Руководство чернобыльской аэс на момент аварии

7 июля 1987 года начался суд над руководителями Чернобыльской АЭС, допустившими самую страшную катастрофу в истории атомной энергетики. Тогда советское правосудие однозначно возложило вину за случившееся на персонал станции, допустивший ряд грубых ошибок. После распада СССР популярностью стала пользоваться версия о конструктивных недостатках реактора, которые и привели к аварии.

После выхода сериала «Чернобыль», вызвавшего повышенный интерес к этим трагическим событиям, споры о том, кто же всё-таки виноват в аварии, возобновились с новой силой.

Суд идёт

Судебный процесс проходил в городе Чернобыле. Он находился в 12 километрах от Чернобыльской АЭС и подвергся меньшему радиационному заражению, чем Припять. Хотя город попал в 30-километровую полосу отчуждения и его жители были эвакуированы, какое-то время там можно было находиться без ущерба для здоровья. По советским законам суд должен был проходить как можно ближе к месту преступления, и Чернобыль оказался оптимальным вариантом для недолгого процесса.

На скамье подсудимых оказалось шесть человек: директор станции Виктор Брюханов, его заместитель Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин, начальник смены Борис Рогожкин, начальник реакторного цеха № 2 Александр Коваленко и инспектор Госатомэнергонадзора Юрий Лаушкин. Всем было предъявлено обвинение по трём статьям: «Халатность», «Злоупотребление служебным положением» и «Нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях».

Лаушкин, будучи инспектором, вряд ли мог как-то влиять на аварию и оказался на процессе в роли козла отпущения. Так же как и начальник реакторного цеха Коваленко, который и не присутствовал на станции в ту роковую ночь.

Брюханов почти не защищался в суде, рассчитывая на снисхождение за хорошее поведение. Фомин после аварии испытывал серьёзные психологические проблемы. До начала судебных заседаний он попытался покончить с собой. Позднее, уже в процессе отбывания наказания, его состояние настолько ухудшилось, что его освободили и перевели в психиатрическую клинику. Единственный, кто был настроен на битву с судьями и экспертами, стал заместитель директора станции Дятлов.

Сопротивление

Экс-заместитель директора станции Анатолий Дятлов с самого начала воспринимался как главный виновник случившегося. Именно он контролировал проведение испытаний, в ходе которых 26 апреля планировалось выяснить, смогут ли турбогенераторы в режиме выбега (то есть с использованием инерции механизмов после их аварийного отключения) выработать достаточное количество энергии для включения насосов аварийного охлаждения.

Подсудимый явился на суд после нескольких месяцев болезни, он получил облучение 390 бэр (биологический эквивалент рентгена), но не стал пассивным наблюдателем. Он активно спорил с экспертами, пытался задавать им встречные вопросы и соглашался лишь частично признать вину. По его мнению, действия персонала в любом случае не могли привести к взрыву реактора, если бы не конструктивные особенности, о которых работники вообще не были осведомлены.

Дятлов настаивал на том, что его действия в ту ночь не являлись грубыми нарушениями инструкций. Он также подчеркнул, что не знал о падении мощности реактора перед началом испытаний, поскольку покидал блочный щит управления (БЩУ), чтобы сходить в туалет. Если бы он об этом знал, то приказал бы остановить испытания. Впрочем, свидетели не подтверждали слов Дятлова и не видели, чтобы он покидал БЩУ.

Эксперты, выступавшие на суде, частично признали справедливость его слов о недостатках реактора, но нашли изящную формулировку, устроившую суд: «Реактор не опасен при правильном использовании». То есть, если бы персонал не совершил ряд действий, авария никогда бы не произошла даже с учётом недостатков реактора. Эта формулировка удовлетворила суд.

Дятлов, Фомин и Брюханов были приговорены к десяти годам заключения. Рогожкин получил пять, Коваленко — три, Лаушкин — два года лишения свободы. Брюханов вышел по УДО в 1991 году. Фомин в 1988 году был переведён в психиатрическую больницу. Дятлова освободили по состоянию здоровья в 1991 году.

«Вы нажимаете тормоз, но срабатывает газ»

После освобождения Фомин уехал в Россию и не общался с журналистами. Брюханов время от времени давал интервью, но большого интереса у журналистов он не вызывал. Всё же он был не специалистом по ядерной физике, а «завхозом». К тому же в момент взрыва мирно спал у себя дома и не мог поведать каких-то интересных подробностей.

А вот Дятлов начал настоящий крестовый поход в защиту своего имени. Он не только давал долгие, обстоятельные интервью, но и написал книгу, в которой раскрыл свою версию случившегося.

На простом примере Дятлов объяснял, почему персонал нельзя винить в аварии. «Вы едете за рулём и хотите сбросить скорость. Нажимаете на педаль тормоза, но вместо этого газ прибавляется. Кто будет виноват в произошедшей аварии: водитель автомобиля или его конструктор?» — писал он.

По версии Дятлова, персонал просто не знал о том, что из-за их действий может произойти подобная авария. Ни в каких инструкциях по эксплуатации это не сообщалось. Считалось, что реактор имеет надёжную защиту. Достаточно нажать кнопку АЗ-5, которая аварийно глушит реактор.

Именно это и было сделано персоналом в ту роковую ночь. После нажатия этой кнопки управляющие стержни входят в активную зону и заглушают реактор. Однако из-за концевого эффекта (вытеснители стержней были сделаны из графита и при погружении в активную зону вызывали кратковременный всплеск реактивности, что было неопасно при штатном режиме работы реактора) эти стержни сработали не как педаль тормоза, а как педаль газа, что и привело к трагедии. Ведь реактор из-за действий персонала давно уже не работал в штатном режиме.

Дятлов оправдывался тем, что об этой особенности он попросту не знал, поскольку она не была указана в эксплуатационных документах и инструкциях. А все прочие их действия в ту ночь даже чисто теоретически не могли бы привести к взрыву реактора. Со слов Дятлова выходило так, что аварийная защита, которая была призвана защитить реактор, сама же его и взорвала.

Так кто же виноват?

В настоящее время наиболее популярной версией трагедии является следующая. К взрыву привело редкое сочетание факторов: как действия персонала, так и особенности конструкции РБМК. Персонал своими действиями привёл реактор в аварийное состояние, а система защиты из-за конструктивных особенностей усугубила ситуацию.

Часть вины за аварию нельзя снять с персонала. Именно его действия привели к возникновению аварийной ситуации. Если бы Дятлов после резкой потери мощности, которая произошла перед началом испытаний, приказал заглушить реактор и прекратить испытания или аккуратно вернул мощность на уровень, требуемый регламентом, ничего бы не произошло. Но испытания были начаты на мощности, значительно ниже регламентной, и при пониженном оперативном запасе реактивности. После включения режима выбега контроль за процессами был утерян.

Определённая часть вины лежит и на создателях реактора, допустивших существование концевого эффекта стержней, из-за которого аварийная защита послужила детонатором взрыва.

Сами по себе действия персонала не могли привести к взрыву, если бы не особенности конструкции. Но и несовершенство аварийной защиты не могло привести к взрыву, если бы не действия персонала. По отдельности ни то ни другое не привело бы к трагедии.

После аварии на Чернобыльской АЭС реакторы РБМК были доработаны. Но ответственность за аварию понесли только работники станции, часть из которых вообще не имела отношения к роковым испытаниям.

Версия о запланированной катастрофе

Сторонники версии о злом умысле вообще считают, что опасные испытания были организованы специально, чтобы спровоцировать катастрофу. Они указывают на то, что рядом с Припятью находилась сверхсекретная радиолокационная станция Дуга, которая и была главной целью операции. Из-за аварии она так и не начала работу. Вдобавок эта авария была тяжелейшим финансовым и имиджевым ударом по СССР. Однако в таком случае непонятно, кто мог быть инициатором такой сложнейшей операции, откуда он мог знать об особенностях секретного реактора и как вообще можно было спланировать всё это. Кроме того, подобные эксперименты уже неоднократно проводились на энергоблоке № 3 и прошли без каких-либо погрешностей. Программа испытаний была утверждена на всех уровнях, в том числе и разработчиками РБМК.

«На нас столько наговорили, что создаётся впечатление, что мы инструкции изучали только для того, чтобы знать — и делать наоборот».

В сериале «Чернобыль» Анатолий Степанович Дятлов, заместитель главного инженера ЧАЭС, показан отвратительным начальником, чья поразительная халатность в итоге привела к взрыву реактора. Теперь Дятлов один из самых ненавистных персонажей, а его цитаты из сериала, в которых он отрицает катастрофу, превратились в мемы.

Но насколько получившийся довольно злодейский образ совпадает с реальностью? Мы изучили биографию Дятлова и множество документов вроде доклада МАГАТЭ и материалов суда, чтобы это выяснить.

