Руководство партии в 1960

From Wikipedia, the free encyclopedia

← 1955 3 November 1960 1961 →

Candidate Hugh Gaitskell Harold Wilson Popular vote 166 81 Percentage 67.2% 32.8%

Leader before election Hugh Gaitskell Elected Leader Hugh Gaitskell

The 1960 Labour Party leadership election was held when, for the first time since 1955, the incumbent leader Hugh Gaitskell was challenged for re-election. Normally the annual re-election of the leader had been a formality. Gaitskell had lost the 1959 general election and had seen the Labour Party conference adopt a policy of unilateral nuclear disarmament which he considered disastrous and refused to support. A vacancy in the deputy leadership was first made by the death of incumbent Aneurin Bevan.

Background[edit]

Following the heavy defeat of the Labour Party in the 1959 general election, its leader Hugh Gaitskell had determined that the party must change fundamentally to make itself electable. He decided to attempt to rewrite Clause IV of the party constitution, which appeared to commit it to nationalisation of every industry.^[1] However his move provoked firm opposition from the major unions and the left-wing of the party, and facing certain defeat, he withdrew it in March 1960.^[2] In the meantime the Government’s decision to abandon the British Blue Streak missile and buy instead the US Skybolt system had made nuclear weapons a prominent political issue. Gaitskell supported the decision to buy an American system and to remain in NATO, a policy stance which outraged the left.^[3] At the party conference in Scarborough in October 1960, motions calling for unilateral nuclear disarmament were carried despite Gaitskell’s speech declaring that he and his allies would «fight and fight and fight again to save the Party we love».^[4]

Elections for the Leader and Deputy Leader were formally held by the Parliamentary Labour Party at the beginning of each Parliamentary session, which happened later in October. There was already a vacancy for the Deputy Leader of the Party due to the death of Aneurin Bevan in July, and many senior party figures were weighing up whether to stand for that post; contested elections for vacant posts were usual, but incumbents were not normally challenged. The result of the faction-fighting was that many on the left thought Gaitskell was both out of touch with the party and that a challenge might force him to the left, so they were keen to have a credible challenger.^[5] One left candidate who was keen to fight for the deputy leadership was Harold Wilson, who found himself subjected to pressure to challenge Gaitskell instead. Peter Shore, then head of the Research Department at party headquarters, thought Gaitskell had lost the confidence of party staff and Wilson could restore it. Jennie Lee, Bevan’s widow and a fellow Labour MP, led a delegation to Wilson.^[6]

Wilson resisted but his hand was forced when Anthony Greenwood resigned from the Shadow Cabinet saying he would not serve under Gaitskell while he defied conference decisions. Greenwood then announced his candidature for leader but said he would stand aside in favour of someone with «broader» appeal, by which he meant Wilson. Wilson knew that the leadership challenge would not succeed but thought he stood a good chance of winning the deputy leadership; what changed his mind was the fear that he would lose the mantle of the left-wing standard bearer should he not stand.^[7] He was also still furious with Gaitskell over a failed attempt to move him from the post of Shadow Chancellor of the Exchequer the previous year.^[8] Although Wilson was aligned to the left, he was not a supporter of unilateralism; in standing for the leadership he said the issue was «unity versus civil war».^[9]

Candidates[edit]

Only two candidates were nominated.

• Hugh Gaitskell (born 1906), had been MP for Leeds South since 1945 and served as Chancellor of the Exchequer in 1950-1951. Gaitskell was elected party leader in 1955. He was aligned with the right wing of the party.
• Harold Wilson (born 1916), the MP for Ormskirk from 1945–1950 and for Huyton since 1950, had been President of the Board of Trade from 1947 but resigned from the Attlee cabinet in April 1951 in opposition to National Health Service prescription charges (which Gaitskell had introduced in order to pay for the Korean War). Wilson had been a Bevanite in the early 1950s but had returned to the front bench and served as Shadow Chancellor under Gaitskell’s leadership.

Ballot[edit]

The result of the only ballot of Labour MPs on 3 November was as follows:

Notes[edit]

References[edit]

• Butler, David; Butler, Gareth (2000), Twentieth-Century British Political Facts 1900–2000 (8th ed.), Macmillan Press
• Stenton, M.; Lees, S., eds. (1981), Who’s Who of British Members of Parliament, Volume IV 1945–1979, Harvester Press

← 1955 3 ноября 1960 г.>1961 →

Кандидат Хью Гейтскелл Гарольд Уилсон Народное голосование 166 81 Процент 67,2% 32,8%

Лидер до выборов . Хью Гайтскелл. Избранный лидер . Хью Гейтскелл.

Выборы руководства Лейбористской партии в 1960 году состоялись, когда впервые с 1955 года действующий лидер Хью Гейтскелл был оспорен на переизбрание. Обычно ежегодное переизбрание лидера было формальностью. Гайтскелл проиграл всеобщие выборы 1959 г. и стал свидетелем того, как конференция лейбористской партии приняла политику одностороннего ядерного разоружения, которую он считал катастрофической и отказывался поддерживать. Вакансия в руководстве заместителя была впервые открыта после смерти действующего президента Аньюрина Бевана.

Содержание

• 1 Предыстория
• 2 Кандидаты
• 3 Бюллетень
• 4 Примечания
• 5 Ссылки

История вопроса

После тяжелого поражения Лейбористской партии на всеобщих выборах 1959 года ее лидер Хью Гейтскелл решил, что партия должна коренным образом измениться, чтобы стать избираемой.. Он решил попытаться переписать пункт IV устава партии, который, казалось, обязывал его национализацию каждой отрасли. Однако его шаг вызвал решительную оппозицию со стороны основных профсоюзов и левого крыла партии, и, столкнувшись с определенным поражением, он отозвал его в марте 1960 года. Тем временем решение правительства отказаться от британской ракеты Blue Streak и покупка вместо этого американской системы Skybolt сделала ядерное оружие важной политической проблемой. Гайтскелл поддержал решение купить американскую систему и остаться в НАТО, политическая позиция, которая возмутила левых. На партийной конференции в Скарборо в октябре 1960 года предложения, призывающие к одностороннему ядерному разоружению, были поддержаны, несмотря на то, что Гайтскелл заявил, что он и его союзники будут «сражаться, сражаться и снова сражаться, чтобы спасти партию, которую мы любим».

Выборы лидера и заместителя лидера формально проводились Парламентской Рабочей партией в начале каждой сессии парламента, что происходило позже в октябре. В связи со смертью Анёрина Бевана в июле уже была вакансия для заместителя лидера партии, и многие высокопоставленные партийные деятели взвешивали, баллотироваться ли на этот пост; оспариваемые выборы на вакантные должности были обычным явлением, но обычно не оспаривались кандидаты на должности. Результатом борьбы фракций стало то, что многие левые думали, что Гайтскелл потерял связь с партией и что вызов может заставить его уйти влево, поэтому они стремились найти достойного соперника. Одним из левых кандидатов, который стремился бороться за руководство заместителя, был Гарольд Уилсон, который вместо этого оказался под давлением, чтобы бросить вызов Гайтскеллу. Питер Шор, тогдашний руководитель исследовательского отдела в штаб-квартире партии, думал, что Гайтскелл потерял доверие партийного персонала, и Вильсон может восстановить его. Дженни Ли, вдова Бевана и член парламента от лейбористов, возглавила делегацию к Уилсону.

Уилсон сопротивлялся, но его рука была вынуждена, когда Энтони Гринвуд ушел из Теневой кабинет заявил, что не будет служить при Гайтскелле, пока он игнорирует решения конференции. Затем Гринвуд объявил о своей кандидатуре на пост лидера, но сказал, что он останется в стороне в пользу кого-то с «более широкой» привлекательностью, под которым он имел в виду Уилсона. Уилсон знал, что борьба за лидерство не увенчается успехом, но думал, что у него есть хорошие шансы завоевать место заместителя руководства; его мнение изменил страх, что он потеряет мантию левого знаменосца, если не встанет. Он также все еще был в ярости из-за Гайтскелла из-за неудачной попытки сместить его с поста канцлера теневого казначейства в предыдущем году. Хотя Уилсон придерживался левых взглядов, он не был сторонником односторонности; выдвигая свою кандидатуру на пост лидера, он сказал, что речь идет о «единстве против гражданской войны».

Кандидаты

Были выдвинуты только два кандидата.

• Хью Гейтскелл (родился в 1906 году), был депутатом Лидс Саут с 1945 года и служил министром финансов в 1950-1951 годах. Гайтскелл был избран лидером партии в 1955 году. Он был сторонником правого крыла партии.
• Гарольд Уилсон (род. 1916), депутат парламента от Ормскирка с 1945 по 1950 год и Хайтон с 1950 года был президентом Совета по торговле с 1947 года, но ушел из кабинета Эттли в апреле 1951 года в противовес Национальной службе здравоохранения рецептурные сборы (которые Гайтскелл ввел для оплаты Корейской войны ). Уилсон был беванитом в начале 1950-х, но вернулся на переднюю скамейку и служил теневым канцлером под руководством Гайтскелла.

