Военное руководство в годы войны осуществлялось наркоматом

К последним относились наркомы с производственной родословной.

Биография наркома

Михаил Георгиевич Первухин окончил электропромышленный факультет Московского института народного хозяйства, получил квалификацию инженера-электрика. Работал инженером, начальником цеха и директором Каширской ГЭС, далее — в Мосэнерго и Главэнерго. С 1938 года стал заместителем, а потом и первым заместителем наркома тяжелой промышленности СССР. В 1939-м после разделения Наркомтяжпрома на несколько наркоматов был назначен наркомом только что созданного Наркомата электростанций и электропромышленности СССР. На этом посту проработал до 1940 года, когда был выдвинут заместителем председателя Совнаркома СССР и одновременно руководителем Бюро СНК по топливу и электроэнергетике.

С началом войны круг его должностей и обязанностей расширился. 24 июня 1941 года он был назначен заместителем председателя Совета по эвакуации при СНК СССР, 2 августа того же года — уполномоченным Государственного Комитета Обороны по Управлению военно-химической защиты Красной Армии, а в феврале 1942-го утвержден наркомом химической промышленности СССР.

«Я хорошо помню ночь с 25 на 26 февраля 1942 года, — рассказывал Первухин в одном из интервью. — Поздно ночью, как тогда было принято, я продолжал работать в своем кабинете, в Кремле. Вдруг раздался телефонный звонок. Это был Александр Николаевич Поскребышев. Он сказал: «Позвоните товарищу Сталину». Я набрал нужный номер, поздоровался и в ответ услышал спокойный, хорошо знакомый голос вождя: «Политбюро ЦК решило назначить вас, товарищ Первухин, по совместительству наркомом химической промышленности».

Выслушав это неожиданное для него сообщение, Первухин ответил: «Как инженер-электрик, товарищ Сталин, я слабо знаю химию и, откровенно говоря, не очень-то ее люблю». В ответ Сталин сказал: «Вы знаете, какое тяжелое положение сложилось в химической промышленности в связи с разрушением и эвакуацией большинства южных химических заводов. Необходимо поставить вас во главе этой отрасли, чтобы поскорее выправить создавшееся положение. Что же касается нелюбви к химии, то настоящий большевик-коммунист скоро изучит и полюбит порученное ему партией дело».

Первухину оставалось только поблагодарить Центральный Комитет за высокое доверие и обещать оправдать его.

Слово наркома

Производственником (а не политическим назначенцем) был и нарком нефтяной промышленности Николай Байбаков, сделавший карьеру на промыслах юга страны и ни одного дня не отдавший партийной работе. И Байбаков, и Первухин в своих воспоминаниях, не сговариваясь, отмечают, что отраслевые наркоматы (другим органам управления оба мемуариста оценок не дают) в ту пору действовали четко и слаженно. Если в довоенное время один нарком отбивался от просьб другого (я, мол, тебе помочь не могу, у меня нет мощностей, обратись в другой наркомат), то в годы войны такого не случалось. Ставилась, например, задача: моему наркомату нужен такой-то металл, такой-то прокат — и каждый наркомат по-своему старался эту задачу решить.

Вот характерный эпизод конца войны. Для современных бомбардировщиков с ракетными двигателями нужна была жаропрочная сталь. Ее поручили выплавить подмосковному заводу «Электросталь». И у него поначалу не получалось, шел сплошной брак. Тогда Сталин вызвал наркома черной металлургии СССР И.Ф. Тевосяна: «Товарищ Тевосян, ваш завод с важным поручением не справляется, а вы, между прочим, специалист по спецсталям. Надо бы срочно поправить дело. Справитесь?» — «Поеду на завод, разберусь и вам доложу, товарищ Сталин». И действительно разобрался. Собрал на заводе нужных специалистов, опытных рабочих, посоветовался, проследил весь режим плавки, а потом чуть ли не круглые сутки не уходил с завода.

Через месяц доложил, что задание выполнено.

Полномочия наркома

Еще одна примета военного времени: полномочия наркоматов расширились. Даже при том, что все важнейшие государственные функции перешли к ГКО, наркоматы располагали возможностью на свой страх и риск, без согласования с верховной властью решать некоторые вопросы, причем не только оперативные. Им, например, предоставлялось право самостоятельно начать стройку. Или приступить к разработке нефтяного месторождения. Так, работы на перспективных площадях Западной Сибири были начаты без согласования с ГКО, по личному приказу Байбакова, в ту пору (1942 год) первого заместителя главы Нефтепрома.

«Права Совнаркома СССР официально не были расширены, но наркомам было дано право принимать самостоятельные решения во исполнение тех общих директив, которые они получали сверху, — рассказывал Первухин. — Например, спускалось задание — организовать там-то производство танков в таком-то количестве, и Вячеслав Александрович Малышев как нарком танковой промышленности СССР сам решал, где это делать, как делать и т. п. Ему такое право было дано. Как и другим наркомам. Многие вопросы, связанные с размещением эвако-заводов, их обеспечением местным сырьем, топливом, и ряд других проблем решали республиканские наркоматы. Что же касается официального предоставления им расширенных прав — такого решения я не помню. Наркоматы и наркомы многие вопросы решали самостоятельно, не дожидаясь каких-то особых указаний и директив. Если это, конечно, не противоречило общей задаче».

Подвиг наркома

Алексей Иванович Шахурин был назначен наркомом авиационной промышленности в январе 1940 года, став в неполных 36 лет самым молодым членом правительства. До этого окончил Московский инженерно-экономический институт, работал электромонтером, фрезеровщиком, старшим инженером, затем начальником научно-исследовательского отдела Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. В 1925 году вступил в ВКП(б). Был парторгом ЦК ВКП(б) на авиационном заводе № 1, первым секретарем Ярославского, а затем Горьковского обкомов ВКП(б).

Вот как Шахурин вспоминал о своем назначении:

«В начале января 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело вопрос «О работе Наркомата авиационной промышленности». Оно одобрило выводы и предложения специально созданной комиссии ЦК во главе с А.А. Ждановым и Н.А. Вознесенским. Комиссия после детального ознакомления с состоянием дел в авиапромышленности и в ВВС отметила, что материальная часть советской авиации «в своем развитии отстает по скоростям, мощностям моторов, вооружению и прочности самолетов от авиации передовых армий других стран».

На указанном заседании Политбюро ЦК решило обновить руководство Наркомата авиапромышленности. К моему большому удивлению, выбор пал тогда на меня.

В то время я работал первым секретарем Горьковского обкома партии. И вот вечером 9 января мне позвонил секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков. Поздоровавшись, он спросил, смогу ли я сегодня же выехать в Москву.

Я ответил утвердительно: ведь через два часа, т. е. в 23 часа, в столицу должен был по расписанию отправиться поезд. <…> Утром по приезде в Москву я сразу же к началу рабочего дня явился в ЦК, в приемную Маленкова. Его помощник сказал, чтобы я из здания никуда не отлучался. Пока можно было заняться какими-либо делами, побывать в отделах ЦК, если есть необходимость, но так, чтобы в нужное время меня можно было найти.

Какие тут дела, когда из головы не выходил и не давал покоя главный вопрос — зачем вызвали?

В раздумьях и догадках прошел почти весь день. Наконец, мне сообщили, что в 5 часов я должен быть в кабинете у И.В. Сталина.

Путь до Кремля был короток. Наш автомобиль въехал в ворота Спасской башни, и вскоре мы с работником аппарата ЦК оказались возле нужного нам здания. Поднявшись на второй этаж, вошли в приемную. Здесь нас уже ожидали и сразу же провели в кабинет Сталина. Это была длинная комната, где находился большой, покрытый синим сукном стол, а недалеко от него — письменный стол и столик с телефонными аппаратами.