Также мы использовали книгу самого Анатолия Дятлова «Чернобыль. Как это было» и книгу «Чернобыльская тетрадь» Григория Медведева, участвовавшего в проектировании и строительстве ЧАЭС. Получаются две противоборствующие точки зрения, но именно эти две книги — главные источники информации по теме.

Жизнь до катастрофы

О юности Анатолия Дятлова известно немного. Он родился в небольшом селе Атаманово и рос в простой семье домохозяйки и сторожа бакенов, что заработал инвалидность во время Первой мировой. Дятлов проучился семь классов и пошёл в Норильский техникум горной металлургии на электротехническое отделение, которое закончил с красным дипломом. Спустя три года работы на местном предприятии он отправился в МИФИ, где получил квалификацию инженера-физика по специальности «автоматика и электроника».

После этого Анатолия Дятлова по распределению отправили работать в судостроительный завод имени Ленинского комсомола в городе Комсомольск-на-Амуре. В 1973 году по семейным обстоятельствам его перевели в строящуюся Чернобыльскую АЭС, хотя он был скорее физиком-теоретиком и никогда не работал ранее с АЭС. За тринадцать лет работы на ней Дятлов дослужился до заместителя главного инженера станции по эксплуатации и заработал две награды: Знак почёта и орден Трудового красного знамени.

Судя по материалам суда над Дятловым и словам персонала из книги «Чернобыльская тетрадь», на посту заместителя главного инженера он проявлял тяжёлый характер, самодеятельность и медлительность. Судя по показаниям, он был несправедливым начальником: несмотря ни на что продвинул на роли физиков-управленцев своих знакомых с Дальнего Востока, наказывал за любую критику, устраивал нервозную обстановку на станции и орал на оперативную смену АЭС. За это многие подчинённые его не уважали — а то и побаивались.

В целом, это походит на характер того Дятлова, что мы видим в сериале.

Однако же сам Дятлов в своей книге «Чернобыль. Как это было» считал всё это наговором: после суда все начали считать его чуть ли не главным виновником катастрофы. По его словам, он был хоть и строгим начальником, но справедливым и компетентным, да к тому же всегда действовал строго по инструкциям. Тех же взглядов придерживались и те, с кем Дятлов был знаком ещё по работе в Комсомольске-на-Амуре.

«Это крах, предельная катастрофа»

На 5 апреля 1986 года были намечены плановые работы по предупредительному ремонту четвёртого энергоблока ЧАЭС. Во время подобных работ обычно проводятся различные эксперименты над оборудованием. В тот раз предполагалось проведение выбега ротора турбогенератора, по которому кинетическая энергия турбогенератора, в случае его отключения, должна была обеспечить энергией насосы для охлаждения реактора. На ЧАЭС уже трижды пробовали проводить такое испытание — но каждый раз по различным причинам эксперименты оканчивались неудачей.

Партия требовала обязательно провести эти испытания перед праздником Первого мая — ни начальник станции, ни главный инженер, ни его заместитель и думать не смели сопротивляться такому приказу сверху.

По утверждённому инженером Фоминым плану уже были отключены системы аварийного охлаждения реактора и снижена мощность реактора на пятьдесят процентов — когда раздался звонок от диспетчера Киевэнерго, запретившего дальнейшее уменьшение мощности до 26 апреля. В таком режиме реактор РБМК (Реактор большой мощности канальный) проработал до 23:10, когда диспетчер разрешил дальнейшее снижение мощности.

Как написано в книге Дятлова «Чернобыль. Как это было», ночная смена ещё двадцать пятого апреля достаточно ознакомилась с материалами предстоящих испытаний и была полностью готова к, в общем-то, довольно ординарному эксперименту.

Дальше всё шло примерно также, как было показано в сериале.

При переходе с системы локального автоматического регулирования на автоматический регулятор общей мощности оператор не сумел удержать мощность реактора на семисот мегаватт — и она упала почти что до нуля. А чтобы поднять мощность, вынули почти все стержни управления, тормозящие реакцию, и перестали качать на реактор воду. Накопившаяся в результате этого реактивность уничтожила появившийся за двенадцать часов ксенон, тормозивший ядерную реакцию.

Мощность реактора начала беспрерывно увеличиваться сверх всякой меры.

26 апреля 1986 года, 1:23:38. Акимов, понимая, что что-то идёт не так, сказал Топтунову, старшему инженеру управления реактором, включить кнопку аварийной остановки реактора, чтобы вообще прекратить атомную реакцию в реакторе. Автоматические системы отключения реактора уже давно были отключены вручную.

26 апреля 1986 года, с 1:23:44 по 1:23:47 произошло два мощных взрыва, разрушивших четвёртый энергоблок. В блочном щите управления, где собралось всё руководство смены, никто не понимал, что делать в такой ситуации.

По выработанной годами привычке Дятлов приказал пустить на реактор воду, чтобы охладить его — хотя четвёртый энергоблок уже разворотило взрывом. Чуть погодя Дятлов лично убедился в том, что произошёл взрыв.

Единственное решение, которое Дятлов считал неправильным — что он в шоковом состоянии сразу же после взрыва послал двух сотрудников ЧАЭС опускать стержни вручную, чтобы охладить реактор. Когда Дятлов опомнился, он не успел их догнать и вернуть обратно.

Хотя довольно странно, что Дятлов в своей книге забывает о том, что вызвал подмену для Акимова и подверг сильному радиационному заражению ещё одну смену.

Начальник станции Брюханов вызвал Дятлова к себе в бункер гражданской обороны. Там он молча посмотрел на диаграммы, где были показаны странные показания управляющих стержней, и выслушал сообщение заместителя главного инженера о том, что разрушен четвёртый блок.

Затем Дятлова начало непрерывно тошнить, из-за чего его увезли на скорой. Вскоре Дятлова перевезли в московскую больницу.

На поведение Дятлова 26 апреля 1986 года есть и иная точка зрения, которая, видимо, и сформировала его образ в сериале «Чернобыль». В «Чернобыльской тетради» говорится о том, что он беспрестанно срывался на подчинённых, не давал им ознакомиться со сменными заданиями и с программами испытаний, матерился и отказывался признавать возможность взрыва четвёртого реактора.

Суд и причины аварии

После катастрофы на Чернобыльской АЭС Анатолий Дятлов промучился полгода с незаживающими ранами на ногах из-за лучевой болезни, развившейся после полученных 390 бэр — биологических эквивалентов рентгена. Из больницы Дятлова выпустили в ноябре 1986-го со второй категорией инвалидности. Дома он вновь учился ходить.

Но уже в декабре того же года Дятлова арестовали и поместили в СИЗО, где его допрашивали по шесть-восемь часов в день, хотя медики заявляли, что Дятлова, в силу его тяжёлого состояния, можно допрашивать только два часа, как говорилось в книге «Чернобыль. Как это было». Так в допросах прошли три месяца.

7 июля 1987 года Дятлова, как и ещё пятерых подозреваемых в аварии на ЧАЭС (директора ЧАЭС Брюханова, главного инженера Фомина, начальника реакторного цеха Коваленко, начальника смены Рогожкина и инспектора Госатомэнергонадзора Лаушкина) привезли в ДК Чернобыля для суда.

Также фигурантами уголовного дела должны были сделать троих операторов станции: начальника смены 4-го блока Александра Акимова, старшего инженера управления реактором Леонида Топтунова и начальника смены реакторного цеха Валерия Перевозченко. Но они умерли спустя пару недель после чернобыльской катастрофы из-за огромных доз радиации.

Странности суда начались уже с того, что в состав судебно-технической экспертизы, на решение которой опиралась сторона обвинения, входили люди, создавшие реактор — но там не было представителей организации, эксплуатировавшей его.

Всех шестерых подсудимых обвиняли по трём статьям: 167 УК УССР (халатность), 165 УК УССР (злоупотребление властью или служебным положением) и 220 УК УССР (нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях и во взрывоопасных цехах). Несмотря на замечания Дятлова, других подсудимых и свидетелей, что до сего момента никто в СССР никогда не причислял АЭС к взрывоопасным объектам, прокурор заявил, что в этом суде руководствуются не привычным для всех регламентом, а решением Пленума Верховного суда СССР.

Дятлов раскаивался в том, что на ЧАЭС под его руководством произошла такая страшная катастрофа — но признавал только частичную вину в случившемся.

Он соглашался с тем, что под его руководством расход воды двумя-тремя главными циркулярными насосами превышал семь тысяч кубометров в час, из-за чего началось чрезвычайное парообразование, перегревшее и разрушившее топливные элементы. Дятлов признавал, что после провала не повысил мощность до семисот мегаватт и оставил меньше пятнадцати управляющих стержней, что сделало реактор слишком нестабильным. Также он говорил, что нажал кнопку аварийного отключения слишком рано.