Голосование

Результат единственного голосования депутатов от лейбористской партии 3 ноября был следующим:

Примечания

Ссылки

• Батлер, Дэвид; Батлер, Гарет (2000), Британские политические факты двадцатого века, 1900–2000 (8-е изд.), Macmillan Press
• Stenton, M.; Лис, С., ред. (1981), Кто есть кто из британских членов парламента, Том IV 1945–1979, Harvester Press

[стр. 143—162 бумажной версии номера]

В публикациях последних десятилетий, посвященных механизмам формирования и реализации политики на высших уровнях власти в СССР, традиционно много внимания уделяется патрон-клиентским отношениям[1]. Под ними подразумеваются группы чиновников, действующих в собственных интересах и объединенных фигурой патрона. В постсоветской историографии доминирует точка зрения, согласно которой страной посредством заведомо некомпетентного и тотально коррумпированного партийного аппарата управляли полуграмотные и немощные старцы из Политбюро[2].

Автор данного текста в 2007—2018 годах проводил комплексное исследование аппарата Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза[3]. Оно было основано на интервью с сотрудниками, работавшими в этой организации в 1953—1985 годах (всего около 120 респондентов), и на анализе корпуса опубликованных и неопубликованных мемуаров (около 70 книг и брошюр). Интервью проводились по методике глубокого интервьюирования, с помощью так называемой «полусвободной анкеты», состоявшей примерно из 300 вопросов. Обычно с информантом проводились две—три встречи, однако в некоторых случаях их было больше. Разумеется, за несколько встреч весь список вопросов исчерпать было невозможно, однако даже те, что удавалось задать, помогли добыть немало интересной и важной информации по широкому спектру тем. Интервью с сотрудниками аппарата ЦК дополнялись беседами с их бывшими коллегами из других сфер высшей советской бюрократии и обслуживающими их экспертами, с членами их семей, архивными розысками, а также сбором свидетельств о контактах с аппаратом ЦК КПСС в мемуарах бывших советских чиновников, дипломатов, директоров промышленных предприятий и высокопоставленных военных[4].

Одной из ключевых задач исследования стал поиск адекватного описания механизма принятия решений в аппарате ЦК КПСС[5]. Насколько адекватен получивший распространение в эпоху перестройки термин «телефонное право»? Насколько был важен (исследованный Аленой Леденевой) «блат» в заполнении кадровых позиций и продвижении нужных решений?[6] Действительно ли все чиновники участвовали в «административном рынке», как пишет социолог Симон Кордонский?[7] Да и в целом: как они управляли страной и какова была их мотивация для принятия тех или иных решений?

Способы функционирования механизма управления

В начале статьи мне кажется важным сказать несколько слов о ключевых способах и инструментах функционирования аппарата ЦК КПСС, зафиксированных в ходе исследования. Они подробно описаны в ряде других статей автора[8], поэтому в данном разделе будут лишь кратко перечислены.

Устная коммуникация во всем высшем слое советской бюрократии была куда более мощной и значимой, чем письменная. В частности, подавляющее большинство «директивных указаний» в партийном аппарате отдавались устно, подавляющее большинство совещаний и других форм принятия решений официально не фиксировались. Тем не менее можно найти адекватные источники фиксации устной коммуникации. Это рабочие записные книжки (и другие типы неформальных рабочих записей), которыми вынуждены были обзаводиться все сотрудники аппарата. В них они заносили многочисленные указания руководства, а также полуофициальную информацию. Также там фиксировались мнения участников совещаний или позиции руководства по тому или иному вопросу. Подобные книжки можно обнаружить в частных архивах бывших сотрудников аппарата и членов их семей. Некоторые из них удалось получить для архива «Forschungsstelle Osteuropa»[9].

Вместе с тем «телефонное право» как термин не упоминается ни в одном из интервью. В перестроечной прессе оно описывалось как практика телефонных звонков с директивными указаниями государственным чиновникам от чиновников партийных, однако, судя по всему, «телефонное право» имело довольно ограниченный характер.

Куда более распространенными в деловых отношениях были практики рекомендаций («советов» и «согласований»), то есть мягкого, полуобязательного давления. Рекомендация оставляла возможность «взять на себя ответственность» или апеллировать к вышестоящему партийному начальнику через другие должностные лица. Ее же можно интерпретировать как форму принятия коллективного решения с учетом мнения сторон и наличием арбитров. Нередко рекомендации запрашивались государственными чиновниками у партийных, чтобы разделить ответственность за возможные неблагоприятные последствия того или иного решения, которое они, в принципе, могли — и даже обязаны были — принимать самостоятельно.

Блат (то есть получение незаконных или законных, но дефицитных благ посредством знакомства), патрон-клиентские отношения или участие чиновников в «административном рынке» — некоторые из множества, а отнюдь не доминирующие мотивы поведения высшей бюрократии. Общественно-порицаемые (блат) или тем более криминальные (взятка) формы поведения несли для высшего чиновничества слишком высокий риск для репутации, и потому блат имел множество ограничений, а откровенно криминальное поведение было мало распространено. Персональная возможность «торговать должностью» — то есть принимать те или иные решения исходя из договоренностей с другими чиновниками в рамках «административного рынка» — была ограничена должностными обязанностями, личной идейной мотивацией, долгосрочными стратегиями в отношении карьеры и будущего семьи, а также действиями других коллег. По той же причине большие ограничения имели патрон-клиентские отношения, которые во многих случаях подвергали чиновника слишком высоким политическим рискам. После расцвета политических кланов в эпоху Хрущева[10], в период правления Брежнева со многими типами кланов (прежде всего региональными) велась систематическая борьба.

Существенно бóльшую роль в аппарате ЦК КПСС играло явление, известное как «личные связи». Это различные типы горизонтальной и вертикальной коммуникации, которые в каких-то случаях были долговременными, но в основном носили необязательный и нередко краткосрочный характер. На основе «личных связей» внутри партийного аппарата формировались различные группы влияния, возникающие на основе идеологической (например «ревизионисты» и «сталинисты»), профессионально-отраслевой (например «угольщики» и «железнодорожники»), региональной (например «ленинградцы» и «сибиряки»), поколенческой и даже коммеморативной (например «фронтовики», «казаки») идентичностей. Каждый сотрудник аппарата принимал решение примкнуть или нет к той или иной группе, однако далеко не всегда участие в их деятельности носило устойчивый характер. Сотрудник аппарата мог состоять во многих группах влияния или демонстрировать свою дистанцию от них всех.

Партийный аппарат не был единственным источником власти и подвергался мощному воздействию со стороны других групп, имевших в СССР свои «куски власти» в виде доступа к тем или иным ресурсам или прочим источникам влияния. Такими группами были, например, советские «селебритиз» (знаменитости — от актеров до космонавтов) или высокопоставленный генералитет.

Большинство сотрудников аппарата ЦК КПСС часто менялись, средний срок работы в аппарате составлял примерно пять лет. Для типичного «аппаратчика» работа была чем-то типа стажировки с неопределенным сроком окончания. Поэтому у него не было резона ссориться с профессиональной средой, регионом или ведомством, из которого он попал на работу в ЦК. Это обеспечивало возможности для различных групп влияния лоббировать их интересы через «своего человека».

Административный пинг-понг

Исходя из вышесказанного можно утверждать, что ключевым механизмом принятия решений в аппарате ЦК КПСС, Секретариате и Политбюро ЦК КПСС был процесс согласования интересов множества участников (акторов), действующих как внутри аппарата, так и вне его. Я называю это явление «административным пинг-понгом».

Наиболее значимыми акторами были институты (например партийные и государственные учреждения) и регионы (республики, области). Они имели консолидированные интересы (например по вопросу сохранения или увеличения бюджета), однако внутри них в свою очередь могли существовать различные группы влияния (например по вопросу поддержки определенного проекта). В результате решение существенного для этих акторов вопроса могло быть согласовано на начальном (стартовом) уровне, а могло быть принято в результате очень сложной административной интриги с участием первых лиц партии и государства.

Например, заместитель главного редактора крупного московского издания мог сразу согласовать с инструктором ЦК КПСС публикацию «проблемной», то есть поднимающей новую тему и критикующей определенные недостатки, статьи. Однако тот мог и отказать. Если заместитель главного редактора не сдавался, считая, что публикация все-таки важна, он мог обратиться к своему прямому начальнику — главреду. Тот имел возможность предпринять следующие действия. Он мог проконсультироваться с одним из руководителей Главлита (цензуры) и с учетом его мнения апеллировать к партийному чиновнику достаточно высокого ранга — заместителю заведующего отделом аппарата ЦК КПСС. Разумеется, к тому из заместителей заведующих одного из несколькими отделами (например Отделом пропаганды, которому подчинялись СМИ; профильным отраслевым отделом, к которому тематически относилась проблема, или Организационным отделом, в ведении которого находился регион, где эта проблема была обнаружена), кто заведомо разделял взгляды главного редактора на обсуждаемую проблему. «Замзав» взвешивал риск подобной публикации в актуальной политической обстановке. При этом он ориентировался на мнение и информацию близких ему идеологически чиновников аппарата. Он консультировался с заместителем заведующего другим отделом, к ведению которого могли относиться вопросы, поставленные в статье, вносил необходимую корректуру в статью и мог санкционировать ее публикацию при условии одобрения секретаря ЦК КПСС, который курировал идеологическую сферу, определенную отрасль или региональную тематику. К последнему мог обратиться заместитель заведующего отделом аппарата ЦК КПСС, или главный редактор (если его издание было достаточно крупным), или заместитель руководителя ведомством, которому подчинялась газета (например советских профсоюзов — ВЦСПС). Если «рабочий секретарь» отказывал, а публикация поднимала «принципиальную проблему», то вопрос о статье мог быть вынесен и на заседание Политбюро. Для этого существовало множество путей. Например, глава ВЦСПС был членом Политбюро и мог запустить бумагу со своей резолюцией. Или же — один из спичрайтеров Генерального секретаря был однокурсником главного редактора по институту, и тот мог к нему обратиться за помощью в случае крайней необходимости. А тот уже, убежденный в правильности идеи, мог передать текст статьи шефу.

