В обществе руководство деятельностью общества а

Специфика социального управления. Автоматические механизмы управления обществом и сознательное управление

Деятельность как социальная категория

Определение социального управления в Общей теории управления

Категория общества и уровни представленности общества

Структура национального сообщества

Социальная стратификация управления обществом. Культура, политика, экономика

Право, как основа социального управления. Правовое государство и права личности

Социальное управление и феномен власти

Семья как первичная организация, ячейка общества

Специфика социального управления. Автоматические механизмы управления обществом и сознательное управление

Люди не способны игнорировать, и уж тем более – управлять законами физической и животной природы. В управлении своим собственным обществом они могут их лишь использовать. К счастью, то же самое касается и законов социальной природы (развития общества) и духовной природы (познающего мышления). Эти законы тоже объективны, не зависят от воли и способностей человека к управлению. Люди могут лишь целенаправленно познавать законы природы, учитывать или использовать их в преобразовании естественных ресурсов природы в искусственные продукты, предметы своего потребления. В таком преобразовании и возникает собственно мир человека – мир труда, «производство» как «деятельность» общества.

Управление в обществе не является исключением из всеобщего определения управления, просто у него своя специфика проявления. Социальное управление – это всё тот же внутрисистемный инфокоммуникационный процесс организации, целенаправленного обеспечения и согласования изменений во внутренней и внешней среде системы, но только под системой следует иметь в виду именно социальную систему, деятельность, взаимодействие и общение людей.

При этом социальное управление не просто целенаправленный процесс организации деятельности, это ещё и сознательный процесс (не важно, насколько он морально осознан, сознателен в высоком смысле, главное – субъект управления заранее продумал и наметил план деятельности). Во всём остальном в социальных законах развития деятельности нет ничего особенного, существенно отличающегося от автоматического управления законов неорганической и органической природы, кроме того, что они некоторое время могут сознательно игнорироваться в социальном управлении.

Как и во всём, социальное управление состоит из информационно-коммуникационных действий, которые приводят в движение различные социотехнические объекты, но при этом сами требуют существенно меньших затрат материалов и энергии, чем деятельность этих объектов. В них больше личного общения, субъективного обмена информацией, чем функционального взаимодействия, объективного обмена энергиями и веществами.

Вряд ли можно говорить о специализированном выделении управления в процессе разделения труда. Хотя число людей, занятых в управлении, растет, его эффективность не растёт так же, как производительность труда на производстве. Менеджмент как социальный слой наёмных профессионалов по управлению предприятиями появился, однако управление так и не стало отраслью экономики.

Социальное управление, в отличие от менеджмента, существует изначально с момента возникновения кооперации трудовых усилий. Социальное управление значительно сложнее и шире менеджмента. На своём самом высоком уровне оно есть управление обществом в целом и его отдельными подсистемами (public administration). Но социальное управление в последнее время многие стали связывать не только с публичным и деловым администрированием, но и в целом с управлением организациями как социальными системами, с подчинением людей в них общим интересам, власти и иным социальным институтам, включая рынок.

Рынок действует в экономике общества как эволюционно сложный, разветвлённый, всепроникающий социальный институт, но его свободное действие нуждается в обеспечении, сохранении и развитии со стороны общества. Получается всё намного сложнее.

Автоматические механизмы управления обществом не запускаются в автоматическом режиме функционирования, а без их запуска и совершенствования никак не обойтись в развитии общества. Безликое функционирование государственного управления с жёстким приведением всего в соответствие с законодательством не может заменить личное и коллективное творчество граждан. К тому же, этому творчеству мешают массовые стереотипы в восприятии и поведении людей, которые, как правило, реакционны, не прогрессивны, но разрушение которых, даже ради благой цели преобразования общества, может нанести ущерб механизмам воспроизводства общества.

Только сознательное управление, кооперация и творчество каждой личности в общем деле развития общества может снизить возможный ущерб от разрушения отживших традиций.

Здесь следует согласиться с К. Марксом: «всякий… совместный труд… нуждается в большей или меньшей степени в управлении, которое устанавливает согласованность между индивидуальными работами и выполняет общие функции, возникающие из движения всего производственного организма в отличие от движения его самостоятельных органов».[19] То есть, конкретные органы и меры социального управления могут противоречить общей функции управления в деле развития целостного организма общества. Понятно, что люди в кооперации друг с другом должны подчинять себя общему делу, но каждый участник общего дела действует при этом всё равно индивидуально, по личному выбору. Здесь простым кибернетическим, автоматическим устройством управления не обойтись. В интересах именно согласованности действий всех участников совместной деятельности осуществляются все функции сознательного управления.

Приходится согласовываться с каждым на уровне сознания посредством рефлексивного, а не автоматического, управления. В этом специфика социального управления и данное положение действительно для всех уровней и сфер организационной структуры любой социальной системы, в том числе государства.

Например, чтобы рынок в обществе свободно действовал, необходимо доминирование в сознании общества либерально-демократической идеологии в её классическом варианте, что в принципе противоречит социальной психологии постсоветских стран. В них необходимо не потакание массовому сознанию в части социальной зависти, а последовательное распространение в общественном мнении идеологии индивидуальной конкуренции и её преимуществ – без этого не обойтись. Рынок, как высшая стадия товарного производства, никогда не возник бы, не сохранился бы без управления, которое обеспечивает режим его функционирования, охраняет его от вмешательства людей, не признающих рыночных норм морали, сложившихся в обществе. Рынок в данном случае является механизмом реализации объективных ценностей в общественном взаимодействии, а не просто «стихийного» управления. Он – результат развития социального движения, «расширенный порядок» социального взаимодействия. Поэтому, хоть и в искажённом виде, он сохраняется даже в условиях централизованно-распределительной экономики.

Разве не прекрасны люди, когда доверяют друг другу в процессе свободного обмена товарами (торговли), вопреки запрету «базаркома» или правительства? Разве не высок человек, когда берёт деньги взаймы под проценты у другого человека безо всяких «расписок», так как в Казахстане запрещены займы от физических лиц на возмездной основе, и отдаёт при этом? Правильно говорил Кант, что если бы невозврат долгов был всеобщим явлением общества, то кредита в принципе не существовало. Как бы ни были повсеместны «неплатежи», они никогда не станут нормой общения, всеобщей ценностью.

Таким образом, в обществе, помимо автоматического механизма управления, который принято называть «стихийным», сложился и сознательный механизм управления обществом – социальное управление. Считается, что при автоматическом механизме (например – рыночном), «упорядочивающее воздействие на систему» происходит «само собой» и не требует вмешательства людей, а при сознательном – формируются организации, осуществляющие «целенаправленное воздействие» на общество[20].

Хотя, на самом деле, управление как процесс организации везде и всегда является целенаправленным при согласовании изменений, не только при сознательном управлении. А автоматическое управление порою требует сознательного запуска, содействия и развития, по крайней мере – в обществе. Одним словом, организованность как состояние всегда является результатом организации как действия.