Ещё Дятлов заявлял, что в момент предельного падения мощности реактора он выходил ненадолго в туалет и не был у блочного щита управления, иначе бы он сразу же прекратил эксперимент. Но свидетели утверждали, что за время экспериментальной программы Дятлов вообще ни разу не отходил от щита управления, и что у Дятлова поразительная память, он должен был всё помнить.

В итоге Анатолий Дятлов указывал на то, что персонал станции в тот день совершил только одно серьёзное отклонение от инструкций — снижение показателя оперативного запаса реактивности до нерегламентированного уровня. Однако никто из учёных раньше и не говорил, что это может привести к таким последствиям. Кроме того, по его словам, автоматическая защита реактора попросту не была рассчитана на такие ситуации, отчего от неё в любом случае не было бы никакой пользы. К тому же, взрыв случился сразу же после срабатывания аварийной защиты — что было никем не предусмотрено.

Несмотря на то, что эксперты говорили, что «на случившуюся аварию ни одна АЭС не рассчитана», а конструкторы так и не дали обоснования полной безопасности использования реактора при исполнения всех инструкций, суд оставался непреклонным: в случившемся виноват персонал станции.

В итоге суд постановил: реактор взорвался из-за большого положительного парового эффекта — в появлении которого виноват исключительно персонал станции. Хотя были некоторые оговорки о некотором несовершенстве конструкции реактора РБМК и недостатках автоматической защиты — но эти причины признали пренебрежительно незначительными на фоне действий персонала станции, стремившихся провести эксперимент любой ценой.

«Реактор не взрывоопасен при правильном использовании» — так писали научные руководители разработки реактора РБМК А.П. Александров, главный конструктор реактора РБМК Доллежаль и другие сотрудники Курчатовского института. Эту же версию представил академик Легасов в Вене для МАГАТЭ — Международного агентства по атомной энергии.

Легасова на суде, как и Щербины, на самом деле не было.

Дятлова признали виновным по всем трём статьям и посадили на десять лет, несмотря на тяжелейшие последствия от лучевой болезни.

Но ещё в 1986 году различные эксперты говорили, что ключевая причина аварии на ЧАЭС кроется в недостатках конструкции самого реактора РБМК.

Даже на заседании Политбюро спустя пару месяцев после аварии активно шли разговоры о том, что катастрофа с такой конструкцией реактора была попросту неизбежна. Однако вскоре материалы этого собрания засекретили, а советское руководство отказалось признавать свою вину в том, что допустило работы на столь опасном оборудовании.

Только в 1993 году МАГАТЭ после дополнительного расследования Госатомнадзорома выпустила обновлённую версию доклада о причинах чернобыльской катастрофы. Нисколько не снимая ответственности за случившееся с сотрудников ЧАЭС, они писали, что основными причинами аварии были ошибки проектирования реактора. Одними из них были такие конструктивные дефекты стержней системы управления и защиты, как графитовые наконечники, что не замедлили цепную реакцию, а, наоборот, разогнали её до такой степени, что случился взрыв.

Также в отчёте теперь говорилось, что авария частично случилась от того, что у сотрудников станции не было достоверных инструкций по эксплуатации станции. Никто из работников ЧАЭС в тот день попросту не знал, что реактор РБМК вообще может взорваться от их действий.

Кроме того, выяснилось, что, по сути, из-за тех же проблем в 1975 году произошла незначительная авария на первом блоке Ленинградской АЭС из-за разрыва технологического канала — после чего были предприняты все те меры безопасности, что так были нужны ЧАЭС, хотя в 1982-м на ней была схожая авария. В 1975-м на ЛАЭС снизили паровой эффект реакторов РБМК, изменили конструкцию стержней СУЗ и создали быстродействующую систему автоматической защиты — всё это гарантированно предотвратило бы чернобыльскую катастрофу.

Те же самые меры безопасности планировали провести и в Чернобыле — но вялая переписка между создателями чернобыльского реактора РБМК, научным руководителем А.П. Александровым и главным конструктором Н.А. Доллежалем, об устранении этих недопустимых просчётов в конструкции затянулась и так ни к чему и не привела.

Сам Анатолий Дятлов утверждал, что из-за ошибок проектирования реактора ЧАЭС не может идти и речи о том, чтобы хоть сколько-то обвинять персонал станции в чернобыльской аварии. Он говорил, что возможно они нарушили регламент, поднимая мощность после её провала, но по всем правилам они не могли получить такую катастрофу — по инструкциям, аварийная защита попросту не допустила бы каких-либо значительных проблем.

Ссылаясь на Госпроматомнадзор, Дятлов пишет, что конструкторы нарушили тридцать два пункта «Правил безопасного устройства и эксплуатации АЭС», а к взрыву могли бы привести как минимум десять различных причин, не считая диверсию. И как к этому должны были подготовиться работники ЧАЭС, если им никто не говорил о таких проблемах реактора? К тому же, как говорил Дятлов, взрыв реактора никак не был связан с экспериментом — аварийная защита могла взорвать реактор во многих других случаях.

А работников, по его словам, судили из-за того, что Советский Союз не мог выставить себя виновным в катастрофе — а потому свалил всю вину на сотрудников ЧАЭС, работавших, как выяснилось, на оборудовании, не соответствующем никаким нормам.

После суда

Несмотря на прогрессирующую лучевую болезнь, Анатолий Дятлов отбывал наказание по всей строгости закона сначала в Лукьяновской тюрьме Киева, а потом и в колонии в Полтавской области.

Благодаря ходатайству сначала Андрея Сахарова, а после смерти академика — его вдовы Елены Боннэр и других учёных, Дятлова в 1990 году освободили.

Хотя Дятлов прошёл лечение в Мюнхене, он постоянно мучался от последствии радиоактивного заражения и умер в 1995 году от сердечной недостаточности, вызванной лучевой болезнью.

Дятлов всячески добивался того, чтобы сотрудников станции, работавших в тот день на ЧАЭС, перестали винить в аварии, и люди обратили внимание на тех, кто допустил эксплуатацию оборудования, что ни в коей мере не отвечало стандартам безопасности. По его словам, это были: «А.П. Александров, академик И.А. Доллежаль — руководители всех работ по реакторам РБМК, член-корреспондент И.Я. Емельянов — руководитель работ по СУЗ реактора и главный государственный инспектор по ядерной безопасности СССР Н.И. Козлов; последний признал реактор РБМК ядернобезопасным, хорошо зная, что это не так».

Советское руководство некоторое время заявляло, что будет заведено ещё три уголовных дела: над конструкторами, делавшими реактор ЧАЭС, над теми, кто плохо справился с эвакуацией, и над сотрудниками Минэнерго, отвечавшими за безопасность. Некоторое время в 1987-м действительно проходило расследование — но его быстро замяли. В 1990-м дело попытались возобновить — но безуспешно. После развала СССР никто этими делами уже не занимался.

Больше судов по делу аварии на ЧАЭС не было.

Академик Александров сразу же после чернобыльской катастрофы ушёл с должности президента Академии наук, но продолжил работать в Курчатовском институте и до самой смерти в 1994-м винил во всём случившимся сотрудников ЧАЭС.

Конструктор Доллежаль через некоторое время после аварии на ЧАЭС ушёл на пенсию. В 90-х он начал признавать допущенные им небольшие нарушения в конструкции реактора. В 1999-м его наградили орденом «За заслуги перед отечеством». Он умер в возрасте ста одного года в 2000-м.

В министерствах наказали только тех, кто был не согласен с официальной позицией руководства СССР по поводу катастрофы. Так, например, был уволен заместитель министра энергетики Г.А. Шашарин.

Можно по-всякому относиться к Анатолию Дятлову: можно считать его начальником-деспотом, что допустил преступную халатность, а можно считать жертвой обстоятельств — источники в показаниях расходятся и порой прямо потиворечат друг другу.

Но нужно помнить, что в любом случае в катастрофе виноват не только он и другие осуждённые, но и многие десятки конструкторов реактора РБМК и представителей руководства атомными электростанциями, больше десяти лет закрывавших глаза на громадное число нарушений на ЧАЭС.

До аварии. Тревожные звоночки: ошибки при строительстве и вопросы к реактору

Строительство Чернобыльской АЭС началось в 1970 году. Для работников рядом со станцией возвели целый город — Припять. Конечно, советская пропаганда не говорила о проблемах, а только напоминала об ударных темпах труда, удобстве нового города, новых рабочих местах и предрекала всем светлое будущее.

Однако серьезные недостатки при строительстве стали выявлять еще в 1973 году — документы под грифом «секретно» были опубликованы гораздо позже. В докладной записке из КГБ СССР говорится, что на стенах фундамента блока Г обнаружены раковины, строители недостаточно плотно клали бетон — правда, позже брак был устранен. Также в блоке А была установлена непрочная арматура. Были проблемы и с охраной территории, из-за чего кто-то постоянно воровал стройматериалы. В документе во всем винят главного инженера Лупова: мол, недостаточно контролирует процесс.

