Материальное руководство процессом

Процессуальные
действия совершаются судом или сторонами
перед судом. Вследствие участия суда,
являющегося органом государственной
власти, гражданский процесс приближается
по своему значению к другим формам
конкретизации юридических норм органами
государственной власти — к уголовному
процессу, к деятельности административных
учреждений — и запечатлен публично-правовым
характером. Хотя в гражданском процессе
сторонам предоставлено право свободного
распоряжения объектом спора и средствами
борьбы (по принципу диспозитивности),
хотя самодеятельности их открыт широкий
простор, но все-таки господствующее
положение в процессе принадлежит суду
как потому, что он — представитель
государственной власти, которой подчинены
стороны, так и потому, что действия
сторон сводятся, в сущности, к тому,
чтобы возбудить деятельность суда и
дать ему материал для постановления
правильного решения.

Ввиду
такого характера процесса суду должна
быть предоставлена руководящая роль
при определении порядка и хода
производства. Это достигается принципом
судейского руководства процессом.

Этот
принцип относится исключительно к
внешней, формальной стороне процесса
и не касается внутренней, материальной,
определяемой иными принципами
(диспозитивности, состязательности и
др.).

Поэтому
он обыкновенно именуется принципом
формального руководства, в отличие от
принципа материального руководства
процессом, как некоторые называют
инструкционный принцип. Не распространяется
руководство суда и на переход процесса
из стадии в стадию, из инстанции в
инстанцию: здесь действует принцип
свободного почина сторон (см. § 26).

От
принципа формального руководства суда
нужно строго отличать принцип судейского
суверенитета, или дискреционной власти
суда.

Таким
образом, принцип судейского руководства
процессом возлагает на суд заботу об
обеспечении правомерности,
последовательности, удобства и быстроты
производства.

Выполняя
эту задачу, суд или, в качестве представителя
коллегии, председатель суда наблюдает
за исполнением сторонами формальностей,
которым должны, по правилам закона,
удовлетворять подаваемые в суд письменные
прошения, жалобы и другие бумаги (ст.
266 и сл.), руководить словесным состязанием
сторон (ст. 336, 338), определяет очередь
допроса свидетелей и руководить допросом
(ст. 393, 399 и сл.) и т. д.

§ 25. Состязательность

Гольмстен.
Состязательное начало (в его «Юрид.
исследов.», 1894); Окольский. Состязательный
процесс в Уставе гражданского
судопроизводства (Журн. гр. и уг. пр.
1880. N 2, 3, 4); Азаревич. Правда в гражданском
процессе (там же, 1888. N 1); Анненков.
Усмотрение суда в гражданском процессе
(там же, 1889. N 4); Гредескул. К оценке теории
состязательного начала в гражд. процессе
(Журн. юридич. общ. 1898. N 3, 4); Блюменфельд.
Принцип официальности в гражданском
процессе и свободное правотворение,
1912; Яблочков. Бремя утверждения в гражд.
процессе (Вестн. гражд. пр. 1916. N 4, 5).

I.
Задача собирания процессуального
материала и разыскания доказательств
может быть возложена законом: 1)
исключительно на самих тяжущихся; 2) на
суд и 3) на тяжущихся и на суд вместе.

1.
В первом случае все предоставляется
самодеятельности тяжущихся, при пассивном
положении суда. Подготовка фактического
материала производится сторонами, а
суд дает ему оценку, принимая во внимание
только то, что доставлено сторонами, и
в таком виде, как доставлено.

Такой
способ собирания и подготовки
процессуального материала носит название
состязательного начала, или принципа
состязательности (Verhandlungsmaxime), в тесном
смысле слова, именно в смысле ответственности
сторон за фактический материал процесса,
или, говоря точнее, в смысле права сторон
свободно распоряжаться фактическим
материалом в процессе.

2.
Законодатель может поступить как раз
противоположным образом: возложить
обязанность собирания и подготовки
процессуального материала всецело на
суд, совершенно независимо от воли и
деятельности тяжущихся. Суд становится
тогда самостоятельным исследователем
фактических обстоятельств дела, а
стороны, наравне со свидетелями,
приобретают значение только средств,
источников, откуда суд черпает необходимые
ему сведения. В этом состоит следственное,
или инквизиционное начало (Untersuchungs- ,
Inquisitions-maxime).

3.
Наконец, возможно построить процесс на
более или менее равномерном сочетании
состязательного и следственного
принципов.

II.
В пользу принципа состязательности
говорят следующие соображения.

1.
Прежде всего, фактическая сторона дела
может быть лучше установлена тем, кому
она ближе знакома, кто знает, какими
доказательствами ее можно подтвердить
и где эти доказательства следует искать.
В этом отношении тяжущиеся находятся
в неизмеримо более благоприятном
положении, чем судьи, потому что никто
не знает лучше них обстоятельств их
собственных дел.

2.
Точно так же тяжущиеся больше кого бы
то ни было и, во всяком случае, больше
суда заинтересованы в выяснении
обстоятельств дела.

Каждая
сторона стремится к выигрышу процесса
и в этой целью старается отыскать и
представить суду все факты, говорящие
в ее пользу и подрывающие требования
противника. Если при этом она приведет
ложный факт или исказит истинный, другая
сторона не замедлит раскрыть его и
восстановить истину: к этому ее побуждает
собственная выгода, могущественнейшая
пружина человеческих поступков. Суд же
находится в ином положении: он не
заинтересован в раскрытии материальной
правды ни лично, ни даже в качестве
представителя государственной власти,
для которой, собственно, безразлично,
кто из тяжущихся победит в процессе;
для нее важно лишь, чтобы победа была
одержана без нарушения установленных
правил процессуального поединка.

3.
Принцип состязательности соответствует
сущности гражданского процесса.
Предъявляя требование к ответчику,
истец выводит его из норм права и
фактических обстоятельств. Задача суда
ограничивается проверкой, правильно
ли сделан им вывод из норм действующего
права. Если же суд, не ограничиваясь
этим, стал бы сам разыскивать фактические
данные доказательства, а затем делать
применительно к ним выводы из действующего
права, то он стал бы в положение стороны
и в судебном решении должен был бы
проверять свои собственные выводы.

4.
Характер тех прав, о которых идет речь
в гражданском процессе, не допускает
применения следственного принципа.
Частные права определяют отношения
между гражданами в их частной жизни. А
вмешательство в нее органов государственной
власти, к которым относится суд,
нежелательно. Частная и в особенности
семейная жизнь должна быть неприкосновенна,
ибо если дать суду право самостоятельно
производить в ней розыски, то граждане
во многих случаях предпочтут не обращаться
к суду, а разрешать юридические споры
другими способами: третейским судом,
мировыми соглашениями, а иной раз даже
прибегать к самоуправству.

5.
Принцип состязательности вполне
соответствует принципу формальной
диспозитивности. Обладая полной свободой
распоряжения процессуальными средствами
защиты, в том числе и доказательствами,
которыми подтверждаются и устанавливаются
те или иные части процессуального
материала, тяжущиеся могут, по своему
усмотрению, увеличивать или уменьшать
количество самого материала. Естественно
поэтому возложить на них и ответственность
за полноту процессуального материала.

6.
Следственный принцип заставляет суд
покидать роль спокойного созерцателя
единоборства тяжущихся сторон и
вмешиваться в процессуальную борьбу.
Суд может утратить соответствующие его
званию хладнокровие, беспристрастие,
объективность и стать в положение
помощника одной из сторон, правота
которой представилась ему более вероятной
при предварительном исследовании
обстоятельств дела.

Но
если это даже не произойдет в
действительности, во всяком случае,
одна возможность такого результата
набросит на суд тень подозрения в
пристрастии и лишит его доверия граждан.
Судья не только должен быть беспристрастным,
но и должен казаться таковым. «Процесс
может быть благодетельным учреждением
только тогда, когда стороны питают такое
же доверие к гражданскому судье, как к
третейскому, но не тогда, когда они
боятся его, как полицейского чиновника»
(Канштейн).

7.
Принятие состязательного принципа
имеет еще ту выгоду, что ведет к разделению
труда, всегда приносящему лучшие плоды,
чем исполнение всей сложной работы
одним лицом. Подготовка фактического
материала производится двумя тяжущимися,
из коих каждый подбирает все то, что
служит в его пользу, причем обе стороны
могут пользоваться помощью
специалистов-юристов (адвокатов).

8.
Принцип состязательности открывает
простор для самодеятельности тяжущихся
и побуждает их к проявлению личной
инициативы и энергии.

Напротив,
следственный принцип отдает их в оценку
суда; их усердие ослабевает; они начинают
полагаться на помощь свыше, и если
ошибаются в расчете, то нарекают на суд
и заподозревают его в пристрастии. С
точки зрения воспитательного влияния
на граждан состязательный принцип
поэтому заслуживает предпочтения, хотя
бы даже в отдельных случаях они терпели
от него ущерб. Здравая идея состязательного
процесса состоит, как выразился Планк,
в том, что «лучше явная опасность
свободы, чем сомнительная обеспеченность
опеки».

9.
Наконец, последовательное проведение
следственного принципа фактически
невозможно, так как работа суда увеличилась
бы в десятки и сотни раз, став для него
непосильным бременем.

III.
Против принципа состязательности
выставлялись разные возражения. Но
основательным является только одно,
заключающееся в следующем.

Принцип
состязательности может быть полезен и
целесообразен только при том условии,
если обе тяжущиеся стороны являются
равносильными, одинаково подготовленными
и умелыми противниками. Тогда суду
остается только молча наблюдать их
единоборство и беспристрастно решить,
кто из них победил. Но если стороны не
равносильны, если, напр., одною является
образованный человек, а другою —
неграмотный крестьянин, или если одному
тяжущемуся помогает адвокат, до тонкости
изучивший все приемы и средства
процессуальной борьбы и обладающий
долговременным навыком, а другой
тяжущийся защищается лично, будучи
совершенным новичком, впервые выступающим
в процессе, то принцип состязательности
приведет лишь к торжеству сильного над
слабым, богача, имеющего возможность
нанять хорошего адвоката, над бедняком,
принужденным вести свое дело лично. А
это противно справедливости.

Чтобы
устранить вредное влияние неравносильности
сторон, необходимо сделать одно из двух:
либо ввести обязательное участие
специалистов-юристов в процессе, либо
возложить на суды обязанность оказывать
содействие сторонам при установлении
фактических обстоятельств.