В обществе управление как интеллектуальная функция деятельности представляет собой сознательный процесс целенаправленного согласования индивидуальных целей c групповыми и деятельностью общества в целом, даже при запуске и использовании автоматических механизмов управления. Более того, последние являются, как правило, единственными средствами такого всеобщего согласования.

Деятельность как социальная категория

Но нельзя приписывать целенаправленность только управлению как одной из функций деятельности, поскольку деятельность в целом сама как категория отличается от обычного поведения людей именно своей целенаправленностью и социальностью. В деятельности общества есть процессы функционирования, где устанавливаются автоматические механизмы управления в экономике (рынок) и в политике (бюрократия), но есть также и процессы развития (совершенствования), где включаются сознательные принципы и методы управления, разрушающие и созидающие, учитывающие и вовлекающие в развитие общества автоматизмы его функционирования, в том числе управляющие.

Деятельность – это полиструктурная система взаимодействия людей по преобразованию ресурсов природы в продукты производства, разработке технологий и технических средств их применения.

Деятельность всегда социальна, и в этом смысле более целенаправленна, в отличие от биологического поведения. Поэтому управление проявляется в ней как интеллектуальная функция реализации воли, замыслов людей по воздействию на объекты физической, животной, социальной и духовной природы, с помощью техники и технологий, использующих законы природы. При этом воздействии на объекты природы вряд ли уместно говорить об осуществлении управления ими (например, травой или коровой). Управление будет осуществляться всё равно лишь в отношении социотехнических систем общества, воздействующих на объекты природы.

Деятельность – сложное социальное явление. У неё есть своя философия, методология, социология и психология. Эту категорию можно отождествить с понятием «общественного производства». Если поведение личности может быть антисоциальным, будучи большей частью обусловленным инстинктивными реакциями, то деятельность, даже индивидуальная, всегда социальна, включена в совместную деятельность людей и целенаправленна. Конечно, сам по себе труд уже целенаправлен, даже если рассчитан только на себя, но изолированное от общества существование человека как исторический феномен пока не доказано. Поэтому даже труд поэта, который пишет «для себя», направлен на общество, а не «в стол». В этом смысле само общество можно и должно рассматривать как деятельность, как мир общественного производства.

Деятельность как сложная, полиструктурная система взаимодействия людей по поводу преобразования ресурсов природы в предметы потребления (продукты), является собственно человеческим миром «производства». Люди как высшие живые существа живут не только в мире природы, они живут в собственном мире мышления и деятельности. Они окружили себя продуктами производства. Они даже ходят уже не по земле, а по асфальту. Деятельность стала таким же объектом познания, как и природа. Любая мысль это уже не только образ связи явлений, но и идея действия. Деятельность стала сферой мышления, а мышление стало воображаемой деятельностью. В реальности мышление и деятельность неразделимы. Всё есть деятельность мысли («мысле-деятельность»).

Если общество мыслит источником стоимости не обмен, а труд (по Марксу), то рано или поздно в нём вместо рынка труда начинают действовать трудовые лагеря (по Троцкому), как это было в СССР. Почему идея трудовой стоимости приводит к тоталитарному режиму в деятельности общества, подробно объяснено в разделе об экономике и рынке.

Таким образом, мышление и деятельность – неразрывные понятия. Множество структур взаимодействия в деятельности задают жёсткие режимы функционирования людей, функциональное пространство деятельности («производство») и функциональные места в нём («компетенции»). Но эти функциональные места должны быть фактически, неформально наполнены личностным потенциалом, соответствующим требованиям функциональных мест («компетентность»). Этот личностный потенциал составляет собой всё социальное пространство деятельности («клуб»).

Конфликты между функциональными структурами, между функциями и личностями, между социальными группами составляют проблематику социального управления. Решая, разрешая и снимая эти проблемы, общество развивается, а загоняя их вглубь, игнорируя их – деградирует. Различие между «клубом» как неформальными отношениями и «производством» как формальными структурами есть ключ к пониманию всех сфер и уровней социального управления, всех типов организаторского, управляющего поведения.

Деятельность общества состоит из личных действий каждого человека. Поэтому важно рассмотреть механизм и структуру поступка, социального действия личности как первичного элемента в деятельности общества.

Структура личного действия человека в деятельности общества такова:

1) функциональное действие основано на видении ситуации,

2) видение ситуации – на знании мира,

3) знание мира – на вере в неизвестное,

4) вера в неизвестное – на воле к личному поступку, ну а

5) воля к личному поступку – на нравственности, на личном чувстве к объективным, всеобщим ценностям.

Таким образом, любое функциональное действие есть нравственный поступок, личная воля. Исполнитель неправильного приказа также несёт социальную ответственность перед обществом и своей совестью за его исполнение, как и организатор приказа. Более того, исполнители также несут ответственность и за невыдачу организатором правильного приказа, поскольку в управлении речь идёт всегда об общем деле (даже в частной организации) и каждый участвует в нём на своём месте и в своём моменте, каждый является субъектом управления в определённой мере функциональной и персональной ответственности.

Если пострадает общее дело, пострадают все: и руководство, и подчинённые. Каждый из людей сам знает, насколько незнание обстоятельств дела и отсутствие видения ситуации освобождает его от ответственности перед своей совестью, перед теми объективными ценностями, к которым у него должно быть врождённое и высшее нравственное чувство.

Ценности определяют параметры целей и средств действия. Цели и средства задают направленность интересов. Направленность интересов определяет, какие потребности (в каких ценностях) актуальны на текущие момент и место. Актуальные потребности становятся причинами движения (мотивами), опредмечиваются и открывают системы к стимулам внешнего воздействия и, соответственно, к взаимодействию.

Знание и инструментарий управления не имеют морально-нравственных характеристик. Методология управления применяется успешно и в высоконравственных, и морально низких целях, поскольку управление осуществляется как в целях реализации идеалов («добро»), так и в целях идеализации реальности («зло»).

Эти противоположно направленные цели находятся не только в борьбе, но и единстве, поскольку производны от объективных и субъективных ценностей соответственно. Объективные ценности абстрактны, всеобще полезны для всех людей, независимо от их воли, и потому идеальны (духовны), а субъективные ценности – конкретны, единично полезны только лично каждому, несмотря на всю свою повсеместность, и потому материальны (бездуховны). Но как те, так и другие ценности – вполне реальны.

Определение социального управления в Общей теории управления

Процесс организации как предмет управления представляет собой не столько состояния организованности (строения) систем, сколько управление изменениями в них. Это касается и социального управления, процесса организации в социальных системах.