Война закончилась — и нарком Шахурин, чья отрасль в последний год войны дала 40 тысяч самолетов, оказался не нужен. По надуманному обвинению — арестован

В кабинете вождя, кроме него, находились В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, А.А. Андреев, Н.А. Вознесенский, Л.П. Берия и ряд других руководителей партии и правительства. Все сидели, а Сталин ходил по комнате.

Поздоровавшись, он предложил сесть и какое-то время продолжал молча ходить. Потом остановился против меня и сказал:

— Товарищ Шахурин, мы хотим назначить вас наркомом авиационной промышленности. Там сейчас предстоит большая работа. Нужны свежие, грамотные люди, хорошие организаторы и к тому же хорошо знающие авиационное дело…»

Заняв пост наркома авиационной промышленности, Шахурин стал чуть ли не ежедневно бывать в главном кабинете Кремля. Нарком вооружения (позднее — боеприпасов) СССР Б.Л. Ванников по этому поводу писал: «Руководивший тогда этой отраслью А.И. Шахурин бывал у него (Сталина. — Авт.) чаще всех других наркомов, можно сказать почти каждый день. Сталин изучал ежедневные сводки выпуска самолетов и авиационных двигателей, требуя объяснений и принятия мер в каждом случае отклонения от графика, подробно разбирал вопросы, связанные с созданием новых самолетов и развитием авиационной промышленности».

Из постановления Государственного Комитета Обороны от 2 ноября 1941 года

«О выпуске самолетов и авиационных моторов в ноябре 1941 г.»:

«Государственный Комитет Обороны постановляет:

1. Обязать НКАП (т. Шахурина) обеспечить выпуск в ноябре 1941 г. на заводах наркомата: а) 1466 самолетов, в том числе: истребителей — 783 самолета, бомбардировщиков — 287 самолетов, штурмовиков — 140 самолетов, учебных — 287 самолетов; б) 2155 авиационных моторов…»

Председатель ГКО И. СТАЛИН».

Инициатива, решительность и находчивость нового наркома были высоко оценены: Шахурин и два его заместителя стали Героями Социалистического Труда.

Трагедия наркома

Большинство наркомов-производственников в годы войны имели некоторую неприкосновенность: не были фигурантами дел о «вредительстве», не попадали во «враги народа». Тем показательнее ПОСЛЕВОЕННАЯ судьба некоторых из них. Война кончилась — и нарком Шахурин, чья отрасль в последний полный военный год дала фронту более 40 тысяч самолетов, оказался больше не нужен. По надуманному обвинению за «злоупотребление и превышение власти при особо отягчающих обстоятельствах» Шахурин был арестован.

Как свидетельствуют материалы по делу бывшего начальника Главного управления контрразведки, а затем заместителя министра внутренних дел В.С. Абакумова, абакумовские сотрудники «в течение трех недель допрашивали Шахурина непрерывно днем и ночью», а сам Абакумов заявлял обвиняемому: «…признается он или не признается в тягчайших преступлениях, все равно он, Абакумов, его расстреляет».

Нарком стойко перенес мучения, никого не оговорил, не потянул за собой. В мае 1946 года Военная коллегия Верховного Суда приговорила Шахурина к 7 годам тюремного заключения. Одновременно по тому же делу были осуждены главком ВВС Главный маршал авиации А.А. Новиков и еще несколько высших руководителей Военно-Воздушных Сил и отделов ЦК ВКП(б).

На свободу Шахурин вышел в 1953 году больным человеком (в одиночке следственной тюрьмы, лишенный даже прогулок, он перенес тяжелый инфаркт.) Тем не менее сразу вернулся к работе, получив назначение на должность первого заместителя министра авиационной промышленности. Проработал на ней недолго, вскоре перейдя в Государственный комитет Совета Министров СССР по внешним экономическим связям на должность заместителя председателя. Занимался вопросами сотрудничества стран СЭВ в области оборонной промышленности. Подорванное в заключении здоровье заставило его в 1959 году уйти на пенсию.

«Ошибки» наркома

Не избежал послевоенной расправы (хотя и не столь свирепой) и еще один руководитель отрасли — Иван Владимирович Ковалев. До войны он был заместителем начальника Южно-Уральской железной дороги, а затем начальником Западной железной дороги. Потом последовательно занимал должности начальника Военного отдела НКПС, начальника Управления дорог Северо-Западного направления НКПС.

«И вот в самом начале 1939 года мне вдруг предложили перейти на работу в Наркомат путей сообщения СССР, — вспоминал Ковалев. — Я попросил оставить меня в прежней должности, поскольку только-только вошел в курс дел такого сложного и интересного хозяйственного организма, как Западная железная дорога. Нарком путей сообщения Каганович вроде бы внял моим доводам. Однако в апреле того же года он позвонил из Москвы и спросил, кто мог бы меня заменить, если мне придется отлучиться на некоторое время. Я назвал моего заместителя Виктора Антоновича Гарныка.

— Я его знаю, — сказал Каганович. — Он был начальником депо в Туле. Толковый товарищ. Приезжайте вместе в Москву.

Мы прибыли, и нарком без лишних слов вручил каждому из нас копии решения Политбюро ЦК ВКП(б) о наших новых назначениях. Меня назначили членом Коллегии и начальником Военного отдела НКПС, а Гарныка — начальником Западной железной дороги».

На Военный отдел наркомата возлагалась подготовка железнодорожного транспорта к возможной войне. Отдел работал в тесном контакте с сотрудниками Генерального штаба — начальником Управления военных сообщений генералом Трубецким, толковым специалистом из старых военных, и начальником Оперативного отдела полковником Василевским. Последний, будущий маршал Советского Союза, отвечал в Генштабе за разработку Западного театра военных действий и за развертывание войск на этом театре. Работать с ним, вспоминал Ковалев, было легко, «человек он был скромный, интеллигентный, даже несколько застенчивый; обладал большим багажом знаний, но не давил ими на собеседника».

В мае 1941 года постановлением СНК СССР Ковалев был назначен заместителем наркома госконтроля СССР по железнодорожному транспорту. С началом войны был переведен в РККА и в июле 1941-го стал начальником Управления военных сообщений Красной Армии. С 1943 года он становится первым заместителем начальника, а в 1944-м — начальником Центрального управления военных сообщений.

Сослуживцы Ковалева отмечали впоследствии его непреклонность во всем, что касается дела. Когда в 1942 году, в тяжелые месяцы отступления, в Государственном Комитете Обороны стали раздумывать о расформировании железнодорожных войск и переводе их в стрелковые части, Ковалев назвал эту идею недальновидной. Если через какое-то время, сказал он, советские войска перейдут в наступление, то некому будет восстанавливать железные дороги, а без них наступательные операции невозможны. К его мнению прислушались.

20 декабря 1944 года Ковалев сменил Кагановича на посту наркома путей сообщения СССР.

«На этот раз, — вспоминал Ковалев, — Сталин не спрашивал, хочу ли я того или не хочу. Вызвал и сказал примерно следующее:

— Пойдете в наркомат. Войну кончаем, а дела на транспорте у Кагановича снова плохие. Надо восстановить и поднять транспорт, чтобы на его основе поднять народное хозяйство».

Новый глава НКПС получал сводки по итогам дня, включая сведения о задержках тех или иных транспортов, причинах задержек, принятых мерах, и ежесуточно (обычно это происходило около двух часов ночи) докладывал Сталину о продвижении воинских эшелонов и о состоянии железнодорожной сети. Причем докладывал только по памяти, она, говорят, у него была феноменальная.