Первый
способ осуществлен западноевропейскими
законодательствами в применении к
делам, разбираемым коллегиальными
судами: во Франции эти дела должны
вестись тяжущимися при посредстве
поверенных, а в Германии и Австрии — при
посредстве адвокатов, исполняющих
одновременно обязанности поверенных.
Однако такой корректив к принципу
состязательности нельзя признать вполне
целесообразным по следующим соображениям.
Во-первых, опыт показал, что обязательное
участие поверенных или адвокатов в
процессе не устраняет необходимости
вмешательства суда в подготовку и
разработку фактического материала.
Несмотря ведь на это участие, в названных
государствах возник вопрос о необходимости
расширить права суда. Во-вторых, хотя
помощь специалистов-юристов при ведении
дел и полезна для тяжущихся, но отсюда
вовсе не следует, что закон должен
навязывать им эту помощь, за которую, к
тому же, им придется платить.

Поэтому
предпочтения заслуживает второй способ:
предоставление суду, в видах раскрытия
материальной истины, права материального
руководства процессом, т. е. добавление
к принципу состязательности некоторой
дозы следственного начала. Но тут
возникает важный вопрос о взаимном
отношении между обоими принципами, о
той пропорции, в какой их нужно смешать.
Этот вопрос должен быть разрешен
следующим образом. Процесс необходимо
построить на принципе состязательности;
вмешательство же суда допустимо в той
мере, в какой оно не противоречит принципу
диспозитивности. Именно, суд не может
ни стеснять тяжущихся в распоряжении
объектом процесса, ни принуждать их к
применению процессуальных средств
защиты, пользование которыми предоставлено
их усмотрению, ни самостоятельно
применять эти средства вопреки воле
тяжущихся.

Так
как суд только направляет и дополняет
деятельность тяжущихся, то о применении
следственного принципа в строгом смысле
здесь нельзя говорить. Поэтому
предпочтительнее употреблять термин
«инструкционный принцип».

IV.
Состязательное и следственное начала
комбинировались как в римском, так и в
основанном на нем германском общем
процессе. Оба они были построены на
состязательном принципе, но с некоторыми
отступлениями в сторону следственного.
Действующие уставы французский и
германский примыкают к германскому
общему процессу. Значительно дальше в
сторону расширения прав суда пошел
австрийский устав.

Он
возлагает на председательствующего
обязанность принимать меры, чтобы
стороны «дали все объяснения, которые
необходимы для установления, согласно
с истиной, фактических обстоятельств,
служащих основанием заявленных сторонами
прав и требований» (§ 182). Самодеятельности
суда положены два предела: 1) согласно
принципу диспозитивности, суд не может
требовать представления документов и
вызывать свидетелей, если обе стороны
заявят, что они этого не желают (§ 183), и
2) о существовании документов, вещественных
доказательств и свидетелей суд должен
узнать из ссылки на них одной из сторон
(§ 183), а не путем самостоятельных розысков.
Таким же образом скомбинированы
состязательное и следственное начала
в венгерском уставе.

Русский
дореформенный процесс основывался на
состязательном начале, соединенном с
большой дозой следственного, главным
образом, в том отношении, что суду было
предоставлено собирать по собственной
инициативе «справки» по делу, т. е.
выписки и копии с документов, не
приобщенных к делу, а находящихся в
других делах.

V.
Составители судебных уставов провозгласили
в 367 ст. Уст. гражд. суд. принцип
состязательности с категорической
ясностью: «суд ни в каком случае не
собирает сам доказательств или справок,
а основывает решение исключительно на
доказательствах, представленных
тяжущимися». Развив это общее положение
в постановлениях по частным случаям,
составители устава сохранили в то же
время некоторую долю следственного
принципа, именно, дали право суду
назначать, по собственному почину,
осмотры (ст. 507) и экспертизу (ст. 515), а
также «требовать объяснений от
стороны, выражающейся неясно или
неопределенно» (ст. 335), и если «по
некоторым из приведенных ими обстоятельств,
существенных для разрешения дела, не
представлено доказательств», объявлять
об этом сторонам, назначая им срок для
выяснения таких обстоятельств (ст. 368).

Из
приведенных постановлений видно, что
составители устава вовсе не желали
провести в процессе строгую состязательность
и поставить суд в совершенно пассивное
положение зрителя процессуальной борьбы
сторон; напротив, они призвали суд к
активному участию в установлении
фактического материала рассматриваемых
дел, но только не в качестве самостоятельного
исследователя, а в роли помощника и
советника сторон. Суд не вправе сам, по
собственному почину, собирать
доказательства и справки (ст. 667), но он
должен заботиться о надлежащем выяснении
обстоятельств дела и с этой целью
предлагать тяжущимся вопросы и указывать
им на пробелы в представленных
доказательствах. Такое содействие
сторонам является не только правом, но
и обязанностью суда. Суд не может отказать
в иске на том основании, что требование
истца осталось для него неясным и
непонятным, или удовлетворить иск
потому, что ответчик не представил
доказательств в подтверждение какого-либо
обстоятельства, которое считал не
имеющим существенного значения, тогда
как, по мнению суда, оно было очень важно.
Сенат истолковал ст. 368 несогласно с ее
действительным и вполне ясным смыслом:
она налагает на суд о б я з а н н о с т ь
указывать сторонам на необходимость
разъяснения и подтверждения доказательствами
некоторых из п р и в е д е н н ы х и м и
обстоятельств дела, а Сенат высказал
мнение, что 368 ст. дает суду только п р а
в о (93 N 21) указывать сторонам на
необходимость разъяснения таких
обстоятельств, которых сами с т о р о н
ы н е п р и в о д и л и , но которые суд
считает существенными (85 N 62, 90 N 22).

Закон
12 марта 1914 г. расширил пределы
самодеятельности суда, дав ему право в
делах, возникающих из раздельного
жительства супругов, назначать по
собственному усмотрению допрос как
самих супругов, так и свидетелей (ст.
13458).

Принцип процессуальной активности суда или принцип судебного руководства процессом?

Пацация Малхаз Шотаевич, партнер Первой коллегии адвокатов г. Москвы, ведущий научный сотрудник Российского государственного университета правосудия», доктор юридических наук.

С середины 1990-х гг., вслед за конституционным закреплением принципа состязательности, маятник процессуальной истории качнулся от принципа процессуальной активности суда в сторону принципа судебного (судейского) руководства процессом (особенно заметным это стало в арбитражном процессе). Предлагаемая статья посвящена вопросу о том общем и особенном, что характеризует эти два принципа, а также о том, насколько глубоко укоренилась в нынешнем арбитражном процессе и сколь перспективна упомянутая выше тенденция.

Ключевые слова: процессуальная активность суда, принцип судебного руководства процессом, принципы цивилистического процесса.

Principle of procedural activity of the court or principle of judicial presiding over court proceedings?

M.Sh. Patsatsiya

Malkhaz Sh. Patsatsiya, Partner at First Bar Association of Moscow, Leading Research Associate of Russian University of Justice, LLD.

After the constitutional entrenchment of the adversarial principle in the mid-1990s, the history of procedures had a swing from the principle of procedural activity of the court towards the judge presiding over court proceedings, which has become more obvious in the arbitration procedure. The article deals with the issue of general and special characteristics of the two principles and represents the deep roots of the mentioned prospect in the current arbitration procedure.

Key words: procedural activity of the court, principle of judicial presiding over court proceedings, principles of civil procedure.

Оба упомянутых в заголовке правовых феномена сами по себе неплохо известны в цивилистической процессуальной доктрине, хотя в ней, в отличие от уголовной, специальных их исследований не так уж и много. В этом ряду можно назвать всего лишь несколько работ, большинство из которых являются статьями <1>.

<1> Из монографических работ см.: Чистякова О.П. Проблема активности суда в гражданском процессе РФ: Дис. … канд. юрид. наук. М., 1997; из статей см.: Чесовской Е. Принцип процессуальной активности суда в гражданском судопроизводстве // Российская юстиция. 2003. N 8; Вельмин А.С. Активность суда и реализация распорядительных прав лицами, участвующими по делам об административном надзоре в гражданском процессе // Административное право и процесс. 2013. N 3; Ноянова А.А. Нравственные начала активности суда в арбитражном процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. N 4; Глазкова М.Е. Пределы активности суда в состязательном процессе // Журнал российского права. 2008. N 2; Бражников В. Суд должен быть активным! // ЭЖ-Юрист. 2015. N 26; Поляков И.Н. Принцип судейского руководства гражданским процессом // Право и государство: теория и практика. 2006. N 9; Волкова Е.И. Активность суда в контексте действия принципа состязательности и равноправия сторон // Российское правосудие. 2008. N 10.

Вместе с тем бесспорно, что и тот и другой принцип — это не рядовые юридические явления. Многими процессуалистами они признаются в качестве принципов цивилистического процесса, т.е. руководящих правовых начал, с которыми должны корреспондировать правовое регулирование и судебная практика. Впрочем, если говорить о принципе процессуальной активности суда, то есть исследователи, которые полагают неправомерной позицию В.М. Семенова, обосновавшего в свое время понимание этого принципа как процессуального <2>. В.В. Ярков небеспочвенно, на наш взгляд, полагает, что позиция В.М. Семенова соответствовала имевшему место в советский период уровню законодательства и задач суда <3>.

<2> См., напр.: Чистякова О.П. Указ. соч.
<3> См.: Арбитражный процесс: Учебник / Отв. ред. В.В. Ярков. М., 2010.

Принимая во внимание, что порой между принципом процессуальной активности суда и принципом судебного руководства процессом не проводится различий и, соответственно, одни и те же правовые реалии могут рассматриваться как проявления и первого, и второго <4>, а также учитывая, что вопрос об их соотношении, очевидно, является недостаточно исследованным, вначале следует рассмотреть то общее и особенное, что характеризует их.

<4> Так, И.С. Комаров без достаточных на то оснований рассматривает их как сходные по содержанию правовые явления. См.: Комаров И.С. Встречный иск — разновидность соединения исков // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. N 6.