«Как и ранее, причиной недостатков является неудовлетворительная работа арматурного цеха. В подготавливаемые под бетонирование блоки часто устанавливаются армокаркасы из стали низких марок и с плохим качеством электросварки. В результате этого блоки под бетонирование сдаются только со второго и третьего предъявления, нарушается ритмичность работы бетонного завода и других участков», — говорится в более позднем сообщении от КГБ СССР.

Первый энергоблок подключили к энергосистеме СССР в сентябре 1977 года, четвертый (тот самый, где произошел взрыв) — в 1984-м. Но первая авария на ЧАЭС произошла еще в сентябре 1982-го: при пробном пуске первого энергоблока разрушился технологический канал реактора. Никто не пострадал, последствия ЧП ликвидировали почти за три месяца. Был сильный выброс радиации, в итоге злосчастный канал вывели из эксплуатации.

Позже из КГБ СССР продолжили поступать документы с информацией об ошибках при строительстве станции. В 1978 году было в числе прочего указано, что второй энергоблок запустили, несмотря на грубейшие нарушения гидроизоляции блока Г.

«Имеют место факты, когда отдельные руководители сознательно идут на грубейшие нарушения технологических норм ведения строительства, думая только о том, как быстрее сдать объекты, не заботясь о будущем и возможных трагических последствиях», — говорилось в агентурной записке.

По сведениям, датированным началом 1984 года, в третьем и четвертом энергоблоках АЭС разрушаются несущие и ограждающие конструкции помещений реактора. Интересно, что для предотвращения разрушений были приняты временные меры по усилению, но они не решали проблему. Прогноз был неутешительным: такие неполадки могли привести к серьезным авариям. В том же году появилась информация и о том, что реактор РБМК-1000, который применялся на ЧАЭС, недостаточно надежен. Но предупреждение касалось первого и второго энергоблоков, хотя на четвертом был установлен такой же реактор. Будущее показало, что опасения не напрасны.

Время шло и приближало атомную станцию к неизбежному (?).

Взрыв: секретные сводки КГБ, стенограммы переговоров и куцые заметки в советских СМИ

На 25 апреля 1986 года сотрудники ЧАЭС запланировали стандартную процедуру: решили остановить реактор для проведения регламентных работ. На это время на станции запланировали испытание: снизить мощность, перекрыть подачу пара на турбину и использовать кинетическую энергию генератора переменного тока, чтобы проверить, сколько времени генератор будет вырабатывать электричество для насосов охлаждения реактора.

Примерно к обеду мощность реактора опустилась до 30%, после этого отключили систему аварийного охлаждения. В два часа дня «Киевские электросети» запретили снижать мощность, добро дали только к одиннадцати вечера.

Испытание на ЧАЭС началось 26 апреля в 01:23:04. Подача воды сокращалась, реактор набирал мощность. В 01:23:39 на пульте управления нажали кнопку аварийной остановки — замедляющие стержни стали опускаться в активную зону, но внезапно реактор начало неконтролируемо разгонять. Несколько секунд — и регистрирующие приборы вышли из строя. В 01:23:50 реактор был полностью разрушен.

«Около 30 человек, работников станции и пожарных, погибло вскоре после аварии, 200 человек ранено, более 100 тыс. человек эвакуировано из 30-километровой зоны вокруг станции», — говорилось позже в сводках КГБ СССР. В советских СМИ первые дни не говорилось ничего, позже периодически появлялись микрозаметки на последних полосах — скупые, как слезки кота: информация об аварии, но ни слова о ее масштабах.

Спустя недели после трагедии стали появляться репортажи, как славно и ударно советская власть справляется с переселением жителей и ликвидацией последствий аварии. Но центральной темой был сенокос.

В июле, кстати, появился целый перечень запретов на публикацию определенных сведений. Например, нельзя было разглашать истинные причины аварии, информацию о выбросах в атмосферу, результатах замеров радиации, как и полностью рассказывать о том, что именно случилось и было повреждено.

Что изменили эти запреты? Кажется, ничего. Они только сеяли догадки, слухи и страшилки в массах. Потому что замалчивание проблемы не решает ее.

Расследование: причины, кадровые перестановки, конференция МАГАТЭ

В начале мая 1986 года в радиационную зону направилась оперативно-следственная группа. В июле полетели головы. Газета «Правда» сообщила, что «за крупные ошибки и недостатки в работе, приведшие к аварии с тяжелыми последствиями», сняты с должностей председатель Госатомэнергонадзора Кулов, замминистра энергетики и электрификации СССР Шашарин, первый замминистра среднего машиностроения Мешков, замдиректора Научно-исследовательского и конструкторского института Емельянов.

«Одновременно они привлечены к строгой партийной ответственности. Исключен из партии бывший директор Чернобыльской АЭС Брюханов», — говорилось в сообщении.

В первые дни после аварии ее причины расследовала межведомственная комиссия, в которую входили специалисты от Минэнерго и Минсредмаша. В акте комиссии, подписанном 5 мая 1986 года, было отмечено, что программа испытаний турбогенератора была составлена с недостатками, в ходе эксперимента персонал грубо нарушил требования безопасности и техрегламент, а реактор РБМК-1000 «чувствителен к ошибочным действиям персонала». Потом расследование передали на «верхушку»: была создана специальная правительственная комиссия.

В агентурном деле за февраль 1987 года, в том числе по результатам конференции МАГАТЭ, было выделено шесть причин аварии:

1) Два нарушения инструкции по эксплуатации.

2) Несоблюдение условий эксперимента.

3) Три случая произвольного отключения автоматической системы защиты реактора.

К слову, в сводке отмечалось: если бы хоть один из указанных пунктов не был допущен, авария бы не произошла.

4) Неустойчивость реактора (когда мощность увеличивается, количество пара, «вакуум» тоже растет и еще больше повышает мощность).

5) Недостаточные системы защиты (контрольные стержни опускаются довольно медленно).

6) Отсутствие прочного защитного колпака вокруг рабочей сердцевины реактора (в западных странах критерии безопасности были гораздо выше).

Суд: шесть обвиняемых, среди которых директор ЧАЭС

Суд по делу об аварии на Чернобыльской АЭС начался 7 июля 1987 года и продлился до конца месяца. Заседания проходили в Доме культуры города Чернобыля, они были открытыми: все равно въезд в эту зону разрешался только по пропускам.

Обвиняемыми по делу стали Виктор Брюханов (директор ЧАЭС), Николай Фомин (главный инженер), Анатолий Дятлов (заместитель главного инженера), Александр Коваленко (начальник реакторного цеха №2), Юрий Лаушкин (инспектор ГАЭН), Борис Рогожкин (начальник смены).

Кроме обвиняемых, по делу проходили 40 свидетелей, 9 потерпевших и 2 пострадавших.

В начале заседания прокурор Шадрин зачитал обвинение. Все шестеро работников ЧАЭС проходили по части 2 статьи 220 УК УССР («Нарушения требований правил техники безопасности на взрывоопасных предприятиях, что повлекло за собой человеческие жертвы и другие тяжелые последствия»). Кроме того, были предъявлены обвинения по статьям 165 и 167 УК УССР за злоупотребление служебным положением и безответственность при исполнении своих служебных обязанностей. Обвинение зачитывалось два часа.

«Директор ЧАЭС и другие подсудимые обвиняются в том, что, пренебрегая своими служебными обязанностями, они допустили проведение на электростанции недоработанного с научной и технической стороны эксперимента, приведшего к катастрофе. В результате был уничтожен четвертый энергоблок, заражена радиоактивными осадками окружающая среда в районе электростанции, стала необходимой эвакуация 116 тыс. человек, в том числе жителей двух городов: Чернобыля и Припяти. Погибло 30 человек, в том числе двое в момент аварии, а несколько сот других в результате облучения получили различные степени лучевой болезни», — так звучало обвинение по делу.

Также в суде было отмечено, что после аварии обвиняемые не предприняли в должное время действий для ограничения ее последствий для работников ЧАЭС и жителей ближайших районов: например, не организовали спасательные операции.

«Предпринимались попытки фальсифицировать информацию об истинной опасности происшедшего. Например, директор Брюханов передавал утром 26 апреля своему и партийному руководству, что на территории электростанции и вокруг нее радиационный фон составляет 3—6 рентген в час, в то время как он уже был извещен начальником штаба гражданской обороны АЭС о том, что радиационный фон на некоторых участках составил 200 рентген в час», — говорилось в суде. В обвинении отмечалось и то, что на ЧАЭС и раньше происходили аварии, но их чаще всего не анализировали и даже не регистрировали.