Что же это такое социальное управление? После эпохальных работ Макса Вебера под социальным управлением понимали только государственное управление обществом, сегодня называемое «публичным администрированием». Иногда его сужали и до уровня «социальной политики», «социального обеспечения» общества. Позже этот изначальный, классический смысл термина был расширен до всех уровней и сфер управления в обществе, вплоть до управления любой организацией как группой людей, социальной системой. Так смысл теории социального управления был размыт, она начала отождествляться то слишком широко – с наукой управления в целом, то слишком узко – с менеджментом в частности.

Таким образом, ещё до появления общей теории управления началась неконтролируемая дифференциация теории социального управления. Наряду с менеджментом, можно встретить науки о политическом, государственном, муниципальном, корпоративном, военном управлении как социальном управлении. Была нарушена целостность предмета теории управления обществом не только в отечественной, но и в западной науке.

Практика управления до сих пор существует без адекватной ей специальной науки. Назрели определенные проблемы, без научного решения которых ей никак не обойтись. Это, прежде всего, проблема управляемости общества. Как верно заметил В. И. Франчук, «человечество добилось определенных успехов в управлении фирмами и другими деловыми организациями, однако управлять обществом мы пока не умеем, о чем свидетельствует история России и многих других стран.»[21]

В российских вузах специальность «Социальное управление» часто называют «Менеджментом». Однако, социальное управление много шире и сложнее менеджмента. Менеджмент связан лишь с управлением фирмой, предприятием или же одним из его аспектов (финансами, маркетингом, персоналом, качеством и т. п.). А социальное управление (public administration) связывают с управлением обществом как социальной системой в целом. Поэтому называть его менеджментом – некорректно и неграмотно, даже с приставками «государственный», «общественный» или «публичный». А публичным администрированием или государственным управлением – вполне возможно и нужно, так как общество, социальная система в целом имеет более сложную структуру, чем хозяйственное предприятие.

Часто вместо слова «управление» используют слова: «регулирование, руководство, администрирование, менеджмент, организовывание, оперирование, упорядочение, контролирование». В английском языке вообще нет общего термина «управление», а в каждой области деятельности используется своя терминология: управлять армией, предприятием, производством – control (direction); управлять страной – rule; управлять делами – manage; управлять машиной – operate, run; управлять автомобилем – drive; управлять оркестром – conduct; править – govern и т. д.

В. И. Франчук пишет: «в отличии от менеджмента (management), связанного с управлением фирмой, социальное управление (public administration) обычно связывают с управлением социальной системой, под которой понимается «сложноорганизованное упорядоченное целое, включающее отдельных индивидов и социальные общности, объединенных разнообразными связями и взаимоотношениями». Понятие «управление» применяется и ко многим другим объектам управления (управление финансами, маркетингом, персоналом, ресурсами, инвестициями, инновациями, качеством, здоровьем, окружающей средой и т. п.). Полисемия и расплывчатость понятия «управление» создает большие трудности для руководителей организаций при выборе того или иного подхода и технологии управления. В связи с этим они вынуждены руководствоваться собственным опытом и сложившимися в организации традициями управления, которые часто подводят, особенно в переходной период»[22].

Таким образом, социальное управление приобрело широкий смысл управления социальными системами, учреждениями, институтами, так называемыми «организациями». Но, прежде всего, это управление обществом в целом как социальной системой. Оно тесно связано с такими категориями, как общество, государство, право, политика. Рассмотрим условия, в которых проявляется своеобразие социального управления в этом узком, собственном значении слова.

Категория общества и уровни представленности общества

На самом общем уровне познания бытия сообщество живых организмов планеты породило человеческое общество как социальную систему, мир общения. В этом смысле общество как категория общения всеобъемлюще, оно не ограничено никакими группами и рамками. На противоположном, единичном уровне бытия конкретное общество всегда представляется обособленными, отдельными личностями, поскольку его ткань соткана из людей.

Мир личности, отдельного человека – духовный мир разума и совести. Здесь действуют законы не только социальной, но и духовной природы, в частности – законы мышления (диалектики и логики). Мир личности ничуть не проще, если не сложнее и многограннее, мира общения.

Таким образом, на одном, всеобщем полюсе понимания общества – абстрактная идея неограниченного общения, единства человечества, а на другом, единичном – конкретная личность как субъект общения, уникальное проявление человеком стремления к общению и познанию.

На особенном уровне общество представляется семьями и иными кровно-родственными группами людей, а на общем – социальными общностями, группами общения, взаимодействие между которыми образует то или иное национальное сообщество, частично ограниченное территориальными границами государств.

Таким образом, общество (общение) представляется:

– на всеобщем уровне бытия – человечеством, разумными существами;

– на общем – нациями и национальностями;

– на особенном – семьями, кровно-родственными группами;

– на единичном – личностями, отдельными людьми.

Структура национального сообщества

В структуре национального сообщества можно выделить три сквозные, взаимопроникающие сферы: хозяйство, управление и познание. Хозяйство – это сфера деятельности, управление – сфера коммуникации, а познание – сфера мышления.

Хозяйство связывает общество с окружающей природой в единую эко-социальную систему. В этом смысле «деятельность» как собственно человеческий мир «общественного производства» есть функциональное взаимодействие людей по преобразованию ресурсов природы в продукты деятельности, средства потребления и труда, с целью удовлетворения материальных потребностей.

Управление связывает людей между собой в процессе производства. В этом смысле «коммуникация» это не только функциональное взаимодействие и обмен информацией между ними, но и их личное общение(взаимоотношения), которое удовлетворяет их социальные потребности в признании и социальном статусе.

Познание связывает общество с внутренней природой человека, с духовным миром мыслей, идей и образов. Мышление, включая воображение и совесть, направляет, регулирует взаимодействие и общение людей посредством нормирования и планирования, вербально-логического и иного отражения мира. Но что более важно – познание и, особенно, самопознание, удовлетворяют духовные потребности людей в открытии и освоении объективных законов и ценностей. Объективные ценности становятся нормативными ценностями, находят свое отражение в конкретных образцах деятельности и культурных эталонах. Что и связывает познание с первыми двумя сферами, поскольку удовлетворение духовных потребностей связано воедино с удовлетворением материальных и социальных потребностей.

Эти три сферы структурированы по-разному в разных национальных сообществах. Тем не менее, организованность хозяйства мы везде называем экономической системой (экономикой), организованность управления – политической системой (политикой), а организованность познания – системой культуры (культурой).

Культура имеет базовый характер, её нормы влияют и на политику, и на экономику, определяют управление и деятельность общества. Культура отражается не только в социальной практике (право), идеологии, искусстве, науке и нравах (духовная культура), но также в материальной базе и быту (материальная культура).

В человеческом обществе изначально присутствует конфликт культур, противоречия между культурно-бытовыми нормами самых различных социальных групп, включая этнические. Каждая социальная группа стремится к доминированию в обществе, к тому, чтобы её культура заняла как можно большее пространство и определила тем самым образ жизни, облик общества. Исторически, неформальное общение на уровне «семьи – рода – племени» усложняется в части культурного нормирования общества. Групповой порядок взаимодействия становится всё более абстрактным, отделённым от мира личности и непосредственного индивидуального общения. Но это вовсе не ослабляет общество, а наоборот – усиливает. Возникает государство.