Инструктор Отдела машиностроения Владимир Чугуев рассказывает о взаимоотношениях аппарата ЦК КПСС и Совета министров СССР в типичной для этой категории информантов косноязычной и уклончивой манере:

Владимир Чугуев: Когда планы готовились, годовые или пятилетние, или когда решались вопросы особых заданий. Вот по мелиорации там специально деньги надо было особое задание, деньги выделить, определиться, когда, сколько — вот тут мы иногда там [в Совете министров. — Н.М.] бывали. Но это решалось проще всегда, потому что все эти документы были, все согласны, вопросов нет. А не согласны — значит, даешь задание, они разбираются. Тогда уже они докладывают, как они решили, тогда уже ты согласен.

Ольга Сибирева: А если не согласен?

В.Г.: Опять же есть инстанции, как говорят, по инстанциям пошло: завсектором начинает заниматься, замзав отделом или завотделом, кто-то из них, по ступенькам. И все это решается. В какую сторону — это другой вопрос, все зависит от возможности и цели[11].

В другом распространенном случае «мячиком» такого «пинг-понга» был чиновник аппарата ЦК КПСС, ответственный за разработки конкретного документа. Появление документа могло быть инициировано как решениями самого аппарата (например по итогам проверки, которую они провели в определенном регионе и по определенной теме), так и внешними инициативами. Например подобной инициативой мог быть запрос министерства на увеличение или уменьшение объемов производства определенного продукта или постройку нового крупного завода. Это же решение могло быть выработано в ходе совещаний экспертов, приглашенных в аппарат ЦК КПСС на рабочую встречу, или заседаний специальной рабочей группы на одной из дач (комплексов для работы и отдыха, находящихся в ближнем Подмосковье) аппарата ЦК КПСС. Однако оно нуждалось в согласовании с «отделами» (основной структурной единицей аппарата ЦК КПСС), чьи интересы оно затрагивало, прежде чем обрести окончательное оформление в виде решения Секретариата или тем более Политбюро ЦК КПСС.

Хорошо, если этот документ был заранее устно согласован с ключевыми сотрудниками в отделах, отвечающих за данную проблематику. В противном случае письменный документ мог вернуться назад с отрицательной визой, и его приходилось переделывать заново — и еще раз проводить через согласования. Поэтому чиновник, отвечающий за документ, лично бегал по этажам зданий, входящих в комплекс аппарата ЦК КП, и часами ждал в приемных, чтобы иметь возможность ответить на вопросы подписывающих документ заведующих отделами или их заместителей. Разумеется, заведующие отделами, подписывая документ, следили, чтобы он не нарушал интересов их профессиональных сфер (отраслей). Они одновременно официально курировали (то есть контролировали состояние дел) эти отрасли от лица партийных органов и «утверждали» (во многих случаях фактически назначали) в них руководство, но в то же время представляли интересы этих сфер в мире партийной политики. Они выступали их защитниками и покровителями перед лицом конкурентов из других сфер, боровшихся за свою долю национальных ресурсов, перераспределяемых в том числе (или в значительной мере) путем принятия и реализации партийных постановлений.

Инструктор сектора средней школы Отдела науки в 1957—1982 годах Галина Сарафанникова, немного путающая названия ветвей власти, но точно знающая, к кому надо обращаться, вспоминает об этом так:

Ольга Сибирева: Вы когда-нибудь общались с кем-нибудь из Совмина? Там же соответствующий департамент был, который образование курировал?

Галина Сарафанникова: Мы знали куратора, это был Попов, не помню его имени и отчества, но это был человек, на которого при необходимости мы выходили, согласовывали, представляли свои документы. Он иногда приходил в отдел, но чаще всего все-таки к нему доставлялись какие-то проекты, документы. Да, был куратор отдела просвещения.

О.С.: Какая-то разница в подходах или особенности работы, отличные от ЦК, в этом департаменте были?

Г.С.: Видите ли, одно дело — мы, общественная организация, а там — государственные органы. Это главное отличие. Все-таки мы разрабатывали какие-то проекты законов с привлечением широкой общественности, документ окончательно вносился в Совмин через него. Бюджет народного образования согласовывался с ним уже руководством Совмина. Он был полномочный представитель в Совмине по делам образования. У них законодательные функции — в этом существенная разница[12].

Говоря о роли аппарата ЦК КПСС в целом, можно констатировать, что, несмотря на репутацию финальной инстанции по всем вопросам (которую аппарат ЦК КПСС сознательно поддерживал), в реальности по многим — если не большинству — вопросов он исполнял функции «фасилитатора». Это значит, что он либо сам выявлял комплексные проблемы, либо откликался на запросы различных лоббистов (включая региональные партийные комитеты), просящих решить тот или иной вопрос или проблему. Далее аппарат занимался модерацией дискуссии, пытаясь найти компромисс между игроками. Вот как, например, два ладящих между собой инструктора из разных отделов аппарата ЦК КПСС с ведома своих начальников помогали в коммуникации двум находящимся в неприязненных отношениях министрам, чьи ведомства они курировали. Инструктор Отдела машиностроения (1982—1988) Владимир Белоусов:

Владимир Белоусов: Я постоянно сотрудничал с оборонным отделом [ЦК КПСС], потому что Минприбору достаточно много было необходимо комплектации для производства. А Министерство электронной промышленности было одним из базовых поставщиков. Поэтому снабженцы просят из министерства, они между собой договориться не могут, [как и министр приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР Михаил] Шкабардня с министром электронной промышленности, мной очень уважаемым [Александром] Шокиным. А у нас — нормальные контакты. Поэтому приходишь на коллегию и говоришь: “Там то-то и то-то, сколько можешь сделать?”. Нормальные отношения были, они к нам тоже — поставка приборов каких-то. На таких, я бы сказал, неформальных отношениях мы встречались и разговаривали. А иногда бывало так, что ты придешь, а его уже поднакачали со всей страны — этот приходит, другой, значит, смотришь тогда: сегодня разговор сложный будет. Тем не менее пришел — говори. Он говорит: “Я не могу, мне сейчас дали задание, что мы — резиновые, что ли?” — “Ты успокойся. Давай отложим, завтра я посмотрю”. Приходишь на другой день, настойчиво приходишь — куда деваться. Он говорит: “В этом [году] — нет”. Прямо при тебе начинает звонить в министерство.

О.С.: С кем именно вы в оборонном отделе сотрудничали чаще всего?

В. Б.: С инструктором, со своим коллегой. На уровень завсектором редко выходил. Владимир… Мой тезка. Минприбор, радиопром кто курировал. Там ребята хорошие были, нормальные, очень грамотные»[13].

Помогали чиновнику в принятии документа прежние решения, принятые Политбюро и Секретариатом ЦК КПСС и определявшие правила игры в разных сферах. Опасения нарушить в новом документе то или иное постановление, тем более принятое относительно недавно (пять—семь лет назад), было одной из наиболее серьезных причин для беспокойства у партийных чиновников. Чтобы этого не случилось, любой подготавливаемый документ просматривали наиболее опытные бюрократы — заведующие секретариатами отделов. Они обычно работали на этой должности десятилетиями, вели свои подсобные картотеки документов и, в отличие от прочих, довольно часто сменяемых, сотрудников помнили и могли проверить подобные вещи.

Если вопрос не был и не мог быть решен на более низких уровнях, он выносился на рассмотрение Секретариата и Политбюро ЦК КПСС. По мнению автора этого текста, именно они были частями коллективной диктатуры, правящей СССР. Одновременно они выполняли функции органов, занимавшихся финальным согласованием позиций больших «групп интересов». Об этом мы и поговорим подробнее.

Официальные согласительные институты

Аппарат ЦК КПСС внешне имел жесткую структуру и иерархию. Отделы контролировали определенные сферы, внутри них сектора контролировали определенный набор ведомств и тем, внутри секторов каждый инструктор «вел» свои ведомства или учреждения, курировал по тематике сектора определенные регионы. Группы близких по своим функциям отделов контролировали «рабочие» секретари ЦК КПСС, которых в свою очередь курировали члены Политбюро в статусе секретарей ЦК КПСС.

Вместе с тем в рамках этой структуры существовало множество официальных согласительных институций, в работе которых принимали участие представители разных отделов аппарата ЦК КПСС, а также других институций (экспертных, партийных, государственных, псевдообщественных организаций, СМИ). Иерархически (в зависимости от реального статуса) их можно перечислить в следующем порядке.

Совещание в аппарате ЦК КПСС (в рамках сектора, отдела, у секретаря ЦК) — они проводились достаточно часто и по разным поводам.