По большинству пунктов директор ЧАЭС Брюханов, которого после аварии уволили и исключили из партии, вины не признал.

— Я виноват как руководитель: что-то не досмотрел, где-то проявил халатность, нераспорядительность. Я понимаю, что авария тяжелая, но в ней у каждого своя вина, — сказал он и отметил, что не пытался скрывать информацию о случившемся. — Мне такие случаи неизвестны. По-моему, это скрыть невозможно. У диспетчера сети и в Министерстве энергетики есть дисплеи, где видна нагрузка каждой станции. Любое снижение мощности сразу фиксируется.

Брюханову было сложно вспомнить в суде детали и всю хронологию той ночи. Он перечислял много действий и указаний, которые давал подчиненным. Но опять же настаивал, что скрыть информацию не пытался, обо всем докладывал через замов.

— Проезжая мимо четвертого блока, увидав степень разрушения, предположил самое плохое. Прибыв на АЭС, приказал караулу открыть убежище. Потом зашел в свой кабинет, пробовал созвониться с начальником смены. Его не было. Потом побежал на территорию, дошел до баллонной САОР. Она была разрушена. Вернулся в кабинет, с начсмены связаться опять не смог. Тут ко мне пришли председатель горисполкома, второй секретарь горкома партии, замдиректора по режиму и секретарь парткома. Что я говорил, не помню. Потом мы пошли в убежище. Я собрал руководителей подразделений всех служб и цехов. Сообщил им о случившемся. Сказал, что подробностей не знаю. Нужно принять меры по выведению персонала из промзоны. Ограничиться минимумом персонала, — вспоминал он ночь 26 апреля.

Также он рассказал, что после аварии лично выезжал на западную и северную стороны АЭС и замерял фон — видел уровни до 200 рентген в час.

— Мне предъявлено, что не были готовы защитные сооружения. Это не так. Убежища были построены в полном объеме, что зафиксировано в штабе ГО области. Кроме того, проводились учения. < …> Начальникам подразделений я говорил ограничить количество людей в зоне, поэтому не знаю, почему смена приехала в полном объеме, — заявлял Брюханов.

Прокурор спросил, почему в письме госорганам не было указано про 200 рентген в час. Директор ЧАЭС ответил, что невнимательно посмотрел письмо.

— Но ведь это самый серьезный ваш вопрос, почему вы этого не сделали? — уточнил гособвинитель.

Брюханов промолчал.

Жена умершего от облучения сотрудника АЭС Ситникова вызвалась задать вопросы директору станции.

— Виктор Петрович, кто должен был взять на себя ответственность объявить по радио «Закройте окна и двери» и не сделал этого? — спросила женщина.

— Горисполком, по-моему, — ответил Брюханов.

— Вы говорили им это?

— Не помню.

— Когда вы прибыли на станцию, вы обстановку в целом знали. Почему вы послали моего мужа на четвертый блок?

— Я дал распоряжение Ситникову и Чугунову пойти на четвертый блок и привести сюда Дятлова. Больше ничего. Чугунов может подтвердить.

Но свидетель Чугунов сказал обратное: что ему и напарнику директор велел проверить работу режима аварийного расхолаживания, помочь искать пропавших людей и определить способы локализации аварии.

Главный инженер ЧАЭС Николай Фомин убежден, что причиной аварии была не программа испытаний, ведь в 1982 и 1985 годах взрывов не было.

— Причина аварии — в отступлениях от программы: в уровне мощности, в малом оперативном запасе реактивности, в отключении защит. Из-за слабой подготовки СИУРа мощность реактора была снижена до нуля, — сказал он в суде.

На заседаниях он отвечал в основном по точным характеристикам тех или иных устройств на станции, то есть по своему профилю. Тем не менее в показаниях главного инженера была не только физика, но и лирика.

— Работая по 12 и более часов в сутки, прихватывая выходные дни, я подготовил записку об изменении структуры управления ЧАЭС, о выделении третьей очереди станции в самостоятельную АЭС. Много времени отнимали вопросы аварийности. Аварий было меньше, чем на других АЭС, а станция работала устойчивее, чем другие. Занимаясь всеми этими вопросами, я, видимо, недостаточно уделял внимание контролю деятельности своих заместителей. Следует отметить и длительную мою болезнь, сломанный позвоночник, за четыре месяца до аварии, — рассказывал он.

Заместитель главного инженера Анатолий Дятлов был ответственным за эксперимент, который проводился в ту трагическую ночь на станции. В суде Дятлов рассказал, что к программе испытаний были подготовлены все люди и приборы — вовремя и в срок.

— Недостаток останова в том, что не было некоторых представителей цехов. Независимо от программы они должны были быть на останове. С программой знакомился только тот персонал, который должен был ее выполнять. < …> Вменяется в вину, что работы проводились в спешке, с совмещением работ и в ночное время. Могу сказать, что никакой спешки не было, так же, как и совмещений, — заявил он. Также он рассказал, что очень подробно изучал программу испытаний и не раз обсуждал ее с подчиненными.

В суде он признал несколько нарушений — например, что по двум или трем главным циркуляционным насосам расход воды был больше нормы.

— Опоздание с нажатием кнопки АЗ-5. Нажали бы мы раньше, взрыв случился бы раньше. То есть взрыв был обусловлен состоянием реактора. Я дал команду остановить мощность реактора на 200 МВт, так как считал, что реактор соответствует уровням безопасности, принятым в СССР, а также соответствует документации, выдаваемой отделом ядерной безопасности. Я считал мощностной эффект отрицательным. Поэтому при снижении мощности мы в реактивности не должны были проиграть. < …> И в этом я не ошибся. < …> Эта кнопка вместо глушения сыграла роль запала. А дальше все пошло за счет положительного мощностного коэффициента, — объяснил Дятлов.

Последнее слово: практически никто не признал вины

24 июля 1987 года обвиняемые выступили с последним словом в суде. Все они сожалеют о случившемся и в основном чувствуют себя виноватыми из-за последствий, но не по фактам своих действий.

Брюханов: «Авария — это результат крайне маловероятного сочетания событий»

— Я как инженер вижу, что оперативным персоналом допущены ошибки. Какой бы сложной ни была техника, человеческий разум выше. Я как директор виновен. Я не добился соблюдения правил ядерной безопасности. Но авария — это результат крайне маловероятного сочетания событий. Персонал станции потерял чувство опасности, чему способствовали и недостатки инструкций, которыми мы руководствовались. Мера партийной ответственности, которая на меня возложена, — исключение из рядов КПСС — крайняя, но справедливая. Надеюсь, что приговор суда будет обоснованным и справедливым.

Фомин: «Из-за недостатка времени я не смог полностью изучить все тонкости физики»

— Я признаю свою вину и глубоко раскаиваюсь. Почему я не обеспечил безопасности АЭС? Я по образованию электрик и 17 лет этим занимался. Согласившись занять должность главного инженера атомной станции, я был на краткосрочных курсах, потом самостоятельно изучал новое производство. Но из-за недостатка времени я не смог полностью изучить все тонкости физики… Перед «аварией» я более четырех месяцев после автоаварии пролежал в неподвижном состоянии. Организм сильно ослаб. Я искренне осознал свою вину. И верю, что суд всесторонне подойдет к решению моей судьбы.

Дятлов: «Я бы не задумываясь дал команду на остановку блока, если бы видел опасность»

— Нарушения мною были допущены не преднамеренно. Я бы не задумываясь дал команду на остановку блока, если бы видел опасность… В силу своего гражданского, профессионального долга я не мог покинуть горящий блок. Ведь рядом были еще три работающих энергоблока. Я уверен, что если бы мы не сделали того, что сделали, то последствия аварии были бы не просто более тяжелыми, а буквально непредсказуемыми. Я знал о высокой дозе радиационной опасности, но не знал, что она выше во много раз. Не знал я и о характере разрушений. Все это вызывает чувство глубокой горечи, скорбь о погибших и сочувствие к пострадавшим.

Рогожкин: «Тяжело нести наказание, если ты не понял, за что оно выносится»

— Раз произошла авария, значит, и я виноват. Я понес наказание. Меня исключили из рядов КПСС, в которых я состоял 22 года. Я старался делать все, передавал свой опыт коллективу, хладнокровно действовал в аварийных ситуациях. У меня двое детей. Сын у меня — медик. Узнав об аварии, он приехал, предложил свои услуги, как специалист-нейрохирург. Но это не потребовалось. И он работал в перевалочном приемном медицинском пункте. Я не вижу доказательств своей вины. Тяжело нести наказание, если ты не понял, за что оно выносится. Это убивает веру в справедливость, а значит, и убивает человека.