Общее и особенное

Выделяя главное в части общего, в первую очередь отметим, что оба этих правовых феномена (принципа) характеризуют инициативную (направляющую, контрольную) процессуальную деятельность суда. Оба они находятся в тесной взаимосвязи, а отчасти и взаимозависимости и, следовательно, взаимовлиянии, с такими фундаментальными для отечественного цивилистического процесса правовыми явлениями, как цели и задачи судопроизводства, принципы процесса (имеются в виду прежде всего состязательность и диспозитивность) и т.д.

Если выделять главное в части особенного, то это, во-первых, разная глубина проникновения в слои юридического конфликта, представленного для судебного разрешения. Если процессуальная активность суда увязывается с установлением объективной (материальной) истины, то судебное руководство процессом имеет целью определение формальной (процессуальной, судебной, юридической и т.п.) истины. Во-вторых, отличающиеся цели судебного разбирательства. Для принципа процессуальной активности судаэто защита права, в то время как для принципа судебного руководства процессом — разрешение спора. В-третьих, различаются и средства достижения стоящих перед ними целей. Для принципа процессуальной активности характерен приоритет следственного начала, а для принципа судебного руководства процессом — приоритет начала состязательного. Разумеется, есть и иные отличия, но они носят не столь существенный характер (так, например, понятно, что объем инициативно реализуемых процессуальных полномочий у суда, действующего в условиях принципа процессуальной активности суда, должен быть значительно больше).

Завершая тему общего и особенного, полагаем необходимым выделить три, на наш взгляд, ключевые и тесно связанные между собой идеи, положенные в основу каждого из рассматриваемых принципов и позволяющие вести речь о них как о правовых концепциях (и, соответственно, говорить о корреспондирующих с ними теоретических моделях судопроизводства), которые, несомненно, содержат и иные важные компоненты.

Концепция судебного руководства процессом базируется на идеях: а) разрешения спора как цели судебного разбирательства <5>; б) приоритета состязательного начала в судопроизводстве; в) формальной (процессуальной) истины. Концепция процессуальной активности суда, в свою очередь, основывается на идеях: а) защиты права как цели судебного разбирательства; б) приоритета следственного (публичного) начала в судопроизводстве; в) объективной (материальной) истины.

<5> Как отмечено Д.Я. Малешиным, цель гражданского процесса является одним из критериев разграничения англосаксонской и романо-германской систем. Если в странах англосаксонской системы целью является только разрешение спора, то в государствах континентального права — защита права, предполагающая не только разрешение спора, но и реальное восстановление права (подробнее см.: Малешин Д.Я. Гражданская процессуальная система России. М., 2011). Как указывается Н. Эндрюсом, в Англии закреплены четыре цели: 1) регулирование доступа к суду и правосудию; 2) обеспечение справедливого процесса: разделение ответственности судом и сторонами; 3) обеспечение быстрого и эффективного процесса; 4) достижение справедливого и эффективного исхода дела. Ни одна из них не связана с материально-правовой стороной дела. В том числе и последняя, которая, как поясняет автор, связана с такими четырьмя правилами, как обязанность суда указывать мотивы решения, точность при вынесении решений, эффективность (предоставление обеспечительных мер и исполнение решений), окончательность (подробнее см.: Эндрюс Н. Система гражданского процесса Англии: судебное разбирательство, медиация и арбитраж. М., 2012).

Как видим, в обеих концепциях первые идеи касаются вопросов права, а вторая и третья — вопросов факта (при этом одна из них обращается к пути уяснения фактической стороны дела, а другая — к искомому результату). Вместе с тем если рассматривать эти идеи в разрезе соотношения целей и средств судебной деятельности, то первые являются целями, а вторые и третьи — средствами их достижения.

Именно названным идеям и должны соответствовать конкретные институты и нормы процессуального права, построенные на выбранной концепции судопроизводства. При этом сами виды инициативной процессуальной деятельности суда, равно как и их объем, принципиального значения не имеют, даже если совпадают. Концептуальные различия главным образом связаны с обозначенными выше тремя стержневыми идеями, составляющими правовой контекст, который в конечном счете и предопределяет, относится указанная процессуальная деятельность суда к принципу процессуальной активности суда или же к принципу судебного руководства процессом.

Таким образом, с принципом процессуальной активности суда корреспондирует основанная на приоритете следственного (публичного) начала инициативная процессуальная деятельность суда, которая направлена на защиту права посредством установления объективной (материальной) истины по делу. А принципу судебного руководства процессом соответствует основанная на приоритете состязательного начала инициативная процессуальная деятельность суда, которая направлена на разрешение спора (дела) посредством установления формальной (процессуальной) истины по нему.

Понятно, что это — чисто концептуальная дифференциация. В современных условиях цивилистический процесс по общему правилу содержит в себе элементы обеих концепций. Последнее касается, конечно, и арбитражного процесса, являющегося непосредственным предметом настоящей статьи.

Однако это не означает абсолютной невозможности их дифференциации, которая может быть проведена путем выявления доминирующих элементов процесса. Последнее осуществляется прежде всего посредством уяснения такой ключевой идеи (и, соответственно, признака), как цель судопроизводства, которая закреплена в процессуальном законе (хотя это не означает принижения значимости двух иных фундаментальных идей). Если в процессуальном праве в качестве цели не указана защита права, то без особого риска ошибиться можно сделать вывод, что речь идет о процессе, построенном на базе концепции судебного руководства процессом и, следовательно, корреспондирующем с ней принципе <6>.

<6> Похоже, что даже в странах англосаксонского права, в которых традиционно наиболее высока так называемая пассивность суда, ситуация заметно меняется. О.С. Нестерова отмечает, что с введением в действие Правил гражданского судопроизводства Англии 1998 г. стало можно говорить о развитии начала судебного руководства в англосаксонском состязательном процессе, в том числе и в отношении собирания доказательств. Так, согласно § 32.1 Правил суд может указать вопросы, подлежащие выяснению при разрешении дела, по которым должны быть представлены доказательства, вид таких доказательств и порядок их представления суду. При этом принципиально меняется роль сторон в процессе, их основной обязанностью является содействие суду в достижении целей правосудия. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в современном гражданском процессе традиционно состязательного типа снизилась роль оценки доказательств лицами, участвующими в деле на досудебной стадии, она уже не имеет преобладающего значения при значительно возросшей судебной инициативе (см.: Иски и судебные решения: Сб. ст. / Под ред. М.А. Рожковой. М., 2009). Что касается континентальной системы права, то здесь по-прежнему наблюдается достаточно активная роль суда, причем, как это видно на примере Германии, с тем пониманием, что судебное разбирательство само по себе «не может быть самоцелью, выступать критерием справедливости, его задачей должно являться достижение справедливости через защиту субъективных прав на основании истины» (Брановицкий К.Л. Понятие и значение судебного руководства рассмотрением дела по существу в гражданском процессе Германии // Закон. 2014. N 4. О зарубежном опыте в этом плане также см.: Малешин Д.Я. Указ. соч. О китайском правовом опыте, в частности, см.: Чэн П. Эволюция роли судьи в процедуре установления фактических обстоятельств дела в китайском гражданском процессе // Российский юридический журнал. 2013. N 5).

Если цель защиты права указана, то по общему правилу мы имеем дело с процессуальным правом, построенным на основе концепции процессуальной активности суда и соответствующем ей принципе. При этом если вести речь о практической стороне дела, то в любом случае могут быть нюансы. Как представляется, само по себе закрепление цели защиты права ничего не предрешает. Все зависит, с одной стороны, от конкретных институтов и норм процессуального права, обеспечивающих ее достижение, а с другой — от судебной практики вышестоящих инстанций, в первую очередь высшей, по гарантированию реализации этих норм силой своего авторитета (не имеет особого значения, идет ли речь об авторитете власти или же о власти авторитета, однако первый, как правило, надежнее, поскольку в правовом регулировании, как ни прискорбно, правильнее исходить из худших, а не лучших качеств человека).

О концепции инициативной процессуальной деятельности суда, с которой корреспондирует современный арбитражный процесс

Нельзя не отметить, что в целом ряде определений Конституционного Суда (КС) РФ, в том числе и касающихся арбитражного процесса (например, в п. 2 Определения от 22.03.2012 N 559-О), речь идет о принципе судейского руководства процессом. Однако ни в одном судебном акте Конституционного Суда не дается мотивирования того, почему в настоящее время, в частности в арбитражном процессе, следует вести речь именно об этом принципе, а не принципе процессуальной активности суда. Иными словами, эта правовая категория используется без прояснения ее понятийного смысла. Так же обстоит дело и с использованием термина «судейское руководство процессом» в судебных актах арбитражных судов (например, в Определении Высшего Арбитражного Суда (ВАС) РФ от 07.10.2013 N ВАС-9913/13 по делу N А33-18938/2011). Поэтому есть основания полагать, что во всех этих случаях речь идет об использовании термина, а не соответствующего понятия.

Что касается Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), то вопрос об оценке инициативной процессуальной деятельности суда в арбитражном процессе не находил отражения в его актах, содержащих толкование Конвенции о защите прав человека и основных свобод (что понятно, поскольку этот вопрос в основном связан с судебной защитой прав, охраняемых национальным правом). При рассмотрении конвенционных проблем других стран в них встречаются отдельные упоминания, в частности, «власти судьи по руководству процессом производства по делу в интересах надлежащего отправления правосудия» <7>, но само по себе это не связано с ответом на рассматриваемый в данной статье вопрос.

<7> См.: Постановление ЕСПЧ от 10.10.2002 по делу «Чекалла (Czekalla) против Португалии» // Бюллетень ЕСПЧ. 2003. N 3.

В цивилистической процессуальной доктрине, в том числе, разумеется, и применительно к арбитражному процессу, представлено мнение, что в настоящий момент мы вернулись к традиционному для нашего процесса принципу судейского руководства <8>. Однако такая оценка, как думается, преждевременна.

<8> Об этом см., напр.: Комаров И.С. Указ. соч. Эта же позиция формулируется и некоторыми другими исследователями, указывающими, что среди принципов, которые находятся под влиянием изменения социально-правовых реалий и законодательства, есть и принцип процессуальной активности суда в гражданском процессе, трансформировавшийся в ходе судебно-правовой реформы в принцип судейского руководства. Подробнее см.: Арбитражный процесс: Учебник / Отв. ред. В.В. Ярков. М., 2010.