А потом пришла Победа. После нее Ковалев еще некоторое время, как бы по инерции, оставался главным советским железнодорожником. Но срок действия «охранной грамоты», выданной ему военным временем, уже истек. В апреле 1948 года Ковалев был обвинен в «ошибках при расходовании государственных средств, а также в деле подбора кадров», освобожден с поста наркома и направлен в Китай в качестве уполномоченного Совета Министров СССР и советника по проблемам транспорта при правительстве Народного Китая.

Охранная грамота наркома

Бывали случаи, когда во время войны нарком попадал под каток репрессивной машины, но проходил месяц-другой, и арестованный выходил на свободу — настолько он был нужен. Так произошло, например, с главой наркомата вооружения СССР Борисом Львовичем Ванниковым, которого спас случай. На каком-то совещании Сталину потребовалась оперативная информация по боеприпасам. Он тут же вызвал своего секретаря Поскребышева, приказал соединить по телефону с Ванниковым, который как нарком вооружения мог бы что-то прояснить, но… тот куда-то запропастился. Прошло минут десять. Небывалая вещь: звонит Сталин, а нарком не на связи. Наконец, Поскребышев доложил: «Ванников на проводе». Сталин стал говорить с Ванниковым. Рассматривал таблицу выпуска боеприпасов, что-то спрашивал, что-то просил уточнить. Присутствующие в кабинете члены ГКО видели, что ответы наркома не удовлетворяли Сталина. Он сказал:

— Товарищ Ванников, возьмите таблицу.

— Таблицы у меня нет, — ответил Ванников. — Я, товарищ Сталин, нахожусь на Лубянке.

— Что вы там делаете?

— Сижу во внутренней тюрьме.

— Вам нечего там делать. Сейчас же поезжайте в наркомат…

Война давала им отсрочку от ГУЛАГа. Нефть, уголь, металл, танки, самолеты, электроэнергия воюющей стране нужны были больше, чем сфабрикованные дела против руководителей отраслей, работающих на нужды фронта. Сталин понимал, что руководить нефтепромом — не то же самое, что командовать Главным управлением кинематографии. Это не комедию «Волга-Волга» разрешать к прокату, а давать стране нефть. Бесценный производственный опыт служил отраслевым наркомам в военные годы охранной грамотой. Ни Л.П. Берия, ни сменивший его В.Н. Меркулов, ни наследник Меркулова В.С. Абакумов не решались замахнуться на «отраслевиков». Сталин бы этого не одобрил. «Других нефтяников (металлургов, танкостроителей) у меня для вас нет».

Незаменимые есть. Жаль, что порой это очевидно только во время войны…

Подробности

Юридические дисциплины

15 Май 2016

Просмотров: 17286

ВОЕННАЯ МЫСЛЬ №09/2003, стр. 66-74

Стратегическое руководство Советскими Вооруженными Силами в годы войны: уроки истории

Генерал-лейтенант в отставке

Е.И. МАЛАШЕНКО

МАЛАШЕНКО Евгений Иванович родился в 1924 году. С 1941 года — в Вооруженных Силах СССР. Во время Великой Отечественной войны — в действующей армии: командир взвода, разведывательной роты, начальник разведки морской стрелковой бригады, стрелковой и воздушно-десантной дивизий. После войны окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе и Военную академию Генерального штаба. Служил на должностях заместителя начальника штаба корпуса, армии и округа. Возглавлял оперативную группу штаба Особого корпуса в Будапеште в 1956 году и штаб Главного военного советника в Египте после шестидневной арабо-израильской войны 1967 года. В последующем занимал должности начальника штаба Прикарпатского военного округа, заместителя начальника штаба Объединенных вооруженных сил государств — участников Варшавского Договора, работал в центральном аппарате Министерства обороны, являлся консультантом Центра оперативно-стратегических исследовании 1енерально-го штаба Вооруженных Сил СССР.

В годы Великой Отечественной войны руководство вооруженной борьбой осуществляла Ставка Верховного Главнокомандования (СВГК). Решения Ставки ВГК доводились до войск (сил) через Генеральный штаб, командующих видами Вооруженных Сил и родами войск, главкоматы стратегических направлений и представителей Ставки при фронтах. На характер ее работы существенное влияние оказывала личность И. В. Сталина, его характер и неограниченная власть в стране.

В предвоенные годы считалось, что руководство Красной Армией в военное время будет осуществлять Главный военный совет, поэтому заблаговременно не были созданы высшие органы стратегического руководства Вооруженными Силами — Ставка и главкоматы направлений.

Сложность управления войсками и силами в начале войны усугублялась крайне неблагоприятной оперативно-стратегической обстановкой. Несмотря на поступавшие разведданные о подготовке нападения фашистской Германии, наша армия и флот не были приведены в боевую готовность, что поставило страну в тяжелое положение. В первый день войны в соответствии с довоенными планами без учета сложившейся обстановки директивой наркома обороны № 3 войскам фронтов ставилась задача концентрическими, сосредоточенными ударами окружить и уничтожить сувалкскую и львовскую группировки противника и к исходу 24 июня овладеть районами Сувалки и Люблин.

Задача была нереальной. Пяти мехкорпусам, которые должны были нанести контрудар, предстояло совершить выдвижение на сотни километров, разгромить сильные группировки противника и на вторые сутки овладеть районами, находящимися на удалении 100-150 км. Войска не смогли выполнить поставленной задачи, понесли большие потери, особенно механизированные корпуса.

22 июня 1941 года все руководство Генштаба: генерал армии Г.К. Жуков и его заместители — генерал-лейтенанты Н.Ф. Ватутин, В.Д. Соколовский и Г.К. Маландин — были направлены для оказания помощи фронтам, что затруднило работу Генерального штаба.

23 июня 1941 года создается Ставка Главного Командования, в состав которой вошли: нарком обороны С.К. Тимошенко (председатель), члены Политбюро К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, И.В. Сталин, начальник Генштаба Г.К. Жуков, заместитель наркома обороны С.М. Буденный, нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов. 10 июля 1941 года она была преобразована в Ставку Верховного Командования, в ее состав ввели начальника Генштаба Б.М. Шапошникова, а председателем стал И.В. Сталин. 8 августа 1941 года И.В. Сталин становится Верховным Главнокомандующим, а Ставка переименовывается в Ставку Верховного Главнокомандования.

Управлять войсками на огромном фронте от Баренцева до Черного моря было крайне трудно, поэтому для приближения стратегического руководства к фронтам 10 июля 1941 года Ставка создала главные командования Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений, их возглавили маршалы К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко и С.М. Буденный. Однако повысить оперативность руководства им так и не удалось. Главкомы не располагали резервами для активного влияния на боевые действия, не имели опыта управления крупными группировками войск, не было у них и подготовленных работоспособных штабов, а также необходимых средств связи. Кроме того, они не были наделены соответствующими полномочиями.

Постоянное вмешательство Сталина в деятельность Генштаба, главкомов направлений и командующих фронтами, переоценка им своих сил и знаний в руководстве войсками, пренебрежение судьбами и жизнью людей нередко приводили к тяжелым последствиям. Так, при угрозе окружения войск Юго-Западного фронта в начале сентября 1941 года (несмотря на мнение Генштаба и просьбы главкома направления и командования фронта) он не разрешил отвести войска на восточный берег Днепра и оставить Киев, что привело к окружению и поражению наших войск на Украине. В результате Красная Армия лишилась самого сильного — Юго-Западного фронта, безвозвратные потери составили 627 тысяч человек. Погибли командующий фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос, начальник штаба генерал-майор В.И. Тупиков, член военного совета МЛ. Бурмистенко и другие.

В ряде случаев Ставка руководила фронтами, минуя созданное ею промежуточное звено стратегического управления — главкоматы направлений: задачи ставились непосредственно командующим фронтами, и командованию других фронтов требовалось согласовывать со Ставкой все принимаемые решения, что во многом усложняло управление.