Вот как проходили совещания у секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам (и члена Президиума ЦК КПСС) Леонида Брежнева в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Рассказывает бывший помощник министра обороны Дмитрия Устинова:

«И, надо сказать, Брежнев в короткие сроки смог освоить новое для себя дело. И ведь как! Приглашал к себе заведующего отделом оборонной промышленности ЦК, специалистов из этого отдела, министров, ведущих конструкторов техники. И с ними он выверял каждую фразу в уже одобренных, со всеми визами постановлениях ЦК, которые оставалось только проголосовать на Политбюро. Спрашивал присутствующих: “А как можно осуществить это? А это?” Всем приходилось выкладывать свои аргументы, а Брежнев потихоньку вникал в суть вопроса. И одновременно оценивал деловые качества людей. Это ведь был не тот Брежнев, которого помнят сейчас»[14].

Выездная комиссия аппарата ЦК КПСС. Она действовала — обычно в течение недели — в определенном регионе для проверки определенной области деятельности. В нее, как правило, входили представители нескольких отделов аппарата ЦК КПСС и приглашенные эксперты из академической, вузовской и журналистской среды. В настоящее время трудно оценить, сколько таких групп создавалось, но предположительно не менее 10—12 в год.

Временная рабочая группа. Это были сотрудники аппарата и эксперты, заседавшие в постоянном или переменном составе на одной из партийных дач. Они работали с документами (реже — с приглашенными экспертами и чиновниками), которые поступали из различных партийных и государственных ведомств, над разработкой проекта постановления или доклада одного из первых лиц. В аппарате ЦК КПСС перманентно работали несколько подобных групп, однако перед значительными событиями — такими, например, как съезды партии, — их число (и численность) увеличивались, а также создавались конкурирующие группы для работы над одним и тем же документом.

Комиссия Политбюро — это был, как правило, постоянный орган, по определенной (чаще всего международной) проблеме, включавший в себя представителей аппарата ЦК КПСС и нескольких государственных ведомств. В настоящее время автору известно о существовании примерно 12 подобных комиссий в период с середины 1960-х до середины 1980-х, однако, вероятно, их было больше[15].

И, наконец, высшим согласительным институтом было принятие документа собственно на заседании высшего партийного органа — Политбюро. Документ принимался общим голосованием, которому предшествовали неформальные согласования (о которых мы поговорим ниже) и формальное голосование (или процедура письменного опроса). Документ рассылался членам Политбюро для подписи и замечаний. Отсутствие подписи означало несогласие. Замечания обычно вели к его переработке.

Более того, в соответствии с традицией, заложенной Брежневым после прихода к власти, визированию членами Политбюро подвергался каждый документ, исходящий от имени одного из его членов. Прежде всего это касалось публичных докладов или статей в официальной печати.

Помощник Андропова — Игорь Синицын — вспоминал об этом так:

«По сложившейся традиции, которая якобы подчеркивала “коллегиальность” партийного руководства, Черненко рассылал проект документа членам Политбюро с припиской, что “материал направляется на консультацию и для сведения”. Это означало, что всякий старец из высшего ареопага страны может его либо критиковать и рецензировать, либо просто поставить подпись, что читал… Я не слышал ни об одном случае, когда бы из Общего отдела ЦК КПСС вернулись красные конверты с текстом Андропова, на котором были хотя бы единичные поправки или пометки членов ПБ»[16].

Неформальные институты согласования на уровне аппарата ЦК КПСС

Наряду с формальными, хотя и нередко засекреченными (как комиссии Политбюро), институциями и механизмами работы аппарата ЦК КПСС значительное влияние имели полу- или вовсе неформальные центры влияния. Они были теми же институтами согласования, только работающими быстро и эффективно, без лишней бюрократизации, длительных бесплодных заседаний и ненужных бумаг.

Типичным «низовым» полуофициальным центром такого рода были совещания в секторе полиграфии Отдела пропаганды ЦК КПСС, которые ежегодного рассматривали вопрос распределения всей производимой в стране и экспортируемой бумаги для потребностей различных издательств и СМИ. В них принимали участие сотрудники этого сектора, сотрудники полиграфического отдела Управления делами аппарата ЦК КПСС (они контролировали партийные издательства и были одним из крупнейших потребителей бумаги в стране) и представители соответствующего отдела Госплана СССР. Перед совещанием сектор полиграфии Отдела пропаганды собирал заявки от всех крупных издательств. При этом распределение бумаги шло очень конкретно — по сортам и по предназначению для различных видов полиграфической промышленности[17]. Уровень компетенции сотрудников со стороны аппарата ЦК КПСС был очень высок: в этом секторе и в полиграфическом отделе Управления делами работали почти исключительно бывшие руководители комсомольской организации Московского полиграфического института, сделавшие впоследствии значительные карьеры в полиграфической отрасли.

Пример центра согласований на более высоком уровне приводит в своих мемуарах бывший член Политбюро Вадим Медведев. Он вспоминал, что во времена Леонида Брежнева существовал «узкий рабочий кабинет», в который входили управляющий делами ЦК КПСС Георгий Павлов, первый заместитель Отдела организационно-партийной работы Николай Петровичев, заведующий отделом науки и учебных заведений Сергей Трапезников, заведующий общим отделом Клавдий Боголюбов. Этот «кабинет», который просуществовал почти два десятилетия, был ликвидирован только с приходом Юрия Андропова. Именно на совещаниях названного «кабинета» готовились материалы к заседаниям Политбюро и Секретариата ЦК КПСС и была возможность повлиять на решение практически любого вопроса[18].

Неформальные институты согласования на уровне Политбюро ЦК КПСС

Однако вся эта деятельность рядовых и не рядовых аппаратчиков ЦК КПСС в значительной степени зависела от того, каких договоренностей достигнут члены Политбюро. Стоит напомнить, что люди со статусом секретаря ЦК КПСС, то есть работающие в центральном партийном аппарате, составляли в Политбюро меньшинство, пусть и самое влиятельное. Остальные члены Политбюро были высокопоставленными государственными чиновниками или руководителями региональных партийных организаций. У каждого из них был свой большой аппарат сотрудников, который формулировал для них специфические подходы для решения различных проблем, зачастую далеко выходивших за пределы компетенции этих организаций[19].

Как говорил в интервью бывший помощник министра обороны Дмитрия Устинова, даже в этой специфической сфере среди членов Политбюро находилось сразу много людей, имеющих собственное мнение:

«Но, когда вставал вопрос о приеме той или иной системы на вооружение, оказывалось, что у каждого конструктора в правительстве и Политбюро свои покровители, через которых они протаскивали свое детище»[20].

Таким образом, в ходе заседаний Политбюро должно было проходить публичное столкновение разных подходов. Продолжительные баталии на заседании этого важнейшего в стране органа были очевидно невыгодны его участникам. Невыгодны по причине того, что на заседаниях присутствовало много «лишних» людей (заведующие отделами аппарата ЦК КПСС, главный редактор «Правды», приглашенные для обсуждения конкретного вопроса чиновники), надо было обсудить за ограниченное время много вопросов, в дискуссии можно было слишком «раскрыться», проговориться, обрести невыгодный имидж. Поэтому вокруг Политбюро наблюдается особенно много неформальных центров согласования. В основном в них участвовали «московские» члены Политбюро — те, кто постоянно находился в Москве. Представители региональных партийных организаций (Украины, Ленинграда и других) традиционно находились на «вторых ролях».

Секретарь ЦК КПСС Владимир Долгих в своих мемуарах пишет о лоббировании в начале 1960-х инициативы развития Норильского горно-металлургического комбината (на что требовались огромные средства), который он тогда возглавлял. Ниже речь идет об одном из форматов подобных согласований:

«Тогда в моде были совместные часовые обеды в Кремле главных руководителей ЦК КПСС и правительства. Бывал на этих обедах и [Петр Федосеевич] Ломако [член Бюро ЦК КПСС по РСФСР, покровитель Долгих. — Н.М.]. На одном из них он рассказал Никите Сергеевичу о Талнахе [очень перспективном месторождении на территории комбината, требующего средства на освоение. — Н.М.], тот заинтересовался, даже выразил пожелание при удобном случае побывать в Норильске. Это уже значило для нас немало. С подготовленным проектом постановления Совмина СССР о строительстве разведочно-эксплуатационной шахты в Талнахе мы вновь пошли по руководящим кабинетам. И победили»[21].

Куда больший масштаб и число участников имели публичные и закрытые приемы, которые в период правления Хрущева (и отчасти в первые годы правления Брежнева) были часты и многолюдны. Присутствовавшие на них крупные партийные чиновники имели возможность для неформального обсуждения интересующих их вопросов.

Брежнев знал по собственному опыту, к чему могут привести плохо контролируемые «первым» встречи членов Политбюро между собой. Потому он отменил многие хрущевские традиции, в том числе долгие совместные трапезы и многолюдные охоты. Вероятно, важнейшей площадкой для неформальных переговоров стала так называемая «Ореховая комната», располагавшаяся по соседству с залом заседаний Политбюро. Бывший заведующий орготделом ЦК (1983—1985) и затем член Политбюро Егор Лигачев рассказывал:

«Так называемая “Ореховая комната” с большим круглым столом, за которым перед заседаниями обменивались мнениями члены высшего политического руководства. За этим круглым столом в предварительном порядке, так сказать неофициально, без стенограммы и протокола, иногда обсуждались важнейшие, наиболее сложные вопросы повестки дня. Поэтому бывали случаи, когда заседание начиналось не в одиннадцать ноль-ноль, а с запозданием на пятнадцать—двадцать минут. Разумеется, в заседаниях принимали участие кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, но они собирались уже непосредственно в продолговатом зале, за длинным столом, где за каждым негласно было закреплено постоянное место»[22].