Исходя из изложенных выше критериев дифференциации, с одной стороны, и учитывая нижеуказанные правовые положения — с другой, полагаем возможным утверждать, что в нынешнем арбитражном процессуальном праве (формат статьи не позволяет рассмотреть ретроспективный аспект проблемы и ряд иных ее аспектов) инициативная деятельность суда до сих пор скорее корреспондирует с принципом процессуальной активности, чем с принципом судебного руководства процессом.

Применительно к трем обозначенным ранее идеям это подтверждается, но едва ли исчерпывается следующим.

  1. Выбор по первой идее — защита права или разрешение спора, очевидно, склоняется к защите права.

В связи с этим подлежит учету, прежде всего, то, что в п. 1 ст. 2 АПК РФ в качестве первой задачи (а на самом деле — цели) судопроизводства в арбитражных судах значится не что иное, как «защита нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность, а также прав и законных интересов РФ, субъектов РФ, муниципальных образований в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, органов государственной власти РФ, органов государственной власти субъектов РФ, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц в указанной сфере». Таким образом, первая из трех упомянутых стержневых идей прямо закреплена в современном арбитражном процессе. Более того, судебная защита права гарантирована конституционно (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ) и в понимании КС РФ охватывает не только справедливость самого судопроизводства. В п. 2 Постановления КС РФ от 21.01.2010 N 1-П указано, что конституционное право на судебную защиту предполагает конкретные гарантии «эффективного восстановления в правах» посредством справедливого правосудия. Наряду с этим, она включает «возможность пересмотра дела вышестоящим судом, в том числе — в целях исправления судебных ошибок — и после рассмотрения дела в той судебной инстанции, решение которой отраслевым законодательством признается окончательным в том смысле, что оно не может быть изменено в обычной процедуре; отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт, которая в тех или иных формах (с учетом особенностей каждого вида судопроизводства) должна быть обеспечена государством, умаляет и ограничивает право на справедливое судебное разбирательство». Такой подход многократно фиксировался КС РФ в его постановлениях <9>.

<9> См.: Постановления от 02.02.1996 N 4-П, от 03.02.1998 N 5-П, от 16.03.1998 N 9-П, от 11.05.2005 N 5-П и др.

В ч. 1 ст. 168 АПК РФ закреплено, что арбитражный суд определяет при принятии решения, какие законы и иные нормативные правовые акты следует применить по данному делу; устанавливает права и обязанности лиц, участвующих в деле.

Поэтому подлежат учету и нормы п. п. 1 и 2 ч. 1 ст. 178 АПК РФ, в которых закреплено, что арбитражный суд, принявший решение, до вступления этого решения в законную силу, в том числе и по своей инициативе, вправе принять дополнительное решение в случае, если: по какому-либо требованию, в отношении которого лица, участвующие в деле, представили доказательства, судом не было принято решение; суд, разрешив вопрос о праве, не указал в решении размер присужденной денежной суммы, подлежащее передаче имущество или не указал действия, которые обязан совершить ответчик.

Вместе с тем в рассматриваемом аспекте нельзя не отметить и такие диссонирующие с указанными выше подтверждениями закрепления в современном арбитражном процессуальном праве правовых положений, нацеливающих арбитражный суд именно на защиту права, положения, как нормы АПК РФ о примирении сторон (ч. 1 ст. 138, ч. ч. 1, 2 ст. 139). Впрочем, как видится, это не меняет представления о доминирующей тенденции правового регулирования, тем более если мы примем во внимание нормы ч. 3 ст. 139 Кодекса о том, что мировое соглашение не может нарушать права и законные интересы других лиц и противоречить закону, и ч. 6 ст. 141 о том, что арбитражный суд не утверждает мировое соглашение, если оно противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц.

То, что в современном арбитражном процессе реализована именно идея защиты права, подтверждается и правовым регулированием специальных производств. В данном случае сошлемся на регулирование производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, а именно на положения следующих правовых норм АПК РФ:

  • ч. 2 ст. 201 о принятии решения о признании ненормативного правового акта недействительным, решений и действий (бездействия) незаконными, если установлено, что оспариваемый ненормативный правовой акт, решение и действия (бездействие) органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц не соответствуют закону или иному нормативному правовому акту и нарушают права и законные интересы заявителя в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности;
  • п. 3 ч. 5 ст. 201 о праве указать в резолютивной части решения на признание оспариваемых действий (бездействия) незаконными и обязанность соответствующих органов, осуществляющих публичные полномочия, и должностных лиц совершить определенные действия, принять решения или иным образом устранить допущенные нарушения прав и законных интересов заявителя в установленный судом срок либо на отказ в удовлетворении требования заявителя полностью или в части;
  • ч. 7 ст. 201 о немедленном исполнении решения арбитражного суда по делам об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц, если иные сроки не установлены в решении суда;
  • ч. 8 ст. 201 о неприменении со дня принятия решения арбитражного суда о признании недействительным ненормативного правового акта полностью или в части указанного акта или отдельного его положения;
  • ч. 2 ст. 211 о возможности принять решение о признании незаконным и об отмене оспариваемого решения полностью или в части либо об изменении решения в случае, если при рассмотрении заявления об оспаривании решения административного органа о привлечении к административной ответственности арбитражный суд установит, что оспариваемое решение или порядок его принятия не соответствует закону, либо отсутствуют основания для привлечения к административной ответственности или применения конкретной меры ответственности, либо оспариваемое решение принято органом или должностным лицом с превышением их полномочий;
  • ч. 6 ст. 215 о возможности проверять правильность расчета и размера взыскиваемой суммы при рассмотрении дел о взыскании обязательных платежей и санкций, когда арбитражный суд в судебном заседании устанавливает, имеются ли основания для взыскания суммы задолженности и соответствующие полномочия у органа, обратившегося с требованием о взыскании.

По большому счету подтверждением рассматриваемого тезиса является вся существующая иерархия проверки судебных актов, закрепленная в главах 34, 35, 36.1 АПК РФ, а в известном смысле — и институт пересмотра вступивших в законную силу судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам, установленный в главе 37 Кодекса <10>, поскольку они являются институционными и одновременно процессуальными гарантиями защиты права.

<10> По меньшей мере, в порядке, определенном в п. п. 11 и 12 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.06.2011 N 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам».

Подобное регулирование защиты права выходит далеко за пределы тех судебных полномочий, которые в доктрине обычно связывают с принципом судебного руководства процессом, а именно:

  • руководить ходом процесса, следить за соблюдением арбитражного процессуального регламента;
  • обеспечивать порядок в судебном заседании, выполнение обязанностей перед арбитражным судом;
  • содействовать сторонам в истребовании доказательств, которые они не могут получить самостоятельно, указывать на неисследованность фактических обстоятельств, обосновываемых ими, и предлагать представить в их обоснование доказательства;
  • разъяснять сторонам и другим участникам процесса их процессуальные права и обязанности, предупреждать о последствиях их ненадлежащего осуществления, а также отказа от их совершения <11>.

<11> Подробнее см.: Арбитражный процесс: Учебник / Отв. ред. В.В. Ярков. М., 2010.

  1. Что касается второй идеи — о приоритете состязательного или следственного начал, то здесь необходимо осознавать, что несмотря на то, что в действующем АПК РФ принцип состязательности представлен довольно внушительно, оснований утверждать, что он доминирует, все-таки недостаточно. Даже с учетом того, что этот принцип впервые сформулирован в нем в качестве самостоятельного руководящего начала (как известно, в АПК РФ 1992 г. он вообще не упоминался, а в Кодексе 1995 г. был закреплен в ст. 7 совместно с принципом равноправия, но без его нормативного определения).

Рассмотрим ряд норм действующего АПК, которые показывают большую активность арбитражного суда в выяснении фактической стороны дела и применении норм права. Прежде всего, это норма ч. 3 ст. 9 Кодекса, которая уже сама по себе, по своему смыслу в системе арбитражного процесса предназначена, на наш взгляд, для уравновешивания принципа состязательности принципом процессуальной активности суда.

На инициативную процессуальную деятельность суда в рамках искового производства, которую арбитражный суд осуществляет исключительно по собственному почину и которая уравновешивает состязательность процесса, указывают и нормы Кодекса, управомочивающие суд на совершение следующих процессуальных действий: вызов свидетелей (ч. 2 ст. 56, ч. 2 ст. 88), специалистов (ч. 2 ст. 55.1, ч. 1 ст. 87.1); определение обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения дела (ч. 2 ст. 65); оценка представляемых сторонами доказательств на относимость (ст. 67), допустимость (ст. 68), достоверность и достаточность, а также на соответствие их иным критериям (ст. 71); применение усмотрения в части признания обстоятельств преюдициально установленными (ч. 2 ст. 69), признанными другой стороной (ч. 3.1 ст. 70) или непринятия признания другой стороной (ч. 4 ст. 70); назначение экспертизы, когда это предписано законом, а также повторной или дополнительной экспертизы (ч. 1 ст. 82, ст. 87); допущение иных документов и материалов в качестве доказательств по делу (ч. 1 ст. 89). Как видим, этот перечень балансиров состязательности весьма представителен. Но и он едва ли является законченным.

Правомочиями, которые реализуются посредством деятельности арбитражного суда, содействующей лицам, участвующим в деле, и уравновешивают состязательность, следует признать по меньшей мере такие: предлагать лицам, участвующим в деле, представить дополнительные доказательства, необходимые для выяснения обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения дела и принятия законного и обоснованного судебного акта (ч. 2 ст. 66 АПК РФ); содействовать в выяснении обстоятельств, входящих в предмет доказывания (ч. ч. 3, 4, 7 ст. 66); обеспечивать доказательства (ст. 72); выдавать судебные поручения в случае невозможности получения доказательств, находящихся на территории другого субъекта РФ (ст. 73); назначать экспертизу по ходатайству лица, участвующего в деле, или предлагать лицам, участвующим в деле, назначить экспертизу (ч. 1 ст. 82). Этот список также не является закрытым (к примеру, в него можно включить и полномочия арбитражного суда, указанные в п. п. 1 и 3 ч. 1 ст. 135, п. 2 ч. 2 ст. 136 АПК РФ).

В этом ряду следует упомянуть и контрольные полномочия арбитражного суда, например предусмотренное в ч. 5 ст. 49 АПК РФ полномочие не принять отказ истца от иска или уменьшение им размера исковых требований, признание ответчиком иска, не утвердить мировое соглашение сторон, если это противоречит закону или нарушает права других лиц, и рассмотреть дело по существу.