В последующем (в 1942 году) в связи со значительными изменениями условий вооруженной борьбы главные командования войск направлений были упразднены, так и не сыграв отведенной им роли.

Позднее для управления войсками на Дальнем Востоке при ведении войны с Японией с учетом большого удаления Дальневосточного театра, его огромной территории, а также необходимости использования сил Тихоокеанского флота в интересах фронтов в 1945 году был создан Главкомат войск Дальнего Востока. Его возглавил маршал AM. Василевский. Ему подчинялись Забайкальский, 1 -и и 2-й Дальневосточные фронты и Тихоокеанский флот. Наличие такого органа управления позволяло оперативно руководить фронтами и флотом, быстро реагировать на изменения обстановки, незамедлительно оказывать фронтам необходимую помощь.

В ходе войны Ставка нередко необоснованно создавала и упраздняла фронты. Так, Центральный фронт был создан в июле 1941 года, а в августе упразднен, его армии включены в состав Брянского фронта, расформированного 10 ноября и вновь образованного 24 декабря. Сталинградский фронт 5 августа 1942 года разделили на Сталинградский и Юго-Восточный, а через неделю, 13 августа, Ставка приняла решение о подчинении Сталинградского фронта командующему Юго-Восточным фронтом. В июне 1942 года Воронежский фронт был расформирован, а 8 июля восстановлен, причем с запозданием (противник уже подошел к Воронежу).

Усложняла руководство войсками и частая замена командующих фронтами. В годы Великой Отечественной войны фронтами командовали 43 генерала, при этом многие из них, особенно в начальный период, возглавляли фронты очень короткие сроки (от пяти до пятидесяти дней). В их числе К.Е. Ворошилов (пять дней), Д.Г. Павлов, С.И. Богданов, В.Н. Гордов, М.Г. Ефремов, Ф.И Кузнецов, И.И. Федюнинский, Н.Е. Чибисов, Д.И. Рябышев, П.П. Собенников (от десяти до пятидесяти дней). Конечно, это негативно отражалось на управлении войсками.

В начале войны Ставка и Генштаб допускали серьезные оперативно-стратегические просчеты. После неудачного приграничного сражения Ставка ВГК не смогла осуществить ранее намечавшийся замысел — занять рубеж Осташков, Дорогобуж, река Днепр и сдержать наступление немецко-фашистских войск, рвавшихся к Москве. Однако в декабре 1941 года Красной Армии удалось остановить противника под Москвой, в ходе оборонительной операции обескровить его ударные группировки, а затем перейти в контрнаступление, нанести ему тяжелое поражение и сорвать гитлеровский план молниеносной войны. Удержанием Ленинграда, Москвы и Донбасса Красная Армия сохранила шансы на победу. Перелом в войне был достигнут в результате возросшего сопротивления и самоотверженности наших солдат и офицеров.

Созданный в стране государственный и политический строй позволил мобилизовать все людские и экономические ресурсы страны. Несмотря на огромные потери в начальный период войны, их удалось восполнить, а в последующем постоянно наращивать силы. Необходимо отметить, что сосредоточие в руках Сталина всей полноты государственной и политической власти, его твердая воля, неукротимая энергия и решительность способствовали мобилизации и использованию всех ресурсов страны для разгрома врага.

Однако Ставка и Генштаб не всегда правильно оценивали оперативно-стратегическую обстановку, порой завышали потери немецкой армии. Так, по данным Генштаба, в 1941 году безвозвратные потери противника составили более 1 млн солдат и офицеров, а по данным Германии, за пять месяцев 1941 года немцы потеряли убитыми около 230 тыс. человек, пропавшими без вести — 14 тыс. человек1. Верховное Главнокомандование в 1942 году из-за переоценки возможностей своих войск и недооценки сил противника поставило перед Красной Армией нереальную задачу — «добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли»2.

Многим фронтам в этот период определялись задачи на проведение наступательных операций, хотя сил и средств для этого было недостаточно. Кроме того, Ставка ошибочно полагала, что в 1942 году немецкая армия будет по-прежнему стремиться нанести главный удар по Москве, а не на юге страны. Эти стратегические просчеты способствовали продвижению противника к Волге и Кавказу.

Вместе с тем, несмотря на серьезное поражение в начальный период, Ставка и Генштаб смогли подготовить и сосредоточить крупные резервы и организовать проведение осенью 1942 года выдающейся Сталинградской операции. В ходе ее была окружена и уничтожена крупная группировка немецко-фашистских войск, Красная Армия вырвала стратегическую инициативу из рук противника.

Решения Ставки ВГК в 1943 году о преднамеренном переходе войск фронтов к обороне под Курском обеспечили разгром наступающих ударных группировок противника и успешное проведение контрнаступления нашими войсками.

Важнейшие итоги деятельности Ставки и Генштаба по стратегическому руководству Советскими Вооруженными Силами в годы Великой Отечественной войны заключались в разгроме немецко-фашистских войск и достижении Великой Победы.

Методы стратегического руководства были разнообразны. Начиная с 1942 года при проведении крупных наступательных операций силами нескольких фронтов Ставка для координации их действий и оказания помощи фронтам посылала своих представителей. В этой роли наиболее часто выступали Г.К. Жуков, А.М. Василевский, С.К. Тимошенко и Н.Н. Воронов.

Представители Ставки проделывали большую работу при подготовке и ведении операции: принимали активное участие в период разработки замыслов и планов, оказывали помощь командующим фронтами и армиями в подготовке войск, организации боевых действий, взаимодействия наступающих группировок фронтов с соединениями видов Вооруженных Сил, родов войск и своевременном обеспечении операции. С помощью своих представителей Ставка оказывала влияние на подготовку и проведение всех крупных и важных операций, осуществляла контроль за выполнением намеченных планов и задач, определяемых Верховным Главнокомандованием.

По характеру своей деятельности представители Ставки выступали как промежуточное звено стратегического управления между Ставкой и фронтом. Многое в их работе зависело от личной подготовки, умения организовать выполнение поставленных задач.

Представитель Ставки при Крымском фронте армейский комиссар 1 ранга Л.З.Мехлис весной 1942 года не справился с возложенными на него обязанностями. Он очень часто вмешивался в деятельность командования фронта, проводил бесплодные заседания военного совета и писал доносы на командующего фронтом генерала Д.Т. Козлова. Безответственная бумажно-бюрократическая деятельность Мехлиса и Козлова явилась одной из причин поражения войск в мае 1942 года. Крымский фронт, обладая значительным превосходством в силах и средствах, за 12 дней наступления немецко-фашистских войск потерял 176 566 человек, 347 танков, 3476 орудий и минометов, 400 самолетов. Командование немецкой армии заявляло, что они взяли в плен около 170 тыс. человек, сами же потеряли всего 7588 человек3. Ставка сняла Мехлиса и Козлова с занимаемых постов и понизила их в воинских званиях.

Представители Ставки при проведении операции группой фронтов, для участия в которой привлекались авиация дальнего действия, войска ПВО страны и силы флотов, осуществляли координацию их действий, направляя усилия на выполнение поставленных им задач. Так, 27 июля 1944 года директивой Ставки Г. К. Жукову было поручено координировать действия 1 -го и 2-го Белорусских фронтов, а А. М. Василевскому — 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов.

В последний год войны, когда протяженность советско-германского фронта сократилась, число фронтов уменьшилось, а их стратегическое значение особенно при действиях на главных направлениях возросло, Ставка взяла на себя руководство большей частью фронтов, возложив командование фронтами на решающих направлениях на наиболее подготовленных военачальников — Г.К. Жукова, A.M. Василевского, К. К. Рокоссовского и И.С. Конева.