Государство – всеобщая (универсальная) организация общества, официальный представитель всех граждан. Эта форма опосредованной связи отдельной личности со всем народом является высшей формой власти как общественно необходимой функции. В идеале государство выступает в качестве безличного аппарата правового управления обществом и снабжено средствами принуждения для предотвращения конфликтов между группами. Теперь любая группа, сообщество становится либо правящей (над государством), либо оппонирующей (под государством). Так примитивные формы групповой конкуренции постепенно сменяются цивилизованными по мере того как государственная власть всё более фетишизируется, институционально обосабливается от личной власти лидера какой-либо группы гражданского общества.

Но власть государства, в случае её неограниченности и безусловности, из общественной необходимости превращается в тоталитарную угрозу обществу. Государство вторгается в частную жизнь людей, вплоть до отмены частной собственности как материального условия бытия личности. Перестают существовать правящие и оппозиционные партии в гражданском обществе, остаётся только «партия власти» государственных чиновников, подчиняющая всё интересам безликого общества, государства. Бюрократическая номенклатура государственных должностей заменяет собой всю социальную структуру общества. Так сводится «на нет» стремление людей не только к равноправию, но и к социальному равенству и однородности общества, возникают «восточные деспотии» типа «египетской машинерии», нацизм, коммунизм и фашизм.

Несмотря на эти тоталитарные отклонения, глобальное накопление информации и индивидуализация свободы личности в обществе остаются объективными законами развития всемирной истории. Проявлением индивидуальной свободы является рынок как социальная система и совершенно новый, указанный Ф. Хайеком «расширенный порядок человеческого взаимодействия»[23].

Рынок не только снимает «конфликт культур» в обществе, но и в целом признает необходимость индивидуальной конкуренции и сотрудничества в обществе, исключая групповой, силовой порядок конкуренции и сотрудничества. Свободный рынок заполняет собой не только всю экономику. Он проникает из экономики в политику в виде рынка политических прав и голосов, а также в культуру в виде рынка идей (идеалов, ценностей). Тем самым рынок ограничивает власть государства и общества над личностью. Такое «гражданское общество» с «правовым государством» принято называть открытым.

Этот расширенный порядок рыночного, индивидуального взаимодействия не меняет сути организационно-управленческих отношений в обществе, но группы общения в социальной структуре общества перестают носить жёстко сословный, «кастовый» характер. Возникают социальные «лифты» из широких масс и мобильность, циркуляция и обновление культурных, политических и экономических элит общества.

Социальная стратификация управления обществом. Культура, политика, экономика

Тем не менее, по-прежнему остаются неизменными четыре основных класса общества: интеллектуальный, политический, торговый и рабочий. Эти классы, взаимодействуя между собой, составляют структуру любого общества. Интеллектуальный класс, как самый верхний, выражает культуру той или иной группы в обществе, производя нормы знания; политический класс выбирает, защищает нормы знания, доводит их до торгового класса, который транслирует эту культуру в деятельность рабочего класса, а рабочий класс овеществляет принятые нормы знания в образцы материальной и духовной культуры. Так социальное управление осуществляет трансляцию культуры в экономику и деятельность общества.

Интересно, что еще ведическая социология описывала сходную структуру. Интеллектуальный, духовный класс (брахманы) господствует над обществом. Политический класс (кшатрии) правит обществом. Торговый класс (вайшьи) управляет хозяйственной деятельностью рабочего класса. Ну а рабочий класс (шудры) служит торговому классу и через посредство этого политическому и интеллектуальному классам.

Получается, что само социальное управление, его структура задаёт четыре уровня стратификации в обществе, каким бы социально однородным оно ни было: господство, правление, управление и служение. Господство культуры обеспечивается политическим правлением, политическое правление – экономическим управлением, а экономическое управление – массовым служением народа. Правление и управление обеспечивают, таким образом, коммуникацию между господством и служением, диалектическое единство социальных противоположностей. Господство элит возможно лишь при служении их массам, а массы господствуют благодаря своему служению. Получается, господство служит, а служение господствует. Личность и общество должны служить друг другу, в служении конечный духовный смысл всех видов общения, в нём же великая тайна власти.

По такой схеме управляется любое общество, вне зависимости от того, культура какой группы общения доминирует. Приходит ли к власти пролетариат или предпринимательство, они выдвигают свои интеллектуальный, политический, торговый и рабочий классы.

Даже если всё общество станет однородным, всё равно оно останется иерархическим, так как от иерархии процесса управления деятельностью общества никуда не деться. Эта картина выглядит не слишком оптимистично, если не учитывать «великую тайну власти»: господство обеспечивается только служением обществу, и только служение приносит господствующее положение в обществе.

Управление в обществе осуществляет трансляцию культуры в деятельность общества посредством политического и торгового классов. Элита задает информационное пространство деятельности, правление и управление организовывают деятельность общества, а массы ее осуществляют.

Можно сделать вывод, что культура является «духовной вершиной» всей пирамиды познания в деятельности общества, а экономика – «материальной базой». Политика же – связующее звено между ними. Но ошибочно представлять «материальную базу» единым основанием общества. Она в силу своей материальности состоит из множества раздельных объектов воздействия, структурированность которых во многом зависит от сознательных решений субъекта управления. А вот «духовную вершину» можно считать единым основанием общества. Культура, неважно – духовная, социальная или материальная, представляет собой в общественном сознании единый субъект воздействия, который состоит из нормативных образов (образцов) познания, общения и деятельности.

Для социального управления важна культура, нормативные образцы общения и взаимодействия, проявленные в политике и экономике, системах управления и хозяйства общества. Право как важнейший элемент политической культуры составляет основу социального управления и развития общества.

Право как основа социального управления

Леонид Васильевич Дюков, один из основателей казахстанской школы права, утверждал, что «вся история общества – история управления».

Общество, как и любая другая система, стремится к единству, а управление им представляет собой единый процесс.

В основе социального управления лежат «нормы» и «формы», формально-определённые нормативы поведения в обществе, организации взаимодействия между людьми и организации управления этим взаимодействием.

Норма как руководящее начало деятельности немыслима без определённой формы, без правил, связывающих и упорядочивающих содержание этой деятельности.

Нормы социального управления, что бы они ни регулировали в обществе, должны представлять собой формально-определённые с технической точки зрения критерии оценки социального действия.

Юстиция как синоним справедливости означает «формальное правило», и как таковое обязательно обладает абстрактным характером, отвлечённым от конкретных обстоятельств места и времени, от практических целей конкретных людей. Нормы права соответственно равно действуют на всех, включая создателей нормы, против которых они также могут быть направлены. Как говорили римляне, заложившие образец права: «пусть рушится мир, но справедливость торжествует».