В то же время едва ли можно оспорить балансирующие состязательность возможности арбитражного суда по специальным производствам.

Так, в делах, возникающих из публичных отношений, арбитражному суду предоставлены большие полномочия, чем в исковом производстве. В этом смысле выделяются, в частности: возможность влиять на распределение и исполнение лицами, участвующими в деле, бремени доказывания (ч. ч. 1 и 5 ст. 65, ч. 3 ст. 189, ч. ч. 3, 6 ст. 194, ч. ч. 3, 5, 6 ст. 200, ч. ч. 2, 4, 5 ст. 205, ч. ч. 3, 4, 5, 7 ст. 210, ч. ч. 3, 4, 5 ст. 215 АПК РФ); несвязанность основаниями и доводами заявленных требований, означающая, что оспариваемый акт или его часть подлежит проверке на предмет соответствия не только нормам правовых актов, указанным в заявлении, но и иным правовым нормам, регулирующим соответствующие отношения и имеющим большую юридическую силу (ч. 5 ст. 194).

Следует учесть и расширенные по сравнению с ординарным исковым производством возможности арбитражного суда при рассмотрении дел о несостоятельности. В этой части ограничимся указанием на полномочия арбитражного суда по проверке обоснованности и размера требований кредиторов. Так, в п. 26 Постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 N 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» (далее — Постановление N 35) разъяснено: «В силу пунктов 3 — 5 статьи 71 и пунктов 3 — 5 статьи 100 Закона (от 26.10.2002 N 127-ФЗ) о банкротстве проверка обоснованности и размера требований кредиторов осуществляется судом независимо от наличия разногласий относительно этих требований между должником и лицами, имеющими право заявлять соответствующие возражения, с одной стороны, и предъявившим требование кредитором, с другой стороны».

  1. Наконец, в отношении третьей идеи — выбора между объективной (материальной) или формальной (процессуальной) истиной — есть существенные основания полагать, что объективная (материальная) истина по-прежнему остается в повестке дня арбитражного судопроизводства.

В связи с этим отметим следующее.

В ч. 1 ст. 168 АПК РФ закреплено, что при принятии решения арбитражный суд оценивает доказательства и доводы, приведенные лицами, участвующими в деле, в обоснование своих требований и возражений; определяет, какие обстоятельства, имеющие значение для дела, установлены и какие обстоятельства не установлены. В ч. 3 той же статьи определено, что арбитражный суд, признав при принятии решения необходимым дополнительно исследовать доказательства или продолжить выяснение обстоятельств, имеющих значение для дела, возобновляет судебное разбирательство, о чем выносит определение.

На это, хотя и косвенно, указывают нормы п. п. 1 и 2 ч. 4 ст. 170 АПК РФ, в которых установлено, что в мотивировочной части решения должны быть указаны фактические и иные обстоятельства дела, установленные арбитражным судом доказательства, на которых основаны выводы суда об обстоятельствах дела, и доводы в пользу принятого решения; мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле.

Впрочем, нельзя не упомянуть правовое положение, которое, как представляется, несколько диссонирует с вышеприведенными правомочиями арбитражного суда. В ч. 4 ст. 170 АПК РФ указано, что в случае признания иска ответчиком в мотивировочной части решения может быть сделано указание только на признание иска ответчиком и принятие его судом.

Применительно к специальным производствам, в частности производству по делам, возникающим из публичных правоотношений, следует добавить такие правомочия арбитражного суда, как: осуществление в судебном заседании проверки оспариваемого акта или его отдельных положений, оспариваемых решений и действий (бездействия), и установление их соответствия закону или иному нормативному правовому акту; установление наличия соответствующих полномочий у органа или лица, которые приняли оспариваемый акт (решение) или совершили оспариваемые действия (бездействие); определение того, нарушают ли оспариваемый акт, решение и действия (бездействие) права и законные интересы заявителя в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности при рассмотрении дел об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц (ч. 4 ст. 200 АПК РФ, корреспондирующие нормы закреплены также в ч. 4 ст. 194 Кодекса); установление в судебном заседании, имелось ли событие административного правонарушения и имелся ли факт его совершения лицом, в отношении которого составлен протокол об административном правонарушении, имелись ли основания для составления протокола об административном правонарушении и полномочия административного органа, составившего протокол, предусмотрена ли законом административная ответственность за совершение данного правонарушения и имеются ли основания для привлечения к административной ответственности лица, в отношении которого составлен протокол, а также определение мер административной ответственности при рассмотрении дела о привлечении к административной ответственности (ч. 6 ст. 205); проверка в судебном заседании законности и обоснованности оспариваемого решения, установление наличия соответствующих полномочий у административного органа, принявшего оспариваемое решение, и определение, имелись ли законные основания для привлечения к административной ответственности, а также иные обстоятельства, имеющие значение для дела при рассмотрении дела об оспаривании решения административного органа о привлечении к административной ответственности (ч. 6 ст. 210); проверка оспариваемого положения в полном объеме, будучи не связанным доводами, содержащимися в заявлении об оспаривании нормативного правового акта (ч. 5 ст. 194); рассмотрение дела по существу в том числе и при отказе заинтересованного лица, обратившегося в суд с заявлением об оспаривании нормативного правового акта, от своего требования, а также в случае признания требования органом или лицом, которые приняли оспариваемый акт (ч. 8 ст. 194).

В части дел о несостоятельности необходимо помнить о следующем.

В упомянутом выше п. 26 Постановления N 35 со ссылкой на п. п. 3 — 5 ст. 71 и п. п. 3 — 5 ст. 100 Закона о банкротстве разъяснено: «При установлении требований кредиторов в деле о банкротстве судам следует исходить из того, что установленными могут быть признаны только требования, в отношении которых представлены достаточные доказательства наличия и размера задолженности». В этом контексте показательны и правовые позиции, содержащиеся в ряде актов Президиума ВАС РФ по конкретным делам, в частности в Постановлении от 04.10.2011 N 6616/11 по делу N А31-4210/2010-1741.

Справедливости ради следует сказать, что в правовом регулировании производства по делам о несостоятельности есть положения, диссонирующие с указанными выше правилами, подтверждающими ориентированность арбитражного процесса на объективную (материальную) истину. Речь идет о законодательно установленных презумпциях при оспаривании подозрительных сделок, сформулированных в п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве, а именно о презумпциях, касающихся доказывания наличия у должника при совершении соответствующей сделки цели причинения вреда имущественным правам кредиторов, а также того, знала ли другая сторона об этом (если она признана заинтересованным лицом либо если она знала или должна была знать об ущемлении интересов кредиторов должника либо о признаках неплатежеспособности или недостаточности имущества последнего).

Таким образом, нельзя считать обязанность по установлению объективной (материальной) истины по делу снятой с арбитражного суда.

Этот вывод подтверждается и, как отмечено выше, сохранением защиты нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность, в качестве цели судопроизводства.

При таком положении дел закрепленная в нормах современного арбитражного процессуального права инициативная процессуальная деятельность, на наш взгляд, более корреспондирует с процессуальной активностью суда (арбитражного суда), а не с принципом судебного руководства процессом.

Взгляд на обозримую перспективу

Прогнозировать будущее, даже обозримое, весьма непросто, поскольку оно определяется слишком многими факторами, которые сложно учесть. По общему правилу предположения в основном строятся на доступных данных, поскольку многие значимые, как выявится впоследствии, факторы или неизвестны, или труднопрогнозируемы.

С учетом вышеприведенной оговорки прогноз можно строить, с одной стороны, путем экстраполирования на будущее имеющихся тенденций правового регулирования и судебной практики, которые неизбежно сохранят определенную инерцию в ближайшем времени, а с другой (и это, пожалуй, стоит выделить отдельно) — с помощью рассматриваемых ныне законопроектов (даже с тем допущением, что часть из них так и не станет правовой нормой).

В части перспектив норм арбитражного процессуального права следует обратить внимание на некоторые проекты изменений в АПК РФ, указывающие среди прочего на склонность двигаться в направлении требования об установлении объективной (материальной) истины (хотя само это понятие в них, разумеется, не упоминается. Это, впрочем, не удивительно, поскольку оно не упоминается ни в одном из действующих процессуальных кодексов, включая новейший Кодекс административного судопроизводства).

Так, в проекте Федерального закона N 738694-6 «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации и Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» (ред., внесенная в Государственную Думу, текст по состоянию на 06.03.2015) предлагается дополнить ст. 159 АПК РФ ч. 3.1 следующего содержания: «В случае заявления ходатайства о приобщении дополнительных доказательств к материалам дела лицом, участвующим в деле, в ходе судебного разбирательства, суд отказывает в удовлетворении такого ходатайства, за исключением случаев, когда лицо обосновало невозможность их представления в предварительное судебное заседание по причинам, не зависящим от него, и суд признает эти причины уважительными, либо в случаях истребования доказательств судом».

Аналогичный смысл усматривается из новеллы, предусмотренной проектом Федерального закона N 725381-6 «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации и в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» (в первом чтении) и предлагающей включить в АПК РФ нормы о порядке апелляционного обжалования решений, принятых в порядке упрощенного производства (ст. 272.1 АПК РФ).

В аспекте защиты права заслуживает внимания и проект Федерального закона N 638178-6 «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» (ред., принятая Государственной Думой в первом чтении 24.03.2015). Предлагается включить в АПК РФ ст. 188.1 («Частные определения») следующего содержания:

«При выявлении в ходе рассмотрения дела случаев, требующих устранения нарушения законодательства государственным органом, органом местного самоуправления, иным органом, организацией, наделенной федеральным законом отдельными государственными или иными публичными полномочиями, должностным лицом, адвокатом, субъектом профессиональной деятельности арбитражный суд вправе вынести частное определение.

Частное определение направляется в соответствующий орган, организацию, должностному лицу, а в случае нарушения законодательства адвокатом либо субъектом профессиональной деятельности — в адвокатское образование либо саморегулируемую организацию соответственно, которые обязаны в месячный срок сообщить о принятых ими мерах.

Неисполнение частного определения суда влечет ответственность, предусмотренную законодательством».

Для установления объективной (материальной) истины представляется важной новелла, предусмотренная проектом Федерального закона N 211568-5 «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» (в первом чтении), предусматривающая, что решение арбитражного суда первой инстанции может быть обжаловано в арбитражный суд кассационной инстанции только в том случае, если оно было предметом рассмотрения арбитражного суда апелляционной инстанции.