Другим важным местом был зал официальных делегаций в аэропорту во время прилетов и отлетов первого лица государства. Лигачев вспоминает:

«Процедура проводов и встреч Генерального секретаря ЦК КПСС сложилась давно. […] В аэропорту каждый раз собирались не только члены Политбюро, но и кандидаты, секретари ЦК КПСС. […] Обычно о дне и часе проводов накануне оповещал общий отдел. Съезжались, как правило, порознь минут за 20—30 до намеченного срока. И там, в холле небольшого правительственного аэропорта “Внуково-2”, начиналась интенсивная работа… Шел очень активный обмен мнениями, здесь же договаривались, как решать те или иные вопросы, требовавшие взаимодействия нескольких членов ПБ. […] На следующий день в газетах обязательно появлялась официальная фотография проводов. Знаю, что эту фотографию с большим вниманием изучали многие люди не только у нас в стране, но и за рубежом: по тому, как выстраивались вокруг Генсека члены Политбюро, пытались определить расстановку сил в политическом руководстве. Это тоже давняя традиция»[23].

Замзав Отделом соцстран Георгий Шахназаров рассказывает о более раннем периоде встреч во «Внуково-2» так:

«Встреча проходила так, словно Генеральный вернулся из космического полета или мы с ним не виделись два десятка лет. Выстраивалась длинная шеренга, сойдя с трапа, он троекратно обнимал и лобызал каждого. Затем шли в просторный холл аэропорта, где подавали чай и кофе со сладостями. Генсек подробно посвящал соратников в содержание своего разговора с союзными лидерами [социалистических стран. — Н.М.]. Иногда там же давались поручения помощникам или работникам отдела [соцстран. — Н.М.], но чаще чаепитие сводилось к безусловному одобрению сделанной Генеральным титанической работы, похвалам его проницательности и умению тактично направлять развитие социалистического содружества. Покончив с этой темой, переходили к внутренним делам. Соратники ставили лидера в известность о событиях, произошедших в стране за время его отсутствия. Разумеется, он и в поездках получал информацию, но только крайне неотложную. Договаривались, на что обратить внимание, что обсудить на очередном заседании Политбюро. Затем Генеральный, сердечно попрощавшись с каждым из присутствующих, уезжал, за ним в соответствии с рангом покидали аэропорт соратники. Но разъезд имел свою “нагрузку”. Люди, принадлежавшие к разным отсекам власти, использовали эту мимолетную встречу, чтобы напомнить о себе друг другу, о чем-то условиться или просто отметиться в своей принадлежности к тому, что можно было назвать политическим ядром партии и государства»[24].

Еще одним форматом неформальной коммуникации, имевшим большое значение, была «комната президиума» в период съездов и пленумов ЦК КПСС. В ней члены Политбюро и Секретари ЦК обсуждали ход мероприятия и оперативно решали многие вопросы — не только касающиеся того, кого пускать или не пускать на трибуну (из самовыдвиженцев), но и кого выдвигать в ЦК и другие руководящие органы.

Многие вопросы, однако, в основном в 1950—1960 годы, согласовывались во время многочисленных в тот период охот и последующих застолий[25]. Однако Брежнев постепенно заменил коллективные охоты на индивидуальные, куда приглашал одного-двух-трех человек. Аналогичным образом он приглашал к себе небольшие группы членов Политбюро (равно как и других высших чиновников) во время своего отдыха в Крыму.

Первое лицо и контроль над неформальными коммуникациями

Все эти формы коммуникации, будучи «неформальными», непротоколируемыми, одновременно находились под личным контролем Генерального (Первого) секретаря или, в случае его отсутствия, проходили в присутствии неформального «второго» (вторых — как в случае Суслова или Кириленко) секретарей.

Если оставить в стороне неизбежный формат «Ореховой комнаты», «комнаты президиума» и «зала прилета официальных делегаций», от Хрущева к Черненко — в зависимости от характера и состояния здоровья первого лица — существенно менялся наиболее распространенный метод неформальной коммуникации между руководителями страны. При Хрущеве очевидным образом доминировал формат полузакрытых, но публичных мероприятий: приемы, на которых первый секретарь был так или иначе доступен даже для рядовых участников мероприятия; охота; совместные поездки по стране или за границу; курортные посиделки, собиравшие вместе нескольких членов Президиума и региональных руководителей; коллективное празднование дней рождений и даже свадеб[26].

При раннем Брежневе (до начала его болезни в первой половине 1970-х) основным форматом становятся телефонные переговоры и личная коммуникация первого лица с одним из сподвижников в своем рабочем кабинете[27]. Вводится и новая традиция: прием групп региональных руководителей, приехавших на пленумы и съезды партии. По мере ухудшения состояния здоровья Брежнева прежние форматы общения сокращались и в результате к концу 1970-х были замены новым — созданием постоянного канала неформальной связи: Черненко—Брежнев[28]. Из лиц, облеченных властью, лишь Черненко обладал постоянным доступом к Брежневу. Все остальные, включая членов Политбюро, фактически были вынуждены коммуницировать с первым лицом через него, а между собой — только в официальной обстановке (заседание Политбюро, Секретариата, президиумы съездов и упоминавшиеся выше полуофициальные площадки).

Михаил Горбачев в своих мемуарах так описывал роль Черненко, который непрерывно помогал Брежневу даже на заседаниях Политбюро:

«Соседство с Константином Устиновичем [за столом заседаний Политбюро. — Н.М.] также создавало определенные неудобства. Он постоянно вскакивал с места, подбегал к Леониду Ильичу и начинал быстро перебирать бумаги:

— Это мы уже решили… Это вам надо зачитать сейчас… А это мы сняли с обсуждения…»[29].

Самостоятельно организовать неформальную встречу у представителей первого политического эшелона права не было, хотя до 1965 года походы в гости членов Президиума ЦК, не говоря уж о чиновниках меньшего ранга, были нормой. Тот факт, что подобные «гостевания» привели к отставке Хрущева, поскольку использовались для подготовки заговора и убеждения несогласных, послужил хорошим уроком для Брежнева, который, по всей видимости, ввел негласный запрет на подобные мероприятия. Михаил Горбачев, попавший в Москву в качестве секретаря ЦК в 1978 году, приводит в своих воспоминаниях примечательный эпизод, когда он позвал в гости своего патрона Юрия Андропова, с которым они не раз жарили шашлыки в Пятигорске, и услышал в ответ сухое: «Сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения»[30]. Затем Андропов обосновал свой отказ боязнью «пересудов». И действительно, другие мемуары и интервью не содержат свидетельств ни об одном неофициальном визите представителей первого эшелона номенклатуры брежневского периода друг к другу в течение 1970-х — начала 1980-х. В брежневский период руководители партии и страны даже на отдыхе старались дистанцироваться друг от друга — несмотря на то, что находились, как и прежде, в одних и тех же санаториях и примерно в одно и то же время. Нами Микоян в своих воспоминаниях приводит примечательный эпизод, когда на курорте ее тесть Анастас Микоян в конце 1960-х «из деликатности» специально перенес привычное ему время купания в бассейне, когда узнал, что там в этот час намерен плавать премьер страны Алексей Косыгин, приехавший позже Микояна. За несколько недель хорошо знакомые и симпатизирующие друг другу руководители страны лишь несколько раз позволили себе, беседуя, прогуляться по дорожкам парка, и еще один раз Косыгин согласился зайти к Микоянам в гости и распить бутылку[31].

Тем не менее в состоянии фактического отсутствия политического лидера необходимо было реально определять следующие шаги во внутренней и внешней политике. В результате в верхнем эшелоне власти сложились несколько групп влияния. Наиболее крупной, сформировавшейся в конце 1970-х, стала группа министра иностранных дел Андрея Громыко, министра обороны Дмитрия Устинова и председателя КГБ Юрия Андропова, которые, как замечает бывший секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам Юрий Рябов, пользовалась наибольшим расположением Константина Черненко. Эту группу в свою очередь уравновешивал главный партийный идеолог и фактический второй секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов, имевший значительное влияние как в кадровых, так и в административных вопросах[32]. Устинов, по словам его помощника, довольно четко описывал такой порядок вещей метафорой о «знамени», которое олицетворяет Брежнев, то есть символической фигуры, от имени которой возможно проводить всю необходимую политику и которую ни в коем случае не стоит менять[33].

Андропов и Черненко возглавили партию, будучи больны, так что их сложно назвать приверженцами методичного и тотального контроля, какими были Брежнев и Суслов[34]. Правда, после первых попыток реформ со стороны Андропова, в обсуждении которых был задействован довольно широкий круг высокопоставленных чиновников[35], а также попыток создания им самостоятельно действующей команды реформаторов из состава молодых секретарей ЦК[36], фактически все возможности неформального «выхода» на последних свелись к усилению института «помощников». Они, правда, имели более слабые официальные позиции в номенклатуре — и были гораздо менее дружелюбными к посетителям по сравнению с Черненко при Брежневе.