Можно сказать, что право – не только начало политики, но и завершение культуры. В праве лучшие образцы cоциальной культуры обретают окончательную, фиксированную форму. Формально определённые образцы социальной культуры составляют правовой аспект общества, инструмент социального управления.

В законах государства как коллективных актах сознательного управления должны быть выражены объективные законы социальной природы. Иначе законы государства станут неправовыми, социальное управление будет игнорировать автоматические механизмы социального взаимодействия и превратится в произвол.

Правление, право и управление не случайно однокоренные слова. Правление устанавливает право, а управление его осуществляет. То есть организационные формы деятельности общества, как нормы социального управления, являются не только средством государства в деле развития общества, но и сами по себе – цель и ценность этого государства. Любое Правление сначала устанавливает и/или подтверждает Право, после чего осуществляется Управление в соответствии с Правом.

Чингисхан, который был признан Юнеско человеком второго тысячелетия и являлся такой же святой личностью для жителей Великой степи, как и Мухаммед для арабов, так наказывал своим потомкам о Законе («Джасак»): «Когда начнёте управлять, создайте закон и управляйте только посредством него. И бойтесь сами нарушить установленный вами закон. Иначе потрясётся дело государства. И будете искать Чингисхана и не найдёте…».[24]

Благодаря законам государство устанавливается как всеобщая организационная структура общества, как будто оно есть «первичное юридическое лицо». Власть как сила принуждения, с одной стороны, является социальной необходимостью, обеспечивающей интеграцию общества, а с другой стороны – социальной угрозой свободе общества. В цивилизованном обществе только государство имеет исключительное право на применение силы, все остальные уровни власти его лишены. Например, наивысшая мера административного наказания в организации состоит лишь в угрозе увольнения, т. е. основана на экономическом, а не физическом принуждении к труду. Только органы государственной власти имеют право на издание нормативно-правовых актов, которые имеют примат над любыми другими нормативными актами, издаваемыми иными управляющими структурами в обществе.

Ничто и никто, кроме государства, не имеет права издавать нормы права, обеспечивать их исполнение и разрешать споры по поводу них.

Таким образом, государство имеет исключительное право на правотворчество, правоприменение (в т. ч. правоохранение) и правосудие.

Вместе с тем следует понимать, что в любом, даже тоталитарном, обществе принудительная сила государства (полиция, армия) основана, в конечном итоге, на физической силе масс. Следовательно, «общественное мнение» масс и «свободную волю» среднестатистической личности, усредненного представителя масс необходимо учитывать. В политике этого не понимает только безумец.

Но суть социальной природы государственного управления глубже, сложнее политической ориентации на общественное мнение. Она состоит в правовой ориентации государства на обеспечение свободы каждой конкретной личности во взаимодействии между людьми.

Идея свободы есть центральная идея государства, по Гегелю. А свобода личности есть общечеловеческая ценность, только она и лежит в основе справедливости.

Справедливость как идея закономерности последствий, неизбежной ответственности личности за действия своей свободной воли («воздаяния по заслугам») предполагает равенство людей в правах, а не полное их равенство. Но во все времена массы требуют именно полного равенства как идеального воплощения справедливости, хотя справедливость состоит не в равенстве, а в равноправии.

Изначально неравные по личным способностям и социальным возможностям люди должны быть равны в своих правах во всём, включая и «его величество случай», удачу и неудачу, стечение обстоятельств. Но нет, и не может быть, равенства всех и каждого. Возможно только, ибо необходимо, равенство всех перед законом, даже если отдельная личность спорит с целым правительством, выступает против народа. Обе стороны важны для государства в правовом смысле.

Равенство в правах (равноправие) – это осознанная людьми необходимость и свобода согласовываться между собой в обществе, которую государство как раз и призвано обеспечивать.

Таким образом, право имеет в своей основе нравственность свободы, универсальную мораль светского общества. Право всегда воспринимается как «Правда», Ratio Scripta («писанный разум»), отражает в правовых законах государства объективный закон развития свободы личности в обществе. Сократ говорил, что «справедливость драгоценнее всякого золота, это добровольное подчинение всех закону».

Объективные законы социальной природы должны осознаваться обществом как справедливость. Справедливость должна воплощаться в праве и реализовываться в соответствии с правом.

Иными словами, чтобы правовая система была справедлива, она должна быть основана на естественном праве как неписанном своде общепринятых обычаев в национальном сообществе и на естественных правах человека, независимых от национальных границ. Истоки естественного права не в дикой «войне всех против всех», а в социальной природе человека, его сознательном стремлении к общению с себе подобными, со своей внешней средой и внутренней природой. Разум и совесть, которыми человек как «политическое животное» естественно от природы наделён, по сути и есть естественная основа любого права (Гуго Гроций), ибо человек человеку – вовсе не волк, а друг и брат.

Даже если для конкретного случая не предусмотрена норма права, в основе любого правосудия должно лежать то естественное положение, что все люди в процессе преследования собственных интересов и пользования своими правами должны поступать по отношению друг к другу в духе братства и взаимопонимания. Именно в этом суть естественного права и именно это предписывает Всеобщая Декларация Прав Человека, даже в отношении такого неотъемлемого права человека как право собственности. Кстати, собственность это основа не только экономики, но и права.

Собственность – необходимое условие свободы личности, её своеобразия, это материальное инобытие личности. Собственность как исключительное право лица господствовать над вещами невозможна вне отношений между людьми по поводу вещей. Присваивать, т. е. относиться к чему-либо как к вещи, можно что угодно: материальные объекты, права, услуги и даже идеи, одним словом всё, кроме человека. Присваивать людей, делать их объектами собственности запрещено. Рабство в современном мире является преступлением.

В основе регулирования общественных отношений лежит согласие людей и его юридическое оформление. Без консенсуса, без согласия людей нет, и не может быть, регулирования их общественных отношений.

Гарантом согласования граждан в юридических отношениях, даже если согласие достигается во внесудебном порядке, выступает государство. Формально определённые (официальные) действия – суть юридических отношений. Так, любой, даже вербальный, договор должен быть снабжён соответствующей формально-определённой мерой по введению его в действие («стипуляцией» – лат.). Например, при устном займе денег надо не просто их попросить, а попросить именно «взаймы», т. е. пообещать вернуть эти деньги, желательно с указанием срока возврата.

Бытовое понимание права как легальной возможности выбирать вариант действия возможно благодаря научному пониманию права как системы формально определённых и общеобязательных норм и правил согласования и регулирования общественных отношений, санкционированных и обеспеченных принудительной силой государства (на основе общей воли народа и с целью развития естественных прав и свобод человека).