Коваленко: «Если что-то и нарушил, то все это подходит только под дисциплинарное наказание, а не судебное»

— То, что произошло, — печально. Прибыв на станцию, я включился в вывод людей из опасной зоны. Понимая всю безнадежность поисков пропавшего оператора Валерия Ходемчука, я все-таки надеялся на чудо. Работал в районе аварийного энергоблока, пока не покинули силы. Помню первую ночь в московской клинике №6, на дверях палат таблички с фамилиями наших ребят. Сами мы тогда представляли угрозу для медперсонала, как источники облучения. Разве можно такое забыть? Мог ли я учесть, увидеть недостатки программы ночных испытаний? Трудно мне сегодня ответить. Считаю, если что-то и нарушил, то все это подходит только под дисциплинарное наказание, а не судебное. Мог ли я предположить, что персонал может допустить нарушения утвержденной программы? Нет! Я этого не мог допустить. Ведь за I квартал 1986 года именно наш цех занял первое место в социалистическом соревновании на АЭС, и мы получили переходящее Красное знамя. Прошу суд учесть состояние моего здоровья, мое семейное положение, наличие несовершеннолетнего ребенка, учесть положительную оценку моей работы в прошлом.

Лаушкин: «Не могу быть наказан и обвинен в том, чего не совершал»

— Я не смог бы отрицать своей вины, если бы мои действия способствовали возникновению аварии. Поэтому не из желания отрицать, а сами факты заставляют меня признать свою невиновность. В судебном заседании достаточно показана моя невиновность. Я не стремлюсь уйти от наказания, но не могу быть наказан за то, в чем не виновен и чего не мог предотвратить. Не могу быть наказан и обвинен в том, чего не совершал. Прошу вынести в отношении меня оправдательный приговор.

Приговор: от 2 до 10 лет колонии

27 июля 1987 года был оглашен приговор. Согласно ему, Брюханов, Фомин и Лаушкин нарушили требования инструкций, так как не обеспечили полного учета, тщательного и технически квалифицированного установления причин аварий и других грубых нарушений режима работы, не всегда выявляли виновных в этом лиц, а иногда и скрывали даже сами факты нарушений.

— Только за период времени с 17 января по 2 февраля 1986 года на четвертом энергоблоке ЧАЭС без разрешения главного инженера шесть раз выводились из работы автоматические защиты реактора, чем грубо были нарушены требования главы 3 техрегламента по эксплуатации блоков ЧАЭС. Подсудимый Лаушкин, как инспектор по ядерной безопасности, на эти нарушения не реагировал, — заявил судья. — Безответственное отношение персонала, руководства станции и Лаушкина к обеспечению ядерной безопасности в сочетании с недостаточной профподготовкой оперативного состава, работающего на сложном энергетическом оборудовании, привели в конечном итоге к аварии 26 апреля 1986 года.

Согласно приговору, Фомин, Дятлов и Коваленко не оговорили в программе испытаний остановку реактора в момент начала испытаний, что дало возможность оперативному персоналу вывести из работы аварийную защиту АЗ-5 по останову двух турбин; они не увязали между собой тепловую мощность реактора и электрическую мощность генератора; не регламентировали отвод из контура излишнего пара; не предусмотрели должных мер автоматической или ручной компенсации быстрых изменений реактивности в условиях эксперимента.

— 26 апреля в 00:28 в процессе уменьшения мощности реактора ниже установленного программой минимального уровня (700 МВт) при переходе от управления реактором системой локального регулирования мощности (ЛАР) к управлению системой АР в результате ошибки оператора на несколько минут мощность снизилась до нуля. К 01:06 ее удалось поднять лишь до уровня 200 МВт вместо 700 МВт по программе. При этом активная зона реактора не была обеспечена минимально необходимым запасом реактивности. < …> В этом случае реактор надлежало заглушить, но персонал этого не сделал. < …> Аварийная автоматическая защита была из-за ошибочных действий персонала заблокирована. В 01:23:04 были закрыты стопорные клапаны турбины и начаты испытания выбега турбогенератора с нагрузкой собственных нужд. В связи с увеличением паросодержания в каналах, ростом реактивности, неустойчивым состоянием реактора, вибрацией трубопроводов и оборудования оперативный персонал в 01:23:40 вручную ввел в действие аварийную защиту. В это время в реакторе увеличилась положительная реактивность, что привело к резкому разгону — повышению мощности реактора, разогреву топлива и тепловому взрыву, — озвучил решение судья.

Суд приговорил всех обвиняемых к мерам, которые запрашивал прокурор. Вот какие сроки получили сотрудники ЧАЭС:

• Брюханов — 10 лет лишения свободы;
• Фомин — 10 лет;
• Дятлов — 10 лет;
• Рогожкин — 5 лет;
• Коваленко — 3 года:
• Лаушкин — 2 года.

Как установлено по делу, установки с реакторами РБМК-1000 «имеют некоторое несовершенство конструкции, уголовное дело в отношении лиц, не принявших своевременных мер к совершенствованию их конструкции, органами следствия выделено в отдельное производство».

Приговор обжалованию не подлежал.

Читайте также:

• Один день из жизни современного работника Чернобыльской АЭС
• Как жил и умер российский остров в Беларуси
• Репортаж из Чернобыльской зоны

---

Документы взяты из архива Украинского освободительного движения, восстановить хронологию и содержание судебных заседаний удалось благодаря эссе Н. В. Карпана, проанализировать прессу — с помощью отдела периодики Национальной библиотеки Беларуси.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by

В ночь c 25 нa 26 aпрeля 1986 годa в пожaрную чacть городa Припять поcтупил cигнaл о взрывe и пожaрe нa 4-м энeргоблокe Чeрнобыльcкой AЭC. Тaк нaчaлacь cтрaшнaя aвaрия, cтaвшaя причиной трaгeдий для многих тыcяч ceмeй. И, рaзумeeтcя, одним из тeх, жизнь кого рaздeлилacь нa «до» и «поcлe» Чeрнобыля, cтaл caм дирeктор Чeрнобыльcкой AЭC Виктор Пeтрович Брюхaнов.

Кaк Брюхaнов cтaл дирeктором AЭC

Виктор Пeтрович, прeждe чeм зaнять в 1970 году поcт дирeкторa Чeрнобыльcкой AЭC, продeлaл довольно долгий путь, нaчaв, кaк говоритcя, c caмых «низов». В 1959 году он окончил энeргeтичecкий фaкультeт Тaшкeнтcкого политeхa и был нaпрaвлeн нa Aнгрeнcкую ТЭC. Cнaчaлa он рaботaл дeжурным дeaэрaторной уcтaновки, зaтeм мaшиниcтом питaтeльных нacоcов, и поcтeпeнно поднялcя до cтaршeго мaшиниcтa турбинного цeхa, a зaтeм и до нaчaльникa турбинного цeхa.

В 1968 году пeрcпeктивного молодого руководитeля приглacили нa рaботу нa Cлaвянcкую ГРЭC. Он пeрeбрaлcя из Cрeднeй Aзии нa Укрaину, и трудилcя в Донeцкой облacти до 1970 годa, добрaвшиcь до должноcти зaмecтитeля глaвного инжeнeрa ГРЭC.

Ceрeдинa 60-х в нaшeй cтрaнe – пeриод больших нaдeжд, cвязaнных c «мирным aтомом». В 1954 году в Обнинcкe былa зaпущeнa пeрвaя в мирe aтомнaя элeктроcтaнция, a в 1966 году был рaзрaботaн плaн поэтaпного вводa в экcплуaтaцию новых и новых aтомных cтaнций. Одной из них cтaлa Чeрнобыльcкaя AЭC. Ожидaния, cвязaнныe c aтомной энeргeтикой, были вecьмa впeчaтляющими: прeдcтaвлялоcь, что экономикa cтрaны в пeрcпeктивe cможeт откaзaтьcя от угля, нeфти и иных видов топливa. В ceти aтомных AЭC, возникaющих в рaзных рeгионaх CCCР, видeлиcь одни плюcы. Минуcы до поры до врeмeни в глaзa нe броcaлиcь.

Когдa Брюхaнов в 1969 году был нaзнaчeн дирeктором AЭC, которую eщe только cобирaлиcь cтроить нeдaлeко от городa Чeрнобыль, это было знaком выcочaйшeго довeрия и обeщaниeм нeмaлых блaг в будущeм.

Тот фaкт, что Брюхaнов до cих пор никогдa нe cтaлкивaлcя c aтомной энeргeтикой, a  рaботaл нa ТЭC и ГРЭC, мaло кого волновaл. Крeпкий хозяйcтвeнник, коммуниcт – cпрaвитcя!