Черненко был вынужден смириться с наследием Андропова, а затем, после фактической победы Горбачева в борьбе за позицию «второго человека в партии» над группой Гришина-Тихонова, благословил такое развитие событий.

Неформальная коммуникация как залог устойчивости системы

В целом советская политическая система была весьма устойчива, административно сравнительно эффективна и слабо коррумпирована — если, разумеется, брать для сравнения тогдашний уровень коррупции в странах с сопоставимым с СССР уровнем социального и культурного развития на периферии Европы (Турция, Италия, Греция). Наличие жесткой иерархии в центральном партийном и государственном аппарате, четкое разделение сфер ответственности между чиновниками сочеталось с существованием множества формальных и неформальных механизмов согласования интересов при принятии решений. В этом смысле известная формулировка чиновников со Старой площади, где размещался комплекс зданий аппарата ЦК КПСС, о том, что в СССР политика не многопартийная, но многоподъездная (в каждом подъезде — а точнее, в отдельном здании — сидел свой отдел аппарата ЦК КПСС), как нельзя лучше соответствует действительности. Если в США лоббисты тех или иных интересов либо становятся конгрессменами, либо просто стараются постоянно находиться в коридорах законодательной власти, то в СССР они были инструкторами аппарата ЦК КПСС или назывались «парторгами» министерств.

Эта система помогала преодолевать многие недостатки советской экономики и политики, но, разумеется, не могла решить ее коренных проблем: недостаточной эффективности, низкого уровня производительности и производственной культуры, которые базировались на почти полной невозможности проявить частную инициативу, а также крайне неудачной ценовой политике. Тем не менее, на мой взгляд, имеет смыл согласиться со Стивеном Коткиным в том, что эта система в целом обеспечивала жизнеспособность советской политической модели[37]. Только целенаправленные действия Михаила Горбачева по ее разрушению привели к фактическому распаду центральных управленческих органов. Горбачев просто отказался от посещения второго по важности партийного органа СССР — Секретариата ЦК КПСС — и фактически парализовал работу главного органа — Политбюро, — где вместе со своими единомышленниками развалил систему принятия консенсусных решений[38]. Создав пост президента СССР, он полностью сломал систему принятия коллективных решений высшими чиновниками, ранее оформленную в качестве Политбюро, члены которого формально были равны между собой. Итогом этого явилось открытое противостояние реформаторской и антиреформаторской фракций в элите. Оно привело к августовскому путчу 1991 года, в ходе которого коалиция антиреформаторов попыталась подавить, как им казалось не имевшего поддержки авторитарного лидера, «заигрывающего с толпой», — то есть с теми, кто не имел представительства в высших эшелонах власти. После провала путча оказалось, что новый согласительный консенсус будет установлен не на уровне общесоюзных структур, в которых на первые места вышли люди, не имевшие значительного уровня общественной поддержки, а находившиеся на уровне республиканских лидеров. Именно они могли принять решения, обладавшие реальными возможностями для реализации, — и, как оказалось, прекрасно обошлись без политической конструкции под названием «СССР».

Первое
предновогоднее телевизионное обращение к советскому народу от имени руководства
СССР впервые сделал Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев 31
декабря 1970 года. Правда, сходу уловить жанр Леониду Ильичу не удалось – его
обращение больше походило на годовой отчёт.

Первое
новогоднее обращение советские зрители увидели за несколько часов до боя
курантов. А уже в 1974 году Брежнев появился на экранах в более привычное для
нас время, за пять минут до наступления Нового года.

В
ходе урока вы узнаете об итогах правления Никиты Сергеевича Хрущёва, смене
Брежневым политического курса, концепции «развитого социализма», Конституции
1977 года.

С
начала 1950-х годов СССР стремительно развивался. Советский Союз превзошёл все ведущие
страны мира по темпам роста валового внутреннего продукта.

С
1953 по 1964 год в СССР построили более восьми тысяч предприятий.

Значительно
вырос уровень жизни населения.

СССР
занимал лидирующие позиции по развитию научно-технического прогресса. Велось
освоение космоса, были созданы предпосылки для реализации социальных программ.

Послевоенные
годы стали временем германского и японского экономического чуда. В то же время
перечисленные показатели указывают и на советское экономическое чудо. Одним из
факторов, который помог достичь таких результатов, стало формирование новой
общественной атмосферы.

Однако
вскоре темпы экономического развития стали снижаться. Причин этому было
несколько:

отказ
властей от использования экономических стимулов к труду;

сохранение
идеологических ограничений;

усталость
общества от постоянных перемен.

Не
получили развития попытки изменить политическую систему. Поэтому перед
руководством СССР стояла задача провести новые реформы.

После
прихода к власти Леонида Ильича Брежнева одним из политических лозунгов стал
«стабильность кадров». Все номенклатурные посты стали пожизненными. Главным
критерием при назначении человека на должность была лояльность к нему того или
иного чиновника. Таким образом в СССР «законсервировали» политический режим.

Ни
о каких коренных изменениях в области управления не было и речи. После
упразднения совнархозов вернулись к отраслевым министерствам, количество
которых постоянно росло. Сравните, в 1936 году в СССР было 20 министерств и
ведомств, а к середине 1980-х годов их количество увеличилось до ста. На каждые
шесть-семь человек приходилось по одному «управляющему».

Происходило
старение кадров. К 1980-м годам средний возраст работника высшего руководства
составлял семьдесят лет.

Партия
осуществляла контроль над всеми сферами жизни общества. В 1966 году прошёл 23-й
съезд КПСС, на котором были ликвидированы все новации в партийной жизни,
принятые за годы правления Хрущёва. Отменили принцип регулярного обновления
партийной номенклатуры.

В
1971 году на 24-м съезде КПСС официально закрепили право контроля над
деятельностью администрации научно-исследовательских институтов, учреждений
культуры и здравоохранения.

Конституция
1977 года закрепляла руководящую роль КПСС. Партия стала «ядром политической
системы», а партийный аппарат – главной политической силой.

Узкий
круг людей, руководивший страной, признавал неверной любую точку зрения,
которая не совпадала с генеральной линией партии. Во время выступлений Брежнева
в важных местах речи зал вставал и аплодировал. Делалось это по приказу самого
Брежнева. Также и на съездах партии в зале специально рассаживались люди,
задачей которых было создание «шумовых эффектов».

В
конце 1960-х годов началось возвеличивание личности Леонида Ильича Брежнева.
Его постоянно восхваляли в средствах массовой информации.

Представители
государственного аппарата пользовались системой льгот и привилегий.
Деятельность чиновников практически не контролировалась. Поэтому многие из них
были заняты в «теневой экономике». Так называют экономическую деятельность,
находящуюся вне государственного контроля и скрываемую от общества.

Получив
главные позиции в государстве, партийный аппарат отказался от критики культа
личности Сталина. В своей речи, посвящённой двадцатилетию Победы в Великой
Отечественной войне, Брежнев дал высокую оценку вкладу Сталина в дело Победы.
Эта речь была встречена громкими аплодисментами.

В
произведениях искусства Сталина изображали мудрым и скромным, заботящимся о
благе народа. В партийных документах перестали говорить о развенчании культа
личности. Подобные разделы исчезли из школьных учебников.

При
Брежневе активно финансировались оборонные программы. В 1960-е годы году в
подземных шахтах начали устанавливать межконтинентальные баллистические ракеты.

В
СССР создали эффективную систему противовоздушной обороны.

Росла
численность и мощь флота и авиации. Именно в период правления Брежнева СССР
достиг ракетно-ядерного паритета с Соединёнными Штатами Америки.

С
1976 года в Восточной Европе стали устанавливать ядерные ракеты средней
дальности. Это должно было укрепить обороноспособность страны.

Однако
наращивание военного потенциала имело и негативные последствия. Производство
военной техники и разработка новых моделей вооружения тормозили повышение
уровня жизни населения Советского Союза.

Власти
были обеспокоены ростом диссидентского движения. Поэтому важной задачей
являлось укрепление органов государственной безопасности.

В
1964 году начались идеологические преобразования. Происходил отход от
демократических нововведений Хрущёва. Это объяснялось борьбой с «волюнтаризмом
и субъективизмом».

Резкий
переход к консерватизму требовал объяснения и обоснования. Поэтому появились
концепция «развитого социализма» и теория непрерывного обострения идеологической
борьбы капиталистической и социалистической систем по мере продвижения к
коммунизму.

Леонид
Ильич Брежнев в своей речи, посвящённой пятидесятилетию Октябрьской революции,
озвучил вывод о построении социалистического общества. Со временем он оформился
к идеологическую концепцию «развитого социализма». Она включала в себя
следующие положения:

относительная
однородность советского общества;

окончательное
решение национального вопроса;

отсутствие
противоречий внутри общества.

Исходя
из этого, предполагалось, что устранены основные конфликты, и дальнейшее
развитие общества будет благоприятным. Руководство партии воспринимало
действительность с позитивной стороны и насаждало этот взгляд окружающим. Никто
не должен был усомниться в правильности выбранного курса. И чем сложнее была
экономическая ситуация, тем больше появлялось рапортов о различных достижениях
и трудовых успехах.