Важное значение имеет и анализ разъяснений Верховного Суда (ВС) РФ в части применения норм материального права. Здесь для оценки тенденций судебной практики обращают на себя внимание разъяснения, сформулированные в ряде положений Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 (далее — Постановление N 25), которые довольно широко раскрывают возможности инициативной деятельности суда, и что особенно примечательно — в материально-правовых аспектах судопроизводства.

В п. п. 1, 9, 12, 71, 79 данного Постановления сформулированы положения, которые указывают на легитимацию процессуальной активности суда в аспекте защиты права.

Из п. 1 следует, что поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда, если усматривается очевидное отклонение действий участника гражданского оборота от добросовестного поведения. В этом случае суд при рассмотрении дела выносит на обсуждение обстоятельства, явно свидетельствующие о таком недобросовестном поведении, даже если стороны на них не ссылались (ст. 65 АПК РФ). Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны.

Следовательно, и нынешней высшей судебной инстанцией поддержана ранее сформулированная ВАС РФ правовая позиция относительно последствий злоупотребления правом (вероятно, это будет касаться и доктрины срывания корпоративной вуали, которая нашла отражение в ряде актов ВАС РФ, например в Постановлении Президиума ВАС РФ от 24.04.2012 N 16404/11 по делу N А40-21127/11-98-184).

В п. 9 Постановления N 25 разъяснено, что если при принятии искового заявления суд придет к выводу о том, что избранный истцом способ защиты права не может обеспечить его восстановление, то данное обстоятельство не является основанием для отказа в принятии искового заявления, его возвращения либо оставления без движения. В соответствии со ст. 133 АПК РФ на стадии подготовки дела к судебному разбирательству суд выносит на обсуждение вопрос о юридической квалификации правоотношения для определения того, какие нормы права подлежат применению при разрешении спора.

По смыслу ч. 1 ст. 196 ГПК РФ суд определяет, какие нормы права следует применить к установленным обстоятельствам. Суд также указывает мотивы, по которым он не применил нормы права, на которые ссылались лица, участвующие в деле. В связи с этим ссылка истца в исковом заявлении на не подлежащие применению в данном деле нормы права сама по себе не является основанием для отказа в удовлетворении заявленного требования.

Согласно абз. 13 ст. 12 ГК РФ при рассмотрении споров, связанных с защитой гражданских прав, суд не применяет противоречащий закону акт государственного органа или органа местного самоуправления независимо от признания этого акта недействительным.

В п. 12 Постановления N 25 поддержан подход, который ранее сформировался в арбитражном процессе. В нем отмечено, что размер подлежащих возмещению убытков должен быть установлен с разумной степенью достоверности. По смыслу п. 1 ст. 15 ГК РФ в удовлетворении требования о возмещении убытков не может быть отказано только на том основании, что их точный размер невозможно установить. В этом случае размер подлежащих возмещению убытков определяется судом с учетом всех обстоятельств дела, исходя из принципов справедливости и соразмерности ответственности допущенному нарушению.

В п. 71 Постановления указано, что возражение ответчика о том, что требование истца основано на ничтожной сделке, оценивается судом по существу независимо от истечения срока исковой давности для признания этой сделки недействительной.

Согласно п. 79 Постановления суд вправе применить последствия недействительности ничтожной сделки (реституцию) по своей инициативе, если это необходимо для защиты публичных интересов, а также в иных предусмотренных законом случаях (п. 4 ст. 166 ГК РФ). По смыслу ст. 65 АПК РФ при решении вопроса о применении по своей инициативе последствий недействительности ничтожной сделки суду следует вынести указанный вопрос на обсуждение сторон. В мотивировочной части решения должно быть указано, какие публичные интересы подлежат защите, либо содержаться ссылка на специальную норму закона, позволяющую применить названные последствия по инициативе суда.

Приведенные выше разъяснения, касающиеся основного источника гражданского права Российской Федерации, вряд ли оставляют сомнения в том, на какую именно инициативную процессуальную деятельность ориентирует нижестоящие суды ВС РФ. Как представляется, она более корреспондирует с принципом процессуальной активности суда, чем с принципом судебного руководства процессом.

С учетом вышеизложенного есть значительные основания предполагать, что в обозримой перспективе сохранится значение принципа процессуальной активности суда.

Однако и в этом случае едва ли лишена смысла мысль полузабытого ныне классика прошлой эпохи о том, что «история делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновения множества отдельных воль, причем каждая из этих воль становится тем, что она есть, опять-таки благодаря массе особых жизненных обстоятельств. Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая — историческое событие» <12>.

<12> Энгельс Ф. Письмо Иозефу Блоху. Кенигсберг, Лондон, 21 (22) сентября 1890 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 37. Письма. 1888 — 1890. М., 1965.

У нас нет оснований усомниться в применимости этого вывода и к процессуальной истории ближайшего будущего.

References

Absalyamov A.V., Arsenov I.G., Vinogradova E.A. and Yarkov V.V. (eds.). Arbitrazh Procedure: a Coursebook [Arbitrazhnyy protsess: Uchebnik]. Moscow, 2010. 880 p.

Andrews N. Court Proceedings, Arbitration, and Mediation in England [Sistema grazhdanskogo protsessa Anglii: sudebnoe razbiratel’stvo, mediatsiya i arbitrazh]. Moscow, 2012. 544 p.

Bevzenko R.S., Belyanevich E.A., Voytko I.A. and Rozhkova M.A. (eds.) Lawsuits and Court Decrees: Collected Works [Iski i sudebnye resheniya: Sbornik statey]. Moscow, Statut, 2009. 363 p.

Branovitskiy K.L. Definition and Meaning of Courts Reference for Case Review on the Merits in the German Civil Procedure [Ponyatie i znachenie sudebnogo rukovodstva rassmotreniem dela po sushchestvu v grazhdanskom protsesse Germanii] // Statute [Zakon]. 2014. N 4. P. 177 — 186.

Brazhnikov V. The Court Has to be Active! [Sud dolzhen byt’ aktivnym!]. EJ-Jurist [EZh-Yurist]. 2015. N 26. P. 1, 4.

Chen P. Evolution of the Role of Judge in the Process of Making Findings in Civil Procedure [Evolyutsiya roli sud’i v protsedure ustanovleniya fakticheskikh obstoyatel’stv dela v kitayskom grazhdanskom protsesse] // Russian Juridical Journal [Rossiyskiy yuridicheskiy zhurnal]. 2013. N 5. P. 105 — 116.

Chesovskoy E. Principle of Procedural Activity of the Court in Civil Procedure [Printsip protsessual’noy aktivnosti suda v grazhdanskom sudoproizvodstve] // Russian Justice [Rossiyskaya yustitsiya]. 2003. N 8. P. 23 — 25.

Chistyakova O.P. Problem of Activity of the Court in Civil Procedure of the Russian Federation: Summary of a PhD Thesis in Law [Problema aktivnosti suda vgrazhdanskom protsesse RF: Dis. … na soiskanie uchenoy stepeni kand. yurid. nauk]. Moscow, 1997. 195 p.

Engels F. A Letter to Bloch. Koenigsberg, London 21 (22) September 1890 [Pis’mo Iozefu Blokhu Kenigsberg, London, 21 (22) sentyabrya 1890 g.], in: Marx K. and Engels F. Collected Works. Vol. 37. Letters. 1888 — 1890 [Sochineniya. T. 37. Pis’ma. 1888 — 1890 ]. 2nd ed. Moscow, 1965.

Glazkova M.E. Limits of Court’s Activity in Adversarial Process [Predely aktivnosti suda v sostyazatel’nom protsesse]. Journal of Russian Law [Zhurnal rossiyskogo prava]. 2008. N 2. P. 113 — 121.

Komarov I.S. Counterclaim as a Type of Consolidation of Actions [Vstrechnyy isk — raznovidnost’ soedineniya iskov] // Arbitrazh and Civil Procedure [Arbitrazhnyy i grazhdanskiy protsess]. 2012. N 6. P. 6 — 10.

Maleshin D.Ya. Civil Procedure System of Russia [Grazhdanskaya protsessual’naya sistema Rossii]. Moscow, Statut, 2011. 496 p.

Noyanova A.A. Ethical Principles of the Court’s Activity in Arbitration Procedure [Nravstvennye nachala aktivnosti suda v arbitrazhnom protsesse] // Arbitrazh and Civil Procedure [Arbitrazhnyy i grazhdanskiy protsess]. 2012. N 4. P. 9 — 11.

Polyakov I.N. Principle of Administration of Civil Procedure Performed by the Judge [Printsip sudeyskogo rukovodstva grazhdanskim protsessom] // Law and State: Theory and Practice [Pravo i gosudarstvo: teoriya i praktika]. 2006. N 9 (21). P. 80 — 102.

Vel’min A.S. Activity of the Court and Performance of Management Rights by Persons Taking Part at Administrative Supervision in Civil Procedure [Aktivnost’ suda i realizatsiya rasporyaditel’nykh prav litsami, uchastvuyushchimi po delam ob administrativnom nadzore v grazhdanskom protsesse] // Administrative Law and Process [Administrativnoe pravo i protsess]. 2013. N 3. P. 40 — 43.

Volkova E.I. Activity of Court in the Context of the Principle of Adversity and Equality of Participants [Aktivnost’ suda v kontekste deystviya printsipa sostyazatel’nosti i ravnopraviya storon] // Russian Justice [Rossiyskoe pravosudie]. 2008. N 10. P. 4 — 12.

7.2. Административное судопроизводство: качественные
особенности процессуальной формы <1>

———————————
<1> Здесь и далее рассуждения строятся на понятийном аппарате доктрины цивилистического процесса.