К тому жe понaчaлу Брюхaнову пришлоcь рeшaть множecтво вопроcов, мaло cвязaнных, cобcтвeнно, c «мирным aтомом». C нaчaлa 1970 годa Виктор Пeтрович зaнимaлcя cтроитeльcтвом caмой cтaнции и городa Припять, гдe плaнировaлоcь рacceлить пeрcонaл будущeй cтaнции. Тe, кто бывaл в Припяти, помнят, что это был нacтоящий «город будущeго», кaк прeдcтaвляли ceбe будущee в тe годы – идeaльно cплaнировaнный, утопaющий в цвeтaх и зeлeни, чиcтый и уютный городок. И в этом нeмaлaя зacлугa оргaнизaторa cтроитeльcтвa В. П. Брюхaновa.

Он рaботaл дирeктором Чeрнобыльcкой AЭC c aпрeля 1970 до июля 1986 годa. Имeл гоcудaрcтвeнныe нaгрaды, избирaлcя члeном бюро Киeвcкого обкомa пaртии, дeпутaтом горcовeтa. И вce было хорошо до той caмой aпрeльcкой ночи 1986 годa.

Cуд нaд виновникaми aвaрии

Поcлe aвaрии Брюхaнов был cнят c должноcти, и до июля 1987 годa зaнимaл позицию зaмнaчaльникa производcтвeнно-тeхничecкого отдeлa, aктивно зaнимaлcя ликвидaциeй поcлeдcтвий aвaрии, «cхвaтив», кaк и прочиe ликвидaторы, cвою долю рaдиaции.

Cуд нaд руководитeлями AЭC нaчaлcя 7 июля 1987 годa. Вмecтe c Брюхaновым нa cкaмьe подcудимых окaзaлиcь eго зaмecтитeль A. C. Дятлов, нaчaльник cмeны Б. В. Рогожкин, глaвный инжeнeр Н. М. Фомин, нaчaльник рeaкторного цeхa №2 A. П. Ковaлeнко и инcпeктор Гоcaтомэнeргонaдзорa Ю. A. Лaушкин. Они обвинялиcь по cтaтьe 220 п.2 УК «Нaрушeниe трeбовaний прaвил тeхники бeзопacноcти нa взрывоопacных прeдприятиях, что повлeкло зa cобой чeловeчecкиe жeртвы и другиe тяжeлыe поcлeдcтвия», a тaкжe по cтaтьям 165 и 167 «Злоупотрeблeниe cлужeбным положeниeм» и «Бeзотвeтcтвeнноcть при иcполнeнии cвоих cлужeбных обязaнноcтeй».

Кaк говорят тeпeрь, Лaушкин окaзaлcя в роли «нaзнaчeнного виновaтым», кaк и Ковaлeнко, который дaжe в цeху в ту ночь нe приcутcтвовaл. Что жe до оcтaльных, и, прeждe вceго, Брюхaновa, то их винa, кaк руководитeлeй, cомнeний ни у кого нe вызывaлa.

Однaко, о причинaх aвaрии cпорят до cих пор, и к нacтоящeму момeнту экcпeрты прaктичecки cошлиcь во мнeниях: aвaрия cтaлa cлeдcтвиeм cрaзу двух фaкторов: дeйcтвий пeрcонaлa cтaнции и оcобeнноcтeй конcтрукции РБМК (рeaкторa) AЭC. В ту ночь нa cтaнции проходили иcпытaния турбогeнeрaторов в рeжимe «выбeгa» (то ecть, инeрции мeхaнизмa поcлe aвaрийного отключeния). Иcпытaниями руководил Дятлов. Нa cудe он нacтaивaл нa том, что причиной aвaрии cтaли нeдоcтaтки конcтрукции рeaкторa, о которых пeрcонaл попроcту нe знaл. Тeпeрь экcпeрты говорят о том, что эти оcобeнноcти конcтрукции нe cтaли бы причиной aвaрии, ecли бы нe дeйcтвия пeрcонaлa. Но и рeшeния, принимaeмыe Дятловым и eго подчинeнными, тожe нe cмогли бы привecти к aвaрии, нe имeй конcтрукция рeaкторa этих нeдоcтaтков. Тaкой вот зaмкнутый круг.

Нa cудe Брюхaнов нe пытaлcя зaщититьcя или опрaвдaть ceбя нecмотря нa то, что он в иcпытaниях учacтия нe принимaл и мирно cпaл в cвоeй квaртирe в ту роковую ночь. Вceм, в общeм, было яcно, что виновником проиcшecтвия cлeдуeт cчитaть cкорee Дятловa, поcкольку иcпытaниями руководил имeнно он. Однaко, дирeктор – ecть дирeктор. В итогe отвeчaeт зa вce имeнно он.

Приговор

Брюхaнов, тaкжe, кaк и Дятлов и Фомин, получил 10 лeт общeго рeжимa. Рогожкину дaли 5, Ковaлeнко – 3, a Лaушкину – 2 годa лишeния cвободы.

Брюхaнов отбывaл нaкaзaниe в колонии, рacположeнной в Лугaнcкой облacти. Кaк говорят, пришлоcь eму нecлaдко: cлaвa о чeловeкe, по винe которого cлучилacь cтрaшнaя aвaрия, долeтeлa до зоны рaньшe, чeм тaм окaзaлcя caм Брюхaнов. В 1991 году Брюхaнов был доcрочно оcвобождeн.

Поcлe оcвобождeния он вeрнулcя нa Чeрнобыльcкую AЭC, но ужe нa должноcть нaчaльникa тeхотдeлa.

В нacтоящee врeмя бывший дирeктор AЭC живeт в Киeвe. В CМИ в 2019 году прошлa информaция, что, cо cлов eго cынa, Виктор Пeтрович cтaл cовceм плох: почти никого нe узнaeт и нe вcтaeт c поcтeли. Cкaзывaeтcя и возрacт, и, глaвноe, дозa облучeния, получeннaя при ликвидaции поcлeдcтвий aвaрии.

Кaкоe будущee прeдcкaзaл Роccии aмeрикaнcкий пророк Эдгaр Кeйcи

34 года назад произошла первая и самая крупная авария в истории атомной энергетики. Небольшой украинский город Припять, который в основном населяли работники Чернобыльской АЭС и их семьи, стал эпицентром катастрофы мирового масштаба. Кроме урона окружающей среде, событие изменило судьбы десятков тысяч человек.

О героях событий аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986-го, рассказывает 5-tv.ru.

Валерий Легасов

Советский ученый и член Академии наук СССР Валерий Легасов сыграл одну из ведущих ролей в устранении аварии на ЧАЭС. Он одним из первых оказался на территории четвертого разрушенного блока и провел в эпицентре аварии четыре месяца, после которых получил дозу радиации 100 бэр. При таком показателе у облученного развивается лучевая болезнь.

Валерий Алексеевич был выдающимся химиком-неоргаником. Он родился 1 сентября 1936-го в Туле и в 1961-м окончил МХТИ имени Менделеева. Под его руководством создана школа химии благородных газов, также результатом его научной деятельности стало открытие эффекта Бартлетта. В 1984-м он стал первым заместителем директора института атомной энергии имени Курчатова. Через два года Легасов попал в Чернобыль, где начался закат не только его карьеры, но и жизни.

Валерий Легасов был одним из первых, кто отравился в эпицентр катастрофы и пролетел над «светящимся» реактором на вертолете без какой-либо личной защиты. Фото: РИА Новости / Александр Красавин

Сразу после аварии Легасова назначили членом правительственной комиссии по расследованию причин происшествия. Как рассказывала его дочь Инга, отец случайно попал в эту комиссию. В субботу 26 апреля Валерий Алексеевич вместе с академиком Анатолием Александровым был на заседании президиума Академии наук СССР. В тот момент раздался телефонный звонок и стало известно, что в срочном порядке требуется ученый для комиссии. Так как все заместители Александрова почему-то были недоступны, ехать пришлось Легасову. В тот же день он отправился в аэропорт «Внуково», где его посадили на правительственный самолет и доставили в Припять.

Именно благодаря Легасову 27 апреля 1986-го началась эвакуация города, а поврежденный реактор засыпали бором, доломитовой глиной и свинцом. Бор собирали по всему Советскому союзу. Всего на реактор сбросили с вертолетов более пяти тысяч тонн смеси этих природных материалов.

Легасов также предлагал правительству СССР создать оперативный штаб журналистов, чтобы освещать события и информировать население, но ему отказали. О взрыве ядерного реактора было практически ничего не известно до 28 апреля: ТАСС опубликовало официальную информацию спустя три дня после случившегося. К тому времени радиоактивное облако накрыло не только Украинскую ССР, но и дошло до других стран. Радиация добралась даже до Исландии.

Легасов предлагал создать оперативный штаб журналистов, чтобы информировать население и западную прессу, но ему отказали. СССР грозили многомиллионные судебные иски за ядерное облако над Европой и отсутствие какой-либо информации о причинах его появления. Фото: РИА Новости / Игорь Костин

Когда Припять стала городом-призраком, в нем остались только ликвидаторы аварии. Легасов и члены комиссии работали без средств личной защиты. Они не имели доступа к респираторам, йоду и чистой воде. По рассказам участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, они «очищались» водкой и спиртом. Валерий Алексеевич первый раз вернулся в Москву 5 мая с явными признаками лучевой болезни: он был изрядно похудевшим, облысевшим и имел так называемый «чернобыльский загар». Вскоре Легасов вернулся в Чернобыль для дальнейшей работы.