Из-за
невнимания партии к реально существующим проблемам, в обществе концепцию «развитого
социализма» называли «идеологией застоя».

Теория
обострения идеологической борьбы объясняла преследование инакомыслящих как
борьбу с подрывным влиянием Запада. Эта теория основывалась на сталинском
положении о классовой борьбе на пути продвижения к социализму. Так Сталин
аргументировал массовые репрессии 1930-х годов.

Жизнь
простых людей отличалась от идеальной картины, описанной в концепции «развитого
социализма». Наблюдалось постоянное снижение уровня жизни. Пришедший к власти в
1982 году Андропов признал необходимость совершенствования «развитого
социализма», и объяснил, что этот процесс займёт довольно длительный срок.

7
октября 1977 года была принята новая Конституция СССР. В Преамбуле Конституции
оценивался исторический путь, пройденный за шестьдесят лет после революции 1917
года. Также говорилось о построении развитого социалистического общества. В
Преамбуле утверждалось, что Советской власти навсегда удалось покончить с
эксплуатацией человека человеком и национальной враждой.

Шестая
статья Конституции закрепляла руководящее положение КПСС в советском обществе.
Здесь же отмечалась важная роль массовых общественных организаций в
политической системе.

В
десятой статье говорилось о том, что основой экономической системы СССР
является социалистическая собственность на средства производства.

Конституция
1977 года допускала сочетание централизованного управления с хозяйственной
самостоятельностью предприятий.

Важное
место в новой Конституции занимали социально-экономические права граждан СССР,
такие как

право
на труд;

бесплатное
образование;

медицинскую
помощь;

отдых;

пенсионное
обеспечение.

Реализацию
этих прав регламентировали специальные законы.

В
Конституции 1977 года, как и во всех предыдущих, за союзными республиками было
закреплено право свободного выхода из состава СССР.

Давайте
подведём итоги.

В
первые послевоенные годы произошло советское «экономическое чудо».

Одним
из политических лозунгов периода правления Брежнева был «стабильность кадров».

В
конце 1960-х годов началось возвеличивание личности Леонида Ильича Брежнева.

Брежнев
финансировал оборонные программы.

При
Брежневе оформилась идеологическая концепция «развитого социализма».

7
октября 1977 года была принята новая Конституция СССР.

Приход к власти Л. Брежнева. Косыгинские реформы

В результате смены партийного и государственного руководства в 1964 г. во главе Советского государства оказался Л. Брежнев. Он был представителем постсталинской генерации советских руководителей, которые стали выходить на ведущие роли уже после XX съезда партии.

Большая часть времени пребывания Л. Брежнева на посту главы государства (1964-1982) отличалась замедлением темпов экономического развития страны, стагнацией во многих сферах общественной жизни, ростом коррупции и теневой экономики. Всё это стало свидетельством глубокого кризиса советской модели развития. Исключением были первые пять лет его пребывания у власти.

Восьмая пятилетка 1965-1970 гг., которую ещё называют «золотой» , прошла под знаком реформационной деятельности председателя Совета министров А. Косыгина. Благодаря реализации косыгинских реформ произошло сокращение плановых показателей; на предприятиях создавались фонды материального стимулирования; независимо от прибыли, вводилась твёрдая оплата за использованные предприятием производственные фонды; промышленное строительство стало финансироваться за счёт кредитов, а не дотаций; запрещалось менять планы без согласования с руководством предприятий; были расформированы совнархозы и восстановлена отраслевая система управления; повысились закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию; произошло перераспределение части национального дохода в пользу аграрного сектора.

В результате этих мер оживилось сельскохозяйственное производство, улучшилось обеспечение городов продовольственными товарами, выросла продуктивность труда, практически все показатели пятилетки были выполнены в полном объёме.

Экономическая стагнация

Прогрессивные методы хозяйствования, использовавшиеся в годы косыгинских реформ, дали положительную динамику. Однако с начала 1970-х гг. темпы реформ в хозяйственной сфере стали падать. Основная причина состояла в том, что реформирование не было направлено на системное изменение старого хозяйственного механизма управления экономикой. Оно только несколько видоизменяло распределение функций между центральными и низовыми звеньями при неизменности сути командно-административной системы. Руководство страны попыталось выйти из создавшейся ситуации путём увеличения количества отраслевых министерств и ведомств, что только усугубляло кризисные явления.

Затратная, энергоёмкая экономика затрудняла переход от индустриального к постиндустриальному обществу, в котором ставка делалась на компьютеризацию и развитие информационных технологий. К концу 1970-х гг. отставание в этих компонентах от ведущих стран Запада стало очень ощутимым. Денежные доходы граждан росли быстрее, чем производство товаров широкого потребления, рос дефицит, снижались темпы жилищного строительства, ухудшалась экологическая обстановка (бумажные комбинаты на Байкале, гибель Аральского моря). Возобновление масштабного строительства Байкало-Амурской магистрали (БАМ) породило массу социальных проблем, продолжала отставать в темпах развития Нечернозёмная зона РСФСР. Серьёзные проблемы экономика испытывала из-за продолжавшейся гонки вооружений. Разрастание военно-промышленного комплекса подрывало положение других отраслей промышленности, приводя к их стагнации.

Отсутствие материальных стимулов и личной заинтересованности колхозников в результатах своего труда обусловило кризис аграрного сектора. В стране существовала продовольственная проблема, приходилось расширять импорт сельскохозяйственной продукции. Стала расти социальная дифференциация, основанная не на трудовых показателях, а на степени доступа к дефицитным товарам и незаслуженным привилегиям.

Всё это государство пыталось нивелировать за счёт масштабной продажи нефтепродуктов и других энергоресурсов. Получение «нефтедолларов» некоторое время позволяло поддерживать видимость благополучия и стабильности.

Несомненно, даже в эти годы у СССР были определённые успехи. Продолжалось освоение космоса (международный проект «Союз- Аполлон», серия орбитальных станций «Салют»), завершено строительство магистрального газопровода «Союз» (Оренбург — западные границы СССР), введена в эксплуатацию самая большая в мире термоядерная установка «Токамак-10». На воду спущено не имеющее мировых аналогов научно-исследовательское судно «Юрий Гагарин».

Проявления застоя в общественно-политической жизни

В первые годы своего пребывания во главе партии Л. Брежнев пытался осуществлять коллективное руководство Президиумом ЦК КПСС (с 1966 г. — Политбюро). Однако особенность партийно-государственной системы СССР состояла в невозможности функционировать без ярко выраженного лидера — первого лица, которым после 1967 г. и стал Л. Брежнев. Он значительно укрепил свои позиции, поставив во главе КГБ Ю. Андропова, а министром обороны назначив А. Гречко. Это были преданные ему люди.

Кризисные явления в общественно-политической жизни во многом были обусловлены личностными характеристиками Л. Брежнева. Он был лишён таланта стратегического мышления, фундаментальных знаний. Его некомпетентность устраивала приближённых к нему деятелей, оставляя широкое поле для аппаратного творчества, создания коррупционных схем и т. п.

В начале 1970-х гг. в политическом курсе партийного руководства окончательно утверждаются консервативные тенденции. Так, в идеологической сфере фактически сворачивается десталинизация: игнорировались факты политических репрессий, оправдывались насильственные методы коллективизации, искажались причины поражений Красной армии на начальном этапе Великой Отечественной войны. Ключевая роль в этих процессах принадлежала главному партийному идеологу М. Суслову.

После тяжёлой болезни, перенесённой в 1974 г., Л. Брежнев фактически утратил нити управления страной, ситуация выходила из-под контроля, а негативные личностные качества советского лидера проступили в ещё более выпуклой форме. Неудержимая страсть к лести и наградам (Л. Брежнев имел 220 советских и зарубежных орденов и медалей) увенчалась четырьмя звёздами Героя Советского Союза, званием Героя Социалистического труда, орденом «Победы» и присвоением звания Маршала Советского Союза. Написанная от его имени трилогия мемуаров («Малая земля», «Возрождение», «Целина») стала объектом справедливой критики и насмешек. Авторитет лидера партии и государства существенно упал.

На этом этапе существования советского государства прослеживалось внедрение во все руководящие структуры представителей партии, часто не имевших необходимых профессиональных качеств. Партийные органы представляли интересы властных институтов, общественных организаций и даже отдельных республик. На практике это приводило к росту бюрократии и превращению партийной номенклатуры в особую касту, стоявшую выше обычных советских граждан, что нарушало саму суть социалистического строя. Эти изменения были отражены на законодательном уровне в Конституции СССР 1977 г., ст. 6 которой закрепляла за КПСС руководящую роль в жизни общества.

Период застоя также характеризовался нарастанием тенденций скептического отношения рядовых граждан к официальной идеологии и недоверия партийным лидерам, правового нигилизма значительной части населения. В свою очередь, власть попыталась ответить усилением репрессивного воздействия на общество. Была не только свёрнута десталинизация, начатая Н. Хрущёвым, но и ужесточилась цензура, прокатилась новая волна арестов представителей творческой интеллигенции по обвинениям в антисоветской агитации (А. Синявский, Ю. Даниэль, А. Гинзбург и др.).