Как отмечалось ранее, административное судопроизводство может рассматриваться как самодостаточная процессуальная форма только при условии наличия качественных особенностей, отличающих его от других видов процессуальных форм. По сравнению с судопроизводством гражданским таких особенностей не так уж много <1>. Однако они задаются на уровне системы принципов и потому существенны <2>. Большая часть принципов административного судопроизводства носит межотраслевой характер и присуща также судопроизводству гражданскому. Основное отличие процессуальной формы административного судопроизводства задается принципом активной роли суда.
———————————
<1> Необходимо оговориться, что административное судопроизводство не следует отождествлять с законодательством об административном судопроизводстве. В литературе небезосновательно отмечается, что принятие КАС само по себе не создало никакой новой процессуальной формы и что речь скорее можно вести об изменении источника правового регулирования, поскольку автоматическое перенесение норм о процедурах из одного нормативного акта (ГПК) в другой не меняет и не способно ни изменить природу таких процедур, ни создать какой-то особенный законодательный концепт (подробнее об этом см.: Сахнова Т.В. Административное судопроизводство: проблемы самоидентификации // Арбитражный и гражданский процесс. 2016. N 9. С. 35 — 40; N 10. С. 45 — 48). Разумеется, административное судопроизводство в России возникло совсем не в связи с принятием КАС. Оно осуществлялось и ранее как судами общей юрисдикции, так и арбитражными судами, просто процессуальный порядок административного судопроизводства нормировался (а для арбитражных судов продолжает нормироваться и по сей день) другими, нежели КАС, нормативными актами. Сказанное, однако, не снимает вопроса об отыскании своеобразия процессуальной формы административного судопроизводства в сравнении с формой гражданского судопроизводства.
<2> Качественные особенности отрасли, нескольких отраслей либо всего права в целом, как аргументированно заключает В.М. Семенов, конституируются именно на уровне принципов: отраслевых, межотраслевых или общеправовых (см., например: Курс советского процессуального права. В 2 т. Т. 1 / Отв. ред. А.А. Мельников (автор главы — В.М. Семенов). М., 1981. С. 129 — 130; Семенов В.М. Понятие и система принципов советского гражданского процессуального права // Краткая антология уральской процессуальной мысли: 55 лет кафедре гражданского процесса Уральской государственной юридической академии / Под ред. В.В. Яркова. С. 183 — 187).

Общеизвестно, что в пределах стран континентального и общего права исторически сложилось два во многом противоположных типа судебного процесса: следственный и состязательный. Активная роль суда в большей степени характерна для процесса следственного, в то время как в состязательном процессе активность должны проявлять сами стороны, а суду отведена роль нейтрального арбитра <1>.
———————————
<1> См., например: Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса: субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия. М., 2016. С. 354 — 356; Решетникова И.В. Размышляя о судопроизводстве: Избранное. М., 2019. С. 38 — 55.

Говоря о судебной активности, необходимо различать формально-управленческую ее сторону (принцип судейского руководства процессом) <1> и процессуально-содержательную, характеризующую соотношение следственного и состязательного начал в процессе <2>. Принцип судейского руководства процессом — общий как для гражданского, так и для административного судопроизводства (суд управляет ходом процесса, принимает меры к безостановочному его движению и к тому, чтобы оно совершалось по возможности быстро, проверяет внешнюю, формальную правомерность процессуальных действий, стремится минимизировать процессуальные злоупотребления, блокируя недобросовестное поведение участников процесса, и т.д.). Особенности же административного судопроизводства задаются на уровне содержательной активности.
———————————
<1> Подробнее об этом см.: Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса: субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия. С. 352 — 374; Лазарев С.В. Управление делами в гражданском процессе за рубежом: Монография. М., 2018. С. 15 — 20.
<2> Эти два вида активности могут обозначаться различными терминами. Например, дореволюционный процессуалист Е.В. Васьковский писал, что судейское руководство касается исключительно внешней, формальной стороны процесса и не затрагивает внутренней, материальной, определяемой иными принципами (диспозитивности, состязательности и др.), поэтому он (принцип судейского руководства) обыкновенно именуется принципом формального руководства в отличие от принципа материального руководства процессом (имеется в виду принцип состязательности) (см.: Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса: субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия. С. 352 — 356).

Активная роль суда — межотраслевой принцип административного судопроизводства.
Несмотря на отсутствие в тексте АПК прямой нормы-принципа, закрепляющей активную роль суда при рассмотрении дел административного судопроизводства, как это сделано в п. 7 ст. 6 КАС, представляется, что активность суда является межотраслевым принципом административного судопроизводства, действующим не только в гражданском, но и в арбитражном процессе <1>.
———————————
<1> Речь идет о так называемом косвенном способе фиксации принципа в позитивном праве — когда содержание принципа выводится из совокупности юридических норм путем их системного толкования. Активная роль суда достаточно четко прослеживается в содержании разд. III АПК, при этом все активные полномочия, предоставленные судам общей юрисдикции КАС, повторяются в нормах АПК для арбитражных судов. Так, арбитражные суды при рассмотрении дел из административных и иных публичных правоотношений полномочны признавать обязательной явку в судебное заседание представителей государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов и должностных лиц (ч. 3 ст. 194, ч. 3 ст. 200, ч. 4 ст. 205, ч. 3 ст. 210, ч. 3 ст. 215 АПК), истребовать доказательства по собственной инициативе (ч. 6 ст. 200, абз. 2 ч. 5 ст. 205, ч. 5 ст. 210, ч. 5 ст. 215 АПК), а также устанавливать обстоятельства вне связи с доводами административного истца (заявителя — по терминологии АПК). При этом несвязанность доводами либо прямо декларируется в соответствующих нормах (например, в ч. 5 ст. 194 АПК), либо следует из императивно предписанного суду предмета доказывания по делу (так, истец может не ссылаться на нарушение субъектом публичной власти пределов собственной компетенции при вынесении оспариваемого в суде правоприменительного акта, однако арбитражный суд должен проверить наличие соответствующих полномочий у органа или лица, которые приняли оспариваемый акт, ex officio в силу прямого предписания закона) (ч. 4 ст. 200 АПК; аналогичные формулировки даны в ч. 6 ст. 205, ч. 6 ст. 210, ч. 6 ст. 215 АПК).
О косвенном способе фиксации принципа в позитивном праве см., например: Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. Свердловск, 1972. С. 103 — 104; Гурвич М.А. Принципы советского гражданского процессуального права // Гурвич М.А. Избранные труды. Т. II. Краснодар, 2006. С. 129; Семенов В.М. Понятие и система принципов советского гражданского процессуального права // Краткая антология уральской процессуальной мысли: 55 лет кафедре гражданского процесса УрГЮА / Под ред. В.В. Яркова. С. 182; Фурсов Д.А. Предмет, система и основные принципы арбитражного процессуального права (проблемы теории и практики). М., 1999. С. 363.

Пределы активности суда в состязательном процессе.
Законодательное закрепление принципа активной роли суда в состязательном процессе неизбежно обусловливает постановку вопросов о пределах такой активности, о балансе следственного начала и состязательности, о самой возможности гармоничного сочетания противоположных принципов.
Поскольку следственное или состязательное начало — это качественные характеристики процесса, отыскать баланс активности и состязательности в количественном плане вряд ли возможно. Поэтому постановка вопроса о степени активного вмешательства суда в состязание сторон вряд ли может быть удачной. Представляется, что пределы активности нужно искать на качественном, а не на количественном уровне. На мой взгляд, такие пределы задаются: а) самой системой принципов административного судопроизводства; б) целями активности суда в состязательном процессе; в) взглядами участников процесса на сущность и задачи доказывания, иными словами — сформировавшейся в профессиональном сознании юристов концепцией судебного доказывания.
Прежде всего принципы административного судопроизводства действуют не автономно, а в системе, что в общем очевидно. Поэтому нет никаких оснований выстраивать иерархию принципов по их значимости или гипертрофировать роль одного принципа в ущерб другим. Например, реализация активной роли суда не должна вести к умалению диспозитивности или процессуального равноправия сторон, нарушению общеправового конституционного принципа законности, ставить под сомнение объективность и беспристрастность судьи, в налоговых спорах активная роль суда не должна нивелировать презумпцию добросовестности налогоплательщика и т.д. Таким образом, принципы как нормативно-руководящие начала, воспринимаемые в системных взаимосвязях, задают пределы возможных интерпретаций регулятивных юридических норм и соответственно пределы реализации активных полномочий суда при рассмотрении конкретного дела.
Что касается целей активности суда, то в процессуальной литературе небезосновательно отмечается, что такая активность в условиях соблюдения имеющихся правил административного судопроизводства фактически может быть направлена (и порой направляется) судом на защиту «сильной» стороны публичного правоотношения, т.е. в пользу субъекта публичной власти <1>, что вряд ли соответствует задачам этой процессуальной формы.
———————————
<1> Ильин А.В. К вопросу о принципе справедливости административного судопроизводства // Закон. 2019. N 1. С. 95 — 101.

Еще в начале XX в. известный отечественный процессуалист Е.В. Васьковский со ссылкой на труды австрийских юристов А. Менгера и Ф. Кляйна обосновал, что отступление от принципа состязательности в процессе допускается в целях уравнивания «сильной» и «слабой» сторон в их процессуальных возможностях отстаивания своих интересов в суде. Принцип состязательности, отмечал Е.В. Васьковский, может быть полезен и целесообразен только при том условии, что обе тяжущиеся стороны являются равносильными, одинаково подготовленными и умелыми противниками; но если стороны не равносильны, то принцип состязательности приведет лишь к торжеству сильного над слабым, а это противно справедливости <1>. И хотя это утверждение сделано в контексте примера с неравным имущественным положением сторон и, следовательно, с разными возможностями получения квалифицированной юридической помощи, полагаем, что общий смысл данного высказывания актуален для любых вариантов фактического неравенства, в том числе когда такое неравенство «сильной» (субъекта публичной власти) и «слабой» (подвластного) сторон обусловлено субординационным характером материального правоотношения, т.е. отношением власти и подчинения.
———————————
<1> Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса: субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия. С. 364.

Нельзя не отметить, что в пояснительной записке к законопроекту КАС нормы, акцентирующие внимание на активной роли суда в ходе рассмотрения административного дела, обосновывались именно целью обеспечения реальной состязательности и равноправия сторон, занимающих неравное положение в публичных правоотношениях и располагающих в связи с этим не вполне равнозначными возможностями в доказывании <1>.
———————————
<1> Пояснительная записка «К проекту Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, проектам федеральных законов «О введении в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации», «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с введением в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации» и к проекту федерального конституционного закона «О внесении изменений в отдельные федеральные конституционные законы в связи с введением в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации» // Текст документа доступен в . URL: http://www.consuItant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=PRJ&n=104461#006007263283555209.