Справедливость как «воздаяние каждому по праву», «соответствие праву» есть идея равноправия неравных лиц. Она внутренне присуща не только «правосудию», но и правотворчеству, правоприменению и правоохранению в процессе государственного управления обществом.

Очень важно, чтобы источниками права в современном, информационном обществе были не только нормативно-правовые акты государства (законы), но и, во-первых, обычаи общества, признанные или санкционированные государством, во-вторых, конкретные прецеденты судебных решений (чтобы не было по одной и той же ситуации различных судебных решений).

Только такие правовые системы могут обеспечить справедливость и равноправие в социальном управлении.

Необходимо отличать правовые системы от систем права, структурированных совокупностей норм, институтов и отраслей права. Правовые системы исторически глубже и культурно шире, определяют и/или отражают организацию всей политической жизни общества.

К примеру, «континентальная» романо-германская правовая система опирается на «писаный закон» как на источник права, а англосаксонская – чтит разум как источник права вообще («общего права»). Общее право всегда ищет разумную «причину решения» (Ratio Decidenti), поэтому борется за архаичную прерогативу создавать прецеденты. Европейское право пытается сблизить общее право и континентальное. Традиционные правовые системы типа религиозного права присущи лишь несветским государствам.

Особняком стоят правовые системы так называемых «полицейских государств», которые относятся к континентальному праву, но ставят государство и правительство в правовом отношении выше общества и граждан. Так, советское право превратилось в пример «византинизма», за пышным фасадом кодификации права скрывался запрет на частную собственность в общественном производстве и многие другие ограничения прав человека и свободы личности.

Получается, номинально демократические конституции считаются «основным законом» во всех государствах, даже тоталитарных. Причина в том, что управлять обществом без какой-либо правовой системы в принципе невозможно. Во-первых, любое социальное управление нуждается в нормативных формах и процедурах. А во-вторых, любое право, как система формальных и общеобязательных норм, декларативно отражает в себе общую (объективную) ценность справедливости, без чего управление обществом неэффективно.

В остальном же, в управлении обществом можно по-разному толковать, казалось бы, единые для всех законы. Прежде всего, есть буквальное («по букве») и смысловое («по духу») толкование законов. Эта техническая деталь определяет собой всю суть правоотношений и правомочий людей в социальном взаимодействии, имеем ли мы дело с правовым государством или с полицейским.

С точки зрения логики права буквальное толкование текста законов неправомерно и служит лишь одному: произвольному их толкованию в пользу конкретного правительства, благодаря многозначности толкуемого слова («семантический дифференциал»). Такое толкование характерно для полицейского государства, в условиях детальной и зачастую произвольной регламентации гражданской жизни общества.

Здесь уместно будет неутопическое изречение утописта Томаса Мора о том, что «государство всегда действует в интересах не всего народа, а всего лишь особой группы людей, называющей себя государством».

Толкование текста законов «по смыслу и духу» не только правомерно и логично, но и морально, благодаря всеобщности толкуемого смысла. Но оно, к сожалению, возможно лишь в правовом государстве, при расширенном (индивидуальном) порядке взаимодействия всех людей друг с другом и государством, где отдельная личность, гражданин равноправны с обществом и правительством при разрешении споров.

Идея правового государства как примата правовой системы, независимой от реальной личности лидера(-ов) и/или автора(-ов) государства, не нова. Философы не раз говорили о «верховенстве закона» над правлением (Платон), о «властвовании закона» по праву (Аристотель) и «необходимости государства согласовывать свои действия с правом» (Кант). Но только в настоящее время для реализации этих максим были выработаны чётко определенные принципы правового государства:

– правотворчество (соблюдение законодательством абстрактности всех норм права и естественных прав человека – «правозаконность»);

– правоисполнение разделение и выборность властей, т. е. отделение правительства от законодательства и судопроизводства в процессе охранения и применения права);

– правосудие («законность», т. е. неукоснительное соблюдение равного суда для всех, даже с учётом обстоятельств, требующих милосердия).

Всё это необходимые условия для того, чтобы восторжествовал авторитет абстрактного права, примат государства, а не конкретного правительства.

Но соблюдение принципов правового государства возможно только в условиях соответствующего правосознания: признания людьми ценности действующего права вообще и ценности свободы личности, в частности. В правовых государствах конституция является законом прямого действия, поскольку ее нормы прямо применяются в судах первой инстанции.

Но даже в правовых государствах национальные интересы в реальности пока доминируют над свободой личности, ставятся выше транснациональных прав человека. Именно права человека как абстрактные права, независящие от достоинства, личных качеств и общественных заслуг конкретной личности, составляют базовую основу свободы личности в обществе. Они естественно даны каждому человеку от природы, по праву рождения, и не нуждаются в каком-либо обеспечении с чьей либо стороны, их достаточно просто соблюдать, не нарушать.

Все остальные права личности производны от прав человека, их всего восемь:

1. На жизнь (безопасность и неприкосновенность тела);

2. На собственность (в отношении своих способностей и возможностей, имущества, времени, труда, авторских и иных прав, а также частной инициативы);

3. На личную свободу («поиск счастья», индивидуальные предпочтения);

4. На равное правосудие;

5. На передвижение;

6. На участие в управлении обществом;

7. На свободу совести (веры, мыслей и чувств);

8. На свободу слова (мнений и собраний).

Таким образом, проблема организации взаимоотношений общества и государства существует с древнейших времен. И по сути дела, как бы различные авторы ни строили свои умозаключения, есть две основные позиции в данном вопросе: общество формирует государство или, наоборот, государство формирует общество. Казалось бы, ясно, что первично общество. Однако самые различные авторы, жившие в разных эпохах, представляли государство как институт, формирующий общество. Пренебрегая первичностью общества, они утверждали, что, может быть, общество и существовало вне государства, но с тех пор, как появилось государство, оно только и формирует общество.

Тем не менее, по мере развития действительно гражданского общества и повышения уровня политического сознания рядовых граждан, по мере распространения демократических ценностей и принципов государство, так или иначе, всё чаще рассматривается как инструмент общества и даже в значительной степени как обслуживающий его аппарат, персонал социального управления. Соответственно, вопросы, касающиеся правил и принципов взаимодействия социума, с одной стороны, и государственной власти, с другой, приобретают все большую актуальность и злободневность.

Социальное управление и феномен власти

Понятия обратной связи и рефлексивного управления позволяют подойти к анализу того гипертрофированного и отчасти мифологизированного восприятия феномена власти, которое до сих пор, к сожалению, распространено у многих исследователей. Общепринято понимание власти как возможности одной части системы (обычно управляющей) провоцировать другие части системы на реализацию общесистемных целей. При этом, в человеческих социумах общесистемные цели могут подменяться личными целями лидера. Поэтому чаще всего власть представляется просто «возможностью принимать и реализовывать решения»[25].