Нужны ли были представители Ставки при фронтах? Подобного института не существовало ни в одной армии мира. Корни этого явления кроются в стиле советского государственного и партийного руководства. В годы Гражданской войны, когда на фронте складывалось тяжелое положение, В.И. Ленин посылал туда особоуполномоченных партии и Советского правительства. Делалось это из-за недоверия к старым военным специалистам. За всю Великую Отечественную войну И.В. Сталин только один раз выезжал на фронт в августе 1943 года, встречался с командующими Западным и Брянским фронтами В.Д. Соколовским и А.И. Еременко. Поездка заняла двое суток. Вместе с тем он хотел знать о всех событиях, происходящих на фронтах, и оказывать на них влияние. Представители Ставки должны были обеспечивать получение объективной информации об оперативной обстановке. Верховный Главнокомандующий требовал своевременного представления докладов, что считалось одной из главных функций представителей Ставки. В августе 1943 года за задержку на несколько часов доклада с фронта он даже грозился снять с должности начальника Генерального штаба А.М. Василевского. В этом состояла одна из особенностей сталинских методов руководства Вооруженными Силами.

Командующие фронтами высказывали различные мнения о роли представителей Ставки ВГК. Бывший командующий войсками 1-го Прибалтийского фронта И.Х. Баграмян считал, что «представители Ставки ВГК в целом сыграли важную роль в организации военных действий на фронтах Великой Отечественной войны, в повышении устойчивости, оперативности и эффективности руководства Вооруженными Силами, в рациональном использовании сил и средств в проводимых операциях. С их помощью ВГК могло с минимальными управленческими затратами успешно решать основные задачи подготовки и ведения стратегических операций, осуществлять координацию действий крупных группировок войск, поддерживать тесное и непрерывное взаимодействие между ними, видами Вооруженных Сил и родами войск. По своей сути представители Ставки ВГК со своим небольшим аппаратом являлись временными органами оперативно-стратегического руководства, создаваемыми на период подготовки и проведения важнейших операций на соответствующих стратегических направлениях. По характеру они выступали как промежуточные инстанции между Ставкой и фронтами»4.

Командующий войсками Центрального фронта К. К. Рокоссовский в апреле 1943 года высказывал иное мнение по вопросам управления войсками и о роли представителей Ставки ВГК. Он, в частности, писал в Ставку: «Непонятное положение сложилось и в управлении войсками, когда начальник Генерального штаба, вместо того чтобы находиться в Центре, где сосредоточено все управление Вооруженными Силами, убывает на длительное время на один из участков фронта и тем самым выключается из управления. Заместитель Верховного Главнокомандующего тоже убывает на какой-то участок, и часто получалось так, что в самые напряженные моменты на фронте, в Москве оставался один Верховный Главнокомандующий… Я считаю, — продолжал Константин Константинович, обращаясь к Маленкову и Антонову, — что управление фронтами должно осуществляться из Центра Ставкой и Генеральным штабом. Они же координируют действия фронтов, для чего и существует Генеральный штаб. Ведь первые месяцы войны показали всю нежизненность созданных в спешке направлений, объединявших управление несколькими фронтами. Однако Ставка опять начала применять то же, но под другим названием — представитель Ставки по координированию действий двух фронтов. Такой представитель, находясь при командующем фронтом, подменяет его, не неся какой-либо ответственности за исход боевых действий»5.

Рокоссовский также отмечал и снижение степени ответственности командующих, когда рядом находился представитель Ставки, связывающий его по рукам и ногам6.

К. К. Рокоссовский имел все основания высказать такое мнение о представителях Ставки. В Сталинградской операции при Донском фронте, войсками которого он командовал, почти два месяца представителем Ставки был начальник артиллерии Красной Армии Н.Н. Воронов, оказывающий помощь по вопросам использования артиллерии и обеспечения ее боеприпасами.

После войны командующие фронтами И.С. Конев и АИ. Еременко заявляли, что представители Ставки были не нужны, являлись излишним промежуточным звеном руководства войсками, особенно при проведении фронтовых операций. Их постоянное присутствие на пунктах управления, в соединениях и частях нередко сковывало и затрудняло работу командующих и штабов фронтов, отвлекало их от выполнения своих обязанностей.

На наш взгляд, появление института представителей Ставки при фронтах было порождено Сталиным, соответствовало его методам руководства и созданному режиму в стране. Если бы Верховным Главнокомандующим был, например, маршал Г.К. Жуков, они бы не потребовались. Но тогда другой была бы страна и иными условия.

Вся деятельность Ставки и Генштаба во многом определялась Сталиным и зависела от его характера и методов руководства. При выработке того или иного решения или рассмотрении важных вопросов вооруженной борьбы он вызывал ответственных лиц, имеющих непосредственное отношение к ним и нередко при участии некоторых членов Политбюро и Государственного Комитета Обороны принимал необходимые решения, которые сразу же оформлялись в виде директив, приказов или распоряжений Ставки.

В полном составе Ставка не собиралась. Членство в ней было символическим. А.М. Василевский, будучи начальником Генштаба около трех лет, членом СВГК не состоял*.

После Сталинградской битвы Сталин стал больше прислушиваться к мнению Генштаба. При планировании операций запрашивались соображения представителей Ставки, командующие фронтами вызывались в Москву для доклада разработанных ими планов. Вместе с тем Верховный Главнокомандующий нередко не соглашался со сроками проведения операций, иногда их завершение пытался приурочить к определенным датам — 23 февраля, 1 мая, 7 ноября.

Генерал армии М.А. Гареев пишет: «Главная беда Сталина, как и других политических деятелей (как, например, К.Е. Ворошилова, Д.Ф. Устинова), в разное время самонадеянно бравшихся за решение военных вопросов, состояла в том, что они, не зная войск, не имели опыта управления ими, совершенно не представляли себе, как в действительности могут развиваться события после принятия политических решений, и отсюда — военная некомпетентность решений, постановка войскам нереальных задач»7.

Свидетельством этого является, например, разговор командующего войсками 2-го Украинского фронта маршала Р.Я. Малиновского со Сталиным по телефону ВЧ в конце октября 1944 года. Малиновский просил перенести начало наступления на Будапешт на пять дней позже, чтобы успеть подготовить операцию и дождаться прибытия 4-го мехкорпуса, предназначенного для усиления 46-й армии. При этом он заверял: «Если вы дадите мне пять дней сейчас, то в последующие дни, максимум пять дней, Будапешт будет взят». Но Иосиф Виссарионович ответил: «Я вам категорически приказываю завтра же перейти в наступление на Будапешт»8. Неподготовленная операция успеха не имела, боевые действия за Будапешт затянулись до февраля 1945 года.

В последний год войны, несмотря на выгодную стратегическую обстановку на фронтах, в соответствии с указаниями И. В. Сталина Ставка требовала быстрейшего разгрома отсеченных группировок немецко-фашистских войск в Крыму, Прибалтике и Восточной Пруссии, обосновывая это необходимостью создания благоприятных условий для развития наступления соседними фронтами и достижения определенных военно-политических целей.

Войска шести фронтов обшей численностью 3,5 млн человек были вынуждены выталкивать противника, прорывать подготовленную оборону, сильно укрепленные рубежи, штурмовать крепости, вести ожесточенные бои, нести значительные потери. Только в Восточно-Прусской операции потери составили 584 тыс. человек, при этом безвозвратные — более 126 тыс. солдат и офицеров.

Крупные группировки противника можно было надежно блокировать и уничтожать в основном огнем артиллерии и ударами авиации, а переброску его войск морем воспрещать массированными ударами ВВС и сил флота.