К середине 1980-х гг. кризис социалистической системы стал очевиден. Он проявлялся в экономике, политике, социальной сфере, влиял на морально-психологическое состояние общества. Авторитет руководства страны катастрофически падал. Перед партийно-бюрократической элитой реально встал вопрос о сохранении своей власти. Попытки реанимировать систему силовыми методами, предпринятые Ю. Андроповым (ноябрь 1982 — февраль 1984), себя не оправдали. Назначение Генеральным секретарём тяжелобольного К. Черненко только усугубило кризисные явления.

Диссидентское движение

Антидемократические действия власти привели к появлению новой формы оппозиционного движения — диссидентства. В развитии диссидентского движения в СССР выделяют несколько этапов:

1961-1968 гг. На этом этапе основным методом деятельности диссидентов было составление писем, обращённых к лидерам страны и подписанных известными деятелями науки, культуры. Формой распространения диссидентских идей стал самиздат. В молодёжной среде возникают первые неформальные объединения в противовес комсомолу. В декабре 1965 г. на Пушкинской площади Москвы состоялась первая правозащитная демонстрация, организаторами которой были А. Сахаров, А. Гинзбург, Л. Богораз.

1968 — середина 1970-х гг. Этот период характеризовался активными формами протеста. С апреля 1968 г. диссиденты стали издавать «Хронику текущих событий». Лидерами диссидентского движения были академик А. Сахаров, литераторы А. Солженицын и А. Гинзбург, поэтесса и переводчица Н. Горбаневская, публицист Л. Богораз. В августе 1968 г. восемь диссидентов провели на Красной площади акцию в знак протеста против введения советских войск в Чехословакию и силового подавления Пражской весны. Своеобразным манифестом диссидентского движения стала работа А. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968). А в 1969 г. была создана первая в Советском Союзе открытая общественная ассоциация — Инициативная группа защиты прав человека в СССР.

Многим творческим людям, критически настроенным к советской действительности, пришлось покинуть страну — А. Солженицыну, М. Ростроповичу, И. Бродскому, А. Тарковскому, Ю. Любимову и др. Диссидентские организации также действовали в ряде республик (Украинской, Грузинской, Армянской, Литовской, Эстонской). Их участники, помимо отстаивания прав человека, требовали соблюдения национальных интересов своих народов.

Середина 1970-х — середина 1980-х гг. — это время характеризовалось организационным оформлением диссидентского движения. После присоединения в 1975 г. СССР к Заключительному акту Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе диссиденты создали Московскую группу содействия выполнению Хельсинкских соглашений (1976). Её возглавил правозащитник Ю. Орлов. Члены группы подвергались постоянному давлению со стороны КГБ. В 1982 г. она прекратила своё существование.

Диссидентов ссылали (А. Сахаров), отправляли в лагеря (Ю. Синявский, Ю. Даниэль, А. Гинзбург) и психиатрические лечебницы («дело Григоренко», «дело Щаранского»), высылали за рубеж и лишали гражданства. Для борьбы с проявлениями инакомыслия в КГБ было создано специальное 5-е Управление, но идеи диссидентов с каждым годом приобретали всё большую популярность, приближая крах советской системы.

Политика разрядки и её срыв

Достижение паритета между СССР и США в ядерных вооружениях к концу 1960-х гг. привело к некоторой разрядке в международных отношениях. В 1968 г. СССР, США и Великобритания подписали договоры о нераспространении ядерного оружия и о запрете его размещения на дне морей, океанов и в недрах Земли (вступили в силу в 1970). Ещё в 1966 г. Москву посетил президент Франции Ш. де Голль, а в 1971 г. была подписана обширная декларация о принципах сотрудничества между СССР и Францией.

В начале 1970-х гг. состоялось несколько советско-американских встреч на высшем уровне, в том числе визит в Москву президента США Р. Никсона. Результатом этих встреч стало достижение в 1972 г. договорённостей об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1) и систем противоракетной обороны (ПРО) сроком на 5 лет. Л. Брежнев и Р. Никсон поставили свои подписи под совместным документом «Основы взаимоотношений между СССР и США».

Появились подвижки и в решении берлинской проблемы. В июне 1971 г. был подписан заключительный протокол четырёхстороннего соглашения по Западному Берлину, признавалась нерушимость послевоенных границ. Социал-демократическое правительство ФРГ во главе с В. Брандтом на дипломатическом уровне признало ГДР. В 1972 г. был подписан договор между СССР и ФРГ, подтверждавший западные границы Польши.

В 1975 г. СССР присоединился к заключительному акту Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанному в Хельсинки представителями 33 европейских стран, а также США и Канады (Хельсинкские соглашения). Этот документ представлял собой декларацию принципов, которыми государства должны руководствоваться как по отношению к своим гражданам, так и на международной арене. Среди задекларированных принципов было уважение прав и основных свобод человека, равноправие и право народов самостоятельно решать свою судьбу. Признавалась нерушимость межгосударственных границ, сложившихся после завершения Второй мировой войны.

Но к концу десятилетия разрядка сменилась новым витком напряжённости, спровоцированным введением в 1979 г. советских войск в Афганистан, инцидентом со сбитым южнокорейским Боингом (1983) и началом разработки США программы Стратегической оборонной инициативы (СОИ), предусматривавшей размещение ядерного оружия в космосе. Сенатом США была сорвана ратификация подписанного ранее с СССР договора о дальнейшем ограничении гонки ядерных вооружений (ОСВ-2).

В 1982-1984 гг. усилия советской дипломатии были направлены на противодействие размещению американских ракет средней дальности в Европе. Отношения между СССР и странами Запада продолжали обостряться. В международную политику вошло определение Советского Союза как «империи зла», которое дал президент США Р. Рейган.

СССР и доктрина Брежнева

С 1971 г. стала действовать Комплексная программа социалистической экономической интеграции. Она была направлена на интеграцию экономик государств СЭВ, увеличение товарооборота между ними. В Венгрии было налажено автобусное строительство, в ГДР развивалось судостроение и текстильное производство, проводились работы по совместному освоению природных ресурсов и строительству промышленных объектов.

Однако, помимо оказания экономической помощи, СССР неоднократно вмешивался во внутренние дела стран — участниц социалистического лагеря в случае попыток выйти за рамки разрешённой либерализации, когда возникала угроза местным коммунистическим режимам. Советской армией подавлялись восстания в Берлине в 1953 г. и в Будапеште и Познани в 1956 г. В 1961 г. в Берлине советскими солдатами была построена стена, разделившая город. Она стала символом холодной войны и серьёзно осложнила международные отношения. В 1968 г. СССР, совместно с другими участниками ОВД, апеллируя к необходимости «защиты завоеваний социализма», подавил движение чешских реформаторов социализма — Пражскую весну. К 1980-м гг. Советскому Союзу, измотанному гонкой вооружений, становилось всё сложнее спонсировать просоветские режимы. Мировая социалистическая система находилась на грани развала.

Развитие культуры в период застоя

Противоречивым оставалось развитие культуры и в период застоя. С одной стороны, советская культура становится действительно массовой и общедоступной. В СССР действовали десятки тысяч домов культуры, кинотеатров и театров. Проводились песенные конкурсы, творческие встречи с людьми искусства, организовывались художественные выставки. С 1965 по 1980 гг. в стране начали принимать посетителей 570 новых музеев.

Много внимания уделялось сохранению памяти о героическом подвиге советского народа в годы ВОВ (мемориалы, скульптуры, литературные и музыкальные произведения, картины-диорамы, кинофильмы, издавались мемуары и воспоминания как полководцев, так и простых солдат). С 1965 г. всенародный праздник День Победы приобрёл государственный статус.

В литературу вошло новое поколение писателей — В. Астафьев, В. Распутин, В. Шукшин, заметный вклад в развитие отечественной фантастической прозы внесли братья А. и Б. Стругацкие. В живописи раскрылся талант И. Глазунова. Своих вершин достиг советский кинематограф (фильмы С. Бондарчука, М. Ромма, Э. Рязанова, Л. Гайдая). В 1980 г. в Москве состоялись XXII летние Олимпийские игры.

С другой стороны, усилился административный нажим на культуру. В стране действовала жёсткая цензура, возобновились преследования идеологически неугодных режиму творцов (разгром в 1974 г. в Москве выставки художников-авангардистов — «бульдозерная выставка»). Показательным стал процесс над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем, опубликовавшими свои произведения за границей. Необоснованной критике была подвергнута работа историка А. Некрича «22 июня 1941», в которой он пытался дать объективную оценку причинам поражений Красной армии на начальном этапе Великой Отечественной войны.

В 1970-е гг. многие представители творческой интеллигенции, связанные с диссидентским движением или не желавшие соответствовать идеологическим шаблонам, были вынуждены покинуть страну (А. Галич, М. Ростропович, Г. Вишневская, Р. Нуриев, И. Бродский, Ю. Любимов). В противовес официальной, всё большую популярность приобретает неформальная культура, распространявшаяся с помощью диссидентского самиздата (способ нелегального распространения произведений литературы, текстов религиозного и публицистического содержания. Все копии изготавливались машинописным, фотографическим или рукописным способами без официального разрешения органов власти), магнитофонных записей Высоцкого, Б. Окуджавы и др.

Поделиться ссылкой