Но власть – хоть и необходимое, но недостаточное, условие управления, так как решения должны быть общими и при этом не произвольными. Самоочевидно, что эти решения должны быть необходимыми для функционирования, развития управляемой системы и общими для всех её элементов, а цели управляющей подсистемы должны быть тождественны целям управляемой системы и не расходиться с её общесистемными целями, не рассогласовываться с ними. Однако чаще исследователи склонны воспринимать власть как нечто стоящее над управляемыми системами, а не как внутрисистемное интегративное качество взаимной согласованности в движении всех её элементов.

Власть рассматривается ими как безусловная возможность воздействия на объект, и даже если грубые методы физического воздействия отвергаются, манипуляторские методы, вплоть до пресловутого «информационного зомбирования», объявляются приемлемыми и, что особенно удивительно, «рефлексивными». Насколько сознательно (рефлексивно) может быть зомбирование? К таким курьёзным утверждениям приводит отрицание ценности обратного действия во взаимодействии.

А между тем, даже управление неживым автомобилем предполагает власть над ним в широком понимании как возможность управления им со стороны водителя. И при этом, водитель на самом деле сам есть элемент движущейся машины, её управляющая подсистема, следовательно, ему не обойтись без ответственности своей жизнью за правильность взаимодействия с машиной и её окружающей средой во время её эксплуатации и вождения. (Даже если мы говорим о дистанционном управлении машиной и использовании автопилота, всё равно субъект управления лишь кажется внешним отношению к машине и является внутренним элементом более масштабной машины, включающей в себя автоматизированную систему управления движущейся машины).

Говорить же о его неограниченных возможностях, о тотальной власти над внешними и внутренними факторами движения автомобиля вообще не приходится. Они весьма ограничены в отношении препятствования внутренним изменениям в механизмах машины, в частности – износу. И невозможны вообще в отношении единоличного и одностороннего преобразования внешних для автомобиля дорог, правил дорожного движения, дорожных знаков и полицейских, а также иных участников движения. Таким образом, рефлексивное, высоко сознательное управление необходимо уже в условиях управления обычными автомобилями, не говоря уже о кибернетических и живых системах, способных в свою очередь самостоятельно принимать решения в отношении решений управляющей подсистемы. Это – данность.

В этом смысле власть над управляемой системой принадлежит не только управляющей подсистеме, но и всем её элементам. И если власть есть возможность принимать решения, то долей власти наделены все элементы системы. Следует понимать, что поскольку все элементы системы взаимозависимы, возможность диктата того или иного доминирующего элемента не является необходимой и продуктивной. Однако обольщение могуществом, «силовой» концепцией власти по-прежнему неотразимо даже для учёных.

Стремление сделать поведение «управляемого объекта» более предсказуемым, менее стохастичным основано на идеалистическом представлении об управляющем субъекте как о «высшей силе», сверх-осведомленной и всесильной. Современные последователи силовых концепций власти не могут не замечать, что наблюдается историческая тенденция на расширение полномочий исполнителей, интеллектуальный и иной личностный потенциал которых в обществе постоянно растет – как в таких условиях ограничить степень свободы управляемых объектов?

Ответ прост – для них безусловное «информационное воздействие» на объект немыслимо без возможности физического уничтожения управляемой системы со стороны управляющей надсистемы, которая на самом деле есть лишь доминирующая подсистема. Поэтому в их представлении социальное управление и, соответственно, правопорядок несовместимо со свободой «управляемых объектов». Но ведь человек от рождения материально детерминирован лишь отчасти, он отличается от животных моральным сознанием своей внутренней свободы. Но и здесь «силовики» представляют социальные механизмы общественной нравственности как ограничители вариантов поведения, и потому полагают, что их можно и нужно использовать в манипулировании сознанием и поведением людей.

Такое мнение вовсе не ново, практикуется повсеместно. Но всегда ли мораль, религия, традиции, обычаи, закон и право делают поведение человека действительно предсказуемым? Слава богу, только в случае их соответствия объективным ценностям системного единства и развития мира, глобального накопления информации… Если соблюдение правил нарушает принципы единства и свободы людей, иначе говоря – любви между ними, то эти правила неправильны, как и их соблюдение. «Правильное» не должно, хотя и может, противоречить «доброму». Более того, идея добра выражает собой не только и не столько доброту, сколько всеобщее благо – наивысшую ценность всеединства (бытия).

А в остальном, всё происходит с точностью «до наоборот». Именно управление и связанный с ним правопорядок обеспечивают в реальности свободу элементов социальных систем, и в этом смысле – непредсказуемость их поведения. Моральность личности человека, его совесть тесно связана с сознательностью, разумностью человеческого существования, поэтому она делает поведение человека теоретически непредсказуемым, не зависящим от нравственных стереотипов общества, инстинкта самосохранения, безусловных и условных рефлексов. Мораль, наоборот, в силу всеобщности выражаемого ею нравственного закона общения предполагает неизмеримо большую свободу функционирования и развития личности, нежели животные инстинкты и вырабатываемые обществом на их основе условные рефлексы, которые всегда преследуют субъективные, единичные ценности. Любое тоталитарное общество разрушается по истечению трёх-четырёх поколений, именно потому, что основывается только на манипулировании, физическом или психическом принуждении, устрашении, нарушении частной собственности личности как «инобытия свободы» (Б. Чичерин).

Нельзя рассматривать собственность как форму власти, как это делают манипуляторы якобы «рефлексивного управления». Действительно, отбирание, насильственное отчуждение собственности существует в обществе, как и в животном мире, но насильственное отчуждение не порождает новой формы собственности, поскольку оно есть производная от власти, от общественного полномочия, а не от личности, как и положено собственности. Собственность как социальный институт представляет собой «отношения между людьми по поводу вещей» (К. Маркс), предполагает необходимость согласования собственниками какого-либо отчуждения имущества, т. е. на добровольной основе. В человеческом обществе даже налог должен быть производной не от власти, а от цены необходимых обществу услуг государства, которая рано или поздно будет определяться рыночным способом, а не только в законодательном порядке. Кроме того, власть – это не «право насилия» над собственностью, а, наоборот, обязанность охранять и развивать частную собственность, иначе пропадёт материальная основа власти в виде государственной и иной общественной собственности, произрастающей от налогов и иных имущественных средств частных гражданских лиц.

Таким образом, главное условие существования власти – это исполнение управляющей подсистемой общих и необходимых для управляемой системы функций. Уже в простых социальных системах – например, в стаде павианов – это условие очевидно. Власть доминирующего самца основана на поддержке её всеми самками и их детьми, на том, что его агрессия не только подавляет, но и защищает их от иных самцов-холостяков, конкурирующих стай и хищников. Волки дают первым поесть своему вожаку сердце и печень добычи, охраняют при этом покой его трапезы тоже не потому, что он сильнее их всех вместе взятых, что нереально, а потому что он исполняет социально необходимые функции власти по управлению их стаей.