Таким образом, представляется, что активность суда в административном судопроизводстве во всяком случае не должна направляться против подвластного субъекта спорного публичного правоотношения. Подвластный субъект в публично-правовом споре не должен состязаться с судом. Активность суда должна быть направлена прежде всего на обеспечение подвластной стороне публично-правового спора процессуальных условий для возможности эффективной защиты своих прав, а не на содействие субъекту публичной власти в доказывании оснований своих требований или возражений. Следует согласиться с А.Б. Зеленцовым и О.А. Ястребовым, утверждающими, что в процессе судебного состязания частных лиц и органов публичной власти в отношении подвластного должно работать правило преимущества защиты (favor defensionis) и должен реализовываться принцип благоприятствования защите <1>.
———————————
<1> Зеленцов А.Б., Ястребов О.А. Судебное административное право. С. 145.

Наконец, немаловажное значение приобретают взгляды профессионального юридического сообщества на сущность и задачи судебного доказывания, поскольку именно исходя из этих предустановок профессионального сознания лицами, участвующими в деле, избираются конкретные стратегии и тактики поведения в судебном процессе, а в судебной практике формируются идеалы судебного доказывания, к которым должен стремиться суд в ходе отправления правосудия по конкретному делу.
Для отечественной доктрины цивилистического процесса традиционным является понимание сущности судебного доказывания как познания, осуществляемого путем ретроспективной реконструкции действий и событий прошлого <1>. При таком подходе актуализируется вопрос об истинности полученного в процедуре доказывания знания, по которому в процессуальной литературе ведется давняя дискуссия. И на сегодняшний день в публикациях по проблемам доказывания можно встретить оправдание идеи установления объективной истины в цивилистическом судебном процессе и даже прямые утверждения о существовании принципа объективной истины в административном судопроизводстве <2>. Высказывается и довольно серьезная критика идеи объективной истины <3>. Взамен объективной истины процессуалисты предлагают хорошо известную в доктрине истину формальную (процессуальную).
———————————
<1> О доказывании как познании см., например: Клейнман А.Ф. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права (очерки по истории). М., 1967. С. 42 — 48; Решетникова И.В. Размышляя о судопроизводстве: Избранное. М., 2019. С. 229 — 236; Треушников М.К. Судебные доказательства. 5-е изд., доп. М., 2016. С. 9 — 21; Фокина М.А. Судебные доказательства по гражданским делам. Саратов, 1995. С. 5 — 10; и др.
<2> См., например: Бурганов Б.Р. Проблемы совершенствования принципов арбитражного судопроизводства // Арбитражный и гражданский процесс. 2018. N 5. С. 10 — 14; Васильева Т.Ю. Состязательность как способ установления объективной истины // Российский судья. 2016. N 3. С. 61 — 64; Закаряева М.М. О процессуальном порядке рассмотрения дел об ограничении в дееспособности граждан, страдающих психическим расстройством // Актуальные проблемы российского права. 2018. N 5. С. 119 — 125; Она же. Заинтересованные лица в делах о признании гражданина безвестно отсутствующим и объявлении умершим // Актуальные проблемы российского права. 2018. N 7. С. 90 — 99; Зеленцов А.Б., Ястребов О.А. Судебное административное право. С. 152 — 153; Смола А.А. Стандарты, доказывание и Верховный Суд // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. N 8. С. 129 — 165; Шерстюк В.М. Категории «целое» и «часть» в гражданском и арбитражном процессуальном праве // Вестник гражданского процесса. 2018. N 3. С. 11 — 39.
<3> См., например: Пржиленский В.И. Юриспруденция, философия и поиски объективной истины: проблемы институционализации одного философского понятия // Lex Russica. 2013. N 4. С. 353 — 360; Он же. Реальность и истина в конструктивистской парадигме философии права // Lex Russica. 2015. N 5. С. 23 — 44.

Не повторяя изложенных в литературе аргументов за и против объективной истины, здесь отметим следующее. В ходе судебного разбирательства суд имеет дело не с объективными, т.е. «очищенными» от всего субъективного, явлениями реальности, познаваемыми путем их непосредственного отражения в сознании, а с особым образом концептуализированной профессиональным сознанием юриста реальностью — с реальностью правовой. И эта реальность познается опосредованно — через средства доказывания, которые должны отвечать формальным критериям их допустимости, относимости, достоверности, непротиворечивости и достаточности. И даже в рамках такого подхода к пониманию сущности доказывания нельзя отрицать привнесения в этот процесс элементов субъективности — оценки доказательств по усмотрению суда, субъективных выводов судов проверочных инстанций об обоснованности судебного акта, соответствия выводов суда обстоятельствам дела и др. Закрепленные в законе критерии оценки обоснованности судебного акта не предполагают соотнесение полученного в результате доказывания знания с объективной реальностью. Процессуальное законодательство возлагает на суды куда более скромную задачу: правильно определить предмет доказывания, установить факты на основании соответствующих требованиям закона доказательств и сделать выводы о фактах, которые соответствовали бы имеющимся в деле доказательствам. Кроме того, например, с учетом принципа res judicata именно оценочные суждения суда проверочной инстанции об обоснованности судебного акта выступают в состязательном процессе окончательным критерием его правильности. Вступивший в законную силу судебный акт считается обоснованным, даже если установленные в нем факты не соответствуют объективной реальности (на этом, в частности, основана преюдициальная связь судебных актов). Поэтому говорить об объективной истине здесь вряд ли уместно. Истинно не то знание, которое соответствует «реальному» положению дел, а те выводы суда о фактах, которые подтверждены доказательствами.
Однако в процессуальной доктрине существует и иной взгляд на природу судебного доказывания, который, как видится автору настоящего параграфа, деактуализирует саму постановку вопроса об истинности полученных в процедуре доказывания выводов о фактах. Это конструктивистский подход к пониманию сущности и задач доказывания <1>. В рамках такого подхода доказывание — это не познание событий прошлого, а аргументация сконструированных юридико-фактических составов. Цель доказывания — не приращение нового знания как такового, т.е. не познание объективного мира в чистом виде, а обоснование выводов о юридических фактах в рамках особым образом концептуализированной «правовой реальности». Это не познавательная, а конструирующая, аргументирующая и интерпретационная деятельность.
———————————
<1> В отечественной процессуальной доктрине наиболее последовательно такой подход раскрывается И.Г. Ренцем. См.: Ренц И.Г. Факты и доказательства в международных спорах: между истиной и справедливостью. М., 2018.

В литературе не раз обращалось внимание на то, что субъективное знание в известной степени предопределяется ожиданием, предвосхищением, интерпретационными пресуппозициями интерпретатора <1>. Участвующие в деле лица исходя из собственных интересов, с учетом своих целей и задач выстраивают и аргументируют перед судом удобные для них юридико-фактические составы, которые далеко не обязательно должны соответствовать «реальному положению дел», а суд, руководствуясь нормами права и позициями лиц, участвующих в деле, формирует предмет доказывания, отбирая только относимые, по его убеждению, факты. И суд, и лица, участвующие в деле, осуществляют предварительный отбор фактов, их интерпретацию, юридическую квалификацию и т.д., тем самым заранее конструируя идеальную модель фактических обстоятельств спора. Таким образом, еще до установления фактов суд заранее предвидит юридико-фактическую картину спора, правовую интерпретацию обстоятельств его возникновения, которую в ходе рассмотрения дела остается только подтвердить или опровергнуть, а лица, участвующие в деле, выполняют стандарт доказывания, давая суду основания принять репрезентуемые ими варианты юридической интерпретации таких обстоятельств и положить эти интерпретации в основание судебного решения. Поэтому искомый при рассмотрении дела предмет доказывания — это явление не объективного мира, а мира продуктов юридического сознания. Следует согласиться с И.Г. Ренцем в том, что реконструкция фактов в процессе отправления правосудия — это не техническое процессуальное восстановление того, как они существовали в прошлом, а само их создание <2>. При таком взгляде на судебное доказывание вопрошание об истинности выводов суда в смысле их соответствия «объективной реальности» утрачивает всякую актуальность. Имеет значение лишь то, какая из сторон лучше выполнила стандарт доказывания и какой вариант репрезентации обстоятельств спора для суда более убедителен.
———————————
<1> Как писал Г.-Г. Гадамер, «понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предположениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсолютно загадочное» (Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 16 — 19, 72 — 82). О влиянии интерпретационных предустановок см. также: Малинова И.П. Интерпретационная деятельность в праве (методологические основания и систематизация) // Философия права и юридическая герменевтика. 2-е изд., доп. Екатеринбург, 2017. С. 149 — 160; Поппер К.Р. Знание и психофизическая проблема: в защиту взаимодействия / Пер. с англ.; послесл. И.В. Журавлева. М., 2008. С. 32 — 34.
<2> Ренц И.Г. Факты и доказательства в международном гражданском процессе: теоретические проблемы: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2018. С. 4, 13.

Какая концепция судебного доказывания более релевантна и предпочтительна? Однозначно ответить на этот вопрос сегодня вряд ли получится, требуется внимательное критическое обсуждение обеих концепций в рамках научных дискуссий. Отмечу лишь, что в чисто инструментальном плане последовательная реализация идеи объективной истины в пределах концепции доказывания как познания привела бы к невозможности или во всяком случае к теоретической необоснованности функционирования целого ряда традиционных для состязательного цивилистического процесса институтов (например, преюдиции, принципа res judicata, пресекательных процессуальных сроков для инициирования инстанционных и неинстанционных механизмов устранения судебной ошибки), поставила бы под сомнение возможность отказа в иске по мотиву недоказанности фактических оснований заявленных требований и др.
Конструктивистский же подход может снять проблему пределов активности суда в состязательном процессе, поскольку в рамках такого понимания судебного доказывания активная роль суда в состязательном процессе необходима не для достижения идеала объективной или формальной истины по делу, а для оказания в необходимых случаях содействия «слабой» стороне публично-правового спора в выполнении стандарта доказывания. С учетом смещения бремени доказывания по большинству категорий административных дел на сторону субъекта публичной власти именно здесь в числе прочего может проходить линия баланса судейской активности и состязательности.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Пирантел таблетки инструкция по применению взрослым для людей дозировка
  • Мануал по ремонту шевроле каптива
  • Coh 2 руководство
  • Pioneer vsx 527 мануал
  • Машинист холодильных установок 3 разряда должностная инструкция