Генеральный штаб являлся основным рабочим органом Ставки, он осуществлял всю работу по стратегическому руководству Вооруженными Силами, одновременно был главным органом оперативно-стратегического управления войсками. По существу, Генштаб выполнял многие функции Ставки ВГК. Он организовывал и проводил сбор и анализ данных обстановки, готовил доклады и предложения Верховному Главнокомандующему, руководил фронтами, разрабатывал планы важнейших операций, определял основные задачи ВВС и ВМФ, координировал их действия, организовывал обеспечение действующей армии людскими и материальными ресурсами, планировал воинские перевозки, ежедневно докладывал об обстановке Верховному Главнокомандующему.

Как уже отмечалось, Генеральный штаб в годы войны продолжительное время работал без начальника. AM. Василевский почти постоянно находился на фронте как представитель Ставки (бывал в Москве по вызову Верховного Главнокомандующего всего несколько дней в месяц). Он, конечно, поддерживал непрерывную связь с Генштабом, но повседневного руководства его работой осуществлять не мог. Практически Генштабом руководил его первый заместитель А. И. Антонов. При организации управления войсками Генеральный штаб нередко оказывался в сложном положении: вносимые им предложения требовали согласования с начальником Генштаба, утверждения или одобрения Сталина, что усложняло работу ГШ и снижало ее эффективность.

В годы войны в руководстве Вооруженными Силами принимали участие командующие видами ВС и родами войск, другие военачальники. Наркомат ВМФ осуществлял общее руководство боевыми действиями флотов, оказывал помощь командующим фронтами и флотами в использовании сил, организации взаимодействия морских и сухопутных сил, особенно при проведении десантных операций, а также обеспечивал боевую деятельность ВМФ.

Командующий Военно-воздушными силами осуществлял руководство ВВС, организовывал воздушные операции и совместные действия воздушных армий при проведении операций групп фронтов, проводил усиление авиационных группировок за счет маневра воздушных армий и переброски новых авиационных соединений и частей, а также ведал вопросами базирования и материально-технического обеспечения авиационных объединений и соединений.

Командующие (начальники) артиллерией, ПВО, БТВ и инженерными войсками вносили предложения в Ставку и Генштаб по использованию соответствующего рода войск, усилению фронтов, осуществляли подготовку новых соединений и частей, решали другие вопросы.

Наркомат обороны в мирное время занимался военно-политическими, оперативными и административными вопросами, а в годы войны главным образом обеспечением Вооруженных Сил людскими ресурсами и материально-техническими средствами.

Совмещение Сталиным должностей Верховного Главнокомандующего и наркома обороны не требовало никаких предварительных согласований вносимых предложений, что повышало оперативность руководства. Решения, касающиеся оперативно-стратегического применения ВС, оформлялись директивами и распоряжениями Ставки, а административные вопросы — приказами наркома обороны. Генштаб работал под непосредственным руководством Верховного Главнокомандующего.

В настоящее время Министерство обороны РФ является федеральным органом исполнительной власти, проводящим государственную политику и осуществляющим государственное управление по вопросам обороны. Одной из основных задач его является обеспечение финансовыми средствами и другими ресурсами Вооруженных Сил. На министра обороны возложено значительное количество административно-политических функций. Более четкое разграничение обязанностей министра обороны и начальника Генштаба позволит, на наш взгляд, оперативно осуществлять руководство Вооруженными Силами в мирное и военное время.

Сейчас в России уже в мирное время имеется Верховный Главнокомандующий. По нашему мнению, Генеральный штаб должен работать под его руководством, заниматься главным образом подготовкой Вооруженных Сил и планированием их применения при отражении агрессии. Являясь оперативно-стратегическим органом Ставки, он должен выполнять свои задачи в управленческой структуре, близкой к той, в которой ему придется функционировать в военное время. Это позволит начальнику Генерального штаба приобрести необходимые навыки работы с Верховным Главнокомандующим. Он будет докладывать непосредственно ему свои предложения, что обеспечит более оперативное принятие решений и эффективное руководство Вооруженными Силами, не потребуется ежедневно согласовывать вопросы применения ВС с министром обороны.

В годы войны руководство всеми войсками и силами, принимавшими участие в операции, было централизованным. Управление ими при ведении военных (боевых) действий осуществляли командующие (командиры) и их штабы. Различные оперативные группы для этого создавались крайне редко. Данное положение и ныне не потеряло своего значения, его забвение, как свидетельствует боевой опыт последних лет, приводит к неудачам и излишним потерям войск (сил).

Так, при вводе советских войск в Афганистан и ведении боевых действий 40-й армией система управления была нечеткой. Армия оставалась в подчинении командующего войсками Туркестанского военного округа, а фактически руководство ею осуществляла оперативная группа Министерства обороны СССР, некоторое время — даже главный военный советник ВС Афганистана, затем главком войск Южного направления. Командование округа занималось в основном всесторонним обеспечением армии, решая вопросы ее укомплектования личным составом и снабжения материально-техническими средствами.

Министр обороны Д.Ф. Устинов в Афганистан не выезжал. Только благодаря тому, что оперативную группу Минобороны возглавляли опытные военачальники, такие как С.Л. Соколов и В.И. Варенников, удавалось оперативно решать многие возникавшие проблемы, избегать излишних потерь.

При ведении боевых действий в Чечне, особенно в 1994-1996 годах, система управления соединениями и частями Российской армии имела много недостатков, была нечеткой и крайне сложной. Руководство войсками возлагалось на командование СКВО, МВД (внутренних войск МВД), Минобороны, ФСБ, а также на создаваемые командования группировок войск (сил). Отсутствие централизованного управления приводило к неподготовленным и несогласованным действиям войск, неоправданным потерям.

Сейчас при организации стратегического руководства Вооруженными Силами следует исходить прежде всего из оценки международной обстановки и степени угроз безопасности России.

Опыт Великой Отечественной войны показал, что система стратегического руководства, ее высшие оперативные органы — Ставка Верховного Главнокомандования, командования стратегических направлений — должны быть созданы заблаговременно и подготовлены к выполнению возложенных на них задач еще в мирное время, тогда с началом военных действий они будут способны обеспечить управление войсками (силами).

Переход на трехвидовую структуру ВС не означает, что ВВС и войска ПВО в своей сфере будут действовать самостоятельно, а управление ими осуществляться централизованно из Москвы. Это теперь немыслимо.

В настоящее время все военные округа являются приграничными. Военно-административное деление страны в основном совпадает с военно-стратегическими направлениями. Управления военных округов должны быть органами оперативно-стратегического руководства на этих направлениях, которым подчинены на военное время все войска, в том числе ПВО, ВВС, а также части и соединения других силовых структур, расположенные на территории округа. Целесообразно также создать объединенную систему тылового обеспечения всех этих структур на стратегических направлениях и соответствующие органы управления.

Для ведения крупномасштабных военных действий необходимо иметь различные резервы. Их подготовку можно было бы возложить на главкома Сухопутными войсками и командующих военными округами военного времени. Именно в последних проводится основная мобилизационная работа, мероприятия по материально-техническому обеспечению и подготовке соединений и частей.

На наш взгляд, на главнокомандующего Сухопутными войсками (не принимающего участия в боевом управлении) и командующих войсками военных округов (оперативных командований) должна быть возложена ответственность за противовоздушную оборону страны (округа), а также территориальную оборону. Войска ПВО следует передать из ВВС в состав главкомата Сухопутных войск. По нашему мнению, основным средством борьбы с авиацией противника будут зенитные ракетные войска, а войсковая ПВО располагает значительным количеством ЗРК. Командующие войсками военных округов (фронтов) организуют ПВО войск и объектов. В случае агрессии они должны руководить отражением нападения противника, ударов его авиации и управлять всеми войсками на данном направлении.