Тем более в отношении человеческого общества следует полагать, что государство это, прежде всего, аппарат управления, а не насилия, вопреки мнению Ленина. Власть как принудительная сила общества на самом деле принадлежит народным массам, а не правительству и его аппарату управления обществом. Даже наследственные монархи и нелегитимные диктаторы пользуются властью лишь до тех пор, пока исполняют общественно необходимые функции. Этого условия власти ещё никто и никогда не отменял. В этом магическая химия любой власти.

Признавая за властью «право насилия» над обществом, современные исследователи оказываются перед объективным противоречием: очевидно, что исторически развитие общества идет по пути увеличения степеней свободы членов социума, расширения свободы выбора поведения. Пытаясь разрешить его, они часто говорят о неких переходных состояниях между авторитаризмом и демократией, в которых методом проб и ошибок возможно «обеспечить управляемость без ограничения поведенческих реакций человека». Однако ни авторитаризм, ни демократия не являются крайними формами власти, между которыми якобы есть длинный ряд переходных состояний, и они вполне реализуемы в чистом виде. Социальное управление (обществом) подразумевает, в первую очередь, именно ограничение животных форм поведения в человеческом обществе. Без ограничения животных поведенческих реакций людей не обеспечить свободу личного общения в обществе. Условие власти государства над относительно свободным обществом в авторитарном и демократическом режимах одно – исполнение государством общественно необходимых функций, вне зависимости от политического режима.

И это касается не только государства как всеобщей организации общества, но и всех социальных организаций в обществе. В каждой из них есть своя организационная власть, не государственная, условием которой является исполнение общих функций, необходимых организации как социальной системе. В этом суть социального управления.

Семья как первичная организация, «ячейка общества»

Если личность является первичным элементом общества, то семья есть первичная организация в нём, базовая ячейка общества, «первый вид общения» по Аристотелю. Личность с момента своего рождения именно в семье вступает в доверительное и интимное общение, благодаря чему социализируется, обретает всеобщую мораль и личную нравственность. Поэтому очень тяжело отделить семью как естественно данную личности первую организацию в его жизни от личной, частной жизни гражданина.

Семья – это естественная, малая группа непосредственного общения. Официальный брак, как процедура регистрации семейных отношений в налоговых, имущественных и иных чисто юридических целях, не является началом, ядром семьи. Таковым является фактическое супружество как неформальное сексуальное партнёрство граждан, половые отношения частных физических лиц, связанные узами родительства (и кровного родства – в больших семьях).

Но семья, впрочем, как и брак или шире – секс, не является конечной социальной ценностью в личной жизни человека. Таковой является лишь любовь, которая в сексе, семье и браке лишь разворачивается как объективная ценность, высшее чувство единства и фундаментальная потребность в общении людей. Без стремления быть вместе «и в счастье, и в горе» никакие иные функции семьи не запустятся. Поэтому из всех функций семьи первой является «рекреационная».

Семья выполняет четыре социальные функции, обеспечивающие жизнедеятельность общества и функционирование государства:

1) Рекреационная (восстановительная), генерация сил и духа человека – удовлетворение социальных потребностей личности в непосредственной близости и доверительном общении (любви и дружбе), совместном проживании жизни и личностном развитии, сопереживании и сострадании, разделении горестей, стыда и одиночества, равно как и успеха, радостей и гордости; психологическая поддержка в духовном настрое на жизненный успех и созидание, опора для преодоления жизненных трудностей, взаимная защита и забота о здоровье; эмоциональный и физический отдых.

2) Репродуктивная, воспроизводство населения – естественная убыль населения должна всегда компенсироваться новыми, здоровыми поколениями, при этом государству желательно регулировать эту функцию семьи, чтобы избежать демографических взрывов или спадов в обществе.

3) Экономическая, ведение домохозяйства: формирование и удовлетворение всех жизненно важных потребностей человека, в том числе организация быта и досуга; социальная взаимопомощь в кормлении, одежде, крыше над головой и безопасности; составление и распределение общего бюджета домашнего хозяйства, накопление и передача последующим поколениям культурного, политического и иного семейного наследия, включая наследство материальных благ.

4) Воспитательная, социализация и образование личности – приобщение к этнической культуре и цивилизационным традициям человечества, знанию моральных норм и юридических правил поведения в обществе, понятиям красоты, истины, добра, справедливости, чести и иных объективных ценностей; выявление и формирование способностей к познанию, творчеству и лидерству, выбор и освоение профессиональных умений и навыков в деятельности общества.

Современные тенденции в развития семьи таковы, что в постиндустриальном, информационном обществе женщины имеют равные с мужчинами права и возможности в сфере экономического обеспечения семьи и детей, несмотря на свою бытовую роль в семье. Кроме того, вследствие информационной революции совершилась также и сексуальная революция в «свободе нравов» – семья потеряла «законную» монополию на сексуальные отношения.

Это необратимо изменило характер распределения ролей в семье между «мужем» и «женой». У женщин появилась возможность выгонять мужчин из семьи и/или выбирать себе в спутники жизни мужчин не по возможности или необходимости, а по своему нраву, в том числе уже женатых.

Всё это со второй половины прошлого века стало вызывать снижение числа официально заключенных браков, с одной стороны, и возрастание их расторжения (официальных разводов) – с другой. Соответственно, стало расти число разведенных женщин, а также внебрачных детей. Несравненно больше детей стало воспитываться в «неполных семьях», без одного родителя. Кроме того, возникла тенденция к малодетности и даже бездетности семейных пар. Физическое воспроизводство общества оказалось под угрозой. Но данная тенденция в конце прошлого, в начале этого века стала выправляться в связи с тем, что в мегаполисах стала возникать новая форма современной семьи – «серийная моногамия». Это когда мужчина становится фактически лишь «приходящим» отцом и/или мужем к женщинам, не требующим официального брака и совместного проживания во избежание излишних бытовых забот о муже.

Кроме того, медицинские учреждения и дома престарелых частично взяли на себя заботу о пожилых людях под контролем их детей. Страхование жизни, пособия по безработице и фонды соцобеспечения отобрали экономическую функцию у семьи в части социальной поддержки малообеспеченных членов семей.

Несмотря на все эти изменения, семья, как первичная организация, «ячейка общества», без сомнения, сохранит своё особое место и роль в обществе, в том числе и как форпост морали, даже в случаях серийной моногамии. Она по-прежнему будет тем социальным институтом, за которым останутся не только материальное производство и обеспечение детей, но также образование личности человека, включая духовное воспитание и социализацию.

Таким образом, семья как сексуальный союз граждан представляет собой частное предприятие по совместному проживанию, производству, обеспечению и воспитанию детей. Семья подобна государству и корпорациям в том, что она также является организацией, в которой тоже есть своя организационная власть, семейная и которая тоже нуждается в социальном управлении как социальная система (институт).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.