Через год Валерия Алексеевича отправили в Вену для участия на специальном совещании Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ). Ждали Горбачева, но приехал химик-неорганик. Он стал «адвокатом» СССР перед всем миром.

В течение пяти часов Легасов, невзирая на репутацию и реакцию правительства родной страны, рассказывал правду о катастрофе 26 апреля 1986-го.

Участие в ликвидации аварии на ЧАЭС заметно подкосило здоровье Валерия Легасова. В 1987-м он уже страдал лучевой болезнью четвертой степени. Фото: РИА Новости / Игорь Костин

Валерия Легасова убила не только травля и негативно отношения правительства к его персоне, но и проблемы со здоровьем, которые возникли в результате радиоактивного облучения. На момент его 50-летия в сентябре 1987-го у ученого уже была лучевая болезнь четвертой степени. Он страдал радиационным панкреатитом, в его крови были обнаружены миелоциты, был затронут костный мозг.

28 апреля 1988-го Валерий Алексеевич должен был озвучить правительству причину аварии на Чернобыльской АЭС. Но этого так и не случилось, так как 27 апреля ученого нашли мертвым в собственном кабинете.

Валерий Ходемчук

Оператор главных циркулярных насосов ЧАЭС стал первой жертвой апрельской трагедии. Валерий Ильич родился 24 марта 1951-го в Киевской области. В возрасте 22 лет начал работу на Чернобыльской АЭС в 1973-м.

Он пропал сразу после взрыва 26 апреля, а его тело так и не нашли. Известно, что после того, как Ходемчук отправился проверить циркулярные насосы из-за вибраций, его накрыла взрывная волна. Тело Валерия так и осталось под завалами станции. 

Тело Валерия Ходемчука навсегда останется под завалами Чернобыльской АЭС. Фото: Globallookpress.com / Collin Raddatz / Geisler-Fotopress

Валерий Ходемчук погиб, а его товарищи по смене, которые находились неподалеку от взрыва, получили настолько сильные ожоги, что одежду с их тел снимали вместе с кожей. Все, кто отправился на поиски Ходемчука, также получили большую дозу радиации. Валерий Ильич посмертно награжден правительственной наградой, а его памятная плита появилась рядом с захоронениями его товарищей на Митинском кладбище в Москве.

Людмила Игнатенко

Жизнь и судьба этой женщины стала известна после выхода сериала «Чернобыль» в 2019-м. Людмила стала олицетворением людей, жизнь которых разрушила авария на Чернобыльской АЭС, и самой известной «чернобыльской вдовой». Таких жен и матерей как она — тысячи, но именно ее история была экранизирована.

История Людмилы и Василия Игнатенко показана в мини-сериале «Чернобыль». Именно после его выхода о «чернобыльской вдове» заговорил весь мир. Фото: Youtube.com / BBC News — Русская служба

О Людмиле Игнатенко известно немного. Она родилась в Ивано-Франковской области и училась на повара в училище. Девушка попала в Припять в 17 лет, ее направили туда по распределению в кондитерский цех предприятия «Фабрика-кухня» примерно в 1979-м. Спустя год жизни в городе, она познакомилась с 20-летним пожарным Василием Игнатенко, который родился и вырос в Белоруссии. Пара поженилась в 1983-м, им дали квартиру в доме, построенным специально для пожарной части Припяти.

В роковой 1986-й Людмила забеременела. Это была ее вторая беременность от Василия, так как первая была неудачной. Ребенка молодая семья Игнатенко очень ждала, но их планам было не суждено сбыться.

В день аварии Василий взял отгул, но его пожарную часть срочно вызвали на работу посреди ночи. Домой он так и не вернулся, а Людмила увидела его только спустя несколько день в больнице в Москве. Фото: Youtube.com / BBC News — Русская служба

В день аварии Василий взял отгул, так как они собирались поехать в соседний город «на картошку». Выйти из дома пара планировала в четыре утра, но за несколько часов до этого произошла авария на станции, а Игнатенко вскоре вызвали на работу. Бригада Василия не была поставлена в известность, куда они направляются, поэтому пожарные не надели специальную защиту. Мужа Людмила так и не дождалась, а увидела его спустя несколько дней уже в Москве. Когда она прорвалась к нему в палату, врачи ее предупредили, что она может получить порцию облучения и больше не сможет иметь детей. Игнатенко промолчала о беременности.

Здоровье Василия ухудшалось с каждым днем, прогнозы были плохие. В сериале «Чернобыль» не было показано, что его пытались спасти и сделали пересадку костного мозга. Но операция не помогла и он умер спустя 11 дней в барокамере. Острая лучевая болезнь буквально не оставила от него следа.

Людмила Игнатенко не очень довольна, что о ней и ее муже сняли сериал. Авария на ЧАЭС и гибель Василия — личная и больная тема женщины. Фото: Youtube.com / BBC News — Русская служба

Хоронили Василия Игнатенко в цинковом гробу, как и всех его коллег. Через два месяца после похорон мужа, Людмила преждевременно родила дочь. У девочки был врожденный цирроз печени и она умерла в день своего рождения.

Эти события оставили отпечаток в жизни Людмилы навсегда. Она несколько лет приходила в себя после случившегося. Так как в квартиру в Припяти девушка уже вернуться не могла, государство выделило ей жилье в селе Троещина, которое находится недалеко от Киева. Вопреки прогнозам врачей, Людмила смогла выносить и родить сына уже от другого мужчины, но у мальчика была врожденная астма.

После выхода сериала «Чернобыль», Людмиле пришлось переехать из своей киевской квартиры в пригород к матери, так как ее преследовали журналисты. Фото: Youtube.com / BBC News — Русская служба

Одно из своих последних интервью Людмила Игнатенко дала русской службе BBC News в ноябре 2019-го. Она рассказала, что не очень довольна съемками сериала HBO и ее никто об этом не предупредил. Для женщины это личная трагедия, делиться которой со всем миром Людмила не хотела. Из-за внимания журналистов Игнатенко покинула свою квартиру в Киеве и сейчас живет с матерью в загородном доме.

Анатолий Дятлов

Дятлова принято считать антигероем Чернобыля, ведь он находился у пульта управления четвертого энергоблока 26 апреля 1986-го. Что произошло в ту ночь на ЧАЭС, точно не известно до сих пор, но во всем обвиняли именно его.

Анатолий Дятлов родился 3 марта 1931-го в Красноярском крае, а в 14 лет сбежал из дома. Известно, что он учился в норильском горно-металлургическом техникуме и подрабатывал электриком. В 50-е уже перебрался в Москву, поступив в Московский инженерно-физический институт (МИФИ), который окончил с отличием по специальности «Автоматика и электроника».

В момент аварии Анатолий Дятлов находился за пультом управления четвертого энергоблока. Фото: РИА Новости

До аварии на ЧАЭС Дятлов уже был знаком с радиационным облучением, которое получил работая на судостроительном заводе имени Ленинского комсомола в Комсомольске-на-Амуре. Там Анатолий Степанович руководил лабораторией, снаряджая атомные подводные лодки ядерными реакторами. Во время одного из инцидента, он получил дозу радиации равной 100 бэр. Дятлов передал радиацию одному из сыновей, в результате чего у мальчика развилась лейкемия и он умер в десятилетнем возрасте.

В 1973-м Анатолий Дятлов перевелся на работу в строящуюся тогда Чернобыльскую АЭС. Он стал третьим руководящим специалистом, который имел непосредственный опыт работы в ядерной отрасли.

Анатолия Дятлова (посередине) осудили на десять лет колонии общего режима за нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях. Фото: РИА Новости

Во время взрыва четвертого реактора 26 апреля 1986-го, он был под контролем Дятлова. Анатолий Степанович считал, что реактор был заглушен и отдал команду начать его охлаждение. Только к середине ночи (взрыв прогремел в 01.23) он понял, что четвертый реактор разрушен, хотя ему неоднократно об этом говорили другие инженеры. Дятлов проигнорировал это сообщения, а убедился в этом, когда увидел на территории станции куски графита.

Дятлов получил огромную дозу радиации — 500 бэр. Его доставили на лечение в Москву вместе с другими работникам ЧАЭС. После того, как Анатолий пошел на поправку, его признали одним из виновников катастрофы и осудили на десять лет колонии общего режима. Но он вышел спустя четыре года по состоянию здоровья и отправился лечиться в ожоговую клинику в Мюнхен. 13 декабря 1995-го умер от инфаркта в возрасте 64 лет.