Оперативно-стратегические учения на направлениях должны проводиться систематически, а не по шестигодичному циклу. На них надо отрабатывать вопросы боевой готовности, оперативного использования войск, а также взаимодействия с воинскими формированиями других министерств и ведомств России.

Штабы военных округов и оперативных объединений (армий) должны быть стержнем всей системы управления.

Соединения и части постоянной готовности должны незамедлительно реагировать на возникающие угрозы в чрезвычайных ситуациях. Отработка их действий должна осуществляться на учениях.

Нельзя согласиться с бытующим мнением, что успехи войск не связаны с единоличным решением командиров, а также с тем, что только командиры рот принимают решения единолично, а выше решения вырабатываются коллегиально. Конечно, в этом процессе участвуют заместители командира (командующего), а также начальники служб, родов войск, специальных войск, используются автоматизированные системы управления. Однако и в этом случае командир (командующий) принимает решение лично и несет за него персональную ответственность.

В заключение необходимо отметить, что не все методы стратегического руководства прошлой войны будут пригодны в операциях XXI века. Для эффективного управления войсками и силами уже сейчас необходимы современная система управления, имеющая в своей основе автоматизированные командные пункты, космические средства разведки, функционирующие в реальном масштабе времени, разветвленные сети связи и надежно работающая радионавигационная система. Использование таких средств управления в свою очередь потребует от общевойсковых командиров и штабов более высокого уровня профессионализма.

1 Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии. 1933-1945 годы. Кн. 3. М.: Воениздат, 1976. С. 17.

2 Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. 5-е издание. М.: Изд-во политической литературы, 1952. С. 39.

3 Великая Отечественная война 1941 — 1945. Книга первая «Суровые испытания». М.: Изд-во «Библиотека», «Мосгорархив», 1995. С. 259.

4 Баграмян И., Выродов И. Роль представителей ставки ВГК в годы войны. Органи-зация и методы их работы // Военно-исторический журнал. 1980. № 8. С. 25-33.

5 Цит. по: Сульянов А.К. Маршал Жуков. Минск: Харвест, 2002. С. 398-399.

6 Там же.

* Только 17 февраля 1945 года постановлением ГКО в состав Ставки ВГК были введены A.M. Василевский, А.И. Антонов и Н.А. Булганин.

7 Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны. М., 1995. С. 280.

8 Горбунов М. Маршал Малиновский//Советская Россия. 1985. 12апр.; Гареев М.А. Маршал Малиновский // Красная звезда. 2000. 18 апр.

---

И.В.Сталин стал Наркомом обороны

Приложение Елена Прудникова. Почему особые отделы были переданы в Наркомат Обороны?

Приложение

Елена Прудникова. Почему особые отделы были переданы в Наркомат Обороны?

Сталинские методы управления просты только с первого взгляда. На самом деле разобраться в них – та еще задачка. Хотя бы потому, что, в отличие от традиционного государственного управления, которое строится веками, это было во многом экспериментальное, опытным путем создаваемое управление совершенно новым государственным образованием. Короче говоря, экстренная организация изначального хаоса. Задача осложнялась тем, что надо было сыграть без репетиций. И еще раз – тем, что надо было запутать врага, не дать ему догадаться, как на самом деле советское правительство собирается решать ту или иную проблему.

Поэтому иной раз советская организационная мысль выдавала самые неожиданные виражи. Появление декоративных структур (вроде приснопамятного комитета по эвакуации) – еще не самый головокружительный из них. Так, например, изучая подготовку к войне, я обнаружила некий выброшенный Политбюро протуберанец с ничего не говорящим названием: «военно-промышленная комиссия» (не путать с «военно-промышленным комитетом» – это другая контора). Кто-нибудь о ней слышал? Вот и я тоже… По рассмотрении же вопроса оказалось, что оная комиссия ведала всей мобилизацией промышленности, то есть переводом ее на военные рельсы. Фактически это был второй Госплан, существование которого так засекретили, что до сих пор расколдовать не могут.

Но бывали решения настолько странные, что им до сих пор присвоен ярлык «ошибочных». Вот ведь любой нормальный человек отлично понимает, что так делать нельзя, – а упрямый и глупый вождь все равно делает. И никто ему не указ, даже Политбюро, вопросы в котором решались голосованием. К числу таких «ошибочных» решений до сих пор относят странную реорганизацию, которая настигла НКВД незадолго до войны. Потому что – ни на первый, ни на любой другой взгляд – смысла в ней не просматривается.

Итак, 3 февраля 1941 г. НКВД внезапно разделяют на три части. На его основе появляются целых два наркомата: собственно НКВД и НКГБ, а особые отделы (военную контрразведку) и вовсе передают в наркомат обороны.

Мотивировка этой реорганизации, конечно, вполне правдоподобная: «…в связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой Народным комиссариатом внутренних дел СССР…». Этому можно бы даже поверить, если не знать некоторых моментов.

а) Наркомом госбезопасности становится вечный первый заместитель Берии Всеволод Меркулов, «второе я» наркома, то есть разделения, можно сказать, как бы и нет.

б) При таком раздвоении должно произойти резкое увеличение штата – хотя бы за счет собственных структур новой конторы. Однако этого не случилось. Всеми делами НКГБ ведал всего-навсего административно-хозяйственно-финансовый отдел (при том, что в НКВД существовали административно-хозяйственное управление и центральный планово-финансовый отдел).

в) Через месяц после начала войны, 20 июля 1941 г., НКВД и НКГБ снова, мгновенно и безболезненно, объединены в один наркомат.

г) Намечено это объединение было еще раньше, поскольку Особые отделы, 8 февраля переданные из новообразованного НКГБ в наркомат обороны, были возвращены 17 июля уже в состав НКВД. А еще раньше, 26 июня, были образованы органы охраны тыла – в основном с чекистскими функциями, однако также в составе НКВД.

Ну, и зачем было вырисовывать эту сложную организационную загогулину? Какая разница, считается ли Меркулов самостоятельным наркомом под кураторством Берии или является его заместителем?

Разницы, конечно, нет. Да ее и не было, учитывая, с какой необыкновенной легкостью ведомства снова слились в одно. Интересно, их начальники хотя бы кабинеты ради приличия поменяли? Разделение было явно декоративным и преследовало какие-то свои цели. Но поскольку о целях можно только гадать, то этот вираж до сих пор считается сталинской «ошибкой». Особенно в том, что касается особых отделов[19].

В феврале 1941 года особые отделы были переданы в наркомат обороны, став 3-ми отделами в структурах НКО. Вираж странный, чтобы не сказать очень странный. Особые отделы являлись не только контрразведкой, но и структурой, надзирающей за армией, и передать руководство надзором тем, за кем надзирают… Это как если бы прокуратурой стал руководить начальник милиции. Тем не менее зачем-то ведь это было сделано. Только не надо говорить, что Сталин не понимал, что он творит!

Передача была примерно такой же, как разделение наркомата, – откровенно декоративной. Рядовых армейских контрразведчиков не стали даже переаттестовывать – они так и остались со своими гэбэшными званиями до воссоединения наркомата, когда 3 отделы снова стали особыми, и руководил ими все тот же майор ГБ Михеев.

Но вот функции у армейских контрразведчиков вырисовываются довольно неожиданные.

Михаил Мельтюхов написал большую статью: «Начальный период войны в документах контрразведки», где привел подлинные рапорты начальников этих самых 3-х отделов. Все нормально, все путем – особисты рассказывают, что они видели за первые недели войны. И вдруг…

Из спецсообщения 3-го управления НКО № 35303.

26 июня.

