, расположенный в непосредственной близости от китайского побережья, является союзником США и фактически американским форпостом, что действительно представляет собой прямую угрозу китайской национальной безопасности. Чем больше США присутствуют в Азиатско-Тихоокеанском регионе, тем большую обеспокоенность и большее раздражение вызывает у китайского руководства и политика тайваньских властей, и сам факт существования независимой республики.

В целом же, если абстрагироваться от темы отношений с Тайванем, обстановка в Азиатско-Тихоокеанском регионе все же оценивается в «Белой книге» как достаточно приемлемая. Причем отдельное внимание уделяется Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), про которую в военной доктрине пишут, что она проводит политику неприсоединения и не направлена против какой-либо конкретной страны.

Против ядерной гонки

В «Белой книге» рассматривается и вновь ставшая очень актуальной проблема гонки вооружений, в том числе ядерных. Пекин подчеркивает, что Китай принципиально не участвует в гонках вооружений с какими-либо другими странами. Это связано с изначальной позицией КНР – неприменению ядерного оружия первым.

Мы также всегда были верны принципу безоговорочно не применять и не запугивать ядерным оружием страны и регионы, не обладающие ядерным оружием,

— подчеркивается в военной доктрине КНР.

Китайское руководство отмечает, что ядерный потенциал страны сохраняется на минимальном уровне, для обеспечения национальной безопасности. В перспективе же Китай вообще выступает за полный и окончательный запрет ядерного оружия и его полное уничтожение.

В этом, кстати, китайская официальная военная доктрина отличается от позиции США. Негативное отношение китайского государства к ядерному оружию, декларируемое миролюбие связано с самой спецификой национального менталитета, с китайской философией, тысячелетиями определявшей идеологию страны.

Не стоит считать Китай этаким миролюбивым ягненком, просто для достижения своих целей Пекин считает необходимым действовать методами «мягкой силы». Принцип «вода побеждает камень» играет важную роль во внешней политике КНР, соответственно Китай вполне может обойтись и без постоянных угроз «ядерной дубинкой».

Важность сотрудничества с Россией

По сравнению с предыдущей военной доктриной, в текущем документе гораздо больше внимания уделено вопросам военно-политического сотрудничества с Российской Федерацией. Отношения с Россией начинают играть для Китая все большую роль, в том числе и в сфере обеспечения национальной безопасности. Об этом свидетельствует и то, что в новой доктрине число упоминаний России выросло до 24, а в 2015 году Россию упоминали в китайской военной доктрине лишь два раза.

В «Белой книге» подчеркивается особая важность военного сотрудничества с Россией, перечисляются все совместные учения, которые Народно-освободительная армия Китая проводила с Вооруженными силами Российской Федерации в течение последних лет. Например, специально подчеркивается, что в августе-сентябре 2018 года Народно-освободительная армия Китая впервые участвовала в стратегических военных учениях «Восток», которые были организованы Вооруженными силами Российской Федерации.

Отмечается важность стратегических консультаций между представителями военного руководства России и Китая. Между двумя государствами поддерживаются постоянные контакты на уровне руководства министерств обороны, генеральных штабов.

И это не только слова. События последнего времени показывают, что Россия и Китай действительно сотрудничают в военной сфере все теснее. Например, было организовано совместное воздушное патрулирование неба над Японским морем – да, то самое, которое вызвало столь болезненную реакцию со стороны Южной Кореи и Японии. До этого столь тесно Россия взаимодействовала с Китаем в военной сфере лишь в 1940-е – 1950-е годы, в том числе и во время Корейской войны, где советские военнослужащие сражались на стороне северокорейских коммунистов бок о бок со своими коллегами из Народно-освободительной армии Китая.

Россия играет важную роль в подготовке китайских военных кадров, в обеспечении НОАК новейшими образцами вооружений. Поскольку руководство КНР реализует курс на модернизацию китайской армии, роль технологий и современного оружия повышается. Прежняя стратегия КНР, опиравшаяся на численное превосходство в населении и, соответственно, мобилизационном резерве, уходит в прошлое. Современная китайская армия, как считают Си Цзиньпин и его ближайшее окружение, должна брать не столько численностью, сколько технологиями. И здесь очень важно сотрудничество с Россией.

В настоящее время Россия фактически доминирует на китайском рынке вооружений, являясь главным поставщиком оружия в КНР. И запрос на российскую военную технику и российские военные технологии в Поднебесной только растет, что также связано с курсом на перевооружение и переоснащение Народно-освободительной армии Китая.

Кроме того, в Пекине прекрасно понимают, что в одиночку нельзя не только выиграть противостояние с Соединенными Штатами, но и обеспечить равновесие сторон. Ведь у США в союзниках ядерные державы Франция и Великобритания, весь блок НАТО, целый ряд партнеров и сателлитов в Азиатско-Тихоокеанском регионе – от Японии и Южной Кореи до того же Тайваня. Поэтому Китаю просто не остается иного выхода, как сотрудничать с Россией, особенно если учесть, что наши интересы во многих регионах мира в целом совпадают.

Например, и Россия, и Китай крайне заинтересованы в снижении масштабов американского военно-политического влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Но решить эту задачу можно только совместными усилиями, поскольку Вашингтон не только не собирается уходить из АТР, но и постоянно наращивает мощь своих военно-морских и военно-воздушных сил, базирующихся в регионе.

Правда, помимо Азиатско-Тихоокеанского региона, России и Китаю стоило бы развивать взаимодействие и в других уголках планеты. В частности, Пекин и Москва могли бы сыграть важную роль в упреждении крайне вероятного нового конфликта в Персидском заливе, направив свои военные корабли для патрулирования Ормузского пролива. Военное присутствие России и Китая стало бы идеальным «противоядием» против американских агрессивных планов в отношении Ирана.

Не решить без совместного сотрудничества и проблему защиты Венесуэлы, а также Кубы и Никарагуа, от агрессивной политики Вашингтона, до сих пор не собирающегося мириться с существованием в непосредственной близости от своих границ политических режимов, не подчиняющихся американским интересам.

Военное сотрудничество России и Китая рассматривается многими аналитиками как одна из главных гарантий против развязывания новых крупномасштабных войн Соединенными Штатами и их союзниками. Все же когда две такие мощные державы как РФ и КНР сотрудничают друг с другом и являются в известной степени военно-политическими союзниками, в Вашингтоне остерегаются предпринимать какие-то агрессивные действия и против России, и против Китая, и против многих других государств, которые не вписываются своей политикой в идеальную модель американского мирового порядка.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Инструкция по пожарной безопасности на рабочем месте 2022
  • Куклы из тряпок своими руками пошаговая инструкция
  • Иммунал инструкция по применению цена отзывы аналоги кому прописывают
  • Сроки выплаты за классное руководство 5000
  • Smoant viku инструкция по применению на русском языке