«Требуется усиление обороны Киева 2 зенитными артполками, 18 пушками 37-мм, 81 пулеметом крупного калибра, оной авиадивизией и соответствующим количеством снарядов и патронов»⁶¹.

Из сообщения зам. начальника 3-го отдела КОВО.

24 июня.

«Зенитные части обороны не имеют снарядов… 40 000 снарядов находятся на складе Нежин, около Киева. Командование приняло решение перебросить их вагонами, это займет 3 дня. Снаряды необходимо перебросить немедленно самолетами, повторяю, немедленно самолетами»⁶².

А интересные функции были у особистов в июне 1941 года, вы не находите?! Но это еще цветочки по сравнению с тем, что содержится в следующих сюжетах.

Из рапортов начальников 3-х отделов.

Первая неделя войны.

«Контрудар 12-го мехкорпуса 23 июня с. г. по существу сорван из-за отсутствии связи и контроля со стороны штаба фронта… 3-м отделом фронта для оказания помощи и улучшения связи высланы в армию на длительный период из аппарата 3-го отдела фронта 35 оперативных работников»⁶³.

«Через Военный Совет фронта нами принимаются меры к доставке боеприпасов в части различными путями»⁶⁴.

«В связи с тем, что с 22 в ночь на 23 из Белостока сбежали все работники НКВД и НКГБ, партийного и советского аппаратов, город остался без власти… Мною была сформирована оперативная группа при коменданте города, усиленная пограничниками, в Белостоке был восстановлен порядок с применением всех мер военного времени»⁶⁵.

То есть объем полномочий данных товарищей выходит за рамки армейской контрразведки так далеко, что из кабинета контрразведчика его пределов вообще не видно – вплоть до организации власти и снабжения боеприпасами. Кроме того, они умели все это делать, то есть имели соответствующую подготовку, которую тоже вряд ли давали на чекистских курсах.

И тогда возникает закономерный вопрос: а к какому подразделению НКО относилась военная контрразведка? Кому в руководстве наркомата подчинялись 3 отделы, если у них были столь разнообразные функции?

И тут нас ждет еще один сюрприз – впрочем, многое объясняющий. В статье приводится несколько имен. Вот они: начальник 2-го отдела 3-го управления НКО бригадный комиссар Авсеевич, начальник 3-го отдела Северо-Западного фронта дивизионный комиссар Бабич, начальник 3-го отдела 10-й армии полковой комиссар Лось. А начальник 3-го управления НКО майор ГБ Михеев успел-таки переаттестоваться и пребывал в звании дивизионного комиссара. И донесение свое он направил – кому бы вы думали? В полном соответствии со своим новым званием, начальнику Главного управления политпропаганды РККА товарищу Мехлису.

«Все страньше и страньше», как говорила девочка Алиса, попавшая в страну чудес. Да, с точки зрения обычной аппаратной логики между контрразведкой, снабжением и пропагандой ничего общего нет. Но сталинская логика – она не аппаратная, она трехмерная. Сталинская система власти, по правде сказать, совершенно безумна, но в советских условиях работала. Поскольку всеобъемлющий советский бардак регулярно ставил страну на грань полного хаоса, Сталин всегда и в любом деле старался иметь несколько дублирующих друг друга систем – в надежде, что хотя бы одна из них сработает. Причем системы замыкались не на ведомства, а на людей, которые меняли эти ведомства под себя так основательно, что их порой и узнать было нельзя. Лучший пример здесь, конечно, Берия, – но были и другие. В нашем случае ключевое имя – Мехлис.

До 21 июня 1941 года незабвенный товарищ Мехлис являлся наркомом государственного контроля. Наркомат этот был создан лично Сталиным еще в годы гражданской войны, вождь считал его (как и контроль вообще) важнейшим для государственного управления и ставил на этот пост людей не просто доверенных, а сверхдоверенных. Кроме собственно контроля, наркомат перед войной являлся еще и кадровым резервом на случай чрезвычайной ситуации, откуда можно было без ущерба для дела черпать высококвалифицированных специалистов.

Соответственно, и Главное политуправление РККА, которое Мехлис формально возглавил 21 июня (а на самом деле, по некоторым воспоминаниям, руководил ею, как минимум, с начала июня[20]) – совсем не та контора, какой она была до него и стала впоследствии. подчиненные Мехлиса образца 1941 года – это не замполиты («рот закрыл – рабочее место убрано»). Это комиссары.

Институт комиссаров в России был введен при Временном правительстве и сохранен большевиками, как несомненно полезный в смутное время. В Гражданскую их основной функцией, кроме политработы, являлся контроль за командирами на предмет измены, да и просто всяких вывертов широкой русской души (о «вывертах», кстати, хорошо рассказывается в повести Фурманова «Чапаев»).

Согласно «Положению о военных комиссарах РККА» от 15 августа 1937 года, кроме собственно политической и воспитательной работы:

«…3. Военный комиссар наравне с командиром (начальником) отвечает за политико-моральное состояние части, за выполнение воинского долга и проведение военной дисциплины всем личным составом части снизу доверху, за боевую, оперативную и мобилизационную готовность, за состояние вооружения и войскового хозяйства части (соединения, управления, учреждения ипр.)…

5. На военного комиссара возлагается обязанность строжайше следить за точным исполнением всеми работниками части (соединения, управления, учреждения и пр.) всех приказов, инструкций и положений, относящихся к сохранению военной тайны.

8. Для успешного выполнения своих обязанностей военный комиссар должен непрерывно совершенствовать свои военные знания…

10. Военный комиссар вместе с командиром (начальником) аттестует командный и начальствующий состав части (соединения, управления, учреждения и пр.) и составляет на каждого из них подробную политическую характеристику. Аттестации подписывает командир (начальник) и военком части (соединения, управления, учреждения и пр.).

Назначения и представления к назначению, к награждению и присвоению очередных военных званий, а также смещения командного и начальствующего состава производятся командиром (начальником) и военным комиссаром совместно.

12. Все приказы по части (соединению, управлению, учреждению и пр.) подписываются командиром и комиссаром…».

обратите внимание: комиссар следит за выполнением воинского долга не просто личным составом части, а сверху донизу. То есть – и командиром в том числе.

Командиры, естественно, таким положением дел были недовольны и всю дорогу вели борьбу за единоначалие. Институт комиссаров то отменялся, то появлялся, когда армия становилась ненадежной. Он был введен 10 мая 1937 года в связи с «делом Тухачевского», отменен в 1940 году и снова появился 16 июля 1941 года.

Вводить его заблаговременно было нельзя по нескольким причинам. И чтобы не злить армию – военные встретили бы такую инициативу в штыки, и чтобы не обнаружить слишком явно подготовку к войне. Ввести 21 июня значило открыто выразить недоверие военным, что тоже не есть хорошо. Однако правительство не могло не учитывать возможность разгрома и деморализации армии. И вот вопрос: а кто выполнял комиссарские функции до 16 июля? А кто подчинялся Мехлису, тот и выполнял – кто же еще?

До 16 июля ему подчинялись, кроме собственно замполитов, еще и 3-и отделы, то есть особисты, которые имели полномочия, далеко выходящие за границы контрразведки. А когда институт комиссаров появился, чекисты (на следующий же день!) сделали под козырек и вернулись на Лубянку.

Однако после воссоединения наркомата у особистов все равно оставалось двойное подчинение. Как контрразведчики они подчинялись НКВД, а по линии контроля и осведомления – вышестоящим комиссарам.

Кстати, при новом разделении наркомата весной 1943 года особые отделы были снова выведены в наркомат обороны. Но теперь они подчинялись лично наркому, которому и так в Советском Союзе подчинялось все. И функции у них были те, какие и положено иметь военной контрразведке – после Сталинграда надобность в комиссарах